Бельканто на крови

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍7

Утром губа распухла, трещинка запеклась кровью, а челюсть едва двигалась. Холёная юношеская рука оказалась тяжёлой. Барон отказался выходить к завтраку. Потребовал принести каши и съел её в постели за балдахином. Потом захотел ванну, и Юхан приволок кадушку и долго носил вёдра с горячей водой. Других слуг Эрик позвать не разрешил.

Он лежал в воде, размышляя о вчерашнем, пока Юхан тёр мочалкой его спину, руки и ноги.

— Ты подсматривал?

— Да.

— Я был слишком груб?

— Нет.

— Почему же он меня ударил? Я даже не сделал ему больно!

— Не знаю. Может, он случайно вас стукнул?

— Нет. Он сначала предупредил.

— Значит, ему противно быть с мужчиной. Не всем же нравится, — рубанул Юхан.

Эрик задумчиво шевелил в воде пальцами ног. Ему казалось, от него ещё пахнет сладким миндалём, — только теперь горьким.

— Так противно, что и потерпеть нельзя?

— Ну да. К примеру, взять меня. Я бы не терпел.

— Ох! — засмеялся Эрик одной стороной рта, чтобы не беспокоить трещину. — Признавайся, шельмец, ты думал об этом?

— Нет, господин! Я люблю вас всю жизнь, но это чистая любовь! Пожалуйста, не надо меня дразнить, — Юхан состроил жалобное лицо.

— Любая любовь, обращённая к хозяину, является чистой, — поучительно изрёк барон. — Подготовь одежду, пойдём в гости к Агнете, у неё поужинаем. Не могу я садиться с ним за один стол, боюсь глупостей наделать.

Агнета сразу увидела синяк на губе, но подступила с расспросами только после ужина, когда маленькая Линда отправилась спать. Растущая без отцовского внимания девочка трогательно привязалась к маминому другу, и он отвечал ей взаимностью. Порой Агнете казалось, что Эрик — настоящий отец Линды: так легко и непринуждённо складывалось общение между семилетним ребёнком и мужчиной на двадцать лет старше. А может быть, ей не казалось, а хотелось так думать. Невезучий герр Гюнтер утонул на шхуне, перегруженной солью, вскоре после рождения желанной наследницы. Иногда Агнете снилось, как он плавает в соляном растворе наперегонки с тощими балтийскими муйкками. Она просыпалась от холода и натягивала одеяло до подбородка, размышляя над тем, что ей нужен новый муж, а девочке — отец. Линда Линдхольм, маленькая баронесса… Как было бы замечательно!

Они сидели на бархатном диванчике в гостиной и пили подогретое с пряностями вино. Несколько свечей мерцали на столике и отражались в оконных стёклах, по старому обычаю не занавешенных шторами. Честным людям скрывать нечего. Впрочем, окна выходили во внутренний дворик, где только буйные заросли сирени могли наблюдать за тайной жизнью вдовы. Вечерние посиделки с бароном, даже учитывая их невинный характер, были самой приятной частью этой жизни. Другие мужчины её не посещали.

Какой бы недалёкой она порой ни выглядела, её природная проницательность часто восхищала Эрика.

— Ваша губа, ваша милость… Она как-то связана с молодым итальянцем?

Эрик взбил локтем подушки за спиной и устроился поудобнее. В руке он покачивал тёплый стакан. Его вчерашняя злость и утренняя растерянность — два чувства, одинаково ему несвойственные, — растворились без следа, уступив место привычной самоуверенности. Так на него действовали вино, вкусная еда и дружеское женское внимание.

— Вы угадали, моя дорогая Агнета. Это он разбил мне лицо.

— Какая неслыханная дерзость! Кто бы мог подумать, что мальчик способен поднять руку на человека вашего положения. Вы наказали его?

— Нет. И он не мальчик, просто выглядит моложе из-за грима.

— Вот как? И почему вы его не наказали?

— А вы как думаете?

Глаза Агнеты блеснули:

— Ах, опять вы спрашиваете! Почему вы никогда прямо не рассказываете о своих приключениях, а всегда спрашиваете, что я о них думаю?

Барон придвинулся ближе, сминая коленями пышную юбку:

— Потому что мне интересно, что вы обо мне думаете. Вы — единственная, кто способен честно со мной говорить. Вы не скрываете своих мыслей и откровенно меня порицаете, когда я того заслуживаю.

Вдова потупилась, глубоко вздыхая:

— Нет-нет, я не порицаю вас, просто…

— Что?

— Просто я хочу понять, почему вы ищете развлечений с мужчинами, в то время, как… многие женщины не отказали бы вам, — она едва смогла закончить фразу. Грудь бурно поднималась и опадала в глубоком вырезе корсета. Мелкие жемчужинки ожерелья прилипли к влажной коже.

— Именно поэтому, моя дорогая, — шепнул Эрик в розовое ушко. — Слишком предсказуемо. Меня же привлекает риск, игра, противостояние.

— Разве женщина не может это предложить?

— Увы! Женщины предпочитают не рисковать, если ставки слишком высоки. И не любят играть, если не уверены в победе. И они не склонны противостоять желаниям мужчины — такими их создал бог.

Агнета так внимательно слушала, что забыла о смущении. Она подняла голову, всматриваясь в блестящие глаза Эрика.

— А мужчины?

— А с мужчинами это каждый раз противостояние. Дуэль, если угодно. Ставки высоки, риск огромен, а правил в игре нет. И ты никогда не знаешь, насколько сладкой будет победа, потому что с мужчиной даже победа может горчить как поражение, а поражение может подарить минуты постыдной сладости. Вы понимаете, о чём я?

Разумеется, она понимала. Её щеки горели огнём, а губы подрагивали:

— А что для вас самая сладкая, самая желанная победа?

Эрик задумался, вспоминая свои немногочисленные интрижки, в которых не было ни игры, ни особого риска, а в качестве ставки выступала скучная пряжка для плаща.

— Самая сладкая победа — когда мужчина добровольно отдаёт тебе своё тело и своё честное имя.

— Некоторые женщины тоже готовы рискнуть своим честным именем и… и телом.

— Нет, моя дорогая. С вами я играть не буду. Я слишком люблю вас, Агнета.

Он потянулся и прижался разбитым ртом к её пряным губам, запечатлевая томительный целомудренный поцелуй.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Так почему я не наказал Маттео, как вы думаете? — лукаво спросил он.

— Вы ещё не наигрались с ним? — предположила Агнета.

— Я ещё и не начинал.