Оборотень спокойно шел к дверям кормильни и всем видом выражал довольство. Конечно! Обманул глупую девушку, можно теперь геройствовать. А она, дура, повелась! Разинула рот на дармовщинку. Наивно было думать, что тебе отдадут целый мешок орехов по цене одного.
Но Бёрк растерялась только на мгновение. От наглости оборотня ее глаза налились кровью, а в груди распустился клубок злости. Если бы кто-то сейчас мог почувствовать ее эмоции, ни на минуту бы не усомнился в принадлежности Бёрк к оркам. Только они могли так всецело отдаваться злобе. Не задумываясь о последствиях, девушка схватила с земли большущий камень и со всей дури запустила его в обманщика. И ровно через секунду Бёрк уже катилась по земле.
Оборотни обладали чутьем и скоростью, невозможной для человека. Камень еще не ударил, а Гелиодор уже ощутил его приближение. Но все рано, заряд добрался до него и попал точно в цель, громко щелкнув о затылок волка. В мгновение Гел развернулся, оттолкнулся ногами и, одним махом перелетев перила, свалился на орчанку. Та не выдержала удара и опрокинулась на спину.
Гелиодор растерялся — он впервые не рассчитал силу прыжка. Орченок оказался таким легким, что сразу свалился на спину. Вдвоем они прокувыркались несколько метров и по инерции оборотень ткнулся носом в зеленую шею. Из-за пазухи Бёрк, словно прорвавшись сквозь зеленое марево орочей вони, выскользнул золотой стебель ее истинного аромата. Пытаясь подняться, Гел полной грудью вдохнул этот запах, и в этот момент мозг оборотня словно отключился. Гелиодор перестал двигаться и только тяжело дышал. Его ноздри трепетали, жадно ловя раскрывшееся благоухание орчанки.
При падении из легких Бёрк выбило дух, а на глаза сразу навернулись слезы. От сильного удара она чуть не потеряла сознание. С головы слетела шапка, и волосы, скрученные узлом, растрепались и смешались с мелким сором. Орчанка попыталась пошевелиться и хватала ртом воздух. Из-за навалившейся сверху туши не получалось вдохнуть даже глоток воздуха. Пальцами скребла по земле и не находила опоры, возилась, пытаясь выбраться, и из последних сил толкнула тяжёлую тушу.
Оборотень сдвинулся чуть-чуть и повернул к ней лицо. Его глаза, до этого темно-карие, теперь стали желтыми и словно светились изнутри. Черный зрачок сузился и вытянулся вертикально, отчего стал походить на драконий. Ноздри жадно раздувались — оборотень обнюхивал девушку, как голодный зверь. Из горла двуликого вырвался низкий рык.
«Сейчас обернется зверем и сожрет меня», — Решила Бёрк и от страха жалобно запищала. Снова попыталась освободиться. Тщетно.
Гел схватил Бёрк за грудки и, встав, одним плавным движением поднял и ее. Развернулся, прошел обратно к веранде, волоча за собой испуганного «врага». Без слов толкнул девушку спиной к перилам и вплотную прижался к ней всем телом. Словно припечатал.
Тщетно пытаясь вырваться, Бёрк снова трепыхалась в его руках, словно маленькая взъерошенная птичка, попавшая в силки. Это сильно нервировало оборотня, который просто хотел наслаждаться восхитительным ароматом, взявшим его волю в плен. Раз за разом он жадно вдыхал чудесный запах непонятного существа, точно не орка. Одно стало ясно теперь: это самка. Гел хотел узнать больше и попытался прижаться носом к ее шее, но Бёрк от страха сильно дергалась и пищала. Чтоб успокоить пленницу, оборотень вытащил из кармана орех и сунул в ее раскрытый рот. Незнакомка опешила и замолчала. Почмокав губами, она наконец расслабилась. Маленькие челюсть заработали, и оборотень услышал, как, довольно мыча, она разгрызает орешек.
Страх Бёрк отступил, как только по языку растеклись первые нотки сладости. Она замерла, в полной мере осознавая всю важность момента — впервые ведь ест орех водяного мака! Мечта сбывается прямо здесь и сейчас. От наслаждения Бёрк зажмурилась и не спеша перекатила во рту неровный шарик. Ей вдруг стало все равно, что собирается делать оборотень, в голову пришла мысль: «Если двуликий сейчас станет зверем и убьет меня, то я умру абсолютно счастливой».
Теперь Гел мог спокойно обнюхать находку. Аромат говорил… нет, он рисовал её… Самка. Взрослая, еще молодая, но к какому народу принадлежит — он, хоть убей, понять не мог. Таким привлекательным запахом ни одна встреченная им раньше особь не обладала. Неясно…Ничего даже близко похожего Гелиодор раньше не чуял. Всеядная… Относительно здоровая, но не сильно… Чистая. Кислоты старого пота не было, на коже остался только легкий оттенок мыла. Свежесть… Созревшая для постели и размножения самка… Сладость…
Новый незнакомый запах затягивал. Гелиодор, разжимая кулаки, словно отпускал себя, отдаваясь инстинктам. Жадно припал к шее девушки. Теперь доступ был свободней. Жадно вдохнув, прислонился лбом, потерся носом. Кожа Бёрк показалась ему прохладной и чуть влажной. От страха орчанка покрылась испариной, и это усилило ее аромат. Гелиодор намотал на руку длинные растрепанные волосы и потянул, заставив ее откинуть голову назад. Из косматого воротника показалась тонкая зеленая шея. Она манила оборотня пульсирующей жилкой. В этот момент Гел не задумывался о своих действиях, находясь во власти инстинктов. Лизнул… Шероховатым языком чувствительно прошелся по нежной коже.
Бёрк стало щекотно, она глупо хихикнула и дернулась в сторону. Оборотень, удерживая, сжал волосы девушки сильней и прижался к ней ртом. Бёрк замерла и нервно проглотила остатки прожёванного ореха. «Неужели все же съест?»— Промелькнуло в голове.
Но волк не пустил в ход зубы, он работал губами. Медленно, словно смакуя, втянул в рот немного кожи и начал посасывать. Орчанка от удивления задержала дыхание. По шее рассыпалось острое покалывание, словно на кожу падали искры от костра, жаля, но не обжигая. По всему телу расползлась сладкая истома, как перед сном. Руки сами вцепились в рубашку оборотня и наткнулись на твердые мышцы живота. «Да он как железный!» — удивилась Бёрк и заинтересованно стала щупать кубики пресса.
Гелиодора прижался сильнее и, хрипло застонав, немного прикусил ее. Бёрк встрепенулась и ойкнула.
«Все-таки сожрет!» — И сердце от страха ударилось о ребра.
Гелиодор почувствовал ее испуг и неохотно разжал зубы. Поднял голову и открыл зажмуренные глаза. Взгляды оборотня и девушки встретились. В желтых светилось неприкрытое желание, синие затопило любопытством. Не разрывая зрительного контакта, оборотень немного склонил голову набок и, боясь спугнуть свою жертву, стал приближатся к ней. Их дыхание смешалось. Бёрк почувствовала, как от оборотня повеяло обволакивающей свежестью леса. Запах мужской, крепкий и чувственный. А его губы становились все ближе и ближе… Коснулись ее щеки совсем рядом с губами — там, где прилипла крупинка карамели. Легкое, чуть ощутимое прикосновение… и влажный язык щекотнул, слизывая песчинку. Жадно сглотнул.
Гелиодор почувствовал мед с орешка и, тяжело вздохнув, прижался к девушке сильнее. Орчанка не двигалась, заворожено ожидая, что будет дальше. Дышала, казалось, через раз…
Незаметное движенье в сторону и… он тронул ее губы. Осторожно… Медленно… Сначала легкое прикосновение, еще раз… Лизнул. Да, на губах тоже остались крупицы карамели. Одна, две… Закончились… Осталась только ее собственная сладость. Дурманящая, полностью сносящая разум. Прижался смелее. Почувствовал отклик. Дыхание девушки участилось, губы приоткрылись. Славно… Наглея, толкнулся в ее рот языком.
Тонкая нотка страха, горчинкой портившая ее запах, отступила. Обоняние волка поймало первые вспышки возбуждения. В трехмерной проекции ароматов кожа девушки словно блеснула вспышками алого. Звериная сущность Гелиодора встала на задние лапы и победно завыла.
«Теперь ты моя», — колыхнулось в сознании.
Буря чувств накрыла с головой, и у Бёрк подкосились ноги. Не привыкшая к прикосновениям и ласкам, не знавшая до этого поцелуев, она словно потерялась в пространстве. Хорошо, что оборотень крепко прижимал ее к перилам, а то бы непременно упала. Её руки сами собой взметнулись и обхватили мощную шею мужчины. Он отпустил ее волосы и, поддерживая, обнял за талию. Поцелуй стал смелее. Глубже. Ярче. Полностью отдавшись инстинктам, Бёрк просто повторяла движения оборотня. Смущения не было совсем, только удовольствие от вкуса незнакомца. И наслаждение…
Их языки соприкоснулись и, порхая, сплетались друг с другом. Изучая, блаженствуя, жаля. Мир вокруг перестал существовать.
Все народы знают, что оборотни очень любвеобильные, и Гелиодор не был исключением. Сколько и кого побывало в его постели, он давно перестал считать. В юности он не особо заморачивался с ухаживаниями и чаще бывал с продажными девками. Все с ними происходило быстро и взаимовыгодно. С возрастом Гел нашел прелесть в соблазнении. Охотничий инстинкт заставлял его выбирать цели посерьезней и преследовать, добиваясь победы. Насытившись, он шел дальше. Самки расстраивались, но понимали, семью с оборотнем не создать, потомства от них не бывает, а Последние годятся только для хорошей драки и жаркой ночи.
В общем, опыта в поцелуях, а он любил целоваться, у него было много. Губами Гелиодор мог легко довести самку до блаженства.
А эта… Тут он был первым, это точно. Неумелый ответ расстроил — девушки, знающие, что делать в постели, нравились Гелу больше. Потом забавно хватающий его губы ротик, развеселил. Целуя, она словно пыталась его съесть. Но мокрые и старательные ласки самочки так разожгли кровь, что стало не до смеха. Хотелось в койку. Немедленно. Сейчас! Вклинившись между ее ног, оборотень настойчиво потерся пахом, прикидывая: взять ее прямо тут или оттащить в ближайший сарай? Судя по стонам и выгнутой спине, девчонка будет согласна на любой вариант.
Полностью отдавшись ощущениям, они не заметили появления другого оборотня. Зеленоглазый здоровяк тихо вышел из кормильни и растерянно огляделся в поисках вожака. Это был Тумит. Сердце его не вынесло переживаний, и он решил составить компанию проигравшемуся в хлам альфе. Денег он ему обещал не занимать, но угостить кружечкой хмельного напитка велели сами небеса.
Ветер сразу растрепал его волосы, и рыжая волна закрыла весь обзор. В руках оборотень держал две огромные кружки, наполненные медовухой, поэтому не смог сразу убрать волосы с глаз. Пришлось осторожно взять выпивку в одну руку. Когда, широкой пятерней зачесав пряди за ухо, Тумит моргнул и осмотрелся, прошел вдоль стены и удивленно хмыкнул, принюхиваясь. Обоняние выдало присутствие Гелиодора, альфа совсем рядом. Но где? Что за шутки?
До слуха донеслась тихая возня. Что это? Крысы?
Тумит прошел к краю террасы и, перегнувшись через дряхлые перила, посмотрел вниз. На минуту от увиденного он застыл, словно превратился в каменный столб. Лицо полузверя вытянулось в растерянной гримасе отвращения и удивления. Он попытался что-то сказать, но только смешно засипел. Потом поперхнулся, прокашлялся и наконец возмущенно заорал:
— Гелиодор! Брат! Что ты творишь?
От крика постороннего крепко сплетенная парочка замерла, но не разорвала объятья. Медленно, нехотя, Гелиодор оторвался от орчанки. К нарушителю покоя они повернулись одновременно: Гел обескуражено, а Бёрк недовольно.
— Тумит? — отозвался Гелиодор.
Вид у оборотня был растерянный, словно ему не дали отоспаться после славной пьянки.
— Гелиодор! Что. Ты. Творишь? — переспросил Тум.
— Эээ… — протянул Гел и вопросительно посмотрел на Бёрк, как бы прося помощи с ответом.
Та сама не разобралась в происходящем и потому лишь пожала плечами.
— Ты? Ты! Целовал орчонка? — Рыжий быстро сбежал по ступеням и рывком оттащил альфу от зеленого чуда. На лице Тумита было написано отвращение вперемешку с непониманием. — Детеныша!
Гелиодор сначала немного заартачился и даже рыкнул на наглого оборотня, но, поняв ошибку брата, сразу подобрел.
— А-а-а, это, — пьяно усмехнулся Гел и махнул рукой. — Да она взрослая.
Тумит недоверчиво осмотрел Бёрк с ног до головы, а потом прошелся по ней взглядом еще раз в обратном направлении. Гелиодор тоже осмотрел девушку, будто только что увидел ее в первый разе. Дурманящий запах Бёрк растворился в вони старого орка и перестал очаровывать. Пелена наваждения ослабла, и альфа начал здраво оценивать «красоту» случайной избранницы.
— Взрослая? — не поверил Тум. — А почему такая маленькая?
— Я болела! — быстро ответила Бёрк.
Она говорила чистую правду, ведь ее рост остановился после нападения Фуча. С тех пор, как с нее начала выходить кровь, все силы тела пошли на восстановление — так считала Бёрк.
В отличии от оборотня, который, кажется, начал раскаиваться в содеянном, она ни о чем не жалела и была не прочь продолжить. Целоваться ей очень понравилось. Хотелось еще…
— Она болела… — неуверенно подтвердил Гелиодор.
— Ты целовал больного орчонка! — ужаснулся рыжий.
Если бы в этот момент его руки не были заняты другом и выпивкой, он наверняка схватился бы за голову, а так, оборотень просто покачал ею и стал пятится назад, поднимаясь по ступенькам террасы.
— Да говорю тебе, она взрослая, — продолжил оправдаться Гелиодор и шел за ним как на поводке.
Его голова все еще была охмелена запахом странной самки. На верхней ступеньке он обернулся к оставшейся внизу Бёрк, в его взгляде было удивление и вопрос. Словно он спрашивал себя: как так?
— Конечно-конечно, — ехидно кивнул брат. — Взрослая больная орчиха ростом с наперсток. Как хорошо все у тебя сложилось. Только вот до этого дня, альфа, я ни разу не слыхал, чтоб орки болели карликовостью. — Аргумент был железный. — Это ты, Гел, просто от скуки сходишь с ума, вот что получается. Поймал что попало и… — Тумит вспомнил, как жадно облизывал альфа зеленую мелочь, и сплюнул. — Но хорошая еда и выпивка за мой счет вернет разум в твою голову.
Он еще что-то бубнил, но, сунув кружки Гелиодору в руки, распахнул дверь харчевни и мощным хлопком по спине втолкнул его внутрь.
— Тум, убирайся! — долетело до орчанки перед тем, как дверь захлопнулась.
У Бёрк было ощущение, словно ее вырвали из невероятного сна. Такого прекрасного, что раньше ничего подобного ей даже не снилось. Настолько восхитительного, что хотелось нырнуть в него обратно и продолжить нежиться в нем, бесконечно долго…
Она стояла у крыльца веранды и с надеждой пялилась на закрытую дверь. Может, он бросит своего друга и вернется? Выберет между компанией себе подобных и поцелуями? Ему ведь тоже понравилось. Не могло не понравится… Она ведь чувствовала… Ну это самое… Возбуждение… Ответ его тела. Он хотел… Большего. Щеки девушки покраснели от этой мысли, и она приложила к ним холодные ладони. Что происходит между разнополыми особями Бёрк знала, Полли объяснила ей на примере животных. И этот оборотень хотел от неё именно этого. Большего. Спаривания. А она? Была не против. И даже очень за! Хотя не сегодня… Неизвестно когда… Но точно не против!
Бёрк не двигалась с места и продолжала прожигать взглядом дверь, но та не двигалась. «Нет, он не выйдет». Словно подтверждая ее мысль, в харчевне раздался дружный взрыв мужского хохота. Там было весело. Веселее, чем тут. Веселее, чем ей. Может, пойти посмотреть, что так развеселило оборотней?
Девушка даже сделала шаг вперед. Нет! Там Татимир, а он запретил ей приходить. Если сделать наперекор, с него не станется выволочь ее из кормильни за ухо. А потом еще наябедничать отцу.
— Да, наверняка наябедничает, — вздохнула Бёрк. — Тут лучше пока не показываться. — Нехотя развернулась и вяло поплелась домой. Давно пора. Если отец вернется раньше и не застанет ее в кровати, то отстегает прутом, а седалище еще чесалось после вчерашнего. — Упертый Татимир! — Бёрк оглянулась на харчевню.
На втором этажа в свободных номерах шторки были отдернуты, и окна темнели голой пустотой. Точно так, как она оставила их вчера после уборки. Это значит… оборотни не поселились в их гостинице. Точно! Что там говорили Ретик? «Становятся лагерем у нас на опушке», — услужливо подсказала память.
На опушке. Далеко от посторонних глаз. Там, где не видит Татимир и отец.
— Ведь оборотня можно встретить не только в харчевне. — Бёрк ускорила шаг. — Они бывают и в других местах. — Почти побежала, окрыленная новой мыслью. — На речке, в лесу. Им ведь нужна вода. И хворост для костра! — весело пропела. — И им наверняка понадобятся услуги прачки и швеи!
Девушка уже не шла, бежала вприпрыжку, как развеселая коза. Душа наполнилась сладкой истомой, словно в преддверии большого праздника. Она с оборотнем еще встретится! Непременно встретится! И обязательно будут целоваться… Сердце сладко замирало в груди от этой мысли.
Бёрк была не особо искусна в общении. Да и с кем тут общаться? Одни старики да одинокие гномы. Но девушка не была ни глупой, ни наивной и трезво оценивала свою внешность. Немного поразмыслив, она поняла, почему оборотень накинулся на неё. Запах! Ему понравился ее запах! Одурманил оборотня. Вспомнились его глаза, наполненные желанием… Он так жадно обнюхивал ее кожу! И это несмотря на то, что вся ее одежда пахнет отцом — Бёрк чувствовала этот запах. Интересно, что будет если его на ней совсем не останется? Интуиция подсказывала, что двуликому это будет по душе.
— Завтра вымоюсь и переоденусь во все чистое, а потом пойду в их лагерь, — решила Бёрк. — А что такого? Я всегда хожу к постояльцам, предлагаю стирку и штопку. А потом мы встретимся и… он не отойдет от меня ни на шаг.
В ней довольно встрепенулось женское начало. Бёрк была уверена, что никто из женщин не волновал оборотня так, как она. Это было понятно по его растерянной и удивленной ряхе. Только вот что надеть? Эту меховую куртку она носила половину года — все время, пока было холодно. Ничего другого из верхней одежды просто не было.
Входя в свой дом, Бёрк мучилась извечным женским вопросом, никогда не тревожившим ее раньше:
— Что надеть?
Сфеноса еще не было. Хорошо. Сняла меховою куртку, повесила на деревянную вешалку, прибитую отцом у входа. Он с любовью выстругивал каждый крючок из березовых колышков, пытаясь придать им форму животных. На жильцов ветхой хибарки должны были смотреть медведь, волк, лиса и заяц. Но большие руки орка были больше привычны к топору, чем к резцу, и вышло так, как вышло. Неуклюжие, разного размера, только отдаленно похожие на зверей, но от этого еще более любимые морды надежно держали и козью шубейку Бёрк, и отцовскую овечью дубленку.
Девушка ласково пригладила встопорщенный черно-белый мех своей шубки. Настоящее богатство, доставшееся ей почти даром. Она бы до сих пор одевалась в старую тесную курточку из облезших зайцев, но вмешалась удача. Вернее, для неё удача, а для козлика…
Наглая животина, забодавшая весь хутор и погрызшая не одну грядку с капустой, долго пользовалась привилегиями своего хозяина. Никто не решался как следует отмутузить козлину, из-за страха перед Татимиром. Но всему приходит конец, и однажды удача отвернулась от разжиревшего козла. В позапрошлом году он вконец обленился и перестал обгуливаться свое блеющее семейство. Возмутительно! Ведь для того его и держали. В итоге мясо наглеца хозяин пустил на еду для постояльцев. А что делать со шкурой? Ну, не выбрасывать же? Рядом крутилась Бёрк, а стены в гостинице совсем посерели от времени и отирающихся об нее квартирантов.
— Ты посмотри, какая вещь! — расстелив на скамье выделанную шкуру, Татимир предложил Бёрк сделку, выгодную со всех сторон. — Всего и нужно что побелить стены. Даю целую неделю на работу. И подгонять не буду.
Ох и напрыгалась она тогда на стремянке вверх и вниз, пока белила комнаты и коридоры! А как болела спина после тяжелых ведер. Еще известью кожу на руках разъело до самого мяса, и язвочки долго не заживали. Но здоровенной шкуры козла, хватило и на шубу, и на головной убор.
Бёрк сшила их сама, изрядно исколов пальцы о толстую кожу. Очень боялась испортить. Долго вымеряла и высчитывала, потом сшила по меркам сначала подкладку из мешковины и только потом решилась раскроить шкуру. Теперь ей был не страшен ни снег, ни ветер, ни дождь. Вода стекала по длинной шерсти и не давала девушке промокнуть. Красота!
Бёрк наклонилась и понюхала — не остался ли на шубе запах оборотня? Непонятно. Кажется, нет. Пахло козликом и Сфеносом. Свежего запаха леса, которым веяло от красавца-оборотня, не ощущалось. С обонянием у Бёрк было не очень, но отец ненамного лучше неё чуял запахи. Так что он не узнает.
Бёрк растопила печь и поставила на огонь кастрюлю с замоченной со вчерашнего дня чечевицей. На обед собиралась сварить похлебку из вяленой рыбы и зелени. Пожелтевший укроп, петрушка и сочный базилик дожидались своей очереди на выскобленном до белизны столе. Это были остатки урожая, не прибитые еще морозом. Рыба висела связками в холодной кладовой. Они заготавливали ее с отцом сами, благо речка текла бесплатно.
Девушка двигалась быстро. Следовало поторопится с едой, если она хотела успеть к приходу отца. Кожа и крупные рыбьи кости полетели в огонь, обрезанные корешки и сухие веточки следом. А пока похлебка кипела, насыщаясь наваром, можно было заняться нарядом на завтра.
Старая заячья куртка лежала в плетеном сундуке. Бёрк заглядывала в него редко, обычно перед праздниками или когда шила себе новую одежду. Тут были и отданные доброй Полли обноски, и лоскуты из старой уже негодной одежды. Вещей было мало. «Так-так, что тут у нас? Куртка». Бёрк встряхнула ее и придирчиво повертела в руках. Серая и почти лысая кожа сильно полопалась. На сгибах появились дыры, через которые виднелась подкладка. Даже легкий ветерок продует, но ведь сейчас не зима. Ну улице приятно, а в солнечный день даже тепло.
— Ну, попробую…
Бёрк стянула с себя толстый свитер и осталась в одной сорочке. Надела куртку. За годы вещь слежалась и загрубела, но в целом…
— Если на тонкую рубашку, то вполне… — решила Бёрк и поводила руками.
Вещь жала под мышками и впереди — грудь выросла, того и гляди пуговицы вырвет. Придётся перешить их на самый край и, пожалуй, добавить штуки три. Чтоб понадежнее.
— А на голову… — Бёрк наклонилась к сундуку. — Это!
Расправила яркую ткань. Полли отдала, а ей материю подарил кто-то из поклонников. «Бери, — щедро делилась повариха. — Вещь хорошая, дорогая, сама бы носила, только к цвету моих глаз не идет, — и она поднесла к лицу шерстяной квадрат. — Видишь?»
Да, грязно-розовый сразу подчеркнул чуть заметные морщинки у глаз и как-то странно оттенил ее кожу, и пышущая здоровьем гномка сразу стала смахивать на старуху. А синие цветы, нарисованные в центре отреза ткани, были так небрежно размыты на ядовитом фоне, что казались просто кляксами.
Подарок был местью. Отвергнутый кухаркой поклонник, специально преподнёс на прощанье самую страшную вещицу, какую ему удалось найти. Даже Бёрк, никогда не обращавшая внимания на свою одежду, и та отложила его в сторонку и не трогала.
Но сейчас выбора не было. Шапка пахла отцом, а другой нет. А с непокрытой головой было еще хуже: от зеленой краски серенькие локоны Бёрк стали жуткого оттенка.
— Нет, уж лучше платок, — решила Бёрк, смотрясь в зеркальце. — Наряднее.
Платок — единственная вещь, не сшитая ею, а купленная на ярмарке. Значит, дорогая. Оборотень оценит.