Берк. Оборотни сторожевых крепостей

8. Гелиодор

Как он и ожидал, гномий хутор оказался дырой на краю света. Хотя даже слово «дыра» было слишком громким для этого места. Так, точка на береговой линии, похожая на орочий плевок. Десяток разваливающихся хибар, скрипучая мельница на реке да дешёвая харчевня. Тишь и покой. Унылый пейзаж для привычного к городской суете воина.

Оборотень в который раз подивился: каким образом его сюда занесло? как можно было согласиться на эту гнилую авантюру?

— Через пару дней я сдохну тут от скуки, — обреченно произнес Гел и тяжко вздохнул.

Здесь не было абсолютно никаких развлечений. Речка, редкий лес с одного краю и захудалая гостиница с десятью номерами, в которую они даже не стали заселяться. Нет даже шатра с веселыми девочками, а ведь этого-то добра хватало на всех дорогах. Как вообще можно жить, не спуская пар в койке? И на кой пень гномы решили построить свои лачуги в этом месте?

Гел вышел из душного зала кормильни через черный ход и громко хлопнул дверью. Неизвестно откуда взявшийся гвоздь тут же зацепил его куртку и продрал на ней прореху.

— Что за напасть? — сплюнул оборотень.

Вот так с ним всегда: если случалась неудача, то следом, как приклеенная, тянулась другая. Черная полоса началась сразу по приезде в этот тупик Широких земель. Сначала место, на котором он поставил палатку, оказалось заросшей травой лужей — пришлось снимать и переставлять выше. Потом харчевник отказывался наливать в долг. Даже под честное слово оборотня. Это было обидно для альфы, и оправдание «я вас не знаю» ситуацию не сглаживало. После Гел, с дуру, сел играть в кости с напыщенным эльфом, остановившимся в гостинице. Вообще, Гел считал всех эльфов напыщенными, словно раздутый индюк, но этот был особенно высокомерным и удачливым. Он тряс кости и надувался еще сильней, когда выигрывал. Гелиодор проиграл ему единственную монету, завалявшуюся в кармане.

Для полного букета не хватало чего-то еще. Словно услышав его мысль, порвалась куртка, на почин которой не было денег. Теперь придётся носить рванье.

Грустно вздохнув, Гелиодор вытащил из кармана штанов полотняный мешочек, в каких обычно продают хороший чай. Развязав шнурок, он запустил в него руку и вытащил крупный кругляш с золотистым поджаренным боком. Орехи водяного мака — то, что нужно для утешения.

Сладким зерном с ним поделился Тумит, щедро сыпнув из своих запасов. Гелиодор просил у него денег, но «друг» отказал.

— Не обижайся, альфа, но ты ведь понимаешь, что я делаю это ради тебя? Иначе истратишь всю будущую выручку, и твоя ненаглядная не пустит тебя в постель или сбежит с парнем побогаче.

— С каких пор ты так переживаешь за мою личную жизнь? — вздыбился Гелиодор.

— С тех самых, когда ты начал жаловаться на нее мне. Думаешь приятно обсуждать с тобой за кружкой медовухи бабью неверность, вместо того чтобы вспоминать наши славные битвы?

Гелиодор еще немного попенял брата за жадность, но тот остался верен себе и денег не дал. Альфа забрал угощение и, сохраняя гордый вид, вышел на задний двор. В харчевне ему теперь делать нечего. Размышляя о подлостях судьбы и дополнительном заработке, он не спеша поедал орехи… пока не почувствовал запах.

Действовать нужно было осторожно, за каждым поворотом Бёрк мог поджидать доносчик, готовый при встрече сдать ее отцу с потрохами. Не то чтобы гномы были злыми, просто разговоры о дочери были любимой темой у Сфеноса, и все встречные обязательно рассказывали старому орку, где встречали Бёрк и чем она в то время занималась. Потому она, не то, чтобы кралась, но двигалась медленно и осторожно. Конечно, она не пошла на главный порог харчевни. Еще чего! Татимир первым поймал бы ее за ухо и отвел домой. Бёрк еще раз вспомнила его приказ и настороженное лицо. По всему выходило, что в свою сказочку про оборотня-оркоеда он сам верил. Это немного пугало, но отступать девушка не привыкла. Даже если так, она просто будет очень-очень осторожна. Не станет попадать на глаза, только посмотрит через окна на пришлых и сразу пойдет домой.

Бёрк обошла гостиницу дворами, проскользнула между дровником и конюшней. Огляделась. Прислушалась. Подкралась к старой длинной террасе, пристроенной к задней стене. Деревянные перила густо обвили виноградные лозы. Гроздья уже собрали, и только местами между скрученных листьев еще висели щепотки подсушенных ягод. Кусты хоть и пожелтели, но мешали смотреть в кормильню издали, и чтобы заглянуть в окна, придётся подняться на дряхлые ступени. Но сначала нужно убедиться в собственной безопасности.

Бёрк осторожно раздвинула лозы и изумлённо замерла. На залитой теплым солнцем веранде обнаружился волк! Ну как волк… Оборотень. Он сидел прямо на пыльном не крашенном полу и всем своим видом источал смертную скуку.

Оборотень был… невероятно хорош! В черных кожаных штанах, обтягивающих длинные ноги, в красной рубашке с воротом, расстегнутым до середины гладкой мускулистой груди. Широкие вышитые рукава подкатаны почти да локтей, на открытой коже рук виднелись шрамы и черные татуировки. На узких бедрах — пояс с медными заклепками. Оборотень положил руку на рукоять кинжала, вставленного в отделанные гравировкой ножны, пристегнутые к поясу. Черные и жесткие на вид волосы оборотня вились крупными кольцами и прикрывали уши, но не доходили волку до плеч. Нос с небольшой горбинкой, широкие скулы, пухлые чувственные губы и темные раскосые глаза, обведенные густыми длинными ресницами.

Засмотревшись, Бёрк как ребенок разинула рот. От красивой картинки в горле пересохло, и орчанка громко сглотнула. Нетерпеливо потянулась поближе и почти уткнулась головой в виноград. Восхитительный! Оборотень!

Он закинул ногу на ногу. Начищенные до блеска высокие сапоги поблескивали на солнце. Рядом валялась куртка из тонко выделанной кожи, на ней тряпичный кулек. Оборотень вытаскивал из полотняного мешочка орехи водяного мака. Внимательно оглядев, подбрасывал вверх, чуть запрокидывал голову и ловил ртом. Аппетитно хрустя, оборотень не спеша съедал орешек и снова повторял этот фокус.

Бёрк потеряла дар речи, что случалось с ней крайне редко. Причина была проста: перед орчанкой слились воедино две ее мечты. Первая — орешки! Покрытые глазурью, сладкие, хрустящие. О! Как бы она хотела съесть хотя бы один! Как мечталось ей узнать наконец, каков он на вкус, драгоценный лакомый кусочек.

Прошлым летом ночевать на постоялом дворе остановился ярмарочный обоз, и гастролеры поставили во дворе огромный разноцветный шатер. В нем установили столы, и ряженые в клоунов артисты продавали всякие безделицы, сувениры и диковинные вкусности. Местные гномы сбежались посмотреть на редкую невидаль, любопытная орчанка тоже крутилась рядом. Внутрь балагана ее не пустили — вход был платный, а у Бёрк тогда совсем не было монет. Но издали она смогла рассмотреть, как жарили на медной сковороде большие светлые орехи. Когда зерна потемнели и стали приятного янтарного оттенка, их полили особенным белым медом, собранным с горных акаций. От жара он становился твердым, словно стекло, и покрывал орех блестящей сладкой корочкой.

Орчанка не была избалованна едой, всю жизнь ее преследовал голод. Еда доставалась ей самая простая, и даже пирог с вишней был для неё деликатесом. Слов «шоколад» и «карамель» Бёрк и вовсе не знала. Запах, исходивший тогда от лакомства, чуть не свел её с ума. Слюна наполнила рот и чуть ли не капала на пол. Она смотрела на горку блестящих шариков как загипнотизированная и готова была пойти на преступление, только бы съесть хоть один.

Уставшие гастролеры быстро поняли, что заработать здесь не выйдет. Обозлившись, они легли спать, не забыв выставить часового. Бёрк всю ночь бродила поблизости, как голодная кошка. Она искала лазейку, хоть малюсенькую брешь в цветастом шатре, но он оказался непреступным. Часовой, как заведенный, раз за разом обходил его по кругу и поддерживал огонь в горящих рядом кострах. Свет не дал возможности подползти ближе, и все, что осталось орчанке, — жадно принюхиваться, сидя в кустах. С тех пор орешки часто снились Бёрк, она мечтала подкопить денег и в следующий приезд ярмарки купить заветное лакомство. Ну хотя бы пару зернышек…

Второй мечтой уже давно были оборотни.

Однажды, когда Бёрк было лет десять, она нашла в дорожной колее книгу. Грязную, измятую, с пожелтевшими от времени страницами, без обложки. Переплет грубо оторвали, и из бумажного бока жалко торчали скрюченные нитки.

Недавно прошедший дождь оставил на верхних листочках разводы, черные буквы слились с цветными картинками в радужные кляксы, припудренные пылью.

— Бедняжка, — присела на корточки девочка. — Кто так тебя невзлюбил? — Бёрк погладила книгу, как будто она была живой. — Наверное, кто-то из постояльцев…

Недавно у них в гостинице останавливалась семья зажиточных гномов. Неприятные высокомерные родители и два мальчика-подростка. Парни, развлекаясь, бросая в Бёрк камнями и показывали языки.

— Постояльцы могут быть очень неприятными, — имитирую голос Полли, поведала книге Бёрк. — Но наша задача терпеливо выполнять свою работу, потому что они приносят прибыль хозяину. — Так всегда талдычила кухарка, когда Бёрк пыталась жаловаться.

Взяв за толстый корешок, орчанка потянула талмуд к себе. Прикрытая наполовину ворохом сухой листвы книга словно вынырнула из нее, показав свой истинный размер.

— Ого! Какая большущая! И тяжёлая.

Увесистая вещица была наполнена невероятно красивыми завораживающими тонкой работой рисунками. Словно веер волшебницы, она открылась перед девушкой фигурами невиданных раннее существ. Драконы, эльфы, оборотни, смотрели на неё как живые. Они сражались, колдовали, жили. Уголки каждого листа украшали витиеватые рюши, а заглавные буквы были стилизованы под животных.

Бёрк не могла оторваться от книги и рассматривала ее, сидя на дороге, до самого вечера. Только когда в сумраке прошедшего дня картинки стали плохо видны, орчанка поплелась домой.

Сфенос к этому времени обыскал полхутора. Дочь всегда крутилась на виду и редко когда не приходила домой до заката. Она обязательно появлялась на обед и никогда не пропускала ужин. Орк уже решил, что случилось несчастье, и взбудоражил всех местных жителей и постояльцев.

Когда к порогу подошла задумчивая Бёрк и на вопрос отца:

— Где была?

просто пожала плечами, Сфеносу не оставалось ничего другого, как хорошенько отстегать ее ивовым прутом.

От порки любовь к литературе у нее не прошла, и она всюду таскала с собой потрепанную книжку, а в свободные минуты завороженно разглядывала картинки.

— Вот бы узнать, про что там написано… — как-то вздохнула Полли, заглядывая ей через плечо. Читать кухарка не умела, как и большинство гномих. Учение стоило денег.

— А что там может быть? — поинтересовалась Бёрк.

— Как что? Истории разные, легенды, сказки! — натирая тарелку, объясняла Полли. — Вот на той страничке, — она указала на рисунок гнома с большой бочкой меда, — наверняка про трепливого пасечника. Помнишь, Татимир нам рассказывал?

Бёрк посмотрела на красочную картинку. Да, все сходится. Вот и широкий пояс, которым пасечник отгонял пчел, и смеющиеся соседи, заглядывавшие к нему во двор через низкий забор.

— Вот бы прочитать…

В душе орчанки родилась тоска и нетерпение. Такова уж была ее натура: что ни задумает, непременно нужно выполнить, иначе и сон не идет, и ноги покоя не дают.

— Па… — тем же вечером присела она на лавку рядом со Сфеносом.

Орк оторвал глаза от корзинки, которую плел, и вопросительно посмотрел на дочь. Последнее время она была непривычно тихой. Не заболела ли?

— Па, а грамоте дорого выучиться?

Орк пошамкал губами и надолго задумался. Трудный вопрос, неизведанный. Вот если бы дочь спросила, сколько стоит связка сушеной рыбы или, например, сколько платит хозяин за колку дров, он бы легко ответил, но дочь задала вопрос, для него неожиданный. Никогда орк не нуждался в знании букв. Считать немного умел, но вот закорючки-слова…

— Па, у меня тут вот… — Бёрк вытащила из кармана горсть монет. Старые медяшки были подточены ржавчиной и сильно измяты. — Я собирала…

— На красную пряжу, — вспомнил Сфенос давнюю мечту дочки — она хотела связать себе шарф из крашеной шерсти.

— Да ну её. Мне бы выучить буквы… — Она подняла на орка свои огромные невозможно синие глаза и вылупилась ими с мольбой, против которой отец никогда не мог устоять. — Па-а-а…

На следующий день Татимир долго хохотал, услышав просьбу Сфеноса.

— Что? Научить девчонку грамоте? Да ты рехнулся, старик! — Просьба показалась гному абсурдной, словно его просили научить орчанку летать. — Да где ты слыхал, чтоб прачка читала? Богатейки и то не садятся за писанину. Или она у тебя эльфийских кровей?

Татимир посмотрел на выглядывавшую из-за угла зеленую мордашку Бёрк и захохотал с новой силой. Предположение, что в жилах маленькой уродины течет хоть капля голубой крови эльфов, была просто уморительной.

— Я заплачу, — обижено ответил орк и вытащил семь медяков.

Пять скопила Бёрк, два добавил он.

— Этим? — На секунду гном заинтересовался, но, сосчитав возможную прибыль, остыл. — Да ты знаешь, как дорого мое время? Что я, по-твоему, горняк какой? Ты глянь на неё, — гном ловко схватил Бёрк за ухо, не больно сжав, выволок на середину комнаты. — Только посмотри. В эту тыкву, — он постучал указательным пальцем ей по лбу, — чтоб что-то вбить, недели две надо талдычить.

Татмир считал Бёрк не то, чтобы тупой, но какой-то особенной дурочкой. Хитрой, изворотливой, но прозорливой. А для учебы нужна усидчивость. Разве можно найти усидчивость в крученом дитенке, не сидящем на стуле и минуты, да постоянно вертящимся, словно уж на сковороде?

— Нет. Иди ты со своей дочкой… — Гном хотел указать ему на тропинку, которая уходила к глухой топи. — А иди ты к Гурту! — в последний момент исправился харчевник.

— Который Адуляр? — нахмурился орк.

Дряхлый гном недавно поселился на окраине хутора.

— Тот самый! — радостно кивнул Татим.

Орк порой был довольно настойчивым, и отделаться от него было проблематично. А теперь гном как бы спихнул проблему с себя на вышедшего на пенсию учителя.

— Что живет в доме под дубом?

— Он! Он! Кто лучше выучит ребенка, чем учитель? Я договорюсь! — Татим выгреб из широкой ладони орка мелочь и сунул себе в карман.

Так Бёрк попала в ученицы к господину Адуляру. Старику было скучно, и он согласился познакомить ее с буквами. Денег, конечно, он потребовал больше, но их не было. Разницу договорились компенсировать работой. Сфеносу пришлось колоть дрова для старика, переделать ему крыльцо и починить забор. Пока орк стучал молотком на улице, учитель вдалбливал в голову Бёрк наукуи.

Гурт был приверженцем старой школы и частенько пускал в ход палку, прививая девочке усидчивость. С каждым днем это случалось все реже, потому что Бёрк оказалась умным ребенком и схватывала все на лету. К его удивлению, азбуку она усвоила за три дня, на пятый уже прекрасно складывала слоги, а к концу второй недели прочитала три сказки.

Забор был еще не закончен, и Адуляр усадил ее за арифметику. И тут его ждал сюрприз. Если складывать кур и собак ей было неинтересно, то стоило попросить сосчитать деньги, как она делала это мгновенно. Десятки, сотни, а потом и тысячи медяков, серебряных и золотых Бёрк соединяла в уме быстрей, чем старик складывал на костяных счетах. С проснувшимся азартом Гурт стал объяснять ей азы геометрии, географии и биологии. Потом познакомил с астрономическими картами, созвездиями и устройством телескопа. Три недели оплаченного обучения растянулись на месяцы. Теперь гном караулил девчонку у харчевни и, как только она освобождалась от работы, усаживал ее за книги. Считалось, что учит он ее за деньги, но в долг. О том, когда долг будет отдан, они с орком не говорили.

Бёрк была не очень рада такому рвению Адуляра, все, что она хотела, — читать книгу с картинками. В ней были сотни сказок про гномов, эльфов и оборотней. Легенды народов Широких земель буквально поглотили ее. Страницы, пропитанные волшебством, шептали про подвиги ушедших героев и красоту их дев. Особенно Бёрк приглянулась сказка про оборотня и луну. В ней волк спас от гибели богиню луны, и она в благодарность подарила ему второе тело.

Если эльфы и гномы были привычны Бёрк, потому что частенько останавливались в гостинице, то двуликие оставались загадкой. Никогда они не появлялись на хуторе, про них мало кто вспоминал и вообще считалось, что их вид почти вымер.

— Эх, — думала маленькая Бёрк, — вот бы хоть разок увидеть, как он перевертывается…

Как это, когда из тела вырастает шерсть? А уши? Куда деваются зубы, когда вырастают волчьи клыки? И что случается с хвостом, когда волк возвращается в двуногое тело? Отваливается? Это что ж, весь лес, где живут оборотни, засыпан отпавшими хвостами? От этой мысли Бёрк начинала смеяться, представляя, как на кустах и ветках деревьев висят волчьи хвостики.

А вот теперь оборотни тут… Редкостная редкость. Диковинка. Почти мифические существа. И можно своими глазами увидеть воскресшую легенду.

В груди сладко заныло, и девушка жадно всмотрелась в сидящего на полу двуликого, даже не понимая, какую на самом деле опасность он для нее таит.

Кто она есть на самом деле, Сфенос девочке так и не рассказал. Орк поддерживал легенду о том, что Бёрк — чистокровный орк. Когда она подросла, Сфен понял, что приемная дочь ничего не помнит о своей прошлой жизни. К тому времени он сильно привык к ней и побоялся рассказывать правду — вдруг она захочет найти своих родичей? На ее расспросы о матери Сфен отвечал, что плохо ее знал, дескать, до ее рождения они мало общались, а после не общались вообще… поскольку при родах она умерла.

Услышав о приезде двуликих, он пришел в ужас. Что, если они учуют в ней человека? Говорят, у оборотней нюх не хуже собачьего. По запаху двуликие могли определять возраст, пол и даже настроение. Как хорошо, что Татимир отпустил Бёрк с работы, да еще болезнь вылезла как нельзя вовремя, а пока невидимая рана заживет, волки уже уедут. От этой мысли Сфенос немного успокоился, но на всякий случай всю ночь вещи Бёрк— штаны, рубаху, курточку и даже шапку — держал за пазухой. Поутру от всей ее одежды за метр разило немытым орочьим телом. Не то что волк, но и гном ускорит шаг, проходя мимо девчонки. Даже если дочь по дурости выйдет во двор, никто не поймет ее человеческой сути. В лес Сфенос уезжал со спокойной душой.

Запах. Густой запах орочьих портков потянулся из-за перил. Хлипкие деревяшки веранды были густо обвиты виноградными лозами, и сначала оборотень никого за ними не заметил. Но то, что воняло, шелохнулось и сунуло морду ближе. Голова пришлого прижалось к перилам, и среди пожухлых листьев Гелиодор увидел невероятно синие глаза, круглые, как столовые плошки, и удивленно выпученные.

Сначала ему показалось, что они смотрят на него прямо с веток. Это что получается, его рассматривает виноград? На минуту усомнившись в здравии своего рассудка, оборотень перестал жевать, но, моргнув, понял, что так кажется из-за цвета кожи вонючки. А чего еще он ожидал, почувствовав тяжелый запах? Обоняние оборотней улавливало даже мельчайшие оттенки ароматов, и мозг словно рисовал трёхмерную проекцию. Сейчас нос четко изобразил огромного старого орка, а орки зеленые, и потому кожа пришлого отлично слилась с зеленью.

Создание сдвинулось к ступенькам и стало полностью видимым. Странно, запах принадлежал взрослому орку, а перед ним стоял мелкий орчонок. Гелиодор принюхался, разбивая запах по оттенкам. Ну вот и ответ: запах старого орка был мертвым, он не принадлежал детенышу, а просто въелся в его одежду и перебил собственный дух этого существа. Несмотря на теплую погоду, оно было укутано как зимой в толстые штаны, отвратительную меховую куртку — черную с большими белыми пятнами. Куртку и шапку, которую орченок натянул по самые глаза, сшили из козла не так давно — запах плохо выдубленной шкуры примешивался к вони орка и делал ее еще гаже. В какой-то момент ноздри так сильно защекотало, что Гел чуть не чихнул. Пришлось потереть нос рукавом. Оборотень раздражённо оскалился, но пришелец воспринял это как улыбку, и сквозь ветки к нему потянулась тонкая и хрупкая, как паутинка, зеленая ручка.

«Чего ему нужно?» — удивился Гел.

Словно отвечая на вопрос, зеленый пальчик ткнул в сторону мешочка с орехами. Ладошка в просительном жесте раскрылась. Огромные синие глаза, полные надежды, вымаливая угощение, уставились оборотню в самое сердце.

Гелиодору было скучно. Очень-очень скучно. Так не упускать же такую возможность развлечься? Потерев друг о друга большим, указательным и средним пальцами, он изобразил перед носом орчонка знак денег. Потом, повторив его жест, раскрыл ладонь и, вздернув бровь, стал ждать.

Во взгляде недоростка скользнуло возмущение. Что, впервые потребовали плату за еду? Неужели раньше она просто падала тебе в руки с неба? Гелиодор продолжал выжидающе смотреть.

Зеленая лапка убралась в заросли, пошуршала там и высунулась уже с медной монеткой. Орчонок хотел положить ее в ладонь оборотня, но тот отодвинул руку, покачал головой и показал мелкому два пальца. Возмущение в синих глазах взметнулось, словно пламя в костре от пролитого масла. Казалось, сейчас орк крепко ругнется или отступит, но вспышка быстро потухла, а вместе с ней во взгляде зеленого умерла надежда на халяву. Вот так, без слов, но совершенно правильно они поняли друг друга.

От вероломства незнакомца Бёрк чуть не закричала, но быстро остыла, прикинув в уме цену целого мешочка таких орехов. Там, под тканью, виднелись десятка два крупных бугорков, за такое богатство не жалко и двух медяков. Пусть ей пришлось перестирать пять корзин грязного белья, чтобы их заработать. Пусть. Зато вот сейчас она наконец-то узнает, какие они на вкус, эти орехи водяного мака, покрытые медовой глазурью. Ее мечта наконец сбудется!

Достав из штанов вторую монетку, она положила обе денежки на мозолистую ладонь оборотня.

Тот широко улыбнулся, показав крупные белоснежные зубы, и встал. Поднял с пола куртку, надел и спрятал медяки в левый карман. Взял мешочек с орехами и пересыпал их в правый карман. Пустой мешочек он ловко отшвырнул покупателю, и ткань раненой птицей опустилась к ногам растерянной Бёрк.

Развернувшись на сто восемьдесят градусов, оборотень пошел к харчевне, в его кармане весело звякнула медь, предвещая хорошую выпивку. Плохое настроение испарилось, и Гелиодор стал насвистывать модную мелодию.