Большой намёк упирался ей в бедро, а голодный пытливый взгляд — в глаза. Бёрк смутилась, отвернула голову и заторопилась заправить рубашку. Оборотень откровенно намекал на соитие. Он хотел большего. Хотел лечь с ней обнаженным. А это уже проблема. Она не боялась за свою девичью честь, не мечтала о замужестве. Она вообще смутно представляла, что будет завтра, и никогда дальше одной недели не загадывала. Но она боялась показать ему свое тело. Это означало раскрыть тайну. Гадкую, страшную тайну о своей сути. Альбинос…
Его ласки были приятными, даже больше. От них все вспыхивало в ней, и горело. Хотелось еще и еще. Интересно, как это без одежды, когда жаркие шершавые пальца гладят тебя всю, прямо по коже? Наверняка еще лучше, чем сейчас. Хотелось большего… Ей тоже.
Но изъян… Нет. Пусть уж гладит по штанам, чем вообще брезгливо сбежит, увидев белое пузо. Бёрк решила тянуть время. Вон как все хорошо получается одетыми. Значит, обойдемся без раздеваний.
Она отказала! Мямлила что-то о здоровье, хватала воротник, не пускала. Хотя целоваться лезла. Но отказала!
— Я болею, — жалобно шептала Бёрк и прижималась к нему, будто извинялась.
— Иди гномов дури! — рявкнул и оттолкнул.
Кровью уже не пахло, значит, хворь прошла. Тогда почему нет? Бережет себя для какого-то орка? Или все же набивает цену?
Ревность накатила, словно морская волна. Захотелось обидеть, сделать больно.
— Сколько ты хочешь?
— Что?
— Не строй из себя дурочку, говори сколько хочешь. Больше причины нет. Только деньги.
— Нет-нет! — Она, вскочив следом, хватала его за руки. — Правда болею. — И смотрела своими синими глазищами.
Гелиодор присмотрелся, принюхался и не уловил в ее голосе фальши. Может, правда? Может, не все еще зажило? Легкий флер крови все-таки витал, но ему казалось, что это остаточный след на одежде.
— Иди, — стащил ее с телеги и подтолкнул к хутору. — Выздоравливай.
До обеда еще час, но какой смысл валяться здесь с ней? От похотливого голода с оборотнем творилось что-то странное, и после каждой встречи с орчанкой становилось хуже. Его ломало, корежило. Хотел ее так, что хоть на стену лезь. И запах этот. Он с каждым разом становился все вкусней, менялся. Сначала Гелиодор решил, что это только так казалось. Но нет, золотые стебли светились ярче, лезли не только в нос, но в самую душу. И на них словно завязывались бутоны, обещая сладость раскрытого цветка. Хотелось бегать перед орчанкой, будто дрессированный. Хотелось упасть на колени и исполнять все ее желания. Бред какой-то!
— Иди-иди, — неприветливо подбодрил орчанку.
Когда Бёрк скрылась из виду, не выдержал и, перекинувшись в зверя, потрусил следом. Куда направилась недотрога, он не знал, пришлось ориентироваться по тонкому шлейфу золотого аромата, испорченного кислятиной разочарования. Под прикрытием придорожных кустов вышел к повороту. Не хотел, чтобы его видели братья или жители хутора — стыдно альфе бегать за зеленым смеском. Просто решил наблюдать издалека, поохранять — вдруг кто-то обидит? Или… начнет приставать.
И точно. На дороге увидел две низкие и тонкие фигуры. Бёрк шла не одна. К сладости его девки примешался запах гномьего самца. Нет, не самца еще, а только входящего в пору созревание недоростка, почти ребенка. Кто это, бездна его задери? Кто позволил приближается к ЕГО орчанке? И что за цветная метелка в руках у этого обрубленного карлика?
Ретик встретился на полпути к дому. Широкая, явно отданная отцом куртка, растоптанные сапоги со сбитыми носами. Одежда на нем всегда была старенькой, но еще крепкой и хорошего качества. Типичный рудокоп, живущий от сезона к сезону. Не богатый, но умеющий зашибить деньгу. В одной руке — узел из рубашки, набитой бельем, в другой — букетик из опавших листьев. Увидел Бёрк, и вечная, немного глупая улыбка, расплылась на все лицо, а щеки предательски покраснели.
— Привет, Бёрк! — молодой гном радостно замахал рукой с осенним букетом.
Его выгоревшие за лето вихры рыжеватых волос, смешно торчат в разные стороны, будто он недавно таскал себя за волосы.
— Привет, — растерялась Бёрк.
Чего это он здесь делает? Орчанка была не рада внезапной встрече, Ретик мог всем разболтать, что видел ее шатания около лагеря оборотней.
— Я вот, — Ретик поднял узел. — Вещи на стирку тебе принес. Еще вчера. Оставил в гостинице, а Полли сказала, что ты болеешь. Что, правда болеешь?
— А… — Бёрк автоматически положила руку на живот и чуть не проговорилась о своем странном недуге, но вовремя прикусила язык. — Так, немного прихворнула.
Гном удивленно оглядел ее — вид у орчанки был вполне цветущий.
— Неужто живот сорвала? — по-своему разгадал он ее жест.
— Ага. Поднимала тяжелую корзину — и оп!
— Сильно? — от волнения, гномьи щеки, побледнели до естественного цвета.
— Уже выздоровела, — поспешила объяснить Бёрк. — Почти…
— Хорошо, — обрадовался гномик. — А то я тревожился. — Признавшись в этом, гном снова покраснел. — Это тебе, — несмело протянул букет листьев.
— Спасибо. — Впервые Бёрк дарили букеты. Она тоже смутилась и, схватив яркие листья, спрятала их за спину. — Ну, я пойду… Мне уже пора….
Бёрк попробовала обойти своего юного ухажера.
— Я провожу. И вещи до дома донесу — они тяжелые.
Как она могла забыть об узле? Ведь это ее заработок! Деньги! Раньше она готова была ночами стирать одежду за лишнюю монетку, а сейчас, встретив оборотня, совсем забыла о работе. Сколько она уже не бралась за мыло? Два дня? Три? Совесть стала покусывать ее тонкими мышиными зубами.
— Если хочешь… Если тебе не трудно.
Они шли к ее дому по разным сторонам дороги. Шагали торопливо и перебрасывались ничего не значащими фразами о погоде, гостинице и новых соседях. Оба были смущены.
Гелиодор наблюдал за ними из зарослей дикой бузины. Волк изо всех сил сжимал челюсти, чтобы не зарычать. А чего стоило сдержаться и не наброситься на коротышку! Ритик шел и не подозревал, что мысленно оборотень уже перегрыз ему шею. Его спасало только то, что он не пытался приблизиться к девушке и не прикасался к ней.
В лагере Гелиодор налетел на Тумита. Одна шутка — и набросился на побратима с жестокостью зверя. Потрепал. Хорошо потрепал. Пусть знает. Опомнился, когда выдохся. Огляделся. Стая ошарашено смотрела на их скрученные тела. Стояли вокруг, но не вмешивались. Лица шокированные. Никогда раньше Гелиодор и Тумит не дрались, они даже не ссорились. Все конфликты сводились к обмену шутками. Он — семья. Брат, пусть и не по крови, но ближе его никого нет.
— Тум… — растерянно заговорил первым. На руках кровь, одежда порвана. — Бездна! Прости! Не знаю, что нашло.
— Да ладно, — с веселой улыбкой ответил Тумит. — Буду впредь лучше следить за своим языком. — И тут же с перекошенной мордой схватился за поломанную руку.
— Тебя словно подменили, — удивлялся Тумит вечером.
Они уже улеглись в свои постели, но еще не спали. В двухместной палатке было темно, и от того, Гелиодору стало легче говорить. Его удивляла собственная реакция. Раньше ни к одной самке такого не испытывал.
— Не знаю, что со мной. Понимаешь, — он отбросил одеяло и сел. В темноте ему было легче быть искренним. — Даже когда кто-то смотрит в ее сторону, я… нервничаю. — Альфа запустил пальцы в волосы. — И то, что о ней думают, ловят ее запах… Бесит! Она моя! Сладкая…
— Понимаю, — с сочувствием отвечал Тум.
Его рука почти срослась и сейчас тупо побаливала. Он выпил обезболивающую настойку и его клонило в сон.
Гелиодор глянул на брата раздражённо. Не нравилось, что он тоже вдыхал ее запах.
— Ничего не могу с собой поделать, — горько вздохнул.
— Понимаю.
Тумит украдкой зевнул. Глаза его закрывались, но он бодрился — не мог поступить, как неблагодарная свинья, и вырубиться, не выслушав друга.
— Почему отказывает? — вслух удивлялся Гелиодор, снова мысленно перебирая все причины.
— Бабы, кто их поймет…
— Ведь хочет. Чувствую, что хочет меня.
— Будь настойчивей, — наставлял Тумит. — Знаешь сам: они любят поломаться.
— Я стараюсь как могу. Ласкаю…
— Будь резче, строже. Брось пряники, возьмись за кнут. Припугни.
— Понимаю… — отвечал Гелиодор засыпая.
Бёрк не нашла его на привычном месте. Не было ни узелка на краю телеги, ни бутыли с чаем. Сердце тревожно замерло: что-то случилось? Или… Об этом думать не хотелось. Не мог он обидеться, все же было хорошо. Почти…
Пришлось идти к палаткам. Возле крайней, как укор ее безделию, стояла забытая корзина для белья. Все эти дни она не стирала и не ходила в гостиницу, хотя раньше из-за хворобы оставалась дома от силы три дня. Даже вещи, принесённые вчера гномом, так и лежали в узле, Бёрк не удосужилась хотя бы замочить их в тазу.
После встречи с оборотнем распорядок её жизни круто изменился. Теперь по утрам она сбегала и тайно любовалась с оборотнем, потом бежала домой готовить отцу обед и ужин. Между делом пыталась штопать давно взятые для починки вещи, но только исколола себе пальцы. Мыслями орчанка постоянно витала в облаках, и работа стопорилась, у неё всё валилась из рук.
«Ну ничего, — успокаивала себя Бёрк, — все наверстаю, догоню». И сама себе не верила. И отец стал с подозрением коситься на дочку. Неужели заподозрил что-то неладное?
Гелиодор нашелся возле костра. Он сидел рядом с огненно-рыжим оборотнем и лениво помешивал ложкой чай. Такой невозможно красивый, словно сказочный принц. И эта черная куртка так подходит к его волосам.
Вокруг сновали рослые оборотни, занятые своими делами. Завтрак давно закончился и каждый делал то, что нужно.
Увидев девушку, Гел не спеша встал.
«Как деревянный, — машинально отметила Бёрк. — И чересчур спокойный. На лице ни намека на улыбку. Серьезный и какой-то злой».
Смотрел и будто приценивался к ней. Пасмурным взглядом словно прожигал. Изучал ее, словно назойливую мошку. А ведь раньше встречал добрым прищуром глаз. Бёрк сначала растерялась. Невнятно поздоровалась с ним и его рыжим товарищем. Тот даже не повернул голову, просто кивнул куда-то в сторону.
«Ну и ладно, — отмахнулась девушка. — Ты мне вообще не нужен».
Гелиодор прошел мимо и только кивком пригласил следовать за ним. С замиранием сердца она семенила за любимым оборотнем.
Отошел недалеко — к крайней телеге, где разговаривали в первое свидание. Толкнул к бортику и… не подошел. Стоял на расстоянии вытянутой руки и смотрел… так, будто соскучился. Но издалека. Следил, словно хищник за жертвой, изучал. Потом не выдержал и рванул вперед. Жадно вдохнул и, притянув лицо, заглянул в глаза. Словно хотел увидеть в них ответ на свои вопросы. Его терпкий и невероятно притягательный запах наполнил радостью.
Гел смотрел и понимал, что она нравится ему невероятно. Мордашка хоть и странная, но очень милая, а за эти дни стала привычной, родной. Орчанка попалась с легким и веселым характером, а какая отзывчивая к его ласкам. Только вот непонятно, почему их отношения не продвигаются дальше? Почему застопорились?
Она первая поцеловала. Заискивающе, будто извиняясь за вчерашний отказ. Выпрашивала ласку… или прощение? Ластилась.
Руки оборотня прошлись по ее ногам, огладили спину, но не задержались. Поднялись к груди и взялись за верхнюю пуговку.
— Нет! — резко разорвала она поцелуй.
Он словно ждал этого. Отпрянул и грустно посмотрел свысока. Сейчас от него будто повеяло холодом.
— Ты знаешь… — аккуратно стал подбирать слова Гелиодор. — Я страдаю.
— Что-то болит? — забеспокоилась Бёрк.
Вот оно в чем дело! Он просто захворал, потому такой чужой.
— Нет, но… Я чувствую себя несчастным. — Он посмотрел на нее, старательно изображая мучения. — Совсем-совсем несчастным. И ведь это из-за тебя.
— Что? Разве я что-то сделала не так? — смутилась Бёрк.
— Ты не позволила сделать мне… Не позволяешь.
— Не понимаю.
Глаза Бёрк забегали, выдавая ее с головой. Им обоим было ясно: она точно все понимает.
— Осчастливишь меня, сделаешь подарочек?
— О чем это ты спрашиваешь? — округлила она глаза.
Все это время пальцы Гела скользили по пуговке, которая надежно хранила, все сокровища орчанки нетронутыми. А Гел четко давал понять, что за этой пуговкой и спрятан секрет его счастья.
— Объясню. — Он вдохнул побольше воздуха, борясь с желанием затащить орчанку в ближнюю телегу и отодрать. — Мы, волки, страсть какие любопытные. Если что в голову вобьётся, то все время об этом думаем, пока не раздобудем. У тебя как раз есть кое-что… — он посмотрел на маленькие округлости, прятавшиеся под курточкой, — что меня тревожит… Один взгляд на это может сделать меня счастливым. Понимаешь?
Бёрк замотала головой, старательно изображая дуру.
— Нет.
— Ну… Было у тебя такое… — Как намекнуть девке на сиськи так, чтобы не обидеть и не дать шанса увильнуть? — Когда ждешь какого-то подарочка, сильно ждешь. Он рядом совсем, но хорошо завернут и не видно, что внутри?
Оборотень с хитрым видом огладил ее груди.
«Так-так, — раздумывала Бёрк. — Попала. Как на это ответить?»
Единственное завернутое, что попадало к ним когда-либо в дом и чего она очень ждала, были сапожки. Они со Сфеном долго копили на них. Сшиты сапоги были на заказ. Сапожник даже снимал с ноги Бёрк мерку. Когда увидел, что нога очень маленькая, посоветовал пошить на пару размеров больше.
— Сапоги? — сделала логический вывод Бёрк.
— Нет-нет, — отмахнулся расстроенный Гелиодор. — Не сапоги. И близко не они. Что-то ну… ягодки или вишенки… Или яблочки! — Волк даже облизнулся, взглядом прожигая грудь зазнобы. — Только посмотреть хочу и все. Даже не трону. — Нежным голосом, с надеждой спросил оборотень. — Да? — И ловкими пальцами снова попытался расстегнуть верхнюю пуговицу.
— Нет, — твердо, не допуская других вариантов, отрезала Бёрк.
Гелиодор недовольно рыкнул и выпрямился. Убрал руки с ее курточки.
— Знаешь, Бёрк, ты хорошая и сильно мне нравишься, но что-то у нас не заладилось. — Отстраненно, словно чужим голосом, сказал Гел и добавил, глядя в сторону. — Не ходи сюда больше. Не мучь меня, не надо.
Развернулся и, не сказав больше ни слова, ушел. А ей осталась только пустая корзинка… Куда было податься орчанке с расстроенными чувствами? На работу.
Она поплелась к гостинице. Погода быстро портилась, и Бёрк вдруг вспомнила день, когда они со Сфенсом впервые оказались в этом закутке мира.
Оставив орочий караван, с которым несколько лет кочевали по Широким землям, они направились вглубь континента. Несколько дней шли по ровной местности, изредка исчерченной небольшими холмами. За всю дорогу не встретили никаких поселений, и Сфенос уже начал всерьез волноваться. Может, Широкие земли вообще вымерли? Такое расстояние прошли, и ни одного хутора, ни одной, даже временной или недавно покинутой, стоянки. Орк повернул на запад, чтобы идти вдоль небольшой реки — так шанс встретить обитаемое место был выше.
Ночевать приходилось под открытым небом, и, как назло, зарядили дожди. Костер Сфен разводить боялся, чтобы не привлечь внимания вездесущих горных гоблинов. Некоторые из них совсем обнаглели и забирались далеко вглубь равнины.
К вечеру третьего дня орку и его дочери наконец улыбнулась удача.
Погода в тот день была ужасная. Начавшийся в обед дождь перерос в сильную грозу. Сфенос, еле удерживая равновесие, скользил промокшими насквозь ногами по глинистой размокшей дороге. В небе яркими, огненными вспышками сверкали молнии, и озаряли все вокруг. На мгновения становились видны силуэты гнущихся от порывов ветра деревьев, не успевших обрасти листьями. Над землей летел мусор: ветки и пучки прошлогодней травы.
Промокшие и замерзшие, путешественники очень обрадовались, заметив вдалеке свет в окнах домов. Это была крошечная гномья деревушка, построенная возле дороги. В центре стояла большая харчевня: дом, сложенный из бревен, обмазали сверху глиной и побелили. В солнечные дни он выглядел аккуратным и чистеньким, но весенние дожди, проливавшиеся в том году в изобилии, забрызгали его грязью и смыли местами верхний слой штукатурки. Перед питейным заведением на образованной домами площади, сейчас больше походившей на лужу, стояли несколько распряженных повозок. Их бросили в беспорядке, видимо, в спешке скрываясь от дождя.
Денег на ночевку под крышей у Сфеноса не было, но оставаться в такую погоду на улице они больше не могли. Девочка, организм которой так до конца и не окреп после болезни, снова начала кашлять. Сфен решил попытать удачу. Он тихо вошел в харчевню, аккуратно закрыл за собой массивную дверь и с опаской огляделся по сторонам.
Внутри большой комнаты, где кормили посетителей, было жарко и светло. Побеленные известкой стены и закопченные коричневые балки на потолке придавали комнате уют. Весело полыхал огонь в большом камине. Он был выложен из красного кирпича хорошим мастером и являлся украшением зала и гордостью хозяина. На окнах, заставленных глиняными цветочными горшками, со всевозможными растениями, висели нарядные вышитые занавесочки. Их не задернули, и за чистыми, с любовью натертыми стеклами мелькали молнии. Картина эта заставляла поеживаться посетителей, а мысль, что нужно будет идти домой, по такой погоде, торопила поднять очередную кружку ароматного пива. Воздух в харчевне был наполнен запахом горячей еловой смолы от сгоравших поленьев и аппетитным духом мясного супа, поднимающимся из мисок посетителей.
Слева стояли дубовые столы, за которыми сидели несколько гномов с кружками пенного пива, справа — стойка. За ней с умным видом стоял гном — харчевник. Он пыхтел короткой трубкой, натирая полотенцем большую кружку из обожженной глины.
Гном оказался невысоким, стань он рядом с орком, с трудом достал бы макушкой, ему до локтя. У него были темные рыжеватые волосы и длинная пышная борода. Из-под длинной челки харчевник следил за посетителями маленькими хитрыми глазами. При виде поздних гостей на лице гнома отразилось удивление. Орки здесь встречались нечасто, а заходили в харчевню и того реже.
Не услышав брани и требований проваливать, Сфенос осмелел и двинулся к стойке. Физиономия гнома вытянулась еще больше, когда из-за пазухи орка выглянуло странное закутанное в какие-то тряпки существо и с любопытством уставилось на хозяина гостиницы.
— Это кто? — спросил гном и ткнул в сторону «чуда» пальцем.
— Дочь моя, Бёрк, — ответил гордо Сфенос и нежно погладил огромной рукой девочку.
— Бёрк? — поднял брови гном.
— Решил назвать в честь озера, рядом с которым она у меня появилась, — пояснил орк.
— А тебя? — уточнил коротышка и, не вынимая изо рта трубку, выпустил через ноздри густое облако дыма.
Девочка молчала, но с интересом вертела головой, осматриваясь и внимательно слушая говоривших.
— Сфенос, — представился орк и стукнул по привычке себя в грудь кулаком. — Нам бы переночевать… и работу какую… Поесть… — не зная, с чего начать, бормотал орк.
Накануне Татимир, так звали хозяина заведения, нес из погреба мешок картошки и потянул спину. Боль скрутила его на целый день и только сегодня немного отступила. Его кухарка Полли — веселая, но ленивая толстушка — напрочь отказалась поднимать что-то тяжелее кастрюли и этим практически остановила работу харчевни. Поэтому слова зеленого поставили гнома в тупик. С одной стороны — дешевая рабочая сила, а Татим был жадноват, с другой — орки отличались взрывным характером и недружелюбным нравом, а Татим был трусоват.… Жадность победила.
Выдав в качестве аванса половину каравая и две кружки пива для орка, гном отправил их ночевать в конюшню. Под её мансардной крышей был устроен сеновал там им и разрешил поселиться.
Так, вдруг, они и осели.
Бёрк поднялась по ступенькам и вошла в приятное тепло родного места. Внутри было несколько посетителей. За ближним столом три гнома жадно уплетали похлебку, у камина играли в карты оборотни и орк, еще один оборотень прислонился к стойке и лениво потягивал медовуху. На ее появления среагировали вяло: повернули головы, оглядели и вернулись к своим занятиям.
Татимир, как всегда натиравший кружку, при виде девчонки замер. Его глаза выпучились и забегали по спинам двуликих. Вдохнув из своей короткой трубки большую порцию дыма, харчевник забыл его выдохнуть. Так и стоял, надувшись, словно сыч, пока белые струйки не стали просачиваться через ноздри. Едкий дым защекотал нос, и гном чихнул, да так сильно, что затушил коптившую рядом свечку.
— Будьте здоровы! — вежливо пожелала Бёрк.
Оборотень повернул голову на ее голос, с интересом оглядел и принюхался.
— Спасибо, — гном бочком вышел из-за стойки и, словно прикрывая ее от стоявшего рядом двуликого, толкнул орчанку к кухне.
— А ты чего это пришла? — ласковым голосом спросил Татим.
Он был напуган и ожидал, что в любую секунду в кормильне произойдет смертоубийство. Сейчас волки учуют запах человека, взбесятся и порвут на части непутевую служку.
— Так работать, — растеряно ответила Бёрк.
Вот ведь странный гном их хозяин. В обычное время ждет не дождётся, пока она расхворается, а тут вдруг: чего пришла?
— Я ведь разрешил тебе отдохнуть. — Они продвинулись к кухне, и голос Татима наполнился раздражением. — Ты ведь это… болеешь! — И показал Бёрк глазами на оборотней.
Он старательно давал ей понять, что рядом беда. Орчанка правильно поняла его беспокойство — значит, гном не просто придумал свою страшилку, а сам свято верил в ее правдивость.
— Я уже сходила сегодня в лагерь двуликих, — поспешила она его успокоить.
— И что? — растерялся гном и чуть не спросил у стоявшего рядом оборотня, почему они ее не съели.
— Ничего… Нет у них ничего на постирку, — грустно объяснила Бёрк.
— Не тронули? — зашептал ей в ухо Татимир, когда они оказались в кухне.
— Нет, — замотала головой девушка. — Привет, па! — кивнула она отцу.
Он как раз выгружал из огромной корзины дрова для приготовления ужина. Тут же крутилась кухарка. Орк уронил ворох поленьев и схватился за одно, словно за палицу. От удивления и страха его лицо побледнело. Как дочка оказалась тут? В этом гнезде оборотней?
— Все врут ваши сказочки. — Бёрк смело заявила это Сфеносу и Татимиру. — Никто на меня не кидался, не рычал и не кусал.
Она хорохорилась и изображала из себя такую беззаботную простушку. Еще хотела сказать, что очень даже приглянулась кое-кому из волчьей стаи, и показать хозяину язык, но вовремя его прикусила. Судя по лицу Сфена, вечером ее и так ждала порка.
— Не обижали? — неуверенно переспросил орк.
Он готов был защищать ее даже ценой собственной жизни. Последние дни орк был предельно осторожен с незваными гостями, даже боялся входить в кормильню, чтобы на нем двуликие не учуяли ее запаха.
— Да говорю вам, им все равно. Нормальный народ. Подобрей нашего Адуляра будут. — ответчица, само спокойствие.
Сфенос задумался, переваривая слова дочери. Странно, очень странно. На Бёрк он отчетливо чуял волчий запах. Хоть нюх у орков на порядок ниже, чем у оборотней, но запахи различать он мог отлично. Значит, не врет девчонка, была рядом с двуликими. И достаточно долго, чтобы они почуяли её аромат. Тогда почему не напали?
— Нормальный народ… — Татимир почесал бороду и переглянулся со Сфеносом. — А что, вполне может быть… Они же эти, как их?.. Последние! Они, поди, и с запахами не сильно знакомы, и с народами. Родились-то уже после войны и выросли далеко отсюда — за Великим лесом. — Гном словно разговаривал сам с собой, но делал это достаточно громко, чтоб орк слышал его и понимал. — Откуда им знать запах… орочьего дитя.
Сфенос понял. Оборотни не узнали в Бёрк человека и потому и не восприняли как врага. Вот в чем разгадка: не знаешь, как пахнет человек — не найдешь человека! Великан облегченно отбросил полено, вздохнул и успокоился. Теперь можно было не волноваться за Бёрк, пришлые поверили в их легенду.