Берк. Оборотни сторожевых крепостей

15. Весёлые девочки

— Ну наконец-то пришла, — радостно выдохнула Полли. Ее рука ритмично погружалась в бадью с тестом и была измазана по самое плечо. — Работы невпроворот, а ты опаздываешь.

— Что-то случилось? — вяло зевнула Бёрк и сняла куртку.

Она проспала. Наверное, впервые в жизни. И все из-за любвеобильного оборотня! Сумел донять. Расстроил на ночь глядя. После зажиманий и выяснения отношений орчанка не смогла успокоиться. Полночи ходила по комнатам и перебирала в уме слова и требования двуликого. Значит, так? Значит, без раздеваний не хочет обойтись? Мерзавец. Любопытный гад. Зверь! И искала лазейки, думала, как выкрутиться. Может, согласиться? Это несложно. Вжик — и готово. И ты лежишь перед ним голая, а оборотень с отвисшей от удивления челюстью пялится на твое белое пузо. Легко! Только через минуту на его лице проступит отвращение. Возможно, он не плюнет в ее сторону, как тот эльф, но близко потом уж точно не подойдет. Бёрк тяжко вздохнула: нет, нельзя ей выдавать свою тайну. Пусть в памяти останутся золотые огни обожания единственного, кто захотел ее просто так.

— Случилось? А ты что, еще не знаешь? Веселые девчонки нагрянули, — «обрадовала» Полли.

Яркие повозки курсировали по всем дорогам Широких земель. Заезжали и к ним. Хуторок был отмечен на картах продажных женщин жирной точкой. Контингент проживающих здесь в теплое время гномов сплошь состоял из голодных до баб одиночек. Заработать тут точно можно, хоть и немного.

— Сегодня?

— Сегодня. А когда же еще? Вчера ты сама поздно ушла и видела, что никого не было. А сегодня ни свет ни заря… Солнышко только показалось на горизонте. Даже я еще из постели не выбралась, а они тут как тут. Гремят, пищат, ржут.

— Лошади?

— Да какие лошади?! Говорю же тебе — девчонки, — заталдычила Полли. Шкурки. Бляшки. Ну? Поняла? Проснулась?

Бёрк кивнула и спросила:

— Тетка Ворга или Золотая Илта?

Каждая работала по отдельности и имела свой штат сотрудниц. Конечно, веселые девочки конкурировали между собой, но врагами не являлись. При встрече обменивались сплетнями и информацией о рыбных местах. Чужачки заезжали редко. В деревне обычно останавливались три повозки, колесившие по округе и далеко не уезжавшие.

— Абалаба Барсук.

— А-а-а.

Бёрк расстроилась. Абалаба та еще сучка. Её язык не только длинный, но и гнусный. Зрелая и сильно располневшая гномка, державшая бордель на колесах, была самой вредной из всех гулящих дев.

— Видимо, ехали всю ночь, чтобы не упустить клиентов. И ведь как быстро прознали, — пропыхтела повариха, утирая пот.

— О чем прознали? — не поняла Бёрк.

— Так про оборотней. Эти всегда при деньгах и охочи до девок. Чего смотришь на меня, как только родившая кошка на котят? Сама-то уже все поняла. Попробовала.

— Ты о чем говоришь, Полли? — Бёрк с изумлением смотрела на раскрасневшуюся повариху.

— Ох, деточка! — тоном Татимира заговорила с ней гномка. В этот момент она и выражением лица смахивала на харчевника. — Ох, наивная. Да весь хутор уже знает, что ты бегаешь в лагерь оборотней.

— Бегала… — растерянно поправила Бёрк. — Уже всё.

— Что, поссорились? — замерла Полли.

Её глаза наполнились любопытством и радостью. Она не ожидала, что орчанка так быстро расколется и заговорит о тайной связи.

— Ага, — вздохнула Бёрк.

Она не собиралась ни с кем обсуждать Гелиодора, но чувств было так много… Нужен был совет. И хотелось поддержки.

— То-то я смотрю, глазяками так и сверкает. Аж корёжит его. Аж выворачивает.

— Кого? — орчанка растеряно плюхнулась на стул.

— Так волчару твоего. Гелиодора. И надо же, ведь отхватила не кого-нибудь, а вожака! — В ее словах сквозила гордость за подопечную. Полли подсела рядом и продолжила: — Хорош! Что там говорить. Ох и хорош, зверюга. Ласковый?

— Очень, — покраснела Бёрк.

— А ревнивый! Психованный какой. Ох! А поссорились из-за чего? — допытывалась повариха.

— Хотел… — От стыда орчанка начала ковырять латку на штанах. — Всего.

— Понятно, — с лица поварихи как-то сразу схлынула радость. Она задумалась. — Да, любят заезжие забирать все, так и норовят схватить то, что другим не дозволено. — Гномка словно забыла обо всем и погрузилась в свои воспоминания. — Только забывают, что «все» — это еще и душа, и сердце. Их от сисек не оторвешь. Если отдают честные девушки, то все вместе. По частям это только, вон, у веселых девчонок. И то не за так, а за звонкую монету.

Бёрк внимательно посмотрела на старшую подругу. Сейчас она открылась ей в другом свете. Оказывается, не все так просто у пышной хохотушки. И у неё, с виду совсем простой и открытой, есть секреты. Неужели кто-то заезжий разбил ей сердце? Так вот почему не идет замуж. Ведь зовут и часто.

— А ты что? — выдернула ее из дум повариха.

Минута воспоминании закончилось, и на лицо вернулась маска беззаботности.

— Не знаю… — пожала плечами Бёрк. — Боюсь разочаровать.

— Разочаровать? — хохотнула Полли. — Бойся своих разочарований и разбитого сердца, глупышка.

— Ты бы позволила?

Полли смерила ее оценивающим взглядом. На лице отразилась жалость. «Эх, бедная человечка, гному ты не мила, до орка не доросла. Рассказать бы тебе правду, только что это даст? Своим ты не нужна, увидят — камнями забьют. Только жизнь станет от такой честности горше. Бедная зеленая дурнушка… Радуйся, что вообще кто-то позарился. И хорошо, что не прикончил, а просто решил попользовать».

— Если хочется, почему нет? Делай, что желаешь, жизнь одна. — К кухарке вернулся привычный оптимизм, а душа захлопнулась. — Тут у нас претендентов достойных ясным днем с факелом не найти. А так будет что вспомнить.

— Сидите? — рявкнул влетевший на кухню Татимир. Сегодня он вырядился как на праздник в черный парчовый жилет, белоснежная рубашка. — Народу полно, заказов полно, а вы как курицы на насесте расселись!

Он злости он покраснел. Того и гляди пар из ушей повалит.

— Так работаем, — бойко ответила кухарка. К окрикам харчевника ей было не привыкать, давно научилась врать и изворачиваться. — Вот тесто поставлено, каша варится, квас киснет.

— Киснет… — чуть успокоился Татим. — Ты! — ткнул в Бёрк пальцем, украшенным кольцом, в центре которого сверкал огромный зеленый камень. — Живо беги наверх и поменяй постели в двух правых номерах и приберись там. Побыстрей, они могут вот-вот понадобится.

— А разве туда кто-то заселялся? — удивилась орчанка. — Вчера ведь все были чистыми.

— Никто не заселялся.

— А зачем белье менять, если никто не заселялся? — непонимающе уставилась на хозяина Бёрк.

— Потому что запачкалось, дурочка, — зашипел на неё Татимир. — Ты, орочья дочь, как вчера родилась. Веселые девки в хуторе! В гостинице у нас. И оборотни. Самцы. Подумай дальше, не первый раз во дворе размалёванная повозка стоит. Как так — никто не заселялся, а постель запачкалась? — передразнил.

— А-а-а… — поняла Бёрк.

Желающие отдохнуть с продажными девками снимали на верху номера на часок-другой. Не заселяясь.

— Живо! — толкнул в спину Татимир.

Бёрк подхватила корзину и отправилась работать. Лестница на второй этаж шла вдоль стены общего зала. Пройти к ней можно только через кормильню, а там уже шумели. Большая комната была наполнена веселым женских смехом и мужским говором. Оборотни, орки, гномы и шлюхи. Отлично! Сегодня это не харчевня, а настоящий бедлам.

Бёрк заранее постаралась сделать безразличное лицо. Ей какое дело до чужих развлечений? Подумаешь, веселятся.

Но отвернуться не смогла. Жадно оглядела слетевшихся на сладкое самцов. Ожидаемо, Гелиодор был среди них. Сидел за вторым столом и рядом рыжий дружок. Ноги у Бёрк сами собой замедлились, и она как приклеенная стала пялится на своего оборотня. Он не скучал. На коленях Гела сидела молоденькая гномка. Ярко размалеванная и почти голая впереди. Болезненно худая и уже сильно пьяная. Мев. Последняя находка Абалабы Барсук.

Черные блестящие косы шлюшки были раза в три толще блеклых косичек Бёрк. Когда пьяная девка склоняла к Гелиодору свою красивую головку, шевелюры обоих красиво гармонировали. Платье на Мев было шелковое, яркое, дорогое. Гелиодор одет в черное, и Мев на нем смотрелась словно бабочка на темном цветке. И туфельки… Когда гномка покачивала ножкой, становились видны бархатные башмачки с каблуками. Загляденье. Бёрк на такие за всю жизнь не скопить. А какая грудь! Хоть молодая гномка была худой, ее белые холмики притягивали объёмной крутостью. Такие арбузы не обхватить и лапой оборотня. Неудивительно, что мужские взгляды притягивались к ней и прилипали. А у Бёрк… Зря Гел так рвался к ней под куртку, там не было ничего примечательного.

Мев хихикала в ответ на каждую реплику Гелиодора, покачивала голыми плечами и только что не облизывала оборотня. В ее манере общаться было что-то театральное, неестественное. Будто она долго репетировала перед зеркалом и слова, и смех. Возможно, так и было. Веселых девочек обучали хитрым уловкам для выманивания деньжат у клиентов. Неужели Гелиодору не противно? Неужели не видит всю эту притворщину? В глазах гномки так и щелкают костяные счёты. Смотрит, а сама вычисляет, сколько получит за час, за ночь. Продажная шкура.

Гел сразу почувствовал присутствие Бёрк. Даже развернулся в ее сторону. Глаза победно блестели, когда он прижал к себе крепче эту разряженую куклу.

«Гад», — думала Бёрк, но отвести от него взгляда не могла. Продолжала рассматривать полюбившееся лицо. Красавчик, что сказать. Будто и не пил половину ночи. И совсем по нему не видно, что страдает по Бёрк. А у неё темные круги под глазами и веки опухли от слез. Была-то не ягодка, а стала еще безобразнее.

«Старайся, старайся, — злорадно подумала Бёрк, гладя, как Мев полезла оборотню под рубашку. — Только ничего там не заработаешь, он пуст, как порожний горшок».

А потом вспомнила, что он обещал занять деньжат, чтобы оплатить ее услуги. Её услуги! А ведь Мев красивей. Если ради нее хотел влезть в долги, то ради умелой шлюхи точно расстарается.

Рука Гелиодора словно в ответ на ее мысли легла на грудь гномке. Та что-то радостно заворковала, кивая на верхний этаж. Сердце орчанки тоскливо заныло. Обреченность заполнила душу до краев, и Бёрк наконец оторвалась от созерцания воркующей парочки.

«Работа ждет. Поторапливайся! — прикрикнула на себя Бёрк. — А то сейчас выскочит Татимир и даст тебе пинка, чтоб пошевеливалась. То-то будет веселье для гостей».

Поднимаясь по лестнице, Бёрк смотрела только под ноги и не видела, каким тоскливым взглядом провожал ее Гелиодор. Меняла белье остервенело. Сдирала. Почти рвала. И приговаривала себе под нос что-то злое, бранное. Ткань жалобно трещала, но пожаловаться на нелюбезную служку было некому.

Орчанка рано сбежала домой. Сослалась на гору грязного постельного белья, топорщившегося из корзины. В родных стенах метаться было как-то проще. Никто не видит, как по щекам бегут слезы, промывая светлые дорожки на зеленой коже. Никто не слышит жалобных просьб, обращенных к небу. Никто не смеется, услышав эти «почему?» и «за что?».

К ночи она выдохлась. Упала на пол в углу и сдалась.

— Пусть увидит, — решила орчанка зло. — И будь что будет.

Тумит, уютно расположившись на одеялах, рассматривал карту Широких земель от Багровой реки до озера Памяти. С севера и юга полоски синего — океаны.

— Я думал, останешься в гостинице до утра, — вместо приветствия сказал Гелиодор.

Он вернулся с очередной охоты, помогавшей ему восстановить душевное равновесие, и был приятно уставшим.

— Незачем. Девчонка упилась в хлам. Поимел и свалил. — Тум отвечал, но мыслями был далеко. На переносице оборотня залегла беспокойная морщинка. Так было всегда, когда сильное волнение омрачало его беззаботную натуру. — А ты? Как охота?

— Отлично. Кабан и пара диких коз. — Гелиодор опустился на постель и довольно потянулся.

— Козы точно дикие?

— Думаешь, я прикончил гномье хозяйство?

— Очень даже вероятно, — усмехнулся Тум. — Последнее время ты спускаешь пар на всем, что движется. А кухарка говорила, у харчевника есть маленькое стадо. Вдруг оно перешло тебе дорогу? Или коза напомнили одну особу, которая рядится в козий мех. Не хочется остаться без молока на завтрак.

— Ах какие мы нежные, — съязвил гелиодор. — Что-то ты размяк за пару дней на отшибе. Быстро привык к свежему воздуху и парному молочку, — поддел друга Гелиодор.

— Есть немного. И кое-кому тоже не мешало бы расслабиться. Девчонки прикатили хоть куда. Что не спустил пар? Я бы оплатил.

Гелиодор отказался сегодня от аппетитной гномочки и щедро отдал ее другу.

— Не то… — поморщился Гелиодор.

Его настроение снова стремительно портилось. Гномки не привлекли его, даже отталкивали своими приторно-сладкими духами. Хотелось вдыхать свежий и манящий аромат смеска.

Почувствовав перемену настроения альфы, рыжий поспешил сменить тему:

— Ты бы завязывал с пробежками. У нас скоро кончится соль для засолки всего, что ты порешил за эту пару дней.

— Больше ешьте.

— Вся стая только этим и занимается. Такими темпами мы зажиреем за эту неделю, — сварливо ворчал Тумит.

— Так это хорошо. Гоблины просто подохнут от смеха, увидев еле передвигающихся жирных волков с отвисшими брюхами.

— Кстати о гоблинах, — Тумит сел и придвинул Гелиодору карту. — Ты слышал, что орки говорили за столом?

— Да вроде не глухой и рядом с ними сидел, — пожал плечами Гел.

— Их караван сейчас насчитывает тысячу кибиток. Тысячу! — подчеркнул Тум.

— И что?

— То, что даже такая здоровенная орда не решается соваться дальше горячих источников. — Тумит ткнул пальцем в место на карте.

— Нам туда и не нужно. Мы едем восточнее, — Гелиодор прочертил пальцем, раннее намеченный ими путь.

Старая дорога была отмечена на потрепанном пергаменте едва видной полосой.

— Но это совсем близко, и нас только…

— Целых две стаи. Оборотней, не орков. — Гелиодор отмахнулся от тревог друга. — Чего распереживался? Неужели сравниваешь двуликих с кочевниками? Это глупо. Посмотри на них. Двигаются как черепахи, из оружия ржавое железо, и никакой стратегии. Они не умеют работать командой и не имеют боевой формы. — В подтверждение своих слов Гелиодор поднял руку, которая сначала стала волчьей, а потом превратилась в огромную когтистую лапу. Если бы Бёрк увидела это, она приняла бы ее за конечность чудовища. — Они всего лишь пастухи. Мы — воины! Они умеют растить буйволов, мы — побеждать. — В его голосе была гордыня и сталь.

— Я все это знаю. Понимаю. Но не слишком ли ты самоуверен? Про гоблинов стараются забыть. Но земли просто так не бросают. Кто знает сколько их там…

— Сколько бы ни было, убьем всех, кто встанет на нашем пути. И освободим эти проклятые Алмазные гроты. Если оборотень подписывает контракт — он его выполняет!

Они помолчали, по-иному теперь рассматривая старинную карту. Черная вереница Темных гор обещала большие неприятности. В душе оборотней зашевелилось нехорошее предчувствие.

— И все-таки нужно быть очень настороже, — задумчиво решил Гелиодор.

— Да, нужно собраться и приготовиться к любому раскладу. А что это? — Тум ткнул на затертый значок, притулившийся возле извилины Алмазных гротов.

— Заброшенный город.

— Ничего про него не помню.

— Это из начального курса новой истории.

— Ненавижу начальный курс. Там одни размышления и оправдательные доводы. Почему мы так поступили, от чего нас нельзя осуждать… Разве и так не понятно, что все было правильно? Кровная месть за погубленный народ — это достойное решение.

В общих школах, работавших в смешанных городах, преподавали разные курсы истории: Старой, Довоенной, Новой, начинавшейся с человеческого исхода, и отдельно историю каждого народа. Обычно по курсу пробегались быстро и учителя не особо вдавались в подробности. Только особенно любознательные дети прочитывали книги целиком.

— А ты зачем читал эту нудятину? — поинтересовался Тумит, который даже учебник начального курса не открывал.

— Чтобы подсказать тебе сейчас, что это за точка на карте, — ухмыльнулся Гелиодор.

— Ну? Продолжай-продолжай. — Тумит откинулся на одеяло и зевнул. — Я слушаю тебя, умник. Считай, что мне интересно.

— Самый богатый город восточного края. — объяснял Гелиодор и постарался выудить из памяти подробности. — Вплотную примыкал к жирной алмазной жиле.

— Человековский?

— Гномий. Потом. Но до войны, кажется, смесовый.

— Я решил, что людской, раз забытый.

— Заброшенный.

— Что придираешься? — возмутился Тумит. — Забытый, заброшенный — какая разница?

— Забытый — бросили и забыли. Заброшенный — бросили, но не забыли.

— Целый город бросили? Вот это да! Ты уверен, что говоришь о гномьем городе?

— Абсолютно.

— На Алмазной жиле? Бросили? Гномы?

— Да. Еще в первый большой набег. С людьми жителей в городе было побольше. Раза в два больше. И все прикрыто сторожевыми замками. А потом, после исхода человечек, население поубавилось. Оборотни тоже ушли. И случился первый большой набег.

— Вспомнил! — заорал Тумит. — Неужели это точка выхода?

Он снова подтянул к себе карту и всмотрелся внимательней.

— Она самая.

— А я смотрю, местность знакомая. Это не из истории, это из стратегии разных народов.

— Там тоже есть.

— И город называли не Заброшенный, а Мастадоний.

— Мастадоний.

Они произнесли название одновременно, со священным трепетом. Да, это был тот самый первый город, оказавшийся на пути гоблинского стада. Горные после ухода оборотней постепенно наглели и все сильней пощипывали местное население. Гоблинов не интересовало богатство. Они как саранча, выжирали все съестное и шли дальше. Предгорные города обросли стенами, а караваны ощетинились воинской охраной. Мастодоний тоже не поскупился на высокие, каменные стены, но жадность сыграла роковую роль в его судьбе. Ошибкой горожан стало внесение в городскую черту входа в шахту. Они посчитали, что за крепостными стенами смогут спокойно добывать алмазную руду, но не учли протяженность Алмазных гротов. А они тянулись до Темной гряды. До самой цитадели гоблинов.

Горные не осаждали Мастодоний. Они вышли из рудника. Тихо. Ночью. И перерезали полгорода. Сбежавшие жители рады были, что вообще унесли ноги, и думать не хотели о потерянном богатстве. Город стал чем-то вроде могильника, и долгое время о нем предпочитали вообще не говорить. Даже название стерли со всех карт. Чтобы никто больше туда не совался и не рисковал жизнью.

Гелиодор проследил разветвление Алмазных гротов.

— Они давно туда не суются. Незачем. — Он говорил о гоблинах, предпочитавших районы понаселённее. — Ни еды, ни наживы. Земля в той стороне скудная из-за высоко лежащей руды. Даже орки там не кочуют — трава плохая и воды мало.

— И мы сунемся в эту гоблинову жо… бездну.

— Нет, мы сунемся в восточный отвод этой гоблиновой жо… бездны.

— Это успокаивает.

— Да, это щадит и мои потрепанные нервишки.

— Мы справимся.

— Разве может быть по-другому?