5. Оборотни

Вереница всадников растянулась по дороге длинной гусеницей. Следом катили две большие телеги, затянутые парусиновыми пологами. Мирно поскрипывали деревянные оси колес, изредка позвякивали доспехи на крепких телах верховых. На длинном древке копья, воткнутого в передок главной телеги, развевался красный флаг с вышитой на нем профилем головой волка. Памятуя о мирном времени, черного зверя изобразили не скалящимся, а гордо смотрящим вперед.

В пластичных движениях и хищных профилях ехавших, сразу узнавалась волчья порода. Оборотни. Редкие гости в этих краях.

Их лошади шли мягким аллюром, крупные копыта тяжеловозов поднимали облака пыли. Массивные и мускулистые лошади были под стать оседлавшим их спины воинам. Двуликие предпочитали эту породу другим из-за силы и выносливости. Конечно, тягачи уступали тонконогим скакунам в резвости и скорости, но кроткий нрав и мягкая поступь с лихвой компенсировали их неповоротливость.

Два ехавших впереди всадника, походили на своих коней не только силой, но и мастью. На вороном ехал брюнет с вьющимися волосами — Гелиодор Вафт, последыш из далекой стаи Дикого ветра. И сразу было видно, что он здесь глава, альфа. Оборотень словно пропитался силой всего своего народа. Гордая осанка, величественный разворот плеч Серьезные, карие глаза такие темные, что издалека кажутся черными. Взгляд отчужденный, с врожденной надменностью и толикой высокомерия. Одежда на нем не яркая, пошита просто, но качество материи и хорошее шитье говорили о дороговизне и достатке. Такую народ с достатком покупает не на показ, а для удобства.

На соловом коне с бледно-желтой гривой ехал рыжий оборотень с зелеными глазами — Тумит Сэт, бета, правая рука и нареченный брат альфы Полная противоположность вожака. Его куртка расшита золотой тесьмой, сапоги привлекали взгляды сочно-красным цветом. Сразу становилось ясно, что это любитель всеобщего внимания. На лице ироничная полуулыбка, в глазах — жажда приключений. Тумит лениво оглядывал окрестности, вертя кудлатой головой, и со стороны могло показаться, что оборотень делает это от скуки. Только стая знала, что Тумит отбывает свою очередь дозорного.

Оба всадника были почти одного возраста: двадцати восьми лет один, второй чуть младше. Они встретились еще юными щенками и с тех пор объезжали Широкие земли в одной связке. К ним в компанию набились такие же отщепенцы, и теперь вся гурьба гордо именовала себя стаей Черного зверя.

Гелиодора разморила дневная осенняя теплынь, и он, убаюканный плавным шагом своего вороного, беспечно придремал. Конь почувствовал послабление и не преминул этим воспользоваться. Чуть притормозив, угольно-черный здоровяк пропустил вперед шедшего справа жеребца. Выгнув шею, словно змея, он резко укусил своего соседа за заднюю ляжку.

— Аа! — вскрикнул от неожиданности всадник, едва не вылетевший из седла, когда его конь после подлого нападения резко взбрыкнул и рванул в сторону, забыв о седоке.

Гелиодор сразу проснулся.

— Вот дрянная скотина! — закричал он на своего коня и дернул поводья.

— Он опять это сделал, — обиженно сообщил Тумит, возвращаясь на дорогу.

— Что поделаешь, такой характер, — вздохнул Гелиодор.

Его конь отличался от своих собратьев. К безупречно красивой внешности прилагался злобный и мстительный норов.

— Все потому, что других лошадей родили кобылицы, а твоего выплюнула сама бездна.

Вороной зыркнул на Тумита блестящими глазами и всхрапнул, будто давая понять, что запомнил и оскорбительные слова, и обидчика.

— Просто у Шторма слишком развито чувство справедливости. — вступился за свою скотинку Гел.

— Что справедливого в укусах исподтишка?

— Твой Колос не пропустил его при въезде в город, помнишь?

— И что?

— Он конь вожака и всегда должен идти первым.

Тумит зло сплюнул в дорожную пыль.

— Да он искусал уже весь табун. Будешь уверять, что его обидел каждый?

— Шторм как главный следит за порядком. Наверняка у него были на то причины.

— А стая? Всякий из нас хоть раз носил на шкуре отметины от его зубов.

— Зато вы все испытываете к нему почтение.

— Страх…

— Уважаете его.

— Ненавидим…

— И любите…

Тумит хохотнул, давая понять, что альфа говорит абсурдные вещи.

— …По-своему, конечно. Но нельзя же не любить такого красавца!

Оборотень ласково потрепал жеребца за чуб и нежно провел ладонью по иссиня-черной шкуре, переливавшейся на солнце. Конь действительно был красив. Ровного цвета, без единой помарки. В тон телу, густая грива и хвост, доходивший до земли. А как хорош в езде! Отзывчивый и чуткий, словно натянутая тетива. Он стоил Гелиодору огромных денег, а его братья по стае расплачивались за соседство с ним вечной настороженностью.

— Ты не умеешь выбирать ни лошадей, ни женщин, — покачал головой Тум. — Они слишком дорого тебе обходятся.

— Но ведь стоят того? — хитро прищурился Гел.

Брат ему завидовал. Это читалось в тоне и взгляде, брошенном через плечо.

Последняя любовь альфы была бурной и всеобъемлющей. Как истинный оборотень, он полностью отдался охоте на выбранную самку и победил! Потратив целую кучу золота.

— Я не уверен, что хотел бы в свою постель эльфийку…

— А я не знал, что волки умеют лицемерить, — блеснул крупными клыками Гелиодор.

— Нет, серьезно. По мнетак они холодней сосулек, свисавших зимой с Темных гор.

— Ты ошибаешься. Элириданна не такая.

— Ну и имечко… Только услышав его, я бы повернул назад.

— Согласен, с ней не так просто, как с гномкой и с гоблинихой. — И оба, словно заговорщики, оглянулись и посмотрели на Сфелера.

У оборотней необычайно чуткий слух, и вся стая не специально, но слышала каждое слово.

Сфел скривился.

Летом он как-то напился гномьего рома до полного одурения и лег с гоблинихой, державшей ту пивнушку. Она была из степных гоблинов, разительно отличавшихся от горных Эти, совсем не охочи были до резни и очень хорошо торговали. К всеобщему удивлению, одним разом дело не обошлось, и Сфел навещал трактирщицу до самого отъезда. Как она рыдала у городских ворот, провожая стаю в дорогу!..

По рассказам оборотня, она была страстной и безотказной в постели, всегда снабжала его бесплатной выпивкой и еще приплачивала деньгами. Отношения удобные со всех сторон. Но вот внешность… Сгорбленная фигура, покрытая морщинистой кожей зелено-коричневого оттенка, редкие волосы, кривые зубы. Как Сфелер ухитрялся столько в себя вливать?

Теперь бедняга стал притчей во языцех, и каждый, говоря про ночь с очередной дамочкой, сравнивал её с гоблинкой Сфелера. В стае появилась как бы своя шкала женской привлекательности, где самой низкой отметиной была гоблиниха, а самой высокой эльфийка Гелиодора.

— Но ты же видел эти шелковистые волосы… А глаза! Словно трава весной. Кожа… Атлас покажется мешковиной рядом с ней. Голос словно пряный мед, и смех…

— Ого! Неужели она может смеяться? А я думал, она постоянно ведет себя как фарфоровый истукан.

— И умна…

— Да, умом её природа не обделила. Чтобы вытянуть с оборотня столько золота, нужно как следует перетряхнуть ему мозги. Или хорошенько отжарить его в койке. Но это не про Продаванну.

— Элириданну.

— Ведь в постели она не греет. Я прав?

Он был прав. Элирия ходившая по улицам города с высокомерным выражением на своем красивом личике, в постели была… терпелива. Она терпела его поцелуи, ласки и разговоры. Вот и получалось, что любоваться её телом — наслаждение, а обладать им — все равно что иметь мраморную статую.

— Даже в постели она ведет себя достойно.

Услышав эту фразу, Тумит непочтительно расхохотался. За спиной ему в поддержку раздались смешки братьев.

— Так и знал! Она того не стоит! Ты зря выбросил свои деньги.

— Каждый миллиметр её тела стоит золота.

— Буквально! Это мы уже поняли. — Тумит оглянулся на улыбавшихся братьев. — Ты вот что скажи, альфа: после того, как мы закончим, собираешься вернуться к ней?

— Да, — уверенно заявил Гелиодор. Он уже скучал по роскошным изгибам своей эльфийки. Надежда растопить её сердце ещё теплилась в нем. — И она будет ждать меня. Будет хранить мне верность.

— Еще бы! К тому времени ты получишь вторую половину платы и снова будешь при деньгах.

— Дело не только в монетах.

— Ну да, дураков зариться на добро оборотня в том городе тоже не найдется.

Ни гном, ни эльф не рискнет завести шашни с женщиной оборотня. Волчья натура — эгоист и собственник, он не станет делиться, и сопернику грозит смерть.

— К слову о деле, — Гелиодор зацепился за возможность сменить тему разговора. — Ну-ка еще раз перескажи мне подробности этой аферы.

— Зачем же так сразу — афера… Обычное дело.

— Обычное дело — это на сезон наняться в городские стражники. А мы тащимся к самой границе. Да еще придется объединяться с другой стаей.

— Так это стая Смарага, а Острозубые нам почти братья.

Со стаей Острозубых они вместе отстояли позапрошлую зиму в Жаргороде. Оборотней осталось немного, и мелкие группы Последышей всегда радовались встрече с себе подобными. Обычным делом были совместные попойки и гулянки. К тому же двуликие обменивались клановыми новостями и передавали сообщения родне.

— Все равно. Два альфы — это плохо. Придется сверять планы, договариваться. Я этого не люблю.

— Но заказчик сказал, нам самим не справиться, — напомнил Тум.

Их наняла гильдия гномов, занимавшихся добычей алмазов и железной руды. Они честно расписали всю опасность предстоящего сражения.

— Много он понимает в военном деле? — огрызнулся рассерженный Гелиодор. — Коротышки только и могут что репу сеять.

— Я думаю, он прав. Это предгорье, Гел, там даже караваны орков ходят, сбившись по несколько сотен.

— Зачем гномам вообще понадобилось отбивать ту землю, если её заселили гоблины? Им что, мало укрепленных городов?

— Алмазная руда, камни величиной с кулак… Говорят, это самая мощная жила на Широких землях. Да и не так давно там обосновались горные. Говорят, еще прошлым летом рудник работал в полном объеме. Остроухие пролезли туда зимой, когда все стояло. Наверное, подземные пещеры сильно напомнили им родной дом.

— Ну и дельце ты подобрал, — вздохнул Гелиодор. — Бой в шахте с противником, численность которого неизвестна…

Перспектива представлялась мрачной, но контракт уже подписан.

— Оплата соответствует.

— Я помню. К оплате никаких претензий нет. Никогда столько не зарабатывали за раз.

— И еще одна стая для безопасности, — подбодрил друг.

Тумит только казался бесшабашным простаком, но на деле был расчетливым и осторожным, иногда даже чересчур. Если он заключал с кем-то договор, то перед этим сто раз просчитывал все возможные ходы и варианты. Вот и сейчас, почувствовав всю серьезность предприятия, он потребовал в помощь еще одну стаю.

— Мы справимся, — уверенно заявил Тумит.

— Даже не сомневаюсь. Когда это мы не справлялись? — хмыкнул Гелиодор. — Вот только время много потратим, и еще торчать в этой дыре неизвестно сколько будем.

Смараг дорабатывал свой последний контракт — его стая подрядилась проводить караван торговцев к Зунделею и бросить дело так просто, они не могли. Договорились подождать их на каком-то гномьем хуторе, стоявшем у самых опустошенных земель.

— Зато хорошенько отдохнем перед дракой.

— Или сопьемся со скуки, — хмыкнул Гел.

— Ты, альфа, точно не сопьешься со своими пустыми карманами.

— Разве брат не займет мне на стаканчик доброй медовухи?

— Я пообещал, что не дам тебе и медяка, если потратишь всё на ледяную стерву.

— Но ты же не всерьез? — Гелиодор состроил испуганное лицо.

— Я серьезен как никогда! Если б твой папаша узнал, сколько ты истратил на продажную девку, утопил бы тебя еще слепым щенком.

— Она не продажная девка…

Тумит выразительно хмыкнул.

— …Ну не совсем. — Еще одно обидное «ха-ха» от брата. — Ладно, бездна с тобой, пусть будет продажная. — Тум ликующе хохотнул. — Но очень дорогая продажная. Леди продажная.

— Ты еще назови ее королевой. Продажная королева! Как звучит? Отец, познакомься, это моя королева, только вчерась купил. Дорого.

— И еще, — издевки начали надоедать, — я просил не напоминать мне про отца. Это удар ниже пояса. Всегда, когда вспоминаю или слышу о нем, чувствую себя неудачником, ребенком-разочарованием. Тем более если речь касается самок.

Его отец тоже был альфой. Его стая вымирала, и он потребовал от сына жениться на оборотнице зрелого возраста. Вернее было бы сказать — на волчице, годившейся ему в матери. Тогда он еще не до конца осознавал ценность семьи, юношеский максимализм лез через все щели, и Гелиодор взбунтовался. Он мечтал о свободе, приключениях, любви. Зачем ему было связываться с какой-то теткой и пытаться завести приплод? Он сбежал.

— Да брось, брат, ту обиду давно пора забыть.

— Я не виделся с ним больше. Он умер, так и не простив меня.

— Извини.

Тумит редко напоминал альфе про семью, да и все в стае чурались этой темы — ни у него одного все сложилось по-плохому.

— Он хотел продолжения рода, а я хотел свободы. — Гелиодор широкой пятерней отбросил упавшие на лицо волосы

— Никто не виноват, что ваши желания рознились.

— Но как сын вожака я должен был думать о стае. Возрождение двуликих — вот какой должна была быть цель моей жизни.

— Там есть кому поразить эту цель. Твой братец умеет думать получше — вот кого наделила мать Луна разумом. Так что хватит корежиться каждый раз, когда я чихаю в сторону Великого леса. Считай, Диким ветрам повезло избавиться от такого оболтуса. Останься ты в альфах — разбазарил бы всю казну на остроухих баб.

— Я истратился только на одну! — Гелиодор перешел от хандры к возмущению.

— Продажную леди.

— Да весь прошлый год я почти задарма драл свежих гномок. Обходился только лаской и кормежкой.

— Зато в этом спустил весь золотой запас на королеву. Удивляюсь, как и семейный раритет не остался в бездонной шкатулке Продаваны…

— Зачем Элириданне сдался мой кинжал?

Гел откинул плащ и с любовью провел рукой по висевшему на поясе кинжалу. Его рукоять, густо отделанную серебряной чеканкой, венчал крупный красный камень.

— О-о-о! В ее загребущих лапках эта вещица обрела бы новую жизнь. Так и вижу, как она, вооружившись пилкой для ногтей, выковыривает Драконий глаз, а потом ворожит, чтоб прилепить его к какой-нибудь брошке или булавке.

— Пусть бы попыталась. — Нарисованная бетой картинка была вполне правдоподобной. Не раз он замечал жадный взгляд эльфийки, на сияющем камешке. — Сам никогда не отдам, не настолько я дурак.

Вложенный в ножны кинжал был старинной семейной реликвией и всегда передавался от отца к старшему сыну. Это единственная ценность, которую Гелиодор посмел взять с собой из родной стаи. Необычайно крупный кроваво-красный гранат имел своё имя и историю. По легенде, это был глаз дракона, которого победил основатель и первый альфа Диких ветров. Считалось, что камень обладал тайной магией.

— А если сопрет? Разве можно верить этим королевам?

Гелиодор развеселился, представив гордую эльфийку в роли воришки, и расхохотался. Упавшее было настроение, снова поднялось до безмятежного уровня.

— Поймаю и накажу.

— Совсем не переживаешь? Спокойно засыпаешь в ее постели, не боясь проснуться с пустыми ножнами?

— Драконий глаз всегда возвращается к хозяину, — пожал плечами Гел.

— Веришь в эту легенду?

— Он возвращался к каждому из нашей семьи.

— Это могут быть враки.

— Я видел собственными глазами, как он вернулся к отцу. Его привезли в теле вора, обчистившего наш замок. И ко мне он тоже вернулся. Помнишь? Он ведь утонул, когда мы перевернулись на лодке. Но на следующий день рыбаки выловили его сетями, и он опять при мне.

Тогда им срочно нужно было попасть на другой берег. Несмотря на разыгравшуюся непогоду, стая отправились через вздутую весенним паводком реку и… потерпела неудачу.

— Это просто совпадение. Тогда нам пришлось хорошенько потрепать шкуры мелкорослым, чтобы забрать твои пожитки.

Гномы, рыбачившие в бухте, наотрез отказались отдать улов. Пришлось напомнить им, кто такие оборотни.

— Все в этой жизни — судьба, а значит не случайно, — философски изрек Гелиодор.

— Ладно. Пусть будет по-твоему. А давай проверим? Ну чтоб наверняка понять, так все или нет. Вот возьмем и бросим его тут. Прямо тут. — Тумит ловко выхватил кинжал у зазевавшегося друга. — Нет, лучше вон там, на опушке. А? — И, двинув своего коня пятками, галопом понесся к зеленой кромке.

— А ну стой! — заорал Гелиодор и бросился догонять.

Загрузка...