Погода за окном испортилась, и всю ночь накрапывал холодный дождь. Настроение было под стать. Работать не хотелось, но урчавший живот гнал ее сквозь вязкие лужи в тепло Татимировой гостиницы. Сегодня как орку окончательно выздоровевшему Бёрк нужно рьяно приступить к своим обязанностям. Порядком засаленная за время ее отсутствия кормильня срочно нуждалась в генеральной уборке. И Бёрк мыла, терла, выметала.
Под столами и лавками собралось два совка крошек, несколько ломтей зачерствевшего хлеба, уже порядком объеденного мышами, одна ложка, горсть костей и медная монетка. Вот последней орчанка очень обрадовалась и быстренько сунула ее в карман. Что выпало из кармана пьяного посетителя на пол харчевни, то пропало в цепких лапках подавальщицы — вот такой закон дикого гномьего хутора, придуманный и воплощённый в жизнь Бёрк.
После находки настроение немного улучшилось, она воспряла духом. Может, не все потерянно? Оборотень соскучится по ее запаху, обдумает свое поведение и согласится остановиться только на поцелуях. Ведь было хорошо. Обоим. Подумаешь нервничает. С кем не бывает?
Вон Татимир тоже стоит и подергивает усами. Боится, что приехавшие оборотни напьются до потери двуногого облика и разгромят его гостиницу. Ведь они почти не закусывали. Но волнуется он зря. Суда по рассказам Полли, двуликие вели себя прилично, хоть и хлестали медовуху немеряно. А что не ели, так видно же, что не голодные. Приходят сытые, довольные.
— Значит, готовят сами, — истолковывала свои наблюдения повариха. — Экономят, или еда им наша непривычна. Я думаю, что они мясо сырым едят, ведь полузвери все-таки. Хотя могу и ошибаться, хлеб ведь у нас покупают. И как много. В день три кадки теста приходится замешивать. Значит, запечённым не брезгуют.
«Не брезгуют, — кивала Бёрк и продолжала драить полы. — И запечённым, и жареным не брезгуют, только от принципиальных орчанок нос воротят».
Дверь резко распахнулась, впуская холодный осенний ветер, и ударилась о стену. Светлый проем загородило что-то огромное, в комнате потемнело, словно раньше времени наступил вечер. В просторной комнате сразу стало тесно. Бёрк подняла голову и увидела трех зеленых великанов, ввалившихся в кормильню. Орки.
С широких меховых накидок, заменявших оркам плащи, на только что отдраенный пол стекала дождевая вода, но кожаные черевики, которые они носили вместо сапог, были относительно чистыми. Наверное, оттерли о траву перед тем, как войти. Все увешаны железом грубой ковки. На запястьях наручи. Мечи и ножи на поясных ремнях, у одного на плече огромная шипастая палица. Морды типичные: крупные, плоские черты лица, широкие носы, большие губы с торчащими клыками. Все густо украшено колечками и серьгами. Волосы выбриты на висках, остальные торчат вверх черными ирокезами, сзади заплетены косички.
— Здорово, малышка Бёрк! — заорал самый крупный и, подхватив с пола оторопевшую орчанку, потряс ее как тряпичную куклу, а потом прижал к себе в медвежьих объятьях так, что у бедняги чуть ребра не треснули.
Первое воспоминание Бёрк: орочий караван. Постоянное покачивание, всепроникающая пыль дорог и скрип повозок. Мычание белых телят и звон колокольчиков у них на шее. Особенные песни, особенная жизнь, непохожая на оседлое бытие других народов. Своя исключительная романтика кочевого быта.
И Бёрк уже тогда отличалась от всех. Тощая, словно жердь, маленькая и пугливая. Необычно тихая для орчат и задумчивая. Хитрая и, когда нужно, изворотливая. Она рано узнала цену еды. Сфенос был стар и слаб. Он не мог кормить семью, как настоящий орк. Бедняге доставалась женская работа, которая плохо оплачивалась. Бёрк чаше чувствовала себя голодной, чем сытой. Приходилось даже приворовывать, чтобы не умереть с голоду. Но у неё были маленькие ручки, умевшие ловко штопать, и работа нашлась быстро. Швейка. У орков пальцы толстые, словно свиные колбаски, иголка для них что наказание. Платили за починку продуктами: вяленой рыбой, лепешками, иногда сыром. Это Бёрк не огорчало. Зачем ей деньги? Только бы пузо было набито.
Найдя большой луг, пригодный для пастбища, орки распрягали кибитки и останавливались на несколько дней. Дома на колесах ставили в два ряда. Получалась своего рода улица, широкая и продуваемая ветром.
Бёрк спешила по ней домой в крайнюю повозку, где они с отцом снимали угол. Сегодня в корзине, которую она несла, лежала пара рыбин. Бёрк шла и мечтала, как сейчас они со Сфеносом сварят ароматную похлебку. В тайнике еще оставались сушеные грибы и пара луковиц — получится просто пир. От предвкушения рот наполнялся слюной.
Вдруг кто-то сильно толкнул Бёрк в спину. От резкого удара она споткнулась и плюхнулась в дорожную пыль. Корзина вылетела из рук. На землю выпали отданные ей на починку вещи и сегодняшний заработок. Не успела Бёрк понять, что случилось, ее пнули в живот. Над головой раздался хриплый орочий смех. Подняв голову, девочка поняла, что столкнулась с местной бандой. Три зеленых подростка страдавшие от скуки, решили немного развлечься и незаметно окружили беззащитную жертву. Бёрк дернулась в сторону, но новый пинок дал понять, время для побега упущено.
— Не так быстро мелочь, — пробасил самый крупный из трех.
Свернулась калачиком. Эта встреча была не первой, что ждать от хулиганов, Бёрк догадывалась: «Будут бить». — обреченно решила орчанка.
— Хотела сбежать, мерзкая личинка короеда? — спросил, нависая над сжавшейся фигуркой.
У орков сила решала многое. Почти все. Кто самый сильный — тот и главный. Этот здоровяк был предводителем. Два других с готовностью загыкали над веселой, по их мнению, шуткой, показывая кривые зубы разной длины.
Однажды на речке задиристая троица в шутку сорвала с Бёрк одежду. Они с удивлением обнаружили белую кожу. Это видели все орчата, и Бёрк стала изгоем. Теперь дети изощрялись, придумывая ей обидные прозвища.
— Просто шла, — пискнула Бёрк.
— Ты шла по нашей территории, а здесь могут ходить только орки, — заявил нагло обидчик.
— Я орк, — чуть ли не шепотом от страха ответила Бёрк.
Она мысленно перебирала варианты дальнейших действий и не находила выхода. Они сильнее и быстрее. Если попробовать убежать, на ровном пространстве её точное поймают. Будет только хуже.
— Какой же ты орк? — Умник присел на корточки рядом с ее головой и рассматривал, словно жука. — Посмотри на себя: ты маленькая, как гном, и уродливая, как гном. — К обидным словам он добавил пинок.
— Я болела … — попыталась оправдаться Бёрк.
Вожак весело заржал и обратился к друзьям:
— Слышали? Она болела. — И со всего маху отвесил ей пощёчину.
От боли потемнело в глазах, а в пострадавшем ухе зазвенело. Бёрк схватилась за щеку и всхлипнула. С лица будто кожу содрали.
— Слыхали как запищала? — Орчонок, гордый собой, забыл о жертве и повернулся к своей компании. — Больной папаша, больная дочурка, а чего сразу не сдохли? Ходят тут, занимают место.
Бёрк воспользовалась затишьем, отползла подальше и, не вставая, стала собирать в корзинку рассыпанные вещи. «Хватай и беги», — командовал мозг.
— Эй, больной гном! — опомнились нападавшие. — Теперь ты будешь платить нам за то, что ходишь здесь.
С этими словами главный выхватил у Бёрк рыбу и, откусив от нее голову, громко зачавкал. Бёрк брезгливо поморщилась.
— Не трогай! — процедила.
Она вспомнила голодного отца, и злость пересилила страх. Бёрк смело посмотрела обидчику в глаза.
— Что, румянца не хватило? Сейчас добавлю, — и замахнулся для второй пощечины.
Мимо них проходил Ортоклаз. Накануне Бёрк зашила ему разодранную надвое меховую жилетку. Он лазил по деревьям, но из-за природной неуклюжести свалился и порвал одежду, только неделю как купленную. Испугался, что мать его отлупит, и прибежал к кибитке странной швейки. Она выручила. Бесплатно.
Ортоклаз был одного роста с обидчиком Бёрк, только еще шире в плечах. Уже тогда было видно, что мало кто в будущем решится меряться силой с сыном кузнеца.
— Отстань от нее.
Ортоклаз подошел и стал напротив задиры.
— А то что? — Они посмотрели друг другу в глаза. — Что ты мне сделаешь?
Безмолвная дуэль продолжалась не больше минуты.
— Хочешь узнать?
Орток повел плечами, показывая тугие бицепсы. Работа в кузне закалила их и придала рельеф.
Поняв, что перед ними уже не беззащитная жертва, троица отступила. Они не испугались, просто драться из-за двух рыбин им было лень.
Поднявшаяся с земли, помятая Бёрк совсем не выглядела расстроенной, она была оптимисткой и во всем всегда находила что-то хорошее. Потеряв одну рыбу, она нашла друга. С тех пор они много времени проводили вместе. Ортоклаз был молчалив и туповат, и это абсолютно устраивало Бёрк. Она болтушка, могла часами не замолкать, пересказывала ему всякие истории, услышанные в караване, придумывала небылицы, а то, что орк не перебивал, было ему большим плюсом.
Ортоклаз быстро вырос и превратился в крупного орка, ростом на голову выше Сфена. Примерно в это же время у его соседки по кибитке вдруг выросла грудь. С момента, когда Орток это заметил, его дружбе с Бёрк пришел конец. Она стала ему просто неинтересна. Инстинкт размножения погнал его к созревшей самке. Орк не отходил от повозки, где жила зазноба, ни на шаг. С кузни отца приносил ей подарки, которые сам ковал, дарил нужные в хозяйстве вещи. Даже подрался с парой соперников, доказав свое превосходство. Через полгода ухаживаний с согласия обеих сторон Ортоклаз женился на ней и забрал избранницу в новую, недавно для них построенную кибитку.
Это стало настоящим ударом для Бёрк, она привыкла воспринимать здоровяка-недотепу как свою собственность. Как орка, принадлежащего одной ей. А тут такое предательство…
Через неделю дом у молодоженов сгорел. Сфенос и Бёрк издалека наблюдали за тем, как орки тушат пожар. Случайно отец глянул на неё… И все понял. Рядом с ним стоял не ребенок уже, а ревнивая женщина, удовлетворенно смотревшая на результат совершенной ею мести. У неё на губах играла улыбка маньячки, а глаза довольно сверкали. Дома Сфенос обыскал куртку Бёрк и показательно вытряхнул из ее кармана коробку спичек, но на лице дочки, которая поняла, что ее поймали, не было ни капли раскаяния. Тогда Сфен вытащил прутик, которым порол Бёрк, когда она сильно портачила, и как следует отстегал, приговаривая:
— Нельзя! Нельзя чужое добро портить. Ты не уважаешь их тяжкий труд. Нельзя!
Этот урок она запомнила навсегда. И больше никогда ничего не поджигала, кроме дров в печи и костра. Вскоре после этого Сфенос решил круто поменять их жизнь. Забрав вещи и дочь, он отправился в глубь Широких земель.
— Ортоклаз! — опомнилась Бёрк и хотела обнять друга детства за толстую шею.
Но в руке по-прежнему была зажата поломойная тряпка, и орчанка просто похлопала его по плечу. Это было несложно — орк держал ее на уровне своего лица.
— Он самый! Узнала! — горделиво вскинул Орток подбородок.
— С трудом. Ты вырос… еще больше. — Она развела руки, показывая ширину его плеч.
— Да мужланею, — кивнул довольный орк. — Большею. А ты, пичужка? Как была недомерочком, так им и осталась.
— Да вот что-то никак не вырасту. — На минуту Бёрк смутилась, но быстро отряхнула обидное слово.
Это говорит орк, а орки говорят, что видят. Орток не хотел ее обидеть, нет у зелёного народа такой жилки. Не вкладывают они в слова тайного смысла, как дриады или те же эльфы.
— Так ты еду ешь, а то, небось, клюешь все, как заморённый цыплок, вот ничего и не нарастает, — поучал друг детства.
Двум другим оркам сравнение с цыплёнком показалось забавным, и они разразились громоподобным хохотом. Ортоклаз их поддержал. Пыль на верхних балках — та, что Бёрк собиралась смести еще в прошлом месяце, но не нашла время — осыпалась мелкой взвесью на их плечи.
— А вы всем караваном сюда? — поинтересовался Татимир.
Он мысленно подсчитывал запасы алкоголя и понимал, что если народ будет прибывать такими темпами, то надолго не хватит.
— Да нет, нас только трое. Едем одной кибиткой вдоль хуторов, меняем что на что…
Орки не отличались стремлением к богатству. Размеренная жизнь зеленого народа проходила на окраинах Широких земель. Только там в изобилии простирались некем не занятые степи, пригодные для их скота. Зеленый народ жил в основном за счет выращивания белых буйволов — больших спокойных животных с огромными рогами. А кибитки-дома орков, набитые шумными детишками и толстыми женами, которых от мужчин отличала большая грудь и меньший рост, двигались за их стадами. Некоторые орки ковали железо. На окраинах было много брошенных рудников.
— …да приглядываем на зимовье местечко поспокойней, — пояснил Ортоклаз. — Вот и ты, добрый гном, посмотри. Может, чего выберешь.
Бёрк аккуратно поставили на пол, позволив закончить дела, а на прилавок перед не очень радостным харчевником брякнули огромный баул. Судя по звуку, тот был наполнен железным скарбом. Татим поморщился, молодые орки пахли в десятки раз ядреней одомашненного Сфеноса. Если на их портках настоять воду, то получится отличный яд для клопов.
— Я не очень разбираюсь в посуде, — стал отпираться Татим, увидевший в жерле орочьего мешка ручку от сковородки. — Это нужно кухарке моей показать. Бёрк, ну-ка проводи своего дружка в кухню, пусть Полька покопается, может, что нужное отыщет. А вы, гости дорогие, прошу за столы. Чего желаете? Похлебки? Медовухи? Пива? — Гном старательно воротил нос от пахучих посетителей, но продолжал выучено улыбаться. — Ох, и пиво у нас в нынешнем году! Ох, и вкуснота!
Харчевник самозабвенно врал. Пиво у них в этот раз получилось отвратное. Он даже не предлагал его оборотням — боялся получить по морде. Но за стол усаживались орки, а они вливали в себя все, только бы пьянило и было подешевле.
Бёрк схватила в правую руку ведро с водой, в левую мизинец Ортоклаза и направилась в кухню. Повернув голову к двери, которую так и не удосужились закрыть, натолкнулась на два желтых огонька. За спинами громко болтавших орков как-то незаметно возникли оборотни. Небольшая группа во главе со своим альфой.
Он стягивал с себя мокрую куртку и внимательно наблюдал за происходящим и казалось, вспыхнувшим взглядом прожжёт в Бёрк дыры. Недоволен? И что такого она сделала? Что опять не так в подлунном мире?
Бёрк дернула Ортоклаза, требуя нагнуться.
— Ты только со стола в кухне ничего не хватай, хорошо? — зашептала она в бритый висок, когда великан наклонился к ней. — Кухарка страшно этого не любит, может и скалкой…
С каждой минутой лицо оборотня мрачнело и наливалось недоброй темнотой.
«Чего это он? — размышляла Бёрк. — Может, сам хотел, что купить?».
Тут маленькую стаю вошедших, заметили орки.
— Оборотни! — заорал самый низкий из орков и стал тыкать пальцем в рыжего Тумита, который вошёл первым.
— Ну и что? — Обиделся тот и откинул зеленую лапу. — Чего орешь? Оборотней никогда не видал?
— Так не видал! — радостно признался орк. — Вона вы какие, — потрепал рыжую макушку. — Ершистые.
— Нормальные.
— О! Рыкучие какие! Волчарые! — Орк был так рад пришедшим, что чуть не плясал. — А что, выпьете с нами, оборотни? Мы платим.
«Оказывается, у орков и оборотней столько общего, — размышляла Бёрк во время мытья посуды. — Они любят напиться, помериться силой, прихвастнуть и поспорить. И им так весело вместе».
Она даже завидовала Ортоклазу, ставя перед ним очередную кружку с пивом — Татимир все-таки втюхал им эту гадость. Орток сидел рядом с Гелиодором и болтал обо всем подряд. Она же боялась ляпнуть что-то лишнее, когда ходила к нему на свидание.
Было уже далеко за полночь, и Бёрк не переставала зевать. Она так вымоталась за этот длинный день, что еле волочила ноги. Спину ломило, руки подрагивали от тяжести подносов, грозя уронить выпивку.
— Ступай домой, — великодушно кивнул Татимир. — А то уснешь прямо на ходу.
— Спаси-и-ибо, — зевая, ответила орчанка.
— Только завтра приди пораньше. Не проспи. Уборки будет много.
Бёрк удрученно обвела взглядом кормильню, заваленную объедками и посетителями. «Да-а-а, сегодня можно было не убираться, разница до и после невелика».
Дождь закончился, и на небе сияла луна.
«Почти полная», — вяло отметила Бёрк и вышла из тени харчевни.
Хутор был погружен в ночную тишину, только мокрый ветер неприятно вьюжил вокруг. Нигде не огонька. Лишь окна гостиницы приятно светятся домашним уютом. А до дома далеко. И холодно. И страшно. И показалось, что рядом мелькнула тень. Как непривычно ходить в такое позднее время. Вот бы провожатого — одной боязно.
И тут рот зажали, не дав даже пискнуть. Прижали спиной к стене сарая и загородили весь круг ночного светила. Из темного и большого похитителя, на неё пялились желтые огоньки, перечерченные узким черным зрачком.
— Гелиодор? — промямлила ему в ладонь.
Вот же… гад! Напугал до икоты.
— Гелиодор! — кривляясь повторил оборотень. — Не рада? Кого-то другого поджидала?
Он отпустил рот, но руки поставил по бокам Бёрк, не давая ей и шанса, вырваться и убежать.
— Никого не ждала, — зачем-то начала оправдываться. — Просто домой иду.
— Ври больше. Думаешь, раз оборотень, так тупой? Не догадаюсь о нем?
— О ком? Ты что такое говоришь?
Он что, ревнует? Или просто решил пошутить? Напугать?
— Давай, сострой из себя дурочку, будто и не строила глазки зеленому красавчику.
— К-кому-у? Ортоку?
— Значит, уже просто Орток.
— Ты в своем уме? Да он женатый! — выпалила первое, что пришло в голову.
— А-а-а, вот как. Значит, был бы свободный, давно бы висела на его шее. Значит, для него себя бережешь? — Голос оборотня звучал недобро. Зло звучал его голос.
— Я не берегу, — начала уверять Бёрк.
— Так у тебя уже было? — взвился оборотень. — С орком?
— Нет! Это ошибка.
— Тогда с кем? С гномом этим проклятым связалась? — вспылил Гел. — Нашла размером поменьше. Что, нравится, когда приносят желтые веники?
О чем он говорит? Какие гномы? Какие веники? Хотя… Ретик утром подарил букетик клиновых листьев. Такой романтик. Но ведь он молодой совсем, почти ребенок.
— Да Ретик мне как брат!
— Совсем глупишь, с сопляком спуталась…
— Да не нужен мне никто! — возмущённо пискнула Бёрк.
— А! Конечно! Понял. — Он прижался теснее, вдавливая ее в стену. Чтобы не задохнуться, Бёрк выставила вперед руки и попыталась оттолкнуть. — Зачем оставаться с одним, когда вокруг столько ухажеров, — рычал ей в лицо. — Орки, гномы, оборотни. Может, и эльфы за тобой ухлестывают?
— Причем здесь эльфы?! — слова вызвали болезненное воспоминание и Бёрк не сдержавшись закричала. — И даже если так, тебе какая разница?!
— Какая мне разница? — Оборотень окончательно взбесился. — Сейчас покажу, какая мне разница! — Схватил за ладони и дернул вверх. Одной рукой пригвоздил ее руки над головой, словно припечатал — не сдвинешься. — Мне есть разница… — И грубо толкнулся в ее губы. Рот оборотня жесткий. Раскрылся, выпуская острые клыки, и цапнул за верхнюю губу.
— А-а-а, — ахнула орчанка от боли и попыталась выкрутить ладони или дать пинка назойливому нахалу.
— Не дергайся, — рыкнул в губы, выпрямился в полный рост и замер.
Рассматривал бледное лицо девушки и обнюхивал жадно. Потому что скучал по ней.
Точно, зверь. Медленно наклонился. Шершавый язык прошелся по маленькой ранке на губе, слизнул капельку крови, и боль сразу притупилась. Губа будто занемела, но не потеряла чувствительность. Оборотень смягчился и целовал уже неторопливо, соблазнительно. Его пальцы разжались. Бёрк стояла смирно и попыток сбежать или оттолкнуть не делала. Ждала, что будет дальше. Они посмотрели друг другу в глаза. Близко, почти касаясь носами. Гелиодор поднял руку и пальцем очертил контур пухлых губок. Потом резко схватил за подбородок и принялся яростно целовать. Сорвался.
Бёрк отвечала не менее жарко. Обняла за шею и, схватив за загривок, притягивала ближе. Отклонила голову, позволяя целовать ниже, горло, показавшееся в вороте меха. Гел ринулся на разрешенную территорию и сразу начал отплёвываться, наевшись длинных козьих шерстинок от шубы.
— Волосня, — недовольно фыркнул и расстегнул верхнюю пуговицу. Да тут, в старой шубейке, петельки не прошили для надежности и дополнительных пуговичек тоже не предусмотрели.
Бёрк замерла. Что делать? Отбиваться? Кричать? Но зачем? Тут темно. Если позволить немного больше, цвета кожи он не заметит. Воротник живо поддался, и руки оборотня принялись расстёгивать всю шубку. Быстро справились и, выпростав край рубашки, забрались под нее, подпуская к коже холодный воздух ночи. Стали умело ласкать, жадно щупать. Бёрк затопили новые ощущения. Такого удовольствия она еще никогда не испытывала, она буквально захлебнулась негой. А оборотень словно вливал в нее возбуждение. Оно уже жгло, разъедая застенчивость и остатки воли, но Гелиодор с каждым поцелуем подливал новую порцию.
Куда делся страх разоблачения? Забылся, уступая место искушению. Тело покорно повиновалось рукам мастера. Словно мягкий воск льнуло в нужном направлении, прогибалось навстречу нежности.
Под горячими пальцами вспыхивала огненными всполохами кожа. Бёрк словно пронзали тысячи молний. Не больно. Восхитительно. Мозг погружался в вязкую негу, отдавался первобытным инстинктам. Душа шептала: «Бери! Разрешаю!»
А оборотня трясло. Его крупное тело подрагивало и жарко дышало куда-то в губы, шею… везде.
— Ножку… — простонал и вклинился между бедер.
Уперся чем-то большим и твердым, потерся, протяжно поскуливая.
Бёрк позволила, не испытывая ни капли стыда или раскаянья. И даже не собиралась возмутится такой нахальности. Наоборот, глухо застонала от острых ощущений, а руки еще крепче вцепились в густой затылок. Она как губка впитывала его желание, и сама желала, как сумасшедшая.
— Бёрк… Да… Сладкая крошка…
Он успевал бормотать всякие глупости между поцелуями. Закинул ее ногу себе на бедро и вмял в стену. Его сотрясала дрожь предвкушения.
Совсем рядом стукнула дверь харчевни, выпуская загулявшихся посетителей. Кто-то смеялся. Слышались отдельные слова.
Оборотень замер, насторожившись. Хотелось рычать и бросаться на помешавших идиотов. Бёрк тоже замерла. Холодный ветел дунул в лицо, принося осознание действительности: куртка распахнута, рубашка задралась почти до груди и острые соски уперлись в шершавые ладони оборотня, шапка съехала и упала куда-то на землю, лицо пылает. Он успел даже развязать шнурки на ее штанах. Внутренний огонь, пожиравший ее, стал стремительно гаснуть.
— Малышка, — обнял Гел и прижал ее к себе. — Пойдем ко мне. В палатке тепло и никто не помешает. Идем, — потянул, отрывая от стены сарая.
Куда он зовет? В свой дом? Да, там будет тепло, а с ним даже жарко. И светло. Костер в лагере не затухал даже ночью. Её осветит, и он все увидит. Все ее грязные тайны. Все изъяны. А что потом? Побрезгует или все же решится и утолит свой голод?
— Нет, — ответила почти спокойно.
— Нет? — переспросил, не перестывая целовать шею. — Брось ломаться, отлично проведем время. Не пожалеешь.
Пожалеешь. Ох, как пожалеешь, когда в его глазах, как в глазах того злополучного эльфа, загорится сначала удивление, а потом презрение и брезгливость. Руки Бёрк упёрлись оборотню в грудь, отталкивая его.
— Я отлично проведу время в своей кровати. И вообще мне давно спать пора.
— Не отпирайся, от тебя просто пышет страстью, — настырно зашептал ей в ухо и куснул.
— Не ври.
— Правду говорю. Просто фонит желанием. Ты хочешь меня не меньше, чем я тебя.
— И что? — С силой оттолкнула Гелиодора. — Я много чего хочу.
Он не стал держать.
— Так скажи чего? — Его тон был насмешливым.
«Тебя!» — хотелось закричать.
— Тебя не касается, — пробурчала себе под нос.
— Хорошо. Тогда попробую угадать сам. Денег? Все-таки дело в них?
— Опять ты о своем! Посмотри на меня, я похожа на продажную? — пылко выпалила Бёрк.
Вопреки всему, ей не хотелось, чтобы он думал о ней плохо.
— Ну-у-у… Может, ты начинающая.
Он шутил. Сам понимал, что девка ломается не из-за денег, но хотел узнать настоящую причину и потому допытывался.
Она молчала. А что сказать? Потому что альбинос? Вот смеху-то будет! Да он живот надорвет, когда убедится в этом!
— Пойдем…
— Нет!
Он взбесился моментально. Понял, что уговорить не выйдет, и со всей дури припечатал кулаком в стену.
— Тогда иди. Убирайся! — заорал, блеснув золотом светящихся глаз.
И она побежала. Припустила так, что зайцы бы не угнались. Было страшно — вдруг передумает, догонит, повалит на мокрую землю и возьмет, не спрашивая разрешения. Силы в нем немерено, сопротивление больного орка даже не почувствует. Петляя по размытой дороге, чуть не свернула в чужой поворот. Быстро исправилась. Наконец, родной дом. Протопала по порожкам и, наконец, захлопнула за собой дверь. Почувствовала себя в безопасности и перевела дух. Запыхалась. Всю дорогу казалось, что следом движется серая тень. Волк. Двуликий. Оборотень. Просто показалось. Это последствия усталости и ссор. Нужно поспать. Ей срочно нужен отдых.
Огромный черный волк вышел из-под тени деревьев и приблизился к старенькому домишке. Убогая лачуга, и в ней живет орчанка, укравшая его покой. Зараза! И правда зараза. Въелась под кожу, словно чесотка или лишай. Теперь тело зудит, мешает спать, и от этого уже не избавиться. Не все так просто.
Зверь обнюхал дверь и прислушался. Шуршит. Возится там орчанка, словно мышь. И бормочет что-то недовольное. Главное, что одна и никаких посторонних запахов, кроме орка-отца. Хорошо. Соперника порвал бы. Прямо сейчас. Просто сразу. Потерся боком о перила, оставляя частички шерсти и свой запах. Пусть только попробует кто-то подойти! Моё! Убью!
Спустился вниз и увидел в дверях сарая старого орка. Он наблюдал за большой псиной без страха. Скорее с угрозой, обещая наказать, если оборотень обидит его дочь. Да что он может сделать? Но нарываться Гелиодор не стал. Защитник — это хорошо, пусть и почти бесполезный, на взгляд оборотня. Приветливо махнул ему хвостом — дал понять, что предупреждение понял. И потрусил к лагерю.