Берк. Оборотни сторожевых крепостей

21. Катастрофа

За окном хозяйничала ночь. В доме тихо и темно. Бёрк, свернувшись калачиком, дремала на своей постели. Хотя дремота — не совсем подходящее слово для этого состояния, ставшее за последнее время привычным. Орчанку словно окутывал теплый кокон, притупляя все чувства. Не давал остро реагировать на события, происходившие вокруг. Не пропуская острых эмоций и тревог. Странное полузабытие. Отчуждение. Ей не хорошо, и не плохо, не холодно, и не жарко, только тревожное томленье разлилось по всему телу. Предчувствие. Ожидание.

Приоткрытыми глазами, Бёрк не отрываясь наблюдала за краем полной луны, показавшимся в окошке. Золотой свет манил, не давая оторвать взгляд от ночного солнца. И она смотрит, смотрит, не замечая ничего вокруг. Что-то случится с ней. Изменения…

А за стенами маленького домика творилось нечто ужасное. Беда.

Блеснуло. По темному хутору ярко брызнуло оранжевое пламя. Отразилось в оконном стекле, заметалось по белым стенам комнаты. Бёрк поморщилась, как от комариного укуса. Отвлекает. Хотелось видеть только сияние луны. Оно согревает и зовет…

Где-то вдалеке, как эхо, послышался душераздирающий крик. Потом еще. Звон металла. Все ближе. Со звуками приближалась тревога — густая, словно кисель. Заполнила весь гномий хутор и потекла к дому Бёрк. Все ближе…

Торопливые неровные шаги по замерзшей дорожке двора. Под тяжелыми ногами хрустит иней. Кто-то, словно пошатнувшись, ударился о стену дома. Жалобно скрипнули ступени, и входная дверь с грохотом распахнулась, разбив ручкой побеленную стену.

Бёрк инстинктивно сжалась. Все это, вокруг, тревожило, вырывая из теплой дремы. «Нет! Не хочу! Пусть прекратится! Остановится сейчас! Не надо!»

Из коридора громко, но как-то неестественно сипло, позвал Сфенос:

— Бёрк! Бё-ё-ёрк!

Она неохотно, с трудом вынырнула из сонного ступора. Словно одеревенелая кукла, встала с кровати и медленно пошла к дверям. В своей старой рубашке с вышитыми по краю ворота дубовыми листьями и бледной кожей Бёрк, сонно и дёргано двигаясь, очень смахивала на привидение. Вяло, медленно, поднималось удивление: почему отец не заходит в дом? Зачем открыл двери нараспашку и впускает порывы морозного ветра в теплую комнату? От ледяного сквозняка, ее босые ноги сразу замерзли.

В доме темно, но в свете луны были видны очертания предметов, а коридор как черная дыра. Можно только по звуку понять, что в нем кто-то стоял. Темнота зашевелилась, и проступили очертания тела Сфеноса. Он медленно сделал шаг вперед и начал заваливаться на колени. И тут же из ушей Бёрк как будто вытащили ватные затычки. Её словно обдало ледяной водой. До слуха со всей громкостью и четкостью наконец донеслись крики о помощи и шум битвы.

Девушка застыла, как каменное изваяние. Все происходящее показалось нереальным продолжением дрёмы, ночным кошмаром. Она видела! Даже в таком скудном освещении! Тело отца — голова, грудь, руки — все залито темной жидкостью. Не знала наверняка, но сразу поняла, почуяла, что это кровь. Что происходит?

— Гоблины! Гоблины налетели. Оттуда… — тяжело глотнув, заговорил орк. — Куда ушел твой волк… — Отец пошатнулся, наклонился в сторону и оперся правой рукой на стену. — Он не вернется… Бёрк! Гелиодор, он больше не вернется… — Слова Сфеноса звучали глухо и перемешивались с бульканьем и хрипами, как будто он захлебывался. Чем? Водой? Или… собственной кровью? — Беги… за реку… На другой берег, Бёрк. Там твои… Твой народ… На другом берегу… Ты будешь в безопасности… там…

В голове Бёрк слова отца отпечатывались, словно выжженные железом. Они окончательно разбудили, и девушка пришла в себя. Нужно действовать! Спасти! Вылечить! Орчанка встряхнулась и протянула к Сфену руки, желая ему помочь. Втащить в дом. Остановить кровь, перевязать.

В это момент из темноты, как из потустороннего мира, неожиданно невидимый до этого вынырнул кривой и тусклый, запачканный чем-то темным, меч и отсек орку голову. За одно мгновенье… Голова упала и, подпрыгивая, как мяч, покатилась под стол.

Бёрк, еще не до конца понимая, что произошло, оглушительно завизжала.

Позади упавшего тела орка мелькнула тень. В свете взметнувшихся языков пожара показался убивший Сфеноса гоблин. Высокий, ростом с орка. Жарко выдохнул облачко пара в морозный воздух. Красные фосфоресцирующие глаза, разинутая пасть, наполненная кривыми зубами, острые оборванные уши. Он, словно собака, прижимал их к голове, стараясь защитить слух от пронзительного крика Бёрк. В правой руке гоблин по-прежнему сжимал меч, с которого капала кровь Сфена, в левой держал копье. Он взмахнул им, словно желая прогнать неприятный звук, издаваемый орчанкой, потом замахнулся и, почти не целясь, с легкостью, как будто оружие ничего не весило, метнул копье в Бёрк. Острие пробило ей правое плечо и как тряпичную куклу, откинуло за печку. Это было последнее, что нападавший видел в своей жизни.

Из-за печи беззвучно, с такой скоростью, что гоблин не успел даже осознать, выскочила белая волчица размером с пони и разорвала ему горло. Одним плавным прыжком она пролетела коридор, оставив позади мертвецов. Очутилась во дворе. Все огромное, лохматое тело наполняла ярость.

Здесь были еще гоблины. С факелами в руках они замерли в растерянности. Вот кого они не ожидали увидеть в ветхом домишке, так это оборотня. Откуда ему тут взяться?

«Уродливые вонючие существа, превратившие ее жизнь в кошмар. Месть! Грызть! Убивать!»

Прыгнула к ближнему и одним махом оторвала ему голову. Брызнула липкая горячая чернота, от нее поднимался пар. Какая мерзкая у гоблинов кровь. Не кровь даже, а зловонная жижа. Так же поступила с третьим и четвертым. Так быстро. Они даже не успели поднять свое жалкое оружие. Раз и с этими было покончено. В маленьком дворике теперь валялись только обезображенные останки гоблинов, и по белому покрывалу инея разлилась темным пятном зловонная лужа.

Но дальше были еще гоблины. Они копошились повсюду. Услышали, увидели ее и завизжали, как свиньи. Обрадовались? Или испугались? Раздались крики:

— Оборотень! Оборотень!

Что-то в гнусавых голосах не слышно радости. Ушастые в панике заметались между домов. Прячетесь? Поздно! Белая волчица рванула следом.

В бок впились несколько арбалетных стрел. Пара из них запутались в шерсти, несколько неглубоко пробили кожу, одна причинила сильную боль и заставила заскулить — достала до самых ребер. Гоблины обрадовались и заулюлюкали. И сразу поплатились за это. Оборотница быстро пришла в себя, зубами схватила за древко меткой стрелы и вырвала ее из своего бока. Боль полоснула огнем, но быстро отступила. Теперь вперед. Бросок — разорвала зазевавшихся гоблинов. Но их становилось только больше. Они, словно грязная вода, затопили весь хутор.

— Серебро. Несите серебро! — орали мерзкие твари.

Волчица с остервенением грызла обидчиков, ярость заставляла двигаться вперед. Ее кололи и рубили мечами, но раны на шкуре волка моментально затягивались, и на их месте оставались только пятна крови. Боль и ярость придавали сил. И гоблины лишались конечностей и голов. В стороны летели брызги их крови и слюны. Драка напоминала сцепившуюся собачью свору, окутанную паром, от учащенного дыхания.

Подбежал здоровенный гоблин. В руках густо украшенная камнями и гравировкой серебряная секира. Оружие явно эльфийской работы. Точно прицелившись, здоровяк резко опустил острый клинок в клубок сражавшихся. Серебро с легкостью рассекло шерсть, кожу и мышцы вдоль кости. Волчица громко заскулила и инстинктивно отскочила в сторону, уходя от второго удара. Это спасло ей жизнь. Перекатилась через спину, заметалась, пытаясь избавиться от боли. Задняя лапа повисла, как неживая.

Чувствуя победу, с громким визгом к ней бросились все гоблины. Здоровяк снова замахнулся секирой.

«Беги» отдало команду тело и оборотница, уходя от погони, рванула между пылающих домов. Поскользнулась на замерзшей луже, в ноге взорвалась забытая в бою боль. Взвыла. Неловко ступила и упала. «Беги!» Куда? Во всем хуторе царил хаос. Крики, треск горящей древесины, дым. Подавилась вонючим воздухом, закашлялась, закружилась на месте.

Где-то еще сражались. Кажется, у гостиницы. Инстинктивно волчица бросилась на звон оружия. Может, защитят? Она летела знакомой дорогой. В торопях перепрыгнула через чье-то изуродованное тело, словно на земле валялась поломанная кукла. Знакомая расцветка. На что похоже? На платье Полли.

Возле горевшей харчевни увидела сражавшегося Татимира. На фоне огня он походил на бога мщения. Всегда доброе с хитрецой лицо, сейчас было перекошено яростью. Почти не узнаваем. В руках огромный меч, который раньше висел в его комнате над камином. Неужели харчевник и в самом деле умеет им пользоваться? А ведь Бёрк всегда посмеивалась над хозяином. Думала, что он обменял оружие на бочонок пива и просто бахвалился.

На груди и руках гнома было множество ран, дорогая бархатная рубашка изрезана и вся в крови. Идеальная когда-то борода наполовину сожжена. Изо рта вылетали рваные выдохи пара вперемешку с каплями крови. Он ранен. Дышал тяжело, как загнанный конь.

Волчица, сильно хромая, подбежала к нему ближе. Три гоблина против одного гнома — нечестно. Напала на того, что стоял спиной, убила быстро, без сожалений. Татимир рассек второго, а третий, поняв незавидность своего положения, отскочил и скрылся за углом. Наверное, побежал за помощью.

— Мерзкие твари, — сплюнул гном и вытер губы, по которым текли ручейки крови. — Спасибо, — повернулся он к волчице и замер. Присмотрелся внимательней. Оборотница вильнула хвостом, присела на здоровую ногу и, заглядывая гному в глаза, заскулила. — Бёрк?!

Она радостно взвизгнула.

— Эти синие глаза ни с чем нельзя спутать, — сказал гном, тяжело дыша. Он смертельно устал, силы были на исходе. — Вот как оно вышло! — удивляясь, качнул головой Татимир.

Он хотел что-то еще сказать, но гоблины приближались — сбежавший вел подмогу.

— К реке, Бёрк! Беги к реке! — закричал Татим. — Спасайся! — И взмахнул мечом, показывая направление. Волчица жалобно заскулила и поджала хвост. — Давай! Вперед! — приказывал харчевник. — Тут уже не помочь. Мне не помочь… Беги! Живи! — и замахнулся на неё, прогоняя.

Волчица отскочила, обиженно взвизгнув, но послушно потрусила туда, куда указал Татимир. Она сильно хромала, подволакивая заднюю ногу. Кровь ручейком стекала по белой шерсти, оставляя на земле горячие капли.

Издалека оборотница заметила на дороге, по которой обычно ходила к реке, толпу гоблинов. Скрываясь в тени забора, она свернула к мельнице. Но ее заметили. Крики, визги, вопли:

— Убей! Убей! Убей!

Почти догнали. Окружили. Обошли со всех сторон.

Огромное мельничное колесо, как панцирем покрытое коркой льда, с шумом проворачивалось в темноте, приглушая крики. В этом месте за долгие годы работы напором воды промыло глубокий омут. Туда даже в солнечный день смотреть было страшно. Смертельный водоворот не замерзал даже в сильные морозы. И сейчас бурлил, завинчивался мраком. Если упадешь — считай, смерть. Сразу закрутит и утащит на дно.

Хлипкие деревянные перила с каймой маленьких сосулек. Быстро, не задумывайся… Прыжок. Неловкие трепыхания лап в воздухе. Удар о воду был почти не слышен — все потонуло в скрипе колеса.

Гоблины, погнавшиеся за раненной добычей, остановились над обрывом и жадно всматривались в темную кружащую воду, держа наготове копья. Убилась или выжила? На поверхность сначала всплыли стрелы, которые ранили волка и при побеге торчали из его боков. Мгновением позже, между ними и кусками грязной-серой пены вынырнула голова девушки. Маленькая, облепленная белыми волосами. Глубоко вдохнув, она снова нырнула. Торопилась, чтобы в нее не начали стрелять. Секундой позже стрелы полетели в пустую воду. Поздно.

Огромный гоблин в доспехе из кожи и серебра — видимо, один из вожаков — поднял руку, останавливая стрелявших воинов.

— Мы зря теряем стрелы! — рявкнул он. — Она оборотень, их убивает лишь серебро.

— Погоня! Погоня! — радостно завопили гоблины.

Они хотели продолжить охоту.

— Нет, — осадил главарь. — Волчица сильно ранена, кровь льется из нее ручьем. Вода ледяная. Ей не выбраться. К утру сама сдохнет. А нам есть чем заняться.

И гоблины продолжили грабить деревню.

Но самка оборотня — слишком необычное явление, чтобы о ней просто забыть. Вожакам рассказали, откуда появилась волчица, и перед тем, как поджечь её дом, остроухие тщательно все обыскали. В постели, пропахшей парой оборотней, гоблины нашли завернутый в тряпку кинжал.

— Да мне. — Один из старших, выхватил находку и обнюхал. Он пах… очень знакомо пах. Тот самый оборотень. Его личный враг.

Несколько дней назад двуликий со своей стаей залез в облюбованное гоблинами гнездо и распотрошил его. Убил много собратьев, разбил его отряд. Его личный отряд. Его стаю. Его семью. Тех с кем гоблин вырос и воевал. Горному пришлось заново собирать себе компанию из соседских семей. В драке добиваться положения вожака.

Что ж, красивый кинжал он оставит себе — на память о свершившейся мести. Что может быть хуже для стража границы, чем гибель самки? Гоблин верил, что молодая оборотница погибла.

Бёрк закрутило. Подхватило и потащило вниз. Тысячи ледяных иголок словно крысиные зубы впились в тело. Боль пронзила ее всю. Бёрк потеряла сознание всего на долю секунды, а очнулась в теле человека. Холодно. Ничего не видно. Непонятно, где верх и низ. Где земля? Воздух? Легкие горели словно в огне. Дышать!

Распущенные волосы вдруг стали густыми и длинными. Облепили всю, словно рыболовные сети. Мешали. И Бёрк забилась в них, как пойманная рыба. Пыталась выплыть, вынырнуть для глотка воздуха. Неимоверными усилиями ей это удалось. Один раз.

Они ждали. Целились.

Ныряй в спасительную глубину. Вниз.

Грести? Грести. Куда? В этом месте река сильно сужалась, становясь более бурной и глубокой. Терпела сколько могла, пока легкие не начали разрываться. Бёрк крутанулась и вынырнула так, что волосы оказались сзади. Лицо освободилось. Хорошо. Дышать. Голова над водой. Оглядись. Берега высокие, почти отвесные. Волна толкнула и ударила о покрытую корочкой льда землю. Оцарапала. Бёрк инстинктивно подняла руки и попыталась ухватится за край. Под вальцами рассыпалось мерзлым песком. Грязь полетела в лицо, угодила в глаза, рот. Пришлось нырять, промывать глаза от земли. Попробовала еще. Ничего не выходит. Слишком сухая и рыхлая в этом месте почва, и, как назло, не видно ни одного кустика. Над водой нет ни травы, ни деревьев. Ну же, хотя бы ветка! Или бревно. Бёрк еще несколько раз попыталась выбраться на сушу, но не смогла — не за что ухватиться. Не выкарабкаться.

Это конец…

Нет. Сдаваться нельзя. Нужно отдаться на волю течения. Отдаться на милость судьбы. Просто расслабиться. Вода отнесет подальше от опасности. Это даже хорошо. Вперед.

Очень быстро Бёрк удалялась от гномьего хутора. Она ослабла от потери крови и неудачных попыток выбраться. Остатков сил хватало только держать голову над водой и дышать. В нескольких местах речка изгибалась и бурлила. Волны накрывали девушку с головой, в рот попадала вода, и Бёрк тонула. По-настоящему. В такие моменты что-то случалось с ее телом, и оно само собой становилось волчьим. Откуда-то бралась новая сила. Мощные лапы гребли и выталкивали на поверхность, показывая невероятную живучесть. Потом человеческий облик возвращался.

Судьба все-таки сжалилась и послала небольшую корягу. Бёрк повисла на ней, зацепилась и снова потеряла сознание.

Перед самым рассветом, когда небо только-только начало розоветь, Бёрк выбросило на отмель. Большая песчаная намоина с другой стороны реки. Запретной. Тело опять поменялось, помогая выбраться из воды. И вот она на суще, словно обломок потерпевшего крушение корабля. Разбитая и поломанная. На чужом берегу. Одна. Теперь совсем одна.

На холодном песке Людожита, подтянув колени к подбородку, сидела обнаженная девушка-оборотень и смотрела на странный след. В обледенелых песчинках, постепенно размываемых волнами, отчетливо виднелся глубокий отпечаток правой руки и левой волчьей лапы. Его оставила она. Вглядевшись в отпечаток, Бёрк вслух проговорила:

— Я оборотень? Как странно…

Казалось, только сейчас она поняла происходившую с ее телом метаморфозу.

Густые белокурые волосы облепили прекрасное стройное тело и обрамляли очаровательное удивленное личико с тонким носиком, огромными глазами и пухлыми аппетитными губками. Ни одного шрамика. Кожа гладкая, как фарфор. Перекинувшись в человека, Бёрк сбросила с себя все следы страшной болезни, перенесенной в детстве. Красивое человеческое тело кровь оборотня довела до совершенства.

Но она этого не видела. Кажется, её вообще не интересовала собственная внешность, даже постыдная нагота не вызывала эмоций. В голове все время крутились слова отца. Про Гелиодора:

— Он не вернется…

Бёрк медленно осознавала, что любимого, видимо, больше нет — гоблины убили его, встретив на своей дороге. Да, наверняка. Их было так много… Если бы он их встретил и победил, то до гномьего хутора они бы не добрались. Значит… Гел проиграл.

За время, проведенное в воде, за эту страшную невероятно длинную ночь Бёрк физически прочувствовала, что осталась абсолютно одна. Песчинка. В мире теперь нет ни одного хоть сколько-нибудь близкого ей существа. Даже просто знакомого. Их нет. Все умерли. Бёрк всех потеряла.

Но чувствовала она себя так плохо, что физическая боль заглушила душевную. А тело желало жить и заставляло думать. Действовать.

— Что мне теперь делать? — Подняв голову, Бёрк задала вопрос розовеющему на горизонте небу: — Куда идти?

Она была так растеряна, что не могла выбрать даже направление, в какую сторону нужно двигаться.

Небо молчало. В ответ, сверху, медленно полетели крупные хлопья первого снега. Мороз усиливался, быстро превращая мокрые волосы в сосульки. У замерзавшей девушки начали постукивать зубы.

«Беги… За реку… На другой берег, Бёрк. Там твои… Твой народ… На другом берегу… Ты будешь в безопасности…там…»

Отец… Что он хотел сказать этим? Что имел в виду? «Твои» — кто? Оборотни? Разве есть на этой стороне оборотни? Или он говорил про орков? Может, она чего-то не знала, и тут обитают карликовые орки-альбиносы? Это показалось таким невероятным, что Бёрк фыркнула посиневшими от холода губами. Глупость. Но последние слова Сфена… Ведь не бредил же он перед смертью?

— Нет, — выдохнула Бёрк облачко пара.

Отец хотел рассказать что-то важное. Важное для неё. Ну что ж, она выполнит его последнее напутствие. Уже выполняла, ведь оказалась на другом берегу. Теперь нужно найти «своих».

Но для начала надо подняться. Сделать шаг…