Плотный кожаный полог опустился, и они стались в полутьме, наполненной запахами дорожной пыли, железа и старого скарба. Бёрк стояла прямо и с любопытством огладывалась по сторонам. Гелиодору пришлось согнуться — для него тут было тесно и низко. Наполовину телегу завалили мешками с провиантом, а свободный край ближе к выходу застелили соломой, которой пересыпали железную утварь, чтоб не гремела в дороге. Здесь не было ничего интересного, способного задержать пришедшего дольше минуты. Но не для этих двух. Для обоих здесь время словно сгустилось.
Набросив на ворох соломы какое-то старое покрывало, Гелиодор мягко толкнул орчанку в грудь, и та послушно повалилась на спину. Не успела моргнуть, как оказалась в клетке из его тела. Оборотень навис, заслоняя все, лишая шанса на побег. Чётко давая понять: дороги назад нет. Нарвалась. Кажется, сделай она сейчас попытку уйти, и ее смахнет вихрем по имени Гелиодор. Потому что сейчас это был именно смерч, наполненный животной силой и способный смести все на своем пути. Хищник проступил в нем на полную мощь, напоминая, что перед ней полузверь, обладающий огромной силой.
Бёрк оторопела от такого натиска и даже немного испугалась, глядя в глаза, зрачки которых пылали безудержной страстью. На девушку хлынул его запах: лес, сила, свобода. О небо, как же оборотень все-таки хорош! И он так близко, что она могла в подробностях рассмотреть свежую ссадину на скуле, старый шрам возле брови, край татуировки, уходившей под рубашку.
— Может, представишься перед тем, как начнем?
Его низкий, похожий на рык, шепот заставил подняться дыбом мелкие волоски на коже. Но не от страха.
Бёрк замотала головой.
— Не-е-е… — Она была так занята разглядыванием оборотня и своими эмоциями, что не поняла вопроса.
— Не знаешь, как тебя зовут? — спросил Гел. «Вот оно что! Девка чокнутая! Этого еще не хватало! Одно дело путаться со смеском, но больная на голову краля…»
«Что-то нужно ответить?» — шевельнулась мысль у Бёрк. И в ответ она протянула еще одно:
— Не-е-е…
Зрачок полузверя стал округляться, заполняя собой желтую радужку. Кажется, возбуждение отпускало его, уступая место раздражению.
«Соберись, дура! Ты злишь его. Если продолжишь в том же духе, то оборотень просто очнется и сбежит».
— Что? — наконец, внятно переспросила Бёрк.
— Имя свое назовёшь? — вкрадчиво повторил оборотень.
— А-а-а! — радостно улыбнулась девушка и закивала.
Имя! Конечно, у неё есть имя.
— Так имя все же есть, — облегченно вздохнул оборотень. «Значит, она не полоумная дурочка. Просто оторопелая глупышка».
Бёрк, довольная собой, продолжала улыбаться.
— И? — На лице оборотня снова стало проступать раздражение.
Девушка напряглась. Но продолжила тупо пялиться в его восхитительное лицо.
— Имя, крошка. Скажи, как тебя звать. — Гелиодору в принципе было плевать на то, как зовут эту пигалицу, но привычка поступать с дамами благородно брала свое. Прежде чем кого-то отодрать, нужно хотя бы представиться. — Можешь сказать или пропеть его. А хочешь — прошепчи, я услышу. — Последнюю фразу он сам шептал ей на ушко, отодвинул край платка.
— Бёрк, — выдохнула она, почувствовав, как его язык скользнул по краю ушной раковины.
Спустился к мочке. Замер. А потом жадный рот ласково втянул мягкую кожу и принялся посасывать. Настил под Бёрк куда-то испарился, и появилось ощущение, будто она взмыла в небо, лежа на пуховой перине.
— Бёр-р-рк…
Это она повторяет? Нет. Это рычит Гелиодор, почувствовав ее вкус.
Она волшебная. Лучше, чем показалось вчера. Неповторимая. Запах девушки, словно плети лианы, обвил его и приковал к ней. Оборотень забылся и, застонав, навалился на Бёрк всем телом. Она послушно позволила стащить с ее головы платок. Прохлада улицы немного остудила горящие щеки. Но взгляд Гелиодора, проходя по ней, обжигал сильнее огня. Такой жадный, собственнический и многообещающий.
Сегодня орчанка заплела волосы в свободную косу. Словно чувствовала, что он захочет прикоснуться к ним, расплести, намотать пряди на руку.
Он хотел. Погладил ото лба до самой макушки, провел по всей длине и стянул ленточку, связавшую кончик.
Да, цвет отвратительный, даже названия ему не подобрать. И почему она вся такая особенная? Нечего обычного. Орочьего. Почему этот грязно-серый с зеленым отливом? Почему не русый? К ее синим глазам очень бы пошло. Хотя русый… О чем это он? Все виденные им орки были жгучими брюнетами, блондинов среди них нет. Нет даже таких — зеленых… Наверное, пошла в отца гнома. Наверняка. Хотя какая разница?
Оборотень отмахнулся от этих мыслей и стал разглядывать лицо пойманной пичуги. Ну что… в принципе, если не брать в расчет цвет и эти бугристые неровности на коже, то… Он провел большим пальцем по аккуратному носу…то вполне ничего. И глаза у нее красивые. Синие-синие. И губы. Оборотень жадно осмотрел губы и стал спускаться ниже — к вороту.
Бёрк машинально схватилась руками за застежки курточки. Что бы ни случилось, оборотень не должен узнать ее тайну. Она просто не переживет еще одной насмешки.
Гелиодор посмотрел на насторожившуюся орчанку и расслабленно хмыкнул. «Не бойся, малышка, я сниму с тебя одежду только после того, как ты забудешь обо всем на свете. Сначала мы славно поиграем». Но чтобы сразу обозначить орчанке свои далеко идущие планы, он, глядя ей в глаза, опустил руку на маленькую грудь, туго обтянутую курточкой. Девушка не противилась, но задрожала, словно осенний лист. Да, и оборотню стоило большого труда вот так сдерживаться и просто мило беседовать с ней, когда тело уже хотело вколачиваться между раздвинутых ножек.
Бёрк сглотнула и прикрыла глаза. То, что он делал сейчас… было стыдно. А потом…
— Бёр-р-рк…
Медленно — только так позволяла теснота его рук — выпрямилась и подняла голову навстречу его голосу. Открыла глаза. Желтые пылающие радужки, перечерченные чёрным узким зрачком, загипнотизировали. Не выдержала его огня и зажмурилась. Губы прижались сразу, резко и крепко. Напористо. Будто сам не ожидавший этого оборотень охнул, чуть отстранился и снова напал. Еще и еще… Сначала нежно, осторожно. Смаковал. Посасывал. А потом заторопился. Поглощал. Впитывал. Её пухлый рот оказался сладким и прохладным. Маленьким, пухлым и тесным. О небеса, дайте сил сдержаться и не порвать на ней одежду прямо сейчас. Наградите выдержкой. Помогите заставить ее просить. Пусть сама умоляет его об этом.
Бёрк растаяла. Она даже представить не могла, что бывает такое. Разве может кожа раскаляться от прикосновений, словно железо в горниле кузнеца? А тело? Его трясло, словно в ознобе. А в груди разгорался огонь, и сердце плавилось, как свечной воск. В голове шумело, в глазах, стоило их приоткрыть, все виделось в розовых пятнах. И дышала она как будто не воздухом, а медовым счастьем.
— Стонешь… смешно, — совсем рядом хмыкнул оборотень.
«Я? Нет! Я не… А что такого? Хорошо ведь как». Словно бросая вызов, Бёрк застонала громче. Грудное «м-м-м» подстегнуло Гелиодора похлеще кнута.
«Хочу всё! Моя!» — рыкнул зверь внутри.
Гел прошёлся носом по скуле. Потерся о щеку и спустился к шее. Как будто кто-то заставлял его. Инстинкт. Древняя сила крови толкала пометить приглянувшуюся самку, оставить на ее коже отпечаток зубов. Чтобы больше никто никогда не подошел к ней! «Моя. Только моя».
Бёрк выгибалась навстречу оборотню и отвечала смело. Дерзко. Руки словно сами оказались на его плечах, обвели широкий разворот. Потом сошлись на затылке и пальцами зарылись в волосы. Не так цепко, как он. Она не запутывалась, оттягивая голову назад. Просто пропускала тугие кольца сквозь пальца, ворошила. Тянула ближе к себе.
— Гел… — шептала Бёрк. — Гелиодор…
Поцелуи стали резче и теперь больше походили на быстрые укусы.
Руки оборотня шарили по телу девушки. Она не противилась, позволяя оглаживать и попку, и небольшие полушария груди. Не оттолкнула, а прильнула, отзываясь на все действия, не испытывая ни капли страха.
Тело гибкое, тонкое, манящее. Гелиодор замедлил хаотичные движения и стал тщательно изучать его. Какая маленькая и надежно укутанная орчанка. Тряпье хорошо застегнуто и сидит на ней так плотно, что мешает и злит. Хочется разорвать старую овчину на куски и выбросить прочь. Он нетерпеливо схватился за ворот куртки. Для начала хотя бы руку засунуть.
— Нет! — Орчанка словно очнулась и ухватилась за воротник, пресекая всякую попытку расстегнуть пуговицы.
— Почему? — непонимающе уставился на нее Гел.
Он чувствовал, что девушка сильно возбуждена, аромат ее желания кружил голову сильнее столетнего рома. Казалось, она готова идти до конца.
— Холодно, — ответила первое, что пришло в голову. — Я заболею. — И как бы в подтверждение своих слов немного покашляла.
Она экономила настойку из бриллиантовых водорослей и красила кожу так, чтобы в вороте куртки не мелькнул белый цвет. Её кожа была зеленой только до ключиц. Если куртка останется застегнутой, Гелиодор не увидит ее позорного изъяна. А если расстегнёт… Рубашка у неё с глубоким вырезом, и белая кожа сразу бросится в глаза.
«Рано, — решил Гелиодор. — Ну ничего, сейчас исправим».
И повел себя более решительно. Протиснулся между сведенных ног, подхватил под коленку и словно вклинился. Теснее, ближе. Хотя куда еще ближе? Прижался пахом и медленно начал тереться, двигаясь вверх и вниз, ни на секунду не прерывая поцелуй.
Бёрк растворилась в нем и не сразу сообразила, что наглая лапа оборотня развязывает шнурок на штанах. Еще минута, и она будет светить тут голой задницей.
— Не-ет, — застонала неохотно, потеряно. — Пожалуйста, не надо.
— Да что не так? — Гелиодор словно взбесился. Желтые глаза потемнели, налившись красной поволокой. — Разве нам плохо? Или ты… — В голову пришла гадкая догадка. — Решила подзаработать?
— Что? — растерялась девушка.
О чем он говорит? О работе? Причем здесь стирка?
— Если притащилась ради этого, то сразу говорю — зря. Платить не собираюсь. Я пуст. В кармане ни одной монеты…
Он признал это с неохотой. Было для взрослого здорового самца в бедности что-то постыдное. Ну и не так он прост, как кажется, если очень понадобятся деньги, всегда может занять у братьев. И тут же взбесила мысль: а что, если она сейчас побежит предлагать себя другим?
— …Да и вся стая на мели, — добавил. — Если этого хотела, то можешь уходить, ловить здесь нечего.
Эх зря так рубит с плеча. Можно ведь сторговаться, чтоб не дорого. Сколько она может попросить? Оборотень оценивающе оглядел худое тело с растерянными глазами. Десять монет? Серебряный? Девчонки, торгующие любовью, обычно выше цену не поднимают. Но тут, в отсутствии конкуренции…
Бёрк не сразу, но все же поняла: её приняли за весёлую девочку. Как они зарабатывают на жизнь, она примерно знала, в их глуши они тоже иногда останавливались. Это было обидное подозрение, и Бёрк расстроилась. Да как он мог так подумать?! Продажные ведь совсем другие. Разряженные, полуголые, жутко раскрашенные. Они пристают ко всем мужским особям и предлагают… неприличное! А она… Ведь она пришла только к нему. И ничего не просила.
Орчанка всхлипнула. От обиды хотелось плакать, но объяснить настоящую причину своего отказа она не могла. Даже наедине с собой девушка никогда не произносила вслух слово «альбинос», оно было подобно ужасному ругательству для неё. Сказать его было бы все равно что признать себя уродом.
Оборотень терпеливо ждал, не сводя с неё голодного взгляда — он собирался все выяснить.
— Сколько хотела за это? — мотнул головой на завязки штанов, выглядывающие из-под куртки.
Бёрк обижено засопела.
— Я не такая, — буркнула она сквозь сжатые губы.
— Нет? — В вопросе просвечивали радость и облегчение. — А если пришла за другим, то чего ломаешься?..
Орчанка отвернулась, пряча глаза, наполненные слезами. Что ответить? Правду?
— …Не понравилось? Так и скажи, — напирал Гелиодор. — Держать не стану. Двери не заперты. Вали.
— Я болею, — еле слышно пропищала девушка и всхлипнула.
— Что? Болеешь? — нахмурился Гел.
Вот что она выдумала! За нос будет водить, пока на колени не поставит?!
«Да, дурак безмозглый, я болею! — хотелось крикнуть девушке ему в лицо. — Я уродливый орк-недоросток с белой кожей! Можешь начинать смеяться. И не забудь растрепать всем своим дружкам. Или кто там они тебе?»
— Иди гномов дури, кури…ца! — психанул Гелиодор, но на последнем слоге запнулся.
«С прискорбием сообщаю тебе, Гелиодор, ты дурак! У зазнобы бабское недомогание, а ты только сейчас это понял».
Конечно, он чуял кровь. С самого начала чуял. Но она, как вся девчонка, пахла маняще. Не отталкивая, а притягивая. Кровь от ран другая — она настораживает. Её запах пыхает ядовито-алым, предупреждая: беда. А кровь самки — она влечет, манит обещанием: останься рядом, и скоро я буду готова зачать новую жизнь. Бабья кровь — это как знак здоровья, как шанс отпечататься в вечности…
«Ну и кто ты после этого? Оборотень? Да ты старый ёж, — поздравил себя Гел. — И девчонку смутил — вон, сейчас расплачется от стыда. Такое пришлось сказать». Самки стеснялись говорить о таком, даже при намеке краснели и терялись.
Оба — и Бёрк, и Гел — теперь были расстроены и смущены. Она села, подтянула колени к подбородку и незаметно стерла навернувшуюся слезинку. Вот и сходила целоваться. То гулящей обозвал, то пришлось признаться, что она — урод.
Неизвестно, как бы они повели себя дальше, но выручили резкие звуки, донесшиеся со стороны лагеря. Ударяли во что-то металлическое.
— Тревога? — испугалась девушка.
Где-то она читала, что так зовут на пожар или в бой. Что происходит? Кто-то напал на хутор? Или подрались оборотни?
— Завтрак, — усмехнулся Гел. — Так дежурный созывает всех к котлу.
Он легко поднялся плавным, словно хищник, движением и поправил одежду.
Бёрк тоже встала и стряхнула с себя солому. Увидела на полу ленту с волос и заспешила переплести распущенную косу. Оборотень успел полностью растрепать ее, пришлось расчёсываться пальцами.
— Ты голодная?
Гелиодор уже спрыгнул на землю и с интересом наблюдал за орчанкой.
— Я?
Бёрк оторопела от неожиданного вопроса. Зачем он спрашивает? Почему еще не ушел? Ведь товарищи наверняка ждут.
— Ты! — засмеялся и показал крупные клыки. — Есть хочешь? Я вот проголодался.
Бёрк растерялась. Что ответить? Да, она голодная, но ему-то какое дело? Пусть уже уходит, а она побежит дамой. Там оставалось немного вчерашней похлебки и сухари, еще есть капуста. Урчание в животе выдало ее с головой.
— Голодная, — усмехнулся Гел. — Подожди меня здесь, — остановил ее, не дав выпрыгнуть из телеги, — сейчас что-нибудь принесу.
— Не надо, я…
— Жди. Здесь, — словно припечатал ее к месту. — Я быстро.
И пропал из поля видимости.
«Все-таки оборотни… странные, — подумала Бёрк и стала завязывать платок. — Непонятные».
Вот кто другой нацеловался бы так с ней и быстрее отправил домой. Да еще пинка бы дал. А этот не пустил. Может, хочет продолжить? Да, наверняка сейчас сходит поест и вернется, потом они снова будут целоваться.
Живот от мыслей о еде снова заурчал, теперь громче и жалобнее. Ничего, она потерпит. Еще час до возвращения отца, так что можно повалятся с оборотнем тут. Это приятно. Гораздо приятнее, чем еда. Во всяком случае, было приятно, пока он не полез в штаны. Но он, кажется, понял. Может, теперь будет просто целовать?
Гелиодор вернулся быстро. В руках держал большую глубокую тарелку. Из серебра? Да, точно, серебряная и богато украшенная гравировкой: фигурки какие-то, звери. Оборотень уселся на край телеги и жестом предложил пристроиться рядом, протянул ложку.
— Мне? — опешила Бёрк.
— И мне, — усмехнулся и вытащил из кармана вторую. — Ешь давай, — кивнул на тарелку. — Только осторожно, еще горячо.
Оборотень держал тарелку рукой с натянутым на пальцы рукавом, чтобы не обжечься и сидел к девушке вполоборота, держа тарелку оказалась между ними.
— Не нужно… Не стоило беспокоиться, — промямлила орчанка, вертя в руке ложку.
От варева вкусно пахло мясом. Приятного цвета гуща была сверху обильно посыпана укропом. Выглядело очень аппетитно. Похоже на гуляш.
— Попробуй, тебе должно понравится, — настойчиво предложил оборотень. — Там много мяса. Ты ешь мясо?
— Да, — растеряно кивнула и незаметно проглотила слюну, наполнившую рот.
— Мы любим мясо, — поделился Гел. — Чтобы много. В ваших тавернах его в котел кладут всего ничего, только понюхать и хватает. Ешь. — И протянул тарелку к самому носу.
Бёрк нерешительно зачерпнула. Немножко, буквально на кончике ложки. И сразу зацепила кусочек мяса. Привлекательный и сочный. Подула на исходящую паром еду и осторожно попробовала.
— Вкусно, — похвалила угощение. Сочный ломтик был непривычного вкуса — не курица и не свинина.
— Оленина, — сказал, словно прочитав ее мысли. — Ела оленину? Вкусно.
И оборотень продолжил есть. Не спеша, но быстро, особо не смакуя, но явно наслаждаясь.
Бёрк замотала головой. И зачерпнула еще немного.
— Откуда олень? — поинтересовалась, чтобы не есть в тишине.
— Гессон добыл.
— Дежурный?
— Он самый.
— Так он ведь готовит, — удивилась Бёрк.
— Забота дежурного не только приготовить, но и добыть то, из чего готовить. Он заступает на свою смену с вечера. Ночью охотится, а потом весь день кормит добычей всю стаю.
— Ого! — Бёрк заслушалась, облизывая ложку, и перестала черпать из тарелки.
— Смелей, — подбодрил ее Гел. — Клюешь, как синица.
Бёрк замерла, не зная, обидеться или… Он усмехнулся, давая понять, что шутит. Орчанка выдохнула. Нужно как-то попроще относиться к его словам, ведь в поведении оборотня не было агрессии, значит обижать он ее не собирается.
— Спасибо, ты очень… щедрый, — улыбнулась она и зачерпнула полную ложку.
Половину съели быстро, потом оборотень стал черпать реже и все посматривал на Бёрк. Она щурилась от удовольствия и смешно причмокивала. Наверное, это была самая вкусная еда в ее жизни. Она облизывала ложку после каждого раза, а еще смешно, когда жевала, шевелила своими зелеными щёчками и походила на хомяка. Все-таки она забавная. Нужно договориться с ней о новой встрече. Чтобы наверняка прибежала. И чтобы никто ее не прихватил себе.
— Забыл! — опомнился Гел, когда последний кусочек мяса исчез во рту. — Брал же еще хлеб.
Он вытащил из-за пазухи четверть большого пышного каравая. Выпечку местной поварихи Бёрк узнала сразу. Вон и красивые завитки прищипнуты по верхнему краю. Наверняка кто-то из стаи сходил в таверну и, наверное, скупил всю утреннюю выпечку. Столько едоков, им нужно много хлеба. В кухне кормильни сейчас наверняка кипела работа, а она тут прохлаждалась.
— Да что теперь, — махнул рукой Гел и протянул девушке. — На, домой заберёшь.
— Зачем? — задала глупый вопрос Бёрк.
— К чаю или к каше, — пожал плечами Гелиодор и сунул мягкий край ей в руки. — Не знаю. Просто съешь.
— Хорошо, просто съем. Это лучший хлеб Полли. Его можно просто есть. Очень вкусный. — И замялась, не зная, что делать дальше.
Оборотень тоже замер. Еда отвлекла, но власть ароматной самки возвращалась.
— Иди. — И мягко подтолкнул в сторону хутора. — А завтра возвращайся.
Возможно, завтра ее здоровье придет в норму и тогда можно будет продолжить. И не останавливаться.
— Завтра?
— Буду ждать.
— Хорошо. Завтра. Утром? — Она хотела прийти в самое подходящее время. Чтобы не будить его, как сегодня, и не злить попусту.
— Утром. Как хочешь. Можем позже встретится, в харчевне.
— Приду утром, — нахмурилась Бёрк.