XIII

Ростовский все больше склонялся к убеждению, что именно Змей предал девятерых его «братишек». Проводив Студента, он сразу вызвал к себе Змея:

— Если до завтра не назовешь мне предателя — каюк тебе. Будем судить тебя на большом сходе, на кругу по всей строгости. Какой приговор будет, могу сказать заранее — перо в бок или пуля в затылок. Это я к тому, чтобы недомолвок между нами не было. Не хотел держаться за гриву — за хвост не удержишься. И не вздумай скрыться — пришьют на месте, об этом я попрошу моих хлопцев позаботиться, пока меня здесь не будет. За себя оставляю Курчавого, любое его слово, чтоб ты знал, для тебя — закон.

Всю дорогу до типографии моряк продумывал, как половчее оправдаться перед Удалым, хотя и не чувствовал за собой прямой вины. Как бы там ни было, а отвечать за все придется ему, с него одного спросится за провал. Вроде бы даже что-то придумалось более или менее подходящее. Но когда вошел к бухгалтеру и столкнулся с холодным, требовательным взглядом Удалого, все подготовленные слова улетучились вмиг, горло перехватило, и Ростовский сипловато выдавил:

— Беда, начальник, мой новый помощник завалил дело на мельнице, на засаду нарвался…

Что последовало за этим, моряк толком и не упомнил. Таким разгневанным он никогда еще не видел Удалого. Тот «шерстил» его так, что клочья летели. Довольным остался бухгалтер лишь одним: что Ростовский сразу догадался оставить старую квартиру и сменить пароль. Перед тем, как отпустить, Удалой наказал: когда вернется Студент — неважно, вечером или ночью — пусть не медля отправится со специально присланным от хозяина человеком, который доставит его в нужное место.

Из типографии Ростовский выскочил, как из жаркой бани, нанял извозчика и рассчитался с ним на окраине города. До Малиновой улицы он почти бежал, проклиная все на свете и, в первую очередь, Змея: «Змей он и есть змей, не зря ему такую кличку когда-то дали».

Весь день дотемна «малина» обживала новую ночлежку, называемую Ростовским штаб-квартирой. Сколачивали нары, ставили топчаны. Змея посадили в амбар под замок. Когда совсем стемнело, пришел человек от шефа — бородатый детина в надвинутой на глаза меховой шапке. На вопросы Ростовского не ответил, а удобно расселся в единственном кресле и стал ждать Студента. Тот вернулся поздним вечером. В таком шикарном пальто и шапке Ростовский его еще не видел и про себя удивился, как одежда меняет человека.

— Пофартило тебе, браток! — приглушая голос до шепота, заговорил первым Ростовский. — Не раздевайся, тебя давно ждут. Пойдешь сейчас вот с этим человеком, он знает куда.

Бородатый поднялся и молча направился к выходу, Студент — за ним.

Они перешли по льду пруда на другой берег, где их поджидали два дюжих парня:

— Оружие есть? — спросил один.

— Есть, — ответил Студент.

— Придется сдать.

Студент расстегнул пальто и отдал револьвер.

Ему его же шарфом завязали глаза и вели лесом около часа. Потом остановились.

— Давайте сюда, ко мне! — приказал кто-то.

Студент узнал голос Удалого.

— Пока свободны! — распорядился Удалой. Он взял Студента за руку и повел с собой, идя чуть впереди. Он то и дело предупреждал:

— Шире шагни… Выше ногу — перекладина… Сейчас войдем в калитку… Поднимаемся на крыльцо. Осторожно — высокий порог… Входим в дом…

Пахнуло теплом и через повязку пробился свет.

— Прошу садиться. — Удалой подтолкнул Студента к стулу. Тот сел и услышал, как тикают настенные часы.

— Можете снять повязку, ваше преосвященство, — сказал кто-то вежливо, но иронично.

В просторной избе с плотно зашторенными окнами ярко горела лампа-молния. Студент с непривычки прищурился и увидел перед собой сидящего за столом болезненного на вид человека лет сорока пяти, с тонкими чертами лица. Глаза у него были надежно скрыты очками с темными стеклами.

— Много наслышан о вас, молодой человек, а теперь вот пришла пора лицезреть, как говорится, воочию.

Студент ловил каждое слово, каждую интонацию негромкого голоса, старался запомнить черты лица.

— Скорее всего это мне посчастливилось лицезреть вас. Я рад встрече с вами.

— Любезности любезностями, но дело, ради которого мы встретились, превыше всего. Итак, начнем с выяснения отношений. Стало быть, как мне сказали, вас направил сюда Борис Викторович? Это верно?

— Да.

— Предъявите документ.

Студент извлек из потайного пиджачного кармана бумагу и положил на стол.

— Понятно, — сказал мужчина в темных очках, — так какая же часть разрезанной керенки досталась вам?

Студент выложил на стол свою долю сторублевки. По довольному выражению лица собеседника он понял, что пока все идет нормально, и быстро прикинул в уме: «Один обрезок у Ростовского, другой — у него самого, третий — у Удалого, а четвертый, главный, из середины банковского билета? У хозяина?» Он мысленно составил сторублевку и не досчитался еще одной части. Где же она? У кого? Какую роль играет ее обладатель?

— Значит, мы с вами, можно сказать, коллеги, — еще более дружелюбно заговорил мужчина в очках, — будем знакомы. — Зовите меня, как и все, Хозяином.

Он снял очки, протер чистым клетчатым платком стекла, заложил руку за полу френча французского сукна.

— Поговорим о важном. Докладывайте! Как там у вас обстоят дела с отцами церкви?

— Успел пока побывать в пяти приходах, — Студент откинулся на спинку стула, машинально расстегнул пальто, на груди блеснул серебряный крест.

— И — что? Каков результат?

— Ценности собраны и припрятаны надежно. Скоро все они переправятся в алтарь Михайловского собора, к епископу Егорию.

— Как и когда могу их заполучить я? — Хозяин пытливо посмотрел на Студента.

— Это не так уже сложно. Понадобится еще день или два, не больше, чтобы все собрать в одном месте.

— Похвально. Но учтите: на счету каждый час. Днями разбрасываться не время, нужно оружие, оружие и оружие. Направляя меня сюда, Борис Викторович просил раздобыть как можно больше золота для закупки оружия за границей. Воины Петлюры и Булак-Булаховича ждут оружия, да и с продовольствием у них не густо… — Хозяин замолчал, длиннопалые руки не находили себе места, он барабанил ими по столу, засовывал за полы френча…

— Кстати, вы в каком войске изволили сражаться против большевиков? — вдруг спросил он Студента.

— Верой и правдой служил Симону Васильевичу Петлюре, — с готовностью отчеканил тот, встав по стойке смирно.

— Да садитесь вы… Чин?

— Поручик.

— Да, славное было время! — воскликнул хозяин. — А я у Булак-Булаховича конной разведкой командовал. Впоследствии даже состоял в польской разведке — связи имел. Все было, поручик, да быльем поросло.

Он достал из ящика стола сигару, закурил.

— А все-таки — уточните день и час поступления золота ко мне.

— Хоть сию минуту, — улыбнулся Студент и достал из бокового кармана массивные золотые часы на длинной золотой цепочке. — Это вам святой дар от Ильинского прихода, одна тысячная доля от всего, чем они располагают. — Он положил часы перед Хозяином. Тот поборол в себе искушение взять подарок немедленно и рассмотреть попристальнее. Зато Удалой не мог скрыть восхищения.

— Да в них не меньше полфунта!.. — присвистнул он.

— Спасибо, — отодвинув часы в сторону, сказал Хозяин и холодно прищурил глаза: —Так все-таки — когда?

— В благоприятный момент я немедленно сообщу. Где вас искать?

— На узловой… Впрочем, порядок встреч остается прежний — через Удалого. Без вызова ко мне не появляться. Если что, я вас сам разыщу.

«„На узловой“… Самая близкая узловая станция — Агрыз, — подумал Студент, — близ норы старый лис на промысел не ходит. За тридцать верст окопался».

— Я знаю, о чем вы думаете, — нарушил молчание Хозяин, — о транспорте. Так?

— Угадали, — не замедлил с ответом Студент.

— Не ломайте голову, подводы будут. А сейчас, — Хозяин встал. Во френче защитного цвета и галифе — в полувоенном костюме, в таком, какой любил носить сам Савинков, — он казался стройным и более строгим. — Желаю удачи и жду с нетерпением сигнала. Надо поспешить, так как на днях прибывает железнодорожный состав с зерном, будем повторять операцию. Тогда уж не до отцов святых будет, а время не ждет.

В знак окончания разговора Хозяин поднялся, пожал руку Студенту и хлопнул в ладоши.

Из соседней комнаты появился худосочный верзила, завязал Студенту глаза, крепко ухватил за руку выше локтя и вывел из дома.

— Свободен, — послышался вскоре сзади голос Удалого. Верзила-провожатый отошел от Студента. Дальше пошли вдвоем с Удалым.

«Не доверяет Хозяин, кроме Удалого, никому», — отметил Студент. Только когда подошли к крутому откосу берега пруда, Удалой развязал ему глаза. Тут они и разошлись. Один направился к центру города, а другой — к Ростовскому.

Студент спешил. Под валенками снег поскрипывал, будто выговаривал: «Ско-рей… Ско-рей… Ско-рей… Спе-ши… Спе-ши…»

Чем быстрее он шагал, тем беспокойнее становились неотвязные мысли. Наступает, может быть, самый ответственный момент в выполнении задания.

Свыше двух месяцев старался он изо всех сил подобраться к Хозяину. Порой казалось это невозможным. А тут — на тебе: свершилось! Он хорошо запомнил место, где ему на глаза повязали шарф. В том месте две корабельных сосны близко одна к другой поднялись и высокий пень между ними. Напрасно гады считают, что провели его и надежно запутали след. Не на того напали: явочную квартиру в лесу он отыщет в любое время… И вдруг мелькнула догадка: может, Хозяин служит на железной дороге на станции Агрыз? Кому-кому, а уж ему графики продвижения поездов, в том числе секретных, не за семью печатями. Тогда все связывается в одну цепь. Вот на станцию прибывает эшелон Сибирь–Москва. Хозяин узнает по документам, что вагоны нагружены зерном. За время, пока меняется бригада, идет заправка поезда водой и топливом, он сообщает своим людям, а те выезжают к железной дороге, на лесном перегоне Агрыз–Уром останавливают поезд и грабят…

— Что это с тобой? На тебе лица нет, — заметил Ростовский, когда Студент ввалился к нему. — Хозяина видел?

— Устал, — выдохнул тот и плюхнулся на табуретку.

— Завтра на кругу не на живот, а на смерть будем судить Змея. За измену — смерть!

— Не спеши. Надо посмотреть, что напишет сегодняшняя газета, — возразил Студент, — может, что и прояснится.

— Напишут, думаешь? — не поверил Ростовский.

— По-моему, должны написать. У большевиков сейчас такая мода завелась: широко оповещать публику, хвастаться удачно проведенными операциями ЧК или милиции, а еще обращаться к народу за помощью. Так, мол, и так, случилась беда, помогите разыскать злоумышленников и тому подобное…

— Тогда быстренько пошлем пацана в город, пусть принесет газету, — оживился Ростовский.

Студент нашел парнишку в дровянике. Закрыв дверь поплотнее, зашептал:

— Есть важное дело, Гирыш. Надо сходить за свежей газетой. Но это не главное… В булочную надо зайти.

— В ту же? — уточнил мальчик.

— Да. В ту, в которую ты прошлый раз ходил и к тому же дяденьке. Передай вот это. Жми во весь дух! — Студент сунул записку и предупредительно приложил палец к губам. — Но только, чтобы все было…

— Конечно. Чуть что — записка жевать и глотать буду. Все знаю.

Гирыш в точности выполнил поручение. Через час-пол-тора Студент читал газету Ростовскому:

«На днях сотрудниками областной ЧК обезврежена группа грабителей, которые пытались совершить налет на Куреговскую мельницу и увезти зерно и муку, предназначенные для голодающих детей. Шайкой руководил Шибаев по кличке Красюк. Преступники под тяжестью улик в своей вине полностью признались. Расследование закончено. Заседание суда состоится в зале бывшего офицерского собрания…»

— Дела-а… — не без некоторого облегчения произнес Ростовский. — Следствие закончено… Выходит, все взяли на себя.

С одной стороны, такой поворот радовал его: личная опасность для него миновала, но, с другой стороны, нарастала тревога и страх провала, которые не давали покоя и усиливали злобу на Змея.

Атаман позвал Курчавого.

Тот не заставил себя ждать, возник как из-под земли.

— Будешь снова моим помощником. Тащи сюда этого Змея подколодного, судить его будем, продажную шкуру.

Ростовский, наливаясь злобой, неотрывно смотрел на дверь, ожидая, когда она откроется. Но появился не Змей, а Курчавый. Он несколько раз ткнул большим пальцем назад, в сторону распахнутой двери, судорожно глотая воздух открытым ртом.

— Там… в амбаре… Змей… болтается на веревке… Повесился!

— С-скотина! — Ростовский машинально сунул давно потухшую трубку в угол рта, проронил брезгливо:

— Псих… Неспроста это он, идиот… Собаке и смерть собачья…

Загрузка...