Без права на ошибку

XV

К Ростовскому Удалой нагрянул неожиданно и, не теряя ни минуты, за плотно закрытой дверью комнаты сообщил матросу и Студенту:

— Получен приказ Хозяина — завтра в два часа ночи со станции Агрыз в направлении станции Сюгинская пойдет эшелон с первосортной пшеницей для Москвы. Будем брать на перегоне перед Уромом. Вы, Ростовский, отправляйте всех своих людей в деревню Вожгурезь. Там их встретят и проводят к сборному пункту. Раздайте имеющиеся винтовки и гранаты. По прибытии в деревню вы, Ростовский, должны зайти сначала к Илье Рогожникову, его найти проще простого: он живет в единственном там двухэтажном доме.

— Может, вы лично дадите напутствие моим горлопанам? — спросил Ростовский. — А то как бы чего я не напутал.

Удалой явно не хотел держать речей перед уголовниками:

— А что, разве ваше слово для них не закон? И помните, на всякий случай: напутаете — Хозяин голову снимет. С вас. Добавлю к тому же, что он уполномочил меня передать, чтобы всеми действиями при захвате и разгрузке эшелона руководили лично вы, Ростовский.

— Я?! Как? — трубка выпала из рук атамана. — Да я в этих эшелонах разбираюсь как баран в Библии. Как двери открывать, не знаю, а уж там цеплять и отцеплять, останавливать — для меня это за семью печатями…

— Эко как вас испуг прошиб. Да не боись, как говорят мужики. Все сделает специальная группа, ваше дело — охранять эту группу и помогать при выгрузке зерна. И командовать вы будете только своими архаровцами. Это — чтобы не повторилась история с мельницей.

— Да Змей нас тогда заложил, скотина. Вчера сам повесился, испугался нашего суда.

— Ну, это ваше внутреннее дело, я вмешиваться не уполномочен. За вами пришлет своего человека Рогожников. Это племянник купца Рогожникова, наш человек. Участвовал в августовском мятеже. Своего кучера держит, его и пришлет. К сведению: шестая часть керенки-сторублевки — у него. Кличка — Христос… Ну, теперь, кажется, я все разжевал вам, что требовалось. Переваривайте. — Удалой нетерпеливо посмотрел на дверь.

— А вам, — обратился он к Студенту, — приказано ждать, никуда не отлучаться и ни на шаг не отпускать от себя пацана. Неужели непонятно, что он для вас опасная обуза? Здесь, как вам известно, конспиративная квартира, а не приют для малолеток. После выполнения операции Рогожников привезет Ростовского, и вы вместе с ним поедете за ценностями. Прихватите с собой и мальчишку. Его необходимо ликвидировать. Церковный груз свезете к Рогожникову. К тому времени я буду там.

Студент согласно кивнул, не выдав ни единым движением своей тревоги.

— Желаю удачи, Ростовский! — Удалой пожал обоим руки и вышел.

«Так вот объявилось и оно — шестое звено… Нужно срочно все сообщить председателю ЧК. Как это сделать?!»— смятенно думал Белокрылое.

Гирыш колол дрова во дворе. Ростовский выпроваживал людей на задание.

Студент не успел зашифровать и половины донесения, как заскрипели половицы в прихожей под грузными шагами атамана. Он зашел к себе в кабинет и стал шумно готовиться в путь-дорогу: за перегородкой слышалась возня, кряканье и пыхтенье, стук выдвигаемых ящиков письменного стола.

Студент вытер потный лоб, перечитал написанное, а потом в форточку окна громко позвал Гирыша завтракать. За едой передал ему записку и шепотом сказал:

— В одно дыхание доставь в булочную. Скажи — срочно Горбунову. Беги через пруд, путь короче и глаз меньше. Отсюда выходи тайком, а потом — через лаз под забором, ты его знаешь. На тебя вся надежда.

Как ни таился Гирыш, но не успел он дойти до входной двери дома, как его схватил Ростовский и притащил к Студенту.

Однако записку Гирыш успел проглотить.

— Так вот где собака зарыта! Что было приказано?! Куда ты его посылал?! Какую бумажку он проглотил? — моряк резко встряхнул парнишку за шиворот. — Отвечай, щенок, что проглотил?!

Студент лихорадочно соображал: как выпутаться? что предпринять? Главное — не горячиться. Как мог Ростовский догадаться, что он послал Гирыша?

Гирыш вырывался из рук моряка, как затравленный волчонок, даже пытался укусить его руку. Но тут атаман его отпустил, сел за стол, положил перед собой маузер, приказал Студенту и парнишке сесть.

— Так вот, выходит, удалось одурачить нас? — Ростовский с ненавистью смотрел на Студента. Его распирала злобность. — Я-то, дурень, предателя ищу, а он — вот он, «святой отец». Спета твоя песенка, поиграл — и будя!

— Не пори чушь, Ростовский, — Студент решил идти на пролом. — Занесло тебя — дальше некуда, так и свихнуться недолго. От страха, что ли, перед Уромом? — Он насмешливо смотрел на атамана. — Что ты можешь сказать? Мол, померещилось? А где факты? Хочешь, чтоб стал посмешищем? Я, имей в виду, помогу, если на то пошло. Никому не нужен твой фортель.

— Фортель, говоришь?! — Ростовский вскочил и ткнул кулаком в перегородку. Бумажная оклейка лопнула, образовав сквозное отверстие в его угол.

— А это видал? Усек теперь? Я все слышал и все видел.

Гирыш в страхе спрятался за спину Студента.

— И что ты этим докажешь? Я ничего не говорил, что может быть истолковано только против меня. Одни домыслы. А вот ты — я повторю слово в слово — говорил о Хозяине и Удалом: «Паны дерутся, а у хлопцев чубы трещат, на кой черт нам нужна ихняя политика. Больше от меня пусть не ждут ничего хорошего». Это после провала на мельнице. Помнишь, как с пеной у рта проклинал Хозяина и Удалого? «Да пусть их, волков драных, поскорее ЧК споймает, мне до них нет никакого дела!» Продолжать?

Ростовский насторожился:

— Записывал, что ли? Все это — вранье, звук пустой, дешевый прием…

— Нет, не вранье, — смело вмешался парнишка, — я тоже ухом слыхал. И еще больше. Запомнил.

— Цыц, щенок! — снова взбеленился Ростовский. — Сгинь отсюда!

Гирыш не шелохнулся, продолжая стоять рядом со Студентом.

— Да убери ты его! — взревел атаман. — Убью гниду…

— Продолжаю: что ты, Ростовский, можешь сказать в свое оправдание? — спокойно спросил Студент.

— Ну, что ты з ним зробышь, с нахалюгой!? Уж не перед тобой ли мени оправдываться?

— Передо мной и перед революционным трибуналом.

— Что? Каким еще трибуналом? Руки коротки! Слово к делу не пришьешь. Теперь мне яснее ясного, что это ты угробил моих ребят на мельнице. Думаешь, Хозяин тебя за это похвалит?

— А у меня работа такая. Для тебя он Хозяин, а для меня — контра. От врагов похвалы я не жду.

— Контра?! — Моряк положил руку на рукоятку маузера. — Да я тебя, лягавая сволочь…

— Тихо! Не тронь оружие. — Белокрылов встал в полуобороте к атаману, незаметно опустил правую руку в карман с револьвером и сурово добавил: — Тебе деваться некуда. Лучше нам с тобой договориться мирно. За то, что ты к себе допустил чекиста, тебя Хозяин не похвалит, а пули — не пожалеет. Так? И ЧК твои грязные дела не простит, но имеешь шанс избежать вышки. Впрочем, что посеял, то пожнешь. Решай. Если через час у председателя ЧК не будет от меня очередного донесения, то чекисты вверх дном перевернут твою штаб-квартиру.

— Ты уже и о ней накапал? — Ростовский стал сосредоточенно пощипывать усы.

— Я же говорю — работа у меня такая. Выполняю свой долг перед Советской властью.

— Долг? Ишь, как запел, оборотень… Ловко! Долго же ты мне глаза замазывал, далеко зашел. И этому шкету мозги запудрил. — Моряк потер подбородок о ворот бушлата. — Я, старая калоша, Курчавому не поверил, а на такую падаль клюнул.

— Прошу без оскорблений, боцман Кочубенко.

— Что-о?! — Ростовский на мгновение даже отшатнулся от Белокрылова. — А это откуда тебе известно?

— Опять же — работа такая. У нас лежит твое удостоверение с фотографией, в столе у председателя. У Горбунова. Итак, через час мы с тобой должны быть у него. Собирайся, боцман! Нас там ждут.

— Где? — Кочубенко опустился на стул, но тут же вскочил. — А если я тебя сейчас пристрелю, как собаку? Мне с тобой — не детей крестить, рука не дрогнет.

— Так ведь неизвестно кто кого. — Белокрылов видел, как нервы атамана сдали окончательно, и говорил совершенно спокойно. — Меня много раз убивали, а я все жив. Повторяю: я — чекист и выполню свой долг до конца. Твой шеф — господин Гулавский и подполковник Удалой-Кучеров давно под надзором. С ними, считай, покончено. А тебе-то куда податься? Обложен, как волк, красными флажками. Возмездия тебе не избежать.

— Ловко… В герои, значит, метишь? Но в меня ты стрелять не станешь, — надменно заметил Ростовский. — Твоему начальству я нужен живой. Разве не так? То-то. Так что — привет! Я тебя еще переживу.

— Кому привет-то? Твоим дружкам-уголовникам? — усмехнулся Белокрылов. — Пошли со мной. Не дури! Там тебе зададут несколько вопросов, выяснят отношения — и все дела. Расскажешь о себе и своих делишках. Впрочем, тебе и рассказывать-то несложно: бандит и бандит, мелкая сошка. А вот Удалому и хозяину — другое дело. Это птицы иного полета, позаковыристей. Они и тебя вот в дураках оставили. Сейчас у тебя одно спасение — сдать оружие. Не испытывай моего терпения и не тяни время.

— Надо же, какой добрый! Обо мне заботится. Может, и жизнь гарантируешь? — боцман взъерошил усы. — А не боишься, что перед твоим начальством я заложу тебя? Петухова кто пришил? Не ты? Прикусил язык? Крыть нечем?

— Где надо, и за это отвечу, — сказал Студент. — Напоминаю: через пятьдесят минут здесь появятся чекисты. И тебе так или иначе все равно придется отвечать на вопросы Горбунова.

— Вопросы задавать — великая доблесть, что и говорить. Ну, посадят. Раньше сяду — раньше выйду.

— Тогда — пошли. Жизнь на нарах тоже еще заслужить надо. Только вряд ли она тебе достанется, если будешь упрямиться. Именем революции — требую сдать оружие!

Кочубенко молчал, его блуждающий взгляд остановился на маузере. В памяти беспорядочно мелькали города, дороги, дела, запачканные кровью безвинных людей. Мятеж на Красной Горке. «Да здравствует мировая революция!» — снова прозвучали обвинением последние слова коммунистов, которых он расстреливал. Контрреволюционный заговор на линкоре «Петропавловск». Не докопаются. Ограбление банка в Петрограде? Не политическое преступление. Ограбление попа? Пустяк. Сотрудничал с Удалым? Вот тут он влип, хоть и был всего-навсего связным. Винтовки, украденные с завода… Это могут пришить. Нет, живым он не дастся… Надо уходить! Пристрелить этого… А там — ищи ветра в поле. Ростовский вскинул маузер.

Но не успел. Хлопнул выстрел, и острая боль пронзила руку боцмана выше локтя. Револьвер выпал из руки. Гирыш бросился на пол и тут же схватил оружие. Забыв о боли, Кочубенко-Ростовский поднял табурет и занес его над головой Белокрылова, но тот перехватил руку боцмана и рукояткой револьвера ударил по голове. Боцман обмяк и сполз на пол.

— Гирыш, дай полотенце! — распорядился Белокрылов. Он крепко связал руки бандиту и засунул первую попавшуюся тряпку ему в рот,

— Вот так! — обрадовался парнишка. — Теперь кричать плохие слова не будет. Что дальше делать будем?

— Что-нибудь придумаем, малыш.

— Скорей надо. Другие придут шайтаны. Тогда совсем нам беда сделается.

— Сейчас сюда должен приехать кучер Ильи Рогожникова. Помнишь Рогожникова?

— Как не помню. Настоящий контра. — Гирыш сердито насупился.

…Вскоре в калитку постучали. Белокрылов вышел:

— Кто?

Ответа не последовало.

— Кто?! — громче повторил Белокрылов.

— Комната для семейных у вас не сдается?

— Для семейных нет. Постояльца-одиночку можем пустить.

Белокрылов отпер калитку и впустил во двор пришедшего. Закрыв калитку, спросил:

— Оружие есть?

— Чё?

— Оружие, спрашиваю, есть? — Белокрылов наклонился к самому уху старика-возницы.

— Есть…

— Придется сдать. У нас такой порядок.

Дед достал из-под сена на санях винтовочный обрез. Белокрылов провел старика в комнату Ростовского-Кочубенко.

— С чем пожаловал, папаша? Присаживайся.

— Вот приехал… А на улице морозяка, — отрывисто и не очень связно заговорил дед. — А поясница ломит, не приведи господь… Быдто к ненасью…

— С чем приехал, спрашиваю?

— Чё? — старик поднес ладонь к уху.

— Кто прислал? Зачем, спрашиваю, приехал?

— От Рогожникова я. За каким-то начальником, знать-то, прислан. — Возчик непослушными пальцами убрал кур-жавину с усов и бороды.

— Давно служишь у Рогожникова?

— Вот уж вдругорядь зима легла. А куда деваться? Ни земли, ни лошади у меня в хозяйстве нетути. А тут какой ни на ись, а харч и мало-мальская плата.

— И много ездить приходится? — Белокрылов смотрел на лапти старика, на серый домотканый азям. — Наверное, холодновато в такой-то одежонке?

— Так оно, однако какая есть, такую и ношу. Век-от у меня немалый, уплыли годы, што вешни воды. Всякого повидал… Худого — с охапку, доброго — с ломоть… Ежели ты начальство, то велено поскорей обернуться.

Белокрылов взял полушубок с кровати боцмана и накинул на азям[1] старика.

— Ты тожно из купечества аль какого другого сословия? — спросил старик, удивившись заботе.

— Нет, как и ты — обыкновенного, простонародного, из рабочих. Сейчас повезешь меня и еще одного важного человека.

— Важные не важные, мне все едино. Такая смута на земле… — ответил старик и одними губами прошептал: «Свят, свят, не иначе как из ЧК этот бородатый…»

Ростовский очухался, когда Белокрылое накладывал ему выше локтя жгут на раненую руку.

— Вставай! — Белокрылов помог боцману подняться и повел его к саням. — Видишь, до чего дурость довела тебя? — Он вынул кляп изо рта Ростовского.

Конь с места взял рысью. Ехали молча. Только дед Никифор (так звали возчика) что есть духу гнал вороного жеребца, время от времени покрикивая:

— Н-но!.. Шевелись, Воронко! Пшел!..

Минут через двадцать остановились у подъезда здания ЧК.

Поднявшись по железной лестнице на второй этаж, Белокрылов повел Ростовского-Кочубенко по узкому коридору.

И тут лицом к лицу боцман столкнулся… с милиционером Петуховым!.. Не надо быть особо догадливым, чтобы все понять, и он понял, от бессилия лишь заскрипел зубами и негромко ругнулся.

Белокрылов, ответив милиционеру на приветствие, подтолкнул сопровождаемого легонько вперед:

— Шагай-шагай, не оглядывайся! Как видишь, Петухов жив и вполне здоров.

Белокрылов приказал дежурному отвести задержанного в камеру, а сам, прихватив деда Никифора и Гирыша, поспешил к Горбунову.

Председателя интересовало все. Сначала он выслушал Белокрылова, потом — деда.

— … Хозяин-то мой, Ильюш Рогожников, суеверный шибко, а молитвы у него каки-то все не церковные: бога молит все, чтоб чекисты не заарестовали и не споймали… — закончил свой рассказ дед Никифор, с облегчением вздохнув.

Из его рассказа Горбунов сделал вывод, что Рогожников — тот самый человек, который собирал мужиков с лошадьми по округе на разграбление эшелона, он организует и обеспечивает грабителей обозом и в любую минуту готов выполнить задания, которые получает от Гулавского. Медлить нельзя!