Без права на ошибку

XIX

Белокрылов стоял перед Гулавским со скрученными веревкой руками, с плотной повязкой на глазах. Маузер забрали еще в лесу, когда его задержали при подходе к дому.

— Развяжите ему глаза! — раздраженно приказал Хозяин. — И оставьте нас вдвоем. И еще вот что: возможно, он шел не один — пусть кто-нибудь пройдет по его следу до самой дороги и посмотрит внимательно вокруг.

Белокрылов с изумлением смотрел на незнакомого длинноволосого человека с окладистой бородой, говорившего голосом Хозяина.

— Садитесь. Слушаю, — Гулавский снял парик, бороду, усы и небрежно бросил их в угол комнаты на этажерку. Надел очки с затемненными стеклами.

— Что стряслось? Почему явились без вызова? — недовольно спросил он.

— Может, все-таки меня развяжут, чего меня бояться, если я уже сдал вам маузер?

— А вы еще и связаны?.. Болваны! На молоке обожглись, теперь на воду дуют.

Хозяин развязал руки Белокрылову.

— Прошу извинить, поручик, но всех, кто сюда приходит без вызова, без сопровождения и без соответствующего пароля, доставляют ко мне вот таким неблагородным манером. Так какие причины заставили вас нарушить установленные мною правила? И, пожалуйста, покороче, у меня времени в обрез.

Белокрылов ответил вопросом на вопрос, неторопливо растирая кисти рук:

— У вас все такие надежные помощники, как Удалой?

— Не понял.

— Так вот: я тоже ничего не понял, когда вчера вернулся из Чутырского прихода. Но что я теперь остался без прямого начальника и руководства — это мне ясно, как божий день. Впрочем, может быть, он выполнял ваше распоряжение?

— Какое распоряжение? Говорите, поручик, яснее.

— Вы разрешили ему изъять часть — и немалую! — церковных ценностей?

— Нет, не разрешал. — Гулавский всем телом подался к Белокрылову. — Говорите подробнее.

— Но вы же предупредили, что у вас мало времени?

— Говорите!

— Постараюсь быть предельно кратким. Когда я приехал из села Чутырь, то сразу направился в типографию. Около бухгалтерии толпились люди, а два милиционера осматривали взломанный сейф в кабинете Удалого.

Из разговоров я понял, что Удалой взял деньги из сейфа, несколько печатных наборов и вместе с двумя работниками типографии скрылся в неизвестном направлении. Я не стал там задерживаться, а поспешил в дом епископа Егория…

Белокрылов замолчал и смущенно потеребил ухоженную бородку.

— Ну, что же вы остановились? Говорите, я слушаю.

— Я полагаю, что мною была допущена одна оплошность, которую никогда себе не прощу. По настоянию Удалого я представил его епископу Егорию, как человека с большими полномочиями в партии максималистов. Отец Егорий ослеплен ненавистью к большевикам, ярый монархист, а кроме того, — родной брат колчаковского полковника, расстрелянного по приговору советского суда. Ради священной мести он ничего не пожалеет, ни за чем не постоит. Во время моего пребывания в Чутыре Удалой с двумя неизвестными мужчинами зашел в Михайловский собор к владыке Егорию и от моего имени вручил записку с просьбой выдать наличные ценности. Дело в том, что я имел раньше неосторожность сообщить Удалому о том, где хранятся ценности, приготовленные епископом на святое дело. Егорий усомнился в подлинности записки, но Удалой почти силой вынудил отдать им все серебро и золото, хранящееся поблизости.

— Взяли все, что было спрятано в соборе? — нетерпеливо спросил Хозяин.

— Нет. Основная часть была надежно спрятана под полом алтаря. Сегодня, по моему совету, ценности уже перепрятаны в более надежное место, не вызывающее никаких подозрений. Туда же скоро доставят золото и серебро из двух соседних с Ижевском приходов.

Вот, собственно, и все, что я счел необходимым сообщить вам экстренно.

— Какое же место вы сочли более надежным, чем алтарь?

— Не удивляйтесь — обычную булочную. Причем даже ее владелец не знает, что в ней упрятано, хотя он друг и сослуживец покойного брата епископа, бывший гвардейский офицер.

— Считаете надежней булочную? Да по нынешним временам обычные воришки, позарившись на сдобные булочки, могут попутно прихватить и ваше золото. Это вы учли, молодой человек?

— А как же? — не задумываясь, ответил Белокрылов. — Днем и ночью помещение будет под негласной вооруженной охраной, у церковников для этого нашлись деньги и прочие средства, а людей им не занимать, причем таких, которые не пощадят живота своего во имя господа. Я только одного опасаюсь, как бы епископ Егорий не потерял доверия ко мне после этой наглой выходки Удалого. Поэтому предлагаю в кратчайший срок заполучить с таким трудом собранные в одну груду немалые ценности, которые нам так нужны, как вы сами мне изволили доказывать. Я, кажется, сам буду способен застрелиться, если задуманная операция потерпит неудачу.

— Стреляться, поручик, не придется. Мы покончим с этим делом сегодня же, после полуночи.

— В таком случае мне надобно успеть предупредить епископа и ведающего охраной церковного старосту Филиппа, у него ключи от замков подвалов булочной.

— Вы поедете со мной, попу ничего докладывать не надо.

— Но я офицер и считаю долгом чести поставить в известность епископа Егория, который…

— Оставьте сантименты, поручик, обойдемся без понятых и без показного благородства.

…Мела метель. Белокрылов по глубокому снегу пробирался вдоль каменной стены булочной, за ним — Хозяин, а чуть поодаль — два здоровенных телохранителя.

— Стой! Кто идет? — раздался голос из-за угла.

— Это я, Филипп Мокеевич, — ответил Белокрылов. — Отец Иероним. Не узнал?

— Я не Филипп Мокеевич… А старосту я сейчас кликну. Ждите здесь и не двигайтесь.

Вскоре их позвали:

— Идите, сей момент откроют горенку. А где отец Егорий?

— Он в санках дожидается… Со мной он, здесь со мной…

Железная дверь со скрипом открылась. В подвал спустились в таком же порядке, как шли, только идти пришлось на ощупь, в непроглядной тьме. Гулавский зашуршал коробкой спичек.

— Не надо, скоро будет светло, как днем, потерпите, зажигать спичку опасно.

Впереди распахнулась дверь, и сноп яркого света ослепил глаза:

— Руки вверх! Не двигаться!

В грудь Гулавского уперся маузер, а справа и слева из-за мешков с мукой щелкнули винтовочные затворы.