Без права на ошибку

XXI

Белокрылов шел быстро и почти не замечал прохожих. Ему не терпелось как можно скорее увидеть Машу, и в то же время он вроде чего-то опасался и на душе было тревожно. Беспокоил предстоящий откровенный разговор с Машей. «Как она отнесется к тому, что вся их семья доверилась переодетому чекисту, из-за которого и арестовали ее отца? Поймет ли она меня, поверит ли? Хуже всего на свете — неизвестность, — думал Белокрылов. — Пускай будет, что будет, отступать — не в моих правилах. Сейчас перед Машей я обязан быть самим собой. Уверен, что никакая полуправда ей не нужна».

С таким твердым намерением он постучал в знакомую калитку.

Открыла прислуга:

— Проходите, святой отец, матушка дома. А батюшка Егорий… Наверное, уже слышали?..

— Да, да, разумеется. — Белокрылов обмел пихтовым веником заснеженные валенки, вошел в прихожую и увидел Машу. Увидел ее глаза, тревожные и печальные до щемящей боли… Валентин и Маша стояли, боясь пошевелиться. И молчали. Белокрылову показалось, что прошла целая вечность, пока они молча смотрели друг на друга. Слов не было, но он ясно понял, что между ними ничего не изменилось за время разлуки, осталось то же необъяснимое желание видеть друг друга, быть рядом, быть вместе.

— Я знала, что вы придете сегодня, — тихо сказала Маша,

— Я не мог не прийти… Мама ваша здорова?

— Да. Она прилегла отдохнуть.

— Можно пройти в комнату и переодеться? Я тихо.

— Почему вы спрашиваете? Это ваша комната.

Валентин переоделся и переобулся, мельком взглянул в настольный трельяж, увидел прямой пробор выросших чуть не до плеч волос, густую бороду. Кивнул в сторону отражения: «Прощайте, отец Иероним, дай бог нам больше не встретиться». Потом, стараясь ступать бесшумно солдатскими тяжелыми сапогами, прошел на кухню, вымыл руки. Заглянула Маша.

— Вы готовы? Прошу в столовую, Иван Александрович?

— Маша! — Белокрылов решительно удержал ее за руку. — Мое настоящее имя Валентин. А Иваном был мой отец. Короче: я сотрудник ЧК Белокрылов Валентин Иванович. По долгу службы до сегодняшнего Дня не имел права открыться.

— Я догадывалась, что вы не служитель культа…

— Значит, хоть и косвенно, можете считать меня виновным в аресте батюшки. Вы хотели знать, кто я, теперь вы знаете — я сказал все честно и прямо. Думаю, что ваши родители никогда не простят моего поступка, и по-своему они правы. С владыкой Егорием мы враги и, наверное, останемся ими. А ваша мама просто не поймет меня, как обычно богатые не понимают бедных. Кажется, я сказал все, пора и честь знать… — Белокрылов надел шапку.

— Вы уходите?

— А как бы вы поступили на моем месте?

— Какой вы… — Маша не договорила, на глазах проступили слезы, и, чтобы скрыть их, она опустила голову. Потом решительно взяла из рук Валентина шинель, привстав на носки, сняла шапку и унесла в прихожую.

…От Маши Белокрылов вышел около пяти. Смеркалось. На улице было морозно и тихо. Несмотря на быстрый шаг, холод постепенно подбирался под шинель. В центре города Валентина окликнула Ася Жвакина.

— Загордились, товарищ Белокрылов. Идете и знакомых не замечаете.

— Добрый вечер, товарищ Жвакина! — ответил Белокрылов и подумал: «Что же все-таки ей нужно от меня? Ясно, что остановила неспроста».

Он собрался было сразу отойти от нее, продолжить свой путь, но ему вспомнился совет Горбунова присмотреться к секретарше.

— Холодно сегодня в шинели, погода не для прогулок. Вам легче, шубка — что надо, — поддержал Валентин не обязательный разговор.

— Нравится?

— Красивая шубка.

— А я?

— Вы? Еще красивее.

— Так я вам и поверила, — Жвакина кокетливо улыбнулась, обнажив ровные белые зубы.

— Может быть, зайдем в Народный дом, погреемся? — Ася кивнула на здание бывшего офицерского собрания, около которого они остановились. — Музыку послушаем. Вы любите музыку?

— Люблю.

— Так идемте! Выпьем какой-нибудь сладкой водички или просто чайком побалуемся.

После некоторого колебания Белокрылов согласился: — Только не обессудьте, кавалер из меня не важный.

В Народном доме было шумно. На небольшой сцене полная немолодая певица в бархатном платье с большим вырезом на груди пела романс «Только раз бывают в жизни встречи…» Ее не слушали. Посетители сидели пестрыми компаниями, мало ели, но много пили. В одном углу играли в карты. Ася уверенно провела Белокрылова за столик, стоявший на отшибе. Отсюда хорошо просматривался весь зал, в то время, как столик оставался в тени.

— Из вас получился бы неплохой конспиратор, товарищ Жвакина.

— Не называйте меня по фамилии, Валентин, просто — Асей. Вы редко бываете в этом заведении?

— Если честно признаться, в первый раз.

— Напрасно. Тут место встреч воров и бандитов да и покрупнее птицы залетают. Недавно с моей помощью здесь был задержан один опасный преступник. Мне даже благодарность объявили. Не слышали? Для вас, конечно, это не подвиг, но я не удержалась — и похвасталась.

Подбежал официант, улыбнулся Асе, как старой знакомой:

— Чего прикажете?

— Принесите чаю, — сказал Белокрылов, уже раскаиваясь, что согласился зайти сюда. — С овсяным печеньем…

— И покрепче, — весело добавила Ася.

— Понял. Сию минуту! — официант помчался к буфету.

— Но учтите — я из тех, кто всегда расплачивается сам. За себя и за даму, — предупредил Белокрылов.

— Ну уж нет! Сегодня я поступлю по мужскому обычаю: кто пригласил, тот и расплачивается. Возражений не принимаю.

«Еще немного, и я не выдержу роли вежливого кавалера», — тоскливо подумал Валентин, а вслух сказал с плохо скрытым раздражением:

— Платить буду я.

— Боже мой! Что за счеты между своими людьми? Не стоит говорить об этом. Знаете, Валентин, я умираю от женского любопытства: почему вас так долго не было видно в нашем учреждении? Вы мне ведь так и не ответили тогда, вот и заело. Или это — секрет не по женской части? Тогда не отвечайте, тогда я совершенно не любопытна.

— Так что же: умираете от любопытства или не любопытны? — рассмеялся Белокрылов.

— Видите ли, наше женское любопытство больше бывает по душевно-сердечной части. Мне, например, очень хочется знать, были вы женаты или нет. А?

— Много раз. Теперь уж и не припомню сколько.

— Меня вы не обманете, Валечка, в обращении с женщинами вы еще мальчик.

Официант принес заказ — большой чайник, две чашечки на блюдцах и тарелку с печеньем. Ася по-хозяйски разлила чай, потом подняла свою чашку:

— За вашу будущую жену! Сдвинем наши бокалы!

— С чаем? Не принято вроде бы…

— С таким — можно. — Ася с удовольствием стала пить горячий ароматный чай. — За будущее счастье надо пить до дна. Что мы и сделаем. Правильно, Валентин?

Чай был фамильный: крепок, душист, но с очень заметной добавкой коньяка. «Сделаю вид, что ничего не понял», — решил Белокрылов, допивая чашку.

Ася тут же наполнила ее снова.

— Ну, а печеньем я вас, Валентин, не угощаю, как говорится, не в коня овес, не мужская еда, а вот балычком очень прошу побаловаться.

Она поманила пальцем официанта, заказала балыка и хлеба.

В кармане шинели у Белокрылова лежал кусок пирога, испеченного Машей. Бумажный сверток он обнаружил, выйдя из дома епископа. «Что бы сказала Маша, увидев, как я пью коньяк с другой женщиной и угощаюсь балыком…»

— О чем задумался, Валентин? Тебе скучно со мной?

«Ого! Уже на ты перешла! Шустрая дамочка. Считает себя неотразимой красавицей. Что ж, теперь я обязан досмотреть это кино до конца. Придется потерпеть», — подумал Белокрылов, а вслух горячо возразил:

— Что вы, Ася, мне с вами очень интересно. Но здесь не уютно, хочется тишины и покоя, очень я устал за последнее время.

— Да-да, я слышала, что тебе доверили очень трудное и опасное поручение. Это верно? Нет-нет, не говори. Ты же меня почти не знаешь. Что я за человек, а тем более, какая я…

Она не договорила, но с многообещающей нежностью посмотрела на Валентина.

— Мне тоже здесь не нравится, — Ася, взглянув на часы, подозвала официанта, потребовала счет.

Расплатившись, они вышли.

— Надеюсь, ты меня проводишь? Я близко живу. Уже темно, много нахалов, которые пристают на улице к одиноким женщинам. С вооруженным провожатым будет безопаснее. — Ася понимающе посмотрела на оттопыренный свертком карман шинели Белокрылова.

— С таким оружием много не навоюешь, — рассмеялся Валентин. — Я двое суток имею право ходить налегке, отдыхаю сегодня и завтра.

— Значит, вечер у тебя свободен?

— Не более часа.

— Тогда зайдем ко мне, у меня тихо и уютно. Я квартирую в отдельной комнате, живу, как монашка, ты будешь первым мужчиной, посетившим скромную затворницу. — Ася взяла Белокрылова под руку, доверчиво прижалась.

Вскоре они зашли во двор двухэтажного дома. Квартира Аси имела отдельный вход. В небольшой комнате было тепло. Столик, два полумягких стула, диван, ковер на полу, а за шелковой занавеской угадывалась кровать.

— Вчера ко мне заходила хозяйка, принесла графинчик домашней наливки в честь рождества. Ну и, конечно, мы ее не осилили вдвоем…

На столике появился графин, две высокие рюмки, вазочка со смородиновым вареньем.

— Извини, Валентин, угощать больше нечем. На минуту я оставлю тебя — хочу переодеться, люблю дома ходить только в домашнем.

Ася скрылась за занавеской. За тонким полотном она снимала с легким шуршанием платье, поспешно расстегивала кнопки и вскоре появилась перед Валентином в легком халатике без рукавов, едва прикрывавшем крепкие стройные ноги в домашних туфельках на каблучках. С распущенной длинной косой на плече, с разрумянившимся лицом, с красивой фигурой Ася производила сильное впечатление.

«Дьявол, а не женщина, — искренно подумал Валентин. — Да, трудно устоять перед такой… Подождем, что еще выкинет эта Жвакина…»

Ася взяла с комода сумочку, села рядом с Белокрыловым, вплотную придвинув стул.

— Вспомнила, что захватила с собой еще прошлогоднюю фотографию опасного преступника, сбежавшего из сибирской тюрьмы. Данные по розыску остались в отделе, в них настоящая фамилия и кличка имеются, только я не могу их сейчас вспомнить… Может, ты знаешь, Валюша? Вот, посмотри!

Она достала из сумочки карточку. Белокрылов взглянул и чуть не вскрикнул от удивления. На снимке был… Курчавый.

— Не знаю… С чего это вдруг ты о нем вспомнила? Зачем он тебе сдался?

— Как зачем? Преступник до сих пор не пойман. А вспомнила потому, что очень похожего на него гражданина я видела однажды в Народном доме. И сегодня мне показалось, что он там прошнырнул. Может быть, в Ижевске окопался? У меня зрительная память отличная.

— Зовите на помощь меня, когда обнаружите. А, в общем, желаю удачи, еще одну благодарность получите.

— Как официально! Я, наверное, надоела тебе своей болтовней? Все о работе да о работе… Давай поставим пластинку.

Ася подбежала к граммофону, стоявшему рядом с фикусом, покрутила ручку и поставила «Аргентинское танго». Вернувшись на место, села еще ближе, так, что Валентин почувствовал сквозь гимнастерку ее горячее тело.

— Предлагаю выпить за нас с тобой, за дружбу! До дна.

«Ого! Темпы нарастают. Пора уходить. Пусть этот тост будет последним», — решил Белокрылов.

Прозвенели хрустальные рюмки. Хозяйка, не отрывая томного взгляда от гостя, не торопясь, смакуя, выпила наливку до капли. Он тоже осушил рюмку до дна.

— А теперь — танцевать! — Ася встала и за руки подняла со стула Валентина.

— Танго я не умею, — попробовал отказаться тот.

— Научу! У тебя сразу получится, только слушайся меня. Прежде всего — расслабься, а я поведу за кавалера…

Ася обхватила его за талию, крепко прижала к себе и стала раскачиваться в такт музыки, не сдвигая ног с места.

— Главное — не спеши, — нежно шептала она, — у нас с тобой все еще впереди… Валечка, поцелуй меня! Вот так поцелуй… — Ася потянулась к его губам, но Белокрылов отстранился. Тогда она стала страстно целовать его в шею и подбородок… Валентин с трудом вырвался из ее объятий…