Без права на ошибку

IV

Ростовский спозаранок отправился по своим делам, прихватив с собой несколько человек. Курчавый сходил в сад и снял караульных, охранявших дачу в ночное время, а Студент все еще валялся в постели.

Из прихожей донесся громкий разговор. Кого-то втолкнули в избу. Затем послышался стук, жалобный плач. Студент поднялся и вышел на шум. На полу, скорчившись, лежал тощий парнишка лет тринадцати. Широкоскулое лицо измазано грязью. Он был в рваной фуфайке, длинной и широкой, как тулуп. Из-под сдвинутого на бок картуза выбилась рыжая челка. Парнишка затравленно смотрел на собравшихся узкими карими глазами.

— Вот вошел во двор и просит милостыню, — доложил Красюк Курчавому.

— Шустряк! — удивился тот. — Разве у нас харчевня? Скажи ему, что и нищим не подаем. Знаем мы таких побирушек. Ходят с протянутой рукой, подсматривают, где да что, а потом либо стибрят, либо лягавым донесут. Так кто ты? — прохрипел Курчавый. — Правду говори, шваль, соврешь — хуже будет. Почему ты здесь очутился?

Парнишка поднялся, но ничего не ответил.

— Я тебя, щенок, заставлю язык развязать! — Курчавый в нетерпении притопнул ногой. — Ты у меня заговоришь! Как звать? Отвечай, поганец!

— Гирыш, — тихим, дрожащим голосом сказал наконец малый.

— Из местных он, не русский. По-нашему, значит, его Гришкой кличут, — пояснил Красюк.

— Откуда? Кто подослал?

— Да сам я пришел.

— Вре-ешь!

— Ей-богу — не омманывал, — Гирыш перекрестился. — Дяденьки, не бейте больше меня, не вру я, вот те крест. — Он еще раз перекрестился. — Живу на берегу, под лодкой… Увидал, как в эту избу хлеба большой мешок тащили. Попросить пришел христа ради. Три дня голодом, брюхо совсем-совсем пустой.

— Ага! Вот оно что! А я что говорил — подглядывал, значит? — Курчавый окончательно рассвирепел. — Фискалить собрался?

— Ести хочу, дяденьки… Подайте христа ради.

— Хлебушка захотелось? — ласково спросил Серый, подходя поближе и держа за спиной сайку: — А ну, лови!

Гирыш не успел поймать брошенную ему в лицо черствую булку, она больно ударила его в лоб и упала на пол. Он быстро потянулся к ней, но Серый уже наступил на сайку грязным сапогом, Гирыш попытался было вытащить булку, но не смог…

— Стало быть, сыт, если не можешь взять, — издевался Серый. — Что же канючишь: «подайте», «три дня не ел»?

Наконец он убрал сапог. Гирыш, схватив испачканную булку, стал жадно откусывать от нее и глотать кусок за куском, почти не пережевывая.

— Кончай базар, пора выходить, старшой ждет, а он этого не терпит! — Курчавый щелкнул крышкой карманных часов: — Сбор в лесу у Крутого лога.

Красюк без разговоров схватил Гирыша за шиворот и поволок, подпинывая, к двери.

— Шкета оставь тут, орясина! — осадил его Курчавый. — Хочешь, чтоб он нам хазу завалил? Ты зачем его в дом приволок, баранья башка? Вернемся, я с тобой по-другому потолкую.

Дом опустел. Остались только трое — Курчавый, Студент и Гирыш. Студент отвел Курчавого в сторону.

— Этого хлыста Красюка гнать надо в три шеи. Ты правильно рассудил, нельзя выпускать парнишку. Лучше всего его к нам приспособить, из него можно лазутчика сделать. Я сам им займусь.

— Это уж как атаман решит.

— Договорились, — Студент повел Гирыша к своему матрацу.

— Ложись пока сюда, парень. С такой голодухи больше тебе есть пока нельзя — живот заболит. Выпей воды, вон в углу ведро и ковш. И умойся…

Вскоре Студент и Гирыш пристроились валетом на одном матраце.

Через час в комнату тихо вошел Курчавый, посмотрев на спящих, криво усмехнулся. Прошагал на длинных, как у журавля, ногах к топчану, сел. Нашарил большой деревянный чемодан, открыл замок, достал вареное мясо, колбасу, копченую селедку и выложил все на край стола, пристроившись на табуретке.

Сегодня он решил устроить себе праздник: Красюк где-то откопал несколько порошков кофеина. К наркотикам Курчавый пристрастился давно. Когда разбалтывал кофеин в кружке с водой, руки у него тряслись. Выпил, и скоро у Курчавого оживились глаза, лихорадочно заблестели. Потом взгляд помутнел, все кругом поплыло, колбаса, которую он собрался поднести ко рту и откусить, упала на пол. Упала и голова на грудь, он еще держался изо всех сил, чтобы не свалиться и самому с табурета.

Гирыш видел все это: он уже не спал. Запах колбасы и селедки заставил забыть всякую осторожность. Парнишка подполз к столу, потянулся за едою и нечаянно столкнул на пол пустую жестяную кружку.

Курчавый вскочил и уставился на мальца безумными глазами. Тот онемел от страха. Проснулся и Студент. Когда Курчавый двинулся на Гирыша с ножом, Студент ударил его табуреткой по голове. Тот упал как подкошенный. Студент поднял его и перенес на топчан. Курчавый немного постонал, а потом затих.

Вечером группами стали возвращаться обитатели дома Ростовского. Кое-кто был перевязан, а одного и вовсе не досчитались. Хозяин, войдя последним, сказал:

— Вот так, братва, будем и впредь действовать. Революция без жертв не бывает. Сегодня всем отдыхать, а завтра выпьем за убиенного чекистами дорогого кореша нашего.

В сопровождении Курчавого он прошел в спальню. Минут через десять позвал Студента. Тот понял: хозяйский холуй уже успел нажаловаться на него. Поборов волнение, Студент застегнул на все пуговицы френч и, войдя к Ростовскому, вместо приветствия спросил:

— Что — горячее дельце подвернулось? Так, атаман? А таких вот истопников, вроде меня, брать в подобных случаях, конечно, не полагается, чего доброго сдрейфят и всех заложат, в общем, рылом не вышел…

— Не лезь в бутылку, парень. Кочегар ты — первого класса. — Ростовский нахмурил густые брови. — Печь натопил, что надо, промерз я, как сатана. Другое худо…. Курчавый, ты свободен!

— Самовольничать начинаешь, этого я не потерплю, — продолжил хозяин, как только они остались вдвоем.

— Что ты имеешь в виду?

— А то, как ты посмел на моего помощника руку поднять? Он подчиняется мне и только мне. Неужто не дошло?

— Ошибаешься, атаман, не подчиняется он тебе. Ты вот запретил ему водку пить без меры, так он на другое пошел, похуже, чем спиртное, — на наркотики. Вот смотри — я отобрал у него, — Студент достал из грудного кармана френча бумажный пакетик. — До чертиков наглотался, с ножом на меня полез. Что мне оставалось? Вдарил его слегка, чтоб успокоился. Полагалось бы прикончить гада, но не его, а себя пожалел: как бы я доказал тебе свою правоту?

— Да уж мне под горячую руку только попадись… — Ростовский понюхал пакет, выругался и сказал: — Брось в печку! Ладно, я с ним по-своему потолкую. Но и с тобой не все еще ясно. Покажь мне молокососа!

— Так он же спит. Отпускать его, сам понимаешь, опасно. Лучше при себе держать, авось и сгодится. Он сирота, искать никто не подумает. Парнишка из местных, по-русски говорит сносно, смышленый. Из него толкового разведчика можно сделать. Утром я тебе его покажу.

— Утром тебя здесь не будет, разве забыл? Судьба твоя решается. Так что давай его сюда сейчас. Впрочем, ладно, сперва разберусь с помощничком. Свистни-ка мне его, а сам можешь идти.

Разговор у главаря с помощником получился долгим. С того дня Курчавый вовсе волком стал смотреть на Студента, задирался на каждом шагу.

— Жаль, что я тебя с самого начала не прихлопнул, — повторял он всякий раз, когда они оставались вдвоем.

Курчавый теперь с пристрастием присматривался к новенькому, которому явно благоволил главарь. Он следил за каждым шагом, каждым взглядом Студента. Его подозрительность дошла до того, что однажды ему в голову пришла мысль, не приклеены ли у Студента усы и борода. И вообще, тот ли он, за кого выдает себя?

Слежка Курчавого путала Студенту все карты, не давала дохнуть свободно. Он старался держаться от него подальше, а при удобных случаях внушал атаману, чтобы тот остерегался этого уголовника. Он поставил перед собой цель: добиться отстранения от дел Курчавого. Это помогло бы лучше внедриться в «логово».

… Утром, когда все обговорили детально, когда Ростовский, пожелав на прощанье удачи, пожимал руку Студенту, отправлявшемуся на дело, тот спросил:

— А оружие, атаман?

— Так у тебя ж есть.

— Не строй из меня дурака! — Студент бросил на стол револьвер. — Возьми себе, пригодится гвозди забивать. Ты ж лучше меня знаешь: боек у него сточен. Впрочем, дело хозяйское, решай сам, а мне лично тот милиционер пока дорогу не перешел. И вообще, — Студент повысил голос, — ты кого все проверяешь и проверяешь? Меня Петлюра и Савинков меньше проверяли. Так вот, в холуях ходить у тебя мне не с руки. Понял?

— Добре, добре, не кипятись, хфилософ, догадался проверить мой подарок, — Ростовский вынул из кармана новенький вороненый револьвер. — Вот возьми, игрушка именная. Хлопцы мои у одного попа взяли. А заодно еще и пару рысаков, крест золотой. — Моряк развеселился от воспоминания. — А ты, смотрю вот, чем-то похож на того святого отца: такие же усы, борода, только поменьше, и сам ты помоложе.

— Не пойму, к чему ты об этом?

— Ежели что, — не слушая Студента, продолжал Ростовский, еще более внимательно приглядываясь к собеседнику, — наверняка святые отцы должны принять тебя за своего. Конечно, если подкормить малость, для гладкости ряшки. Ха-ха-ха! Шуткую, браток, не серчай… — И снова взгляд Ростовского стал жестким. — Повторяю: два дня — не меньше — изучай пути-перепутья Петухова. Вечером третьего я должен знать место, где будешь кончать… Ну, вот и все, не робей, как водится, либо грудь в крестах, либо голова в кустах. Уяснил?

— Уяснил, атаман, не мудрено. — Студент двинулся к выходу.

— Стоп! Свои документы оставь мне. Так надежнее, мало ли что… Вот так… И помни: я шуток не люблю. Не выполнишь задания — живым сюда не вернешься. А если попадешься к чекистам и завалишь нашу хату, то поживешь не боле того, как мои люди хоть из-под земли найдут тебя.