Безжалостные люди

ГЛАВА 12

«Жестокий от чувства вины и дерзкий от отчаяния, полуночный убийца врывается в бар «неверный»;

Вторгается в священный час безмолвного покоя и незаметно оставляет кинжал в твоей груди».

— Сэмюэл Джонсон

ЛИАМ

— И это все, сэр? — тихо спросил Дилан, ставя поднос с едой и документы, которые я просил, на мой стол. Он знал так же хорошо, как и все остальные, что если он разбудит мою жену, я сверну ему шею.

— Скажи Патрику, что я хочу знать о местонахождении Эмори в ближайшие несколько часов.

В тот момент, когда дверь закрылась, я повернулся к Мел, только чтобы обнаружить, что она сидит и смотрит на меня. Ее лицо было пустым, а глаза ясными, как день. Это было почти навязчиво.

— Прости, я не хотел тебя будить, — сказал я, оставляя дистанцию между нами, пытаясь понять ее настроение.

Она нахмурилась, заметив, что все еще в платье, прежде чем встать и обернуться.

— Помоги мне выбраться из него.

Не говоря ни слова, я расстегнул крошечные пуговицы и молнию, изо всех сил стараясь не волноваться, но это не сработало.

Ее гребаный отец только что умер, успокойся.

Увидев ее в одном белом кружеве, я чуть не отправился в след за ним.

К черту все это.

— Позволь мне взять тебя… — она остановила меня своими губами, и я сдался, с радостью притянув ее тело к своему и схватив ее за задницу. Я любил ее задницу. Мне нравилось ощущение, что она создана только для моих рук.

Когда ее крошечные ручки стянули с меня галстук и разорвали рубашку, мне пришлось оттолкнуть ее.

— Мел, мы можем подождать. Я могу подождать, — я ахнул, глубоко дыша, чтобы контролировать свой бушующий член.

— Ну, это не из-за тебя. Это касается меня, и я не могу ждать. Я не хочу думать. Я просто хочу, чтобы ты был внутри меня сейчас.

Бля.

На этот раз, когда она поцеловала меня, я поднял ее и положил обратно на кровать, оставляя поцелуи на ее губах, медленно опускаясь к шее. Она застонала, прижимаясь ко мне, запустив руки в мои волосы, пока я прокладывал свой путь вниз к ее груди.

— Я куплю тебе новое, — сказал я ей, срывая с нее лифчик, позволяя ее груди свободно подпрыгивать, и стянул с нее трусики. Она посмотрела на меня, но только на мгновение, прежде чем закрыть глаза, когда я ущипнул ее за соски.

— Сильнее, — попросила она. Так я и сделал, потянув за них, прежде чем взять в рот. Она уже раскачивалась напротив меня, и я знал, что она хотела, чтобы я был внутри нее, но я пока не сдавался.

Мои руки спустились вниз, чтобы обхватить ее, и она выгнулась от удовольствия.

— Просто трахни меня уже, Лиам, — простонала она, вбиваясь в мои руки.

— Нет, — ответил я, вводя в нее три пальца. Я наблюдал, наслаждаясь тем, как она выглядела, когда она встречала свое удовольствие. Я двигал пальцами быстрее и глубже в ее влажную сердцевину. Каждый раз она издавала тихие стоны удовольствия, и одна ее рука тянулась к моему сердцу, в то время как другая сжимала ее грудь. Наблюдая за ней, такой жаждущей моего члена, мое желание к ней росло еще больше. Я позаботился о том, чтобы сделать мысленные снимки этого.

— Лиам, твой член.

— Нет, — я хихикнул, трахая ее пальцами еще сильнее, пока она не оказалась так близко, что я вышел из нее.

Она уставилась на меня разъяренно и широко раскрытыми глазами. И все, что я мог сделать, это облизать пальцы от ее соков.

Она мгновение наблюдала за мной, прежде чем набросилась на меня. Я с удивлением уставился на нее, держась за ее бедра, когда моя жена разорвала мои брюки, чтобы добраться до моего члена. Ей не пришлось ждать, потому что в тот момент, когда она стянула с меня последнюю одежду, он появился перед нами. Вот почему я решил быть без боксеров. Она впилась в меня взглядом, вцепившись в меня, и я дернулся к ней, не в силах контролировать себя в ее руках.

— Ты хочешь этого так же сильно, как и я, — сказала она, и я почти поддался искушению сказать ей «нет, черт возьми».

Однако когда она легла на меня, я даже не мог ясно мыслить. Я двигал бедрами, толкая мой член в нее.

Мел двигалась слишком медленно, наблюдая, как я изо всех сил пытаюсь побороть желание трахать ее так, чтобы она потом не могла ходить.

— Как быстро могут поменяться роли, — прошептала она. Я ахнул, когда она наклонилась, чтобы поцеловать мою грудь.

Схватив ее за талию и волосы, я удержал ее на себе, прежде чем сесть. Мне надоело валять дурака. Я просто хотел трахнуть ее так глубоко, чтобы она не могла сидеть прямо.

— И как быстро они меняются обратно. — Схватив ее за талию, я заставил ее двигаться вместе со мной, трахая ее, когда мы сидели посреди моей кровати.

Наши взгляды встретились, а губы были всего в нескольких дюймах друг от друга, вдыхая друг друга, пока она скакала на мне. Протянув руку, я коснулся ее щеки и откинул ее волосы назад, чтобы я мог поцеловать ее в шею. Затем я толкнул Мел на кровать и вошёл глубже.

Она застонала, и я улыбнулся.

— Гребаный Иисус, Лиам.

Наклонившись, я поцеловал ее в щеку, прежде чем прошептать: — Даже он не может спасти тебя от меня сейчас.

Держась за ее запястье одной рукой и сжимая ее бедро другой, я жестко трахал ее киску, проникая все дальше и дальше в нее, пока она дрожала от удовольствия.

— Черт возьми, Мел, — закричал я, чувствуя, как ее стенки сжимаются вокруг меня. Но даже тогда я не остановился. Я хотел выебать ее хорошенькие маленькие мозги, поэтому я отпустил ее руки и схватил за бедра. Я трахал ее, как будто она была сучкой с течкой. Я входил быстро. Я входил глубоко. Я входил и выходил так много раз, что даже не мог нормально видеть, а она выкрикивала мое имя, царапая мою спину. Она кончила уже дважды, и я продолжал бы заставлять ее кончать, пока она не была бы наполнена только мной.

Лишь слегка замедлив свои толчки, моя голова откинулась назад, когда я кончил в нее как раз в тот момент, когда она испытала оргазм в третий раз. Опустошенный, я навис над ней, не желая раздавить. Однако она удивила меня и притянула к себе. Поэтому я просто лежал у нее на груди, оставляя легкие поцелуи на ее шее.

— Спасибо.

— Ты никогда не должна благодарить меня за секс, — на самом деле, она могла получить его в любое время, когда, черт возьми, захочет.

— Не только за секс, Лиам, — прекратив свои поцелуи, я сел, чтобы посмотреть ей в глаза, но она отказывалась смотреть на меня.

— Моя дорогая жена, ты не за что не должна благодарить меня, — я= поцеловал ее в щеку, прежде чем, наконец, выйти из нее. Я собирался заговорить о презервативах позже, и, надеюсь, они ей тоже не нужны.

Некоторое время мы не разговаривали, пока я лежал рядом с ней. Вместо этого запах секса и наше дыхание были единственным, что наполняло комнату.

— Чего ты хочешь от меня, Лиам?

Я не был уверен, как сказать это, не… не звуча как придурок. Но я знал, что если я солгу, то она узнает, а последнее, с чем могли справиться наши отношения, — это ложь, большая она или маленькая.

— Я хочу, чтобы ты любила меня, — тихо сказал я. — Но если нет, тогда я хочу, чтобы ты испытывала самое близкое к любви. Я хочу твоей преданности. Я хочу твоей честности. Я хочу, чтобы ты была рядом со мной и ни с кем другим. Я хочу твое тело. Мне нужен твой разум. Я хочу знать твои надежды и мечты, чтобы однажды воплотить их в реальность.

Я сделал паузу, зная, что больная, погруженная во тьму часть меня вот-вот заговорит. Но это был тот, кем я был, и я хотел, чтобы она знала это. До сих пор я даже не осознавал, что хочу этого.

— Я хочу, чтобы ты была готова убить ради меня. Я хочу, чтобы ты была такой же убийцей, как я, и не убегала от крови. Я хочу, чтобы ты упивалась кровью вместе со мной. Я хочу, чтобы ты помогла мне уничтожить каждого ублюдка, который встанет на пути семьи Каллахан.

Она молчала, и я тоже, пока мы лежали там.

— Вторую часть я могу сделать с легкостью, — наконец ответила она. — А первая…. любовь. Я уже давно никого не любила. Я заботилась об Орландо, но мы никогда не были близки. Я провела большую часть своей жизни, тренируясь. А он работал. Я не знаю, как любить.

Это было не «нет». Это было просто «как», и я должен был показать ей. Я взял ее руку, поцеловал ее, прежде чем сесть.

— Мы начнем с того, что узнаем друг друга получше, — ответил я, наслаждаясь тем, как она выглядела в моей постели… в нашей постели.

— Узнаем друг друга?

— Например, какой, черт возьми, твой любимый цвет, и другие не важные, но важные вещи в этом роде.

— Бирюзовый. Я не знаю почему, но это бирюзовый цвет.

Улыбаясь, я встал, голый, как в день своего рождения, схватил тарелку с едой, вино и папки и положил их перед нами на кровать.

Она взяла бокал с вином и ухмыльнулась.

— Ты знаешь мое любимое вино.

— Да, — ответил я, откупоривая бутылку и не говоря ей, откуда я узнал. Ей не нужен был бокал, и она отпила прямо из бутылки, прежде чем передать ее мне. Я тоже выпил, мысленно посмеиваясь над тем, как далеко я продвинулся. Если бы это была любая другая женщина, я бы считал ее менее женственной. Но Мел это сделало только сексуальнее. Все, что она делала, делало ее еще сексуальнее.

— Какой твой любимый цвет? — спросила она, откусывая сэндвич.

— У меня его нет.

Она покачала головой, глядя на меня.

— Любимый фильм? — спросил я ее.

— «Побег из Шоушенка», — сказала она.

— Серьезно?

— Да, серьезно. А какой тогда твой? — спросила она.

— Славные парни, — сказал я, подмигивая и заставляя ее закатить свои красивые карие глаза.

— Конечно.

— Я также большой фанат комиксов.

Она оглядела меня, прежде чем кивнуть.

— Как я сразу не поняла.

— Заткнись, — сказал я, когда она засмеялась. Смех не звучал принужденно или резко, он был мягким, как звон колокольчиков на ветру.

Она вытянула ноги, и я заметил, что она все еще была в своих белых туфлях, что означало несколько вещей. Во-первых, я трахнул ее в каблуках, и это было чертовски горячо. Во-вторых, она выглядела чертовски сексуально, сидя на моей кровати голая, в одних туфлях на каблуках, и в-третьих, она почти всегда носила белые туфли. Я бы покупал ей каждый раз, когда дарил ей что-нибудь, но все же.

— Почему ты все время носишь белые туфли? Это дань итальянской моде или что-то в этом роде?

Она замерла на мгновение, прежде чем ее плечи опустились, а глаза остекленели.

— Орландо и моя мать, Авиела, часто ссорились, когда я была ребенком. Я была маленькой, но даже я понимала, что что-то не так. На людях они изображали счастливую, состоятельную пару, но на самом деле моя мама жила в другом крыле дома. Она даже проводила большую часть своего времени в Италии. Иногда, после ее ссор с моим отцом, я не видела ее неделями. Когда они были молоды и сильно любили друг в друга, мой отец не хотел терять ее, поэтому он рассказал ей о том, чем он зарабатывал на жизнь, только после того, как они поженились. — Она нахмурилась, снова отпивая из бутылки.

— Черт, — отношения в нашем мире не могли сложиться, если мы с самого начала не дали понять, кто мы такие.

— Да, — она покачала головой. — Из того, что я поняла, моя мама была хиппи. Она ненавидела насилие и, как все хиппи, протестовала. Мои бабушка и дедушка не позволили ей развестись, и поэтому она надела белые перчатки. По сути, она говорила Орландо каждый раз, когда он видел ее, что у нее чистые руки. Она сказала ему, что если он сможет прожить неделю, не убивая, она снимет их, и он сможет прикоснуться к ней. Но этого так и не произошло. Мой отец обращался к шлюхам, притворяясь, что они — это она, а она влюбилась в своего телохранителя. Однако она была беременна мной, и мой отец сказал мне, что у нее однажды случился выкидыш, когда они ещё встречались, поэтому она не хотела рисковать во второй раз. Они пытались выстоять ради меня, но Орландо в конце концов оставил попытки завоевать ее, и они согласились, чтобы я проводила каникулы с ним. Так было до авиакатастрофы.

— И поэтому ты носишь белые туфли…

— Потому что мои руки не чистые, но… — она слегка улыбнулась. — Когда я вижу их, то думаю о ней, и мне не кажется, что у меня никогда не было матери.

— Это…

— Действительно странно, я знаю. Это то, чего никто не знал обо мне, кроме Орландо, но ты спросил.

Я обхватил ладонями ее лицо.

— Это странно, но для меня это имеет смысл. Я и не подозревал, что это так много значит. Я бы не стал спрашивать.

— Нет, ты, скорее всего, узнал бы это за моей спиной, — она покачала головой. — Я бы предпочла вытащить все скелеты сейчас, пока мы оба спокойны и сексуально удовлетворены.

Я ухмыльнулся на это.

— Я еще не удовлетворен сексуально.

Она закатила глаза.

— Расслабься, тигр. Расскажи мне о себе.

Схватив вино, я сделал глубокий вдох, прежде чем сделать глоток. Она углубилась в свое прошлое и поделилась тем, чего не знал никто из живущих, за исключением меня. Она доверяла мне. Я должен был бы доверять ей. Я просто не знал, с чего начать.

— Тебе не нужно этого делать.

— Я хочу, Мел, — тихо сказал я. — Я хочу, и я это сделаю. Я уже давно не путешествовал так глубоко в себя.

— Что-то связанное с твоим детством? — спросила она, и я не должен был удивляться, но я был удивлен. — Я не знаю ничего, кроме того, что однажды ты был болен и мучился из-за этого.

Я начал медленно.

— У меня был близнец. Эвелин направлялась с моим братом на благотворительный вечер, когда один из людей Вэнса съехал с дороги и врезался в дерево. Водитель смог вытащить Нила, но у Эвелин начались схватки, и она не могла пошевелиться. Когда парамедики приехали и забрали ее, она уже рожала мою сестру. Но она не заплакала и даже не вздохнула, и когда они добрались до больницы, я застрял. Им пришлось тянуть, и из-за этого у меня было сломано плечо. Мое сердце и легкие еще не были полностью развиты, и я почти не плакал. Это было больше похоже на то, что я хватал ртом воздух. Они не думали, что я выживу, но я справился. Однако мой рост, вес и речь были замедлены, и вдобавок ко всему я был благословлен косолапостью.

По какой-то странной причине, хотя я и не помнил этого, я всегда чувствовал боль в плече, когда думал об этом.

— Эвелин впала в глубокую депрессию, и как бы сильно она ни любила своего ребенка, она не могла смотреть на меня, не видя свою мертвую маленькую девочку у нее на руках, поэтому она держалась подальше. Честно говоря, мои самые ранние воспоминания о ней относятся к тому моменту, когда мне было лет двенадцать. Именно мой отец проводил большую часть своего времени со мной в больнице. На протяжении многих лет он читал статьи из газеты и рассказывал мне, как важно мое будущее, пока врачи делали анализы, а я проходил лечение. Я помню, как однажды он вышел из себя перед врачами… или дважды. Тем не менее, все, что он читал и преподавал, осталось со мной. К тому времени, когда я наконец смог выписаться из больницы и пойти в школу, я был намного старше любого двенадцатилетнего ребенка. В один момент я был в больнице Святого Иоанна, а в следующий — в подготовительной школе колледжа Нортсайд с Нилом, у которого была репутация крутого парня. — Я рассмеялся над этим воспоминанием. Студенты чуть не обосрались, когда Нил разозлился на них.

— Он был капитаном футбольной команды, рестлером, играл в хоккей и другие виды спорта, которые позволяли ему уничтожать парней ради забавы. Поэтому, естественно, я смотрел на него снизу вверх, но в школе он держался от меня подальше. Я, с трясущимися ногами и всем прочим, пробовался в футбольную команду только для того, чтобы мне в спину забрасывали мячи. Тренер сжалился надо мной и сделал меня разносчиком воды. Однажды кто-то из друзей Нила столкнул меня с лестницы, прежде чем засунуть в шкафчик со своей грязной одеждой. Нил не знал, что я был там. Он просто вошел, когда его друзья мочились на мою одежду, и сказал им, чтобы они остыли, что я любимчик отца, и им придется иметь дело с моим психическим дерьмом позже. Я ничего не сказал, потому что не мог. В то утро я не принимал лекарства, и в итоге у меня случился припадок в этом чертовом шкафчике. — Мне почти хотелось смеяться, потому что это было так хреново.

— Я так сильно дрожал, что шкафчик трясся вместе со мной, и тренер нашел меня. Я оказался в больнице, а моя мама плакала и молилась за меня. Я был в коме целую неделю, и она пообещала Богу, что станет лучшей матерью, если он просто сделает меня здоровым. Они сделали анализы, дали мне наркотики. Деклан, который после смерти родителей большую часть времени проводил в одиночестве, пришел ко мне и сказал, что они сожгли дом ублюдка, который запер меня в шкафу. Мы с Нилом не совершаем путешествий по переулкам памяти. Я думаю, что мы стали ближе.

Я почти забыл, что Мел сидит напротив меня, когда она снова протянула мне бутылку вина.

Это было не лучше бренди, но достаточно хорошо.

— Ладно, ты выиграл в конкурсе «самое депрессивное детство». Тебе следовало отрезать ему член и засунуть его ему в глотку, — я закашлялся, делая глоток, прежде чем улыбнуться ей.

— Мне было двенадцать.

Она пожала плечами.

— Мне насрать. Члену Нила и члену ублюдка, или любому другому, кто был там, пришлось бы жить с этим.

Она не знала, но для того, кто не знал, как любить, она, несомненно, хорошо справлялась.

— Принято к сведению, — Мел была лучшим, что было в моей жизни, и ей потребовалось всего три гребаных дня. Она вселила в меня надежду на будущее.

— Теперь я не чувствую себя виноватой из-за того, что подстрелила Нила, — ответила она, падая обратно на кровать, и я позволил своим глазам блуждать по ее ногам, затем по бедрам и животу, прежде чем добраться до груди.

— Ты когда-нибудь чувствовала себя плохо? — спросил я ее, сталкивая поднос с вином и едой с кровати на пол. Он разлетелся вдребезги, и я знал, что это создаст огромный беспорядок, но мне было наплевать. Я просто хотел свою жену.

Она наблюдала за мной, пока я возвышался над ней.

— Для чего были эти документы?

Я совсем забыл о них. Схватив ее за спину, я притянул ее к себе.

— Сначала удовольствие, потом работа.

— Я думала, что наоборот, — ответила она, обвивая ногами мою талию.

— С этого момента мы устанавливаем свои собственные правила, миссис Каллахан, — я поцеловал ее в лоб, обхватил задницу и вошел в ее тугую киску. Ее губы направились прямо к моей шее.

— Правило номер один: после или во время наших встреч и бесед мы обязательно трахаем друг другу мозги, — я врезался в нее. — Согласна?

Она вцепилась в мои плечи и застонала.

— Согласна, — сказала Мел, прежде чем оттолкнуть меня назад.

— Правило второе: мы никогда не пользуемся гребаным презервативом. Согласен? — она зашипела на меня, и я чуть не кончил. Она была чертовски идеальна.

— Черт возьми, да.

Я перевернул ее и вышел из нее, схватил смазку на прикроватном столике и выдавил щедрое количество, прежде чем погрузиться в ее тугую задницу.

— Правило третье…. — я громко застонал, не в силах думать, когда она поднялась на колени, прижимаясь ко мне задницей и обвивая руками мою шею.

— Правило третье: мы не доверяем никому, кроме друг друга, — сказала она мне, и я больше не мог контролировать свою потребность. Схватив ее за задницу, как я делал это с ее талией ранее вечером, я врезался в нее. Толкнув ее обратно на кровать, я потянул ее за волосы, как будто это были поводья.

— Согласен.

— Черт возьми, Лиам, — простонала моя жена, когда кончила, после чего я вышел из нее, позволив своему семени вылиться ей на спину.

Это было отвратительно, как сильно я наслаждался этим. Она была моей. Она была вся, блядь, моя.

Поднявшись, она повернулась ко мне и влепила мне пощечину, чем я начал чертовски наслаждаться, даже когда она злилась. Это была одна из многих вещей, которые отличали Мел от других.

— Теперь мне нужно принять душ, — прошипела она мне, вставая, и я посмотрел на нее с гордостью и вожделением. Она нашла монстра внутри меня и накормила его. К сожалению, я не думал, что ее когда-нибудь будет достаточно.

Мел направилась в мою ванную и остановилась, чтобы оглядеть меня.

— Вы уже устали, мистер Каллахан? У меня еще есть другие правила.

Она чертовски идеальна.

Я чуть не застонал. Мы собирались сломать друг друга, и это только еще больше возбудило меня. Вскочив, мой член встал настороже и горел для нее, я позволил ей отвести меня в душ.

Моя жена чертовски идеальна. Даже когда она толкала меня на колени и заставляла мое лицо погружаться в ее киску, я с радостью впитывал ее.

МЕЛОДИ

Я ничего не сказала, выбирая одну из его чистых рубашек, чтобы надеть, пока он разговаривал с темноволосым мужчиной у двери.

Присев на его кровать, я внимательно наблюдала за ним, пока две служанки быстро вбежали, чтобы убрать беспорядок, который мы устроили с вином и едой. Ни одна из них не осмелилась поднять глаза. Вместо этого они работали так быстро, как только могли.

Я не была уверена, что происходит между мной и Лиамом, но недоверчивая часть моего разума говорила мне сделать эти чертовы передышки. Мы знали друг друга всего три, а теперь уже четыре дня, учитывая, что было уже раннее утро. Никто из нас не устал, что было странно, потому что мы ничего не делали, кроме умопомрачительного секса в течение нескольких часов. Единственный раз, когда мы разговаривали, был, когда мы признались в некоторых из наших самых темных секретов. Он поставил меня на грань, потому что заставил меня доверять ему. Он сказал мне правду, а затем сделал то, на что, как я знала, у меня не хватило бы сил.

Орландо хотел быть уверенным, что он умрет после моей свадьбы, потому что не хотел, чтобы я чувствовала себя одинокой. Я пыталась сказать ему, что не одинока, но он всегда говорил мне, что путь Босса — темный и одинокий. У меня никогда не было друзей. Я никогда не общалась ни с кем, кроме моих людей и слуг в нашем доме. Я всегда была занята изучением языков, учебой и тренировками. Я никогда особо не задумывалась об этом. До сих пор нет. До тех пор, пока Орландо, единственная семья, которая у меня была, не умер. Это обрушилось на меня, как цунами. У меня никого не было. А потом появился Лиам.

Впервые я поняла, почему Орландо так сильно подталкивал меня к тому, чтобы принять его, потому что, хотя я еще не доверяла Лиаму, в нем было обещание будущего доверия. Теперь он был моей единственной семьей. Факт, который меня смутил.

Я чувствовала, что могу ему доверять. Я хотела доверять ему. Я хотела быть тем, в ком он нуждается, потому что теперь я нуждалась в ком-то. Я никогда не осознавала, насколько Орландо подходил на эту роль. За последние четыре года, с тех пор как я стала Боссом, он был единственным человеком, которому я доверяла. Единственный человек, которого я использовала как доску для всех своих планов, рассказывая ему о каждом шаге только потому, что мне нужно было выбросить это из головы. Я говорила ему, когда у меня был стресс, когда мне просто хотелось кого-то убить, и когда я действительно кого-то убивала. Орландо был моей настоящей правой рукой, и теперь Лиам занял его место. Не в жутком стиле «Лиам — мой папа», а скорее в том смысле, что теперь Лиам был единственным человеком, с которым я могла свободно разговаривать.

Все остальные были либо под моим руководством, либо я их не уважала.

— Ты была права, — сказал Лиам, его голос был серьезным, когда он сел передо мной. Служанки ушли. Мне не нравилось, что он был в пижамных штанах. Я скучала по тому, как пялилась на его голую задницу.

— Я знаю, — я ухмыльнулась. — Но в чем именно?

Закатив на меня глаза, он протянул мне папку, прежде чем направиться к своему столу. Он схватил свой бренди и налил нам обоим по стакану. Просматривая протокол полета, я ухмыльнулась.

— Эмори направляется в Австрию, — прочитала я вслух, взяв предложенный им стакан.

— Да, и я подумывал о том, чтобы использовать это как прикрытие, — он нахмурился, медленно отпивая. Я ждала, что Лиам продолжит, но он этого не сделал.

— Ну и что? — спросила я, раздраженная тем, что мне приходится тратить слова впустую.

Он внимательно посмотрел на меня, как на ребенка, прежде чем заговорить, и это разозлило меня.

— Орландо не хотел, чтобы весь мир знал, что он болен. Я подумывал о том, чтобы инсценировать несчастный случай и пустить слух, что это был Эмори.

Он остановился, и в глубине души я подумала, что это было прекрасно. Но он неправильно истолковал выражение моего лица.

— Я не собираюсь использовать смерть твоего отца как шахматную фигуру, и я не хочу…

— Лиам, заткнись, черт возьми. Я не ребенок, чьи чувства могут пострадать. Да, я заботилась об Орландо, но он мертв. Я знала, что это произойдет в течение многих лет. Это отстой, но не обращайся со мной так, как будто я стеклянная. Мой отец был бы рад, если бы его использовали, чтобы наебать Валеро. Так что давай займемся тем, что у нас получается лучше всего, — сыграем в шахматы.

Я не хотела, чтобы меня считали эмоциональной из-за того, что мой папа был мертв. И я не позволю Лиаму забыть, кто я такая, даже несмотря на то, что наши отношения менялись. Я все еще была гребаным Боссом, и мне все еще нужно было работать.

Он поднял бровь, глядя на меня, прежде чем откинуться назад и ухмыльнуться.

— Ты не стеклянная, жена. Мы позволим Эмори думать, что он убил Орландо. Этот ублюдок будет настолько самонадеян, что пойдет на больший риск, думая, что справился с великими Железными Руками. Когда он отправится в Марокко в ближайшие пару недель, мы отправимся в Италию и сожжем несколько машин.

— Вэнс будет вынужден реагировать и отдавать приказы Эмори, который расскажет Райану, и когда мы узнаем, мы продолжим уничтожать, — ответила я.

— Смерть от тысячи порезов.

— А потом отрубить ему голову, — сказала я, поднимая свой стакан, прежде чем опрокинуть его.

Он протянул мне другую папку, на этот раз полную фотографий всех его людей.

На первой был изображен кареглазый темноволосый мужчина лет тридцати с небольшим.

— Патрик Дарраг, это как моя вредоносная программа. Он может сделать так, чтобы ничто из того, что мы не хотим видеть в прессе, не попало туда, и он также может выпустить все, что угодно, в эфир за считанные секунды.

— Следующий — Дилан Кормак, — сказал Лиам, когда я посмотрела на зеленоглазого мужчину. — Он мой эксперт по оружию. Если ты что-то хочешь, он может это получить, что бы это ни было.

Я быстро просмотрела все фотографии.

— Вы, гребаные ирландцы, плодитесь, как кролики.

— Кстати, об этом, сколько детей ты хочешь?

Я уставилась на него, не уверенная, стоит ли мне выстрелить в него или нет.

— Ты узнаешь, когда я смирюсь с мыслью быть домохозяйкой с кучей детишек.

— Почему у меня такое чувство, что это не поддающийся измерению промежуток времени?

— Как насчет того, чтобы мы узнали друг друга получше, и через несколько лет мы могли бы снова обсудить эту тему, — сказала я, и он ухмыльнулся, ублюдок. Я знала, что он просто не мог дождаться, когда я стану круглой и толстой, не смогу пить и застряну в постели, пока он будет трахать весь мир.

— Это было четвертое правило?

— Я думаю, да.