Безжалостные люди

ГЛАВА 7

«Мы убиваем всех, моя дорогая. Некоторых пулями, других словами, и всех нашими поступками.

Мы загоняем людей в могилы, и не видим этого, и не чувствуем этого».

— Максим Горький

МЕЛОДИ

— Которое из них, мэм? — Адриана принесла два бирюзовых платья, чтобы я надела их в свой первый день с чертовым ирландским кланом, но мне действительно было все равно, что я надену, лишь бы пережить этот чертов день.

— Доктор Андерсон, что вы думаете? — спросила я пожилого мужчину, перевязывающего мне запястье. Доктор Андерсон был единственным врачом, которому я доверяла настолько, что он прикасался ко мне. В конце концов, он был тем, кто принял меня, и он видел более чем достаточно моих травм, чтобы даже не утруждать себя расспросами.

Он поднял глаза, поправляя свои толстые очки на носу, прежде чем закончить работу с моим запястьем.

— Платье с длинными рукавами было бы лучше всего, чтобы скрыть вашу рану. Оно не скроет ту, что у тебя на лодыжке, но она не так плоха, как твое запястье.

Он был прав. Я приложила столько силы, чтобы оторвать пластиковый подлокотник от шезлонга, что он глубоко врезался мне в запястье. Этот идиот сделал свои наручники из усиленной стали, что позволило легко сломать шезлонг, но все равно было чертовски больно и остались шрамы.

Адриана выжидающе посмотрела на меня.

— Белые туфли на каблуках, мэм?

Я кивнула, потирая запястье, как только доктор отпустил меня. Мне приходилось бороться с желанием выбросить это чертово уродливое кольцо в канализацию каждый раз, когда я смотрела на свою руку.

Федель придержал дверь для доктора Андерсона, но не раньше, чем вручил ему конверт с более чем достаточной суммой денег, чтобы быть уверенным, что ему какое-то время не придется работать.

— Мэм, после объявления о вашей с мистером Каллаханом свадьбе сегодня утром несколько журналов, благотворительных организаций и интервьюеров хотят поговорить с вами, — сказал мне Федель с телефоном в руках.

Поднявшись со стула, Адриана протянула мне платье, когда я зашла за ширму.

— Федель, я что, похожа на Марту, мать ее, Стюарт?¹¹.

— Нет, мэм. Я бы никогда не подумал, что вы настолько глупы, чтобы оказаться в тюрьме, — он прочистил горло, и я рассмеялась. Выйдя из-за ширмы, я позволила Адриане бросить белые туфли на каблуках к моим ногам.

— Тогда скажи им, чтобы они шли к черту.

— Это было бы неразумно, mio bambino dolce¹², — мой отец закашлялся, когда его вкатила медсестра.

Подойдя к нему, я поцеловала его в щеку.

— Почему я не могу сказать им, чтобы они катились к черту? — спросила я его, когда Адриана протянула мне мои браслеты.

— Потому что для остального мира ты невеста одного из самых могущественных мужчин в этой стране — принца Чикаго. Ты для них не Босс. Они хотят Кейт Миддлтон или первую леди, кого-то, кто целовал бы младенцев и выписывал крупные чеки от имени твоего жениха, — рявкнул на меня отец, заставив меня остановиться и просто посмотреть в его умирающие глаза.

— Федель. Адриана. Выйдите, — через несколько секунд они вместе с медсестрой моего отца исчезли. — Ты все еще злишься, что я подстрелила его.

Он нахмурился, глядя на меня.

— У меня нет времени сдерживать гнев. И все же ты здесь, заставляешь меня тратить время на то, чтобы воспитывать тебя.

Покачав головой, я улыбнулась.

— Ты должен гордиться, что я его не убила. Он избалованный мальчишка, который думает, что родился в двадцатые годы девятнадцатого века, когда женщины служили своим мужьям и подчинялись их воле. Я не являюсь и никогда не буду конфеткой для рук любого мужчины.

— Мелоди, — отец вздохнул, используя мое полное имя, как будто был раздражен или зол. — Ты такая же упрямая, как и твоя мать.

— Спасибо. Я приму это как комплимент, — я отвернулась от него.

— Это был не он, — прошипел отец. — Ты забыла, почему носишь белые туфли? — Все мое тело на мгновение застыло, и по спине пробежал холодок.

— Это был удар ниже пояса, Орландо, — я усмехнулась ему и сняла чертовы белые туфли, прежде чем зайти в свой гардероб. Большая часть моих вещей уже была вывезена и находилась на пути в поместье Каллахан. Я оставила кое-что, что могло мне понадобятся.

Мой отец вкатился следом за мной.

— Я не сойду в могилу, зная, что этот брак осужден и что, в очередной раз, два человека, которые созданы друг для друга, не проглотят свою гордость, не опустят мечи и не будут действовать как гребаные равные! Ты, Мелоди Никки Джованни, не пойдешь тем же путем, что прошли мы с твоей матерью. Ты будешь поддерживать своего мужа, направлять его, когда это необходимо, и стоять рядом с ним и только с ним. Ты будешь гребаной Каллахан, и ты позаботишься о том, чтобы обе семьи восстали! — закричал он, ни разу не кашлянув и даже не моргнув, если уж на то пошло. Если бы я закрыла глаза, он звучал бы как тот Орландо, которого я когда-то знала.

— То, что произошло между тобой и мамой, не то же самое, — ответила я, надевая коричневые туфли, в то время как в глубине моего сознания голос сказал мне не переодевать их.

— Но результат будет таким, если ты не последуешь моему совету. Помирись с ним, Мелоди. Помнишь, сколько времени мне потребовалось, чтобы привыкнуть к тебе как к Боссу? Докажи ему это. Докажи это им всем, и сделай это, не выставляя своего мужа дураком, чтобы я мог покоиться с миром, — напряжение в его голосе спало, прежде чем он снова закашлялся, возвращаясь к больному человеку, которым он был сейчас.

Я ненавидела мысль о том, что мне придется подтверждать свою правоту. Я делала это годами — доказывала каждому человеку, которого мы допрашивали, каждому боссу, которого я уничтожила, каждому болтливому наркоману и даже своим людям. Я думала, что покончила с этой фазой своего правления, и все же я снова здесь.

— Не думай об этом слишком долго, не всем нам по двадцать лет, — Орландо улыбнулся мне, и хотя он был всего лишь тенью того человека, которого я знала, эта улыбка всегда заставляла меня улыбаться.

Подойдя к нему сзади, я отодвинула его инвалидное кресло назад, прежде чем в последний раз выйти из своего гардероба.

— Хорошо, я постараюсь, но, если он будет обращаться со мной как с тряпкой или хуже, Мартой Стюарт, я прострелю ему другое бедро, — я шутила только наполовину.

— Это все, о чем я прошу, — сказал отец, когда его выкатили из моей спальни. Спины Адрианы и Феделя выпрямились, когда они последовали за нами по коридору.

— Федель, с домами все в порядке? — спросила я его, идя медленнее, чем нужно, но я не спешила добраться до места назначения.

— Да, мэм, так и есть. Большая часть нашего оборудования и технологий была перенесена в подвал, а людей перевезли прошлой ночью. Однако они хотят держаться подальше от ирландцев.

— Я бы тоже хотела, — пробормотала я.

Когда я узнала, за кого выйду замуж много лет назад, я медленно, но верно купила, подкупила и отобрала «охраняемые правительством» земли достаточно далеко от поместья Каллахан, чтобы дать моим людям место для их семей. Дома не были чем-то близким к поместью Каллахан или моему здешнему дому, но это были милые, обычные семейные строения, которые обычно можно найти в пригороде Чикаго. Мы начали возведение жилищ три года назад, и я поручила Антонио и Феделю выполнить эту задачу.

— Ты готова? — спросил меня Орландо.

Фиорелло, правая рука моего отца с тех пор, как он был подростком, стоял у двери, ожидая, пока мы ответим, прежде чем открыть. Он был единственным, за исключением повара и медсестры, кого мой отец хотел оставить с ним здесь. Давным-давно Валеро пытали Фиорелло за компромат на моего отца, из-за чего у него остался шрам, который теперь украшал его лицо. Он с трудом выбрался наружу и вернулся, попросив только врача и большой бокал красного вина. Я знала, что с моим отцом все будет в порядке.

Кивнув, я подала знак Фиорелло открыть дверь. Рядом со мной медсестра Орландо заняла свое место у его инвалидного кресла. В тот момент, когда дверь открылась, то я встретилась с четырьмя парами глаз, уставившихся на меня, каждая была прекраснее предыдущей. Оглядев троих, я обратила внимание на Лиама, чьи зеленые глаза были прикованы к моим ногам. Его взгляд немного задержался на синяке на моей лодыжке, прежде чем блуждать по остальной части моего тела, встречаясь с моим. Его губы были изогнуты в хмурой гримасе, но в глазах светилась похоть.

— Мэм, — Монте подошел ко мне, протягивая мне iPad. Должно быть, он поместил сюда всю информацию о Райане Россе. Я взяла его у него, прежде чем направиться к моей новой Фамилье или teaghlach, как это называлось по-ирландски.

— Доброе утро, я не опоздала? — спросила я как можно доброжелательнее и веселее.

— Нет, мэм, просто думаю, что вы прекрасны этим утром, — ответил Деклан, пытаясь взять мою руку, чтобы поцеловать ее, но я отстранилась.

Его двоюродный брат, похоже, не понял этого, потому что Нил раскрыл руки, как будто собирался меня обнять.

— Прибереги свои модные слова, она выглядит чертовски сексуально. Все просто.

— Позвольте мне прояснить это для вас обоих. Прикоснись ко мне, и я свяжу вас ремнями, а затем выну все до последней косточки из ваших тел. Понятно? — спросила я с улыбкой. Протянутые объятия Нила исчезли, а Деклан убрал руку в карман.

— Прекрасно, — добавила я.

— Глупые ирландские грубияны, — тихо прошипел Федель по-итальянски.

— Senza rispetto¹³, — тихо сказал Монте.

— Хватит, вы, дураки. Мы собираемся опоздать. Твоя мать говорит, что за пределами поместья творится хаос. Пошли, — сказал им Седрик, прежде чем подмигнуть мне. Старый извращенец.

Они пошли к своим машинам, оставив меня наедине с Лиамом и его новенькой черной Ауди. Он ничего не сказал, открыв для меня дверь, а затем закрыл ее, когда я села. Он также ничего не сказал, когда занял свое место рядом со мной, и мне это было не нужно. На самом деле, у меня была работа, которую необходимо было сделать.

Согласно файлам на моем планшете, Эмори Валеро вышел из тюрьмы. Секрет, который Валеро пытались скрыть от мира, пока они не выпустили дикаря для своего личного использования. Очевидно, из того, что Райан рассказал Монте и Феделю, они хотели, чтобы Эмори в Бразилии попытался украсть мой гребаный кокаин. Они, должно быть, были под гребаным кокаином, если думали, что это сработает. Но это было то, что делали Валеро, это было то, в чем они были хороши… Гребаные воры. В течение многих лет они крали у моей семьи все, что могли. Лидер, отец Эмори, Вэнс, был почти изгнан из Италии моим отцом. Однако вместо того, чтобы исчезнуть, он обратился к черному рынку. Если что-то стоило хоть пенни, Вэнс крал это и покупал себе еще людей. Если бы я могла, то повесила бы его за яйца.

— Что это такое? — зеленые глаза Лиама сузились, когда он попытался прочитать зашифрованные файлы, в то время как водитель впереди делал вид, что его вообще нет в машине.

Не твое дело, ты, гребаный ирландский мудак.

— Работа, — ответила я вместо этого, изо всех сил стараясь не высказывать свое мнение. Я знала, что нужно послушать Орландо, но выражение гнева и отвращения в глазах Лиама заставило меня захотеть выстрелить ему в член.

Он попытался взять себя в руки.

— Сегодня тебе следует расслабиться. Это день для семьи.

— Спасибо, но я в порядке, — я улыбнулась. — Я спала как гребаный младенец.

Потому что я сломала шезлонг, к которому ты, блядь, приковал меня, как собаку, ты, сучья задница, долбаный член.

Он свирепо посмотрел на меня.

— На самом деле, я тоже. Кровать была не из тех, к которым я привык, но я не стал бы жаловаться.

Если только ты не получишь то, что хочешь. А потом ты просто плачешь, как новорожденный младенец, которого шлепнули по заднице.

Я улыбнулась, прежде чем снова посмотреть на информацию передо мной.

— Ты должна знать, что моя мать не любит ругаться, особенно когда это касается женщин. Для нее женщины, которым приходится ругаться, бесклассовые, безмозглые и грязные, — он растягивал каждое слово, когда я скрестила ноги, мои красивые сексуальные ноги. Он не мог отвести взгляд.

Я ухмыльнулась.

— Что ты, блядь, говоришь? Не волнуйся, Каллахан, я не собираюсь все портить. На самом деле, я буду стараться изо всех сил, чтобы не ругаться в присутствии мамы Каллахан.

Его глаза вспыхнули.

— Останови машину, — сказал он водителю, который нажал на тормоза.

Лиам выхватил айпад из моих рук, бутылку бренди, а затем вышел из машины и вылил все это на бедное устройство, прежде чем бросить на него свою зажигалку с пылающим пламенем. Оно поднялось так быстро, что я услышала, как треснуло стекло. Вернувшись в машину, он провел руками по волосам, прежде чем поправить пиджак и галстук.

— Езжай, — сказал он водителю.

Вспомни Орландо.

— Немного незрело, тебе не кажется? — спросила я, не потрудившись оглянуться из-за страха, что могу выбить дерьмо из его лица.

— Что ты, блядь, говоришь? Либо планшет, либо ты, и, поскольку есть десятки фотографов и репортеров, которые ждут, чтобы увидеть счастливую пару, то я думаю, что убить тебя было бы нехорошо.

— Тебе лучше надеяться, что он полностью сгорит, — сказала я, дыша через нос.

Он вздохнул.

— Зная тебя, любимая, я бы не сомневался, что у него есть режим самоуничтожения.

— Я что, похожа на Джеймса гребаного Бонда? — я улыбнулась. Это был комплимент, а он даже не знал об этом.

Он сверкнул глазами, осознав свой промах лишь мгновение спустя.

— Нет. Больше похожа на Черную вдову.

— Еще лучше, — я рассмеялась, глядя в окно. У него действительно был режим самоуничтожения, но ему не нужно было этого знать.

Откинувшись назад, я позволила себе плыть по течению. Мне хотелось забыть о прекрасном мудаке, находящемся рядом со мной, и о мире, в который он меня уносил. Ушла в прошлое подпольная тайная жизнь, где никто не знал, кто такая Мелоди Джованни, а я могла быть просто Мэл, гребаным Боссом. Прошли те дни, когда я была абсолютно свободна. Брак был ужасной идеей, и я должна была сказать «нет» своему отцу, но этот ублюдок загнал меня в ловушку. Я должна думать о светлой стороне — больше никаких потраченных впустую денег или крови, поскольку мы пытаемся доставить наши наркотики из Южной Америки в Майами, а затем и в остальную Америку. Больше никаких войн в центре Бостона или Сан-Франциско. Сумма денег, которую я… мы… заработали бы сейчас, была настолько чертовски смешной, что заставила бы Билла Гейтса засрать кирпичи.

Когда рука Лиама взяла мою ладонь, то я подпрыгнула, вытаскивая нож, прежде чем кто-либо из нас успел моргнуть. Он уставился на меня широко раскрытыми глазами, затем ухмыльнулся большому лезвию в моей руке, прежде чем посмотреть на мое бедро. Я прекрасно понимала вопрос — как, черт возьми, мне удалось так хорошо его спрятать?

— Пора, — сказал он, кивая в окно на все камеры, ожидающие прямо за парой черных железных ворот с буквой «К» в центре. Я даже не заметила, что мы прибыли, и теперь все Каллаханы и СМИ ждали нас.

Задрав подол платья, я убрала нож обратно в кобуру, только чтобы обнаружить, что Лиам пытается прожечь во мне дыру своим взглядом.

— Я убила последнего мужчину, который так смотрел на меня, — сказала я, ожидая увидеть отвращение к моим словам, но увидела только больше похоти. Он был взволнован, и последнее, что нам было нужно — это напечатать это в прессе. — Ради любви к Богу, держи себя в руках, Каллахан. Твоя мать, женщина, которая родила тебя, ждет.

Это сделало свое дело.

— Постарайся не быть сукой, — огрызнулся он, постучав в окно, давая знак водителю открыть дверь.

В тот момент, когда это произошло, на нас обрушились вспышки фотокамер. Лиам притянул меня ближе к себе, его рука обнимала меня за талию, и я воспользовалась возможностью, чтобы попытаться поправить его сексуальную прическу. Он поцеловал меня в щеку, когда я закончила, заставив репортеров забросать нас как можно большим количеством вопросов. Я хотела ответить им, но Лиам сжал мою руку, и я улыбнулась в ответ. Для них мы выглядели влюбленными дураками. Если бы они только знали.

Потрясающе красивая женщина, которая могла быть только матерью Лиама, выступила вперед из клана позади нее.

— Лиам, оставь немного места между собой и бедной девочкой, ради всего святого, мы католики.

Она крепко обняла меня, и я поняла, откуда Нил это взял. Этим людям нужно было перестать прикасаться ко мне.

— Миссис Каллахан, мне так приятно с вами познакомиться. Лиам не мог перестать разглагольствовать и бредить о вас, — сказала я как можно вежливее.

— Пожалуйста, зови меня Эвелин, моя дорогая, — она улыбнулась ярче солнца. — Ты не представляешь, как долго я ждала встречи с тобой, и неудивительно, что твой отец прятал тебя, ты такая красивая, Мелоди.

Я опустила голову для пущего эффекта, прежде чем улыбнуться.

— Спасибо, миссис… Эвелин, но, пожалуйста, зовите меня просто Мел. Мое имя совершенно не соответствует моей личности.

Кивая от удовольствия, она потянула меня вперед. Краем глаза я заметила потрясенное выражение на лице Лиама.

То, что я ненавидела эту гребаную роль, не означало, что я не могла ее сыграть.

Он был не единственным, кто удивился. Деклан и Нил посмотрели на меня в замешательстве, прежде чем посмотреть друг на друга, чтобы убедиться, что они не сумасшедшие. Седрик только одобрительно кивнул мне, выглядя немного впечатленным.

— Мел, это две другие мои дочери, Оливия, жена Нила, — Барби из Малибу с длинными золотыми волосами и ярко-голубыми глазами уставилась на меня, но пожала мою руку, крепко сжав ее.

— Вау, ты такая красивая, — сказала я, улыбаясь.

Ее глаза загорелись, как у ребенка в Рождество.

— Спасибо, — сказала она.

Следующей была Коралина, довольно высокая женщина с шоколадной кожей и широкой улыбкой на лице.

— Привет. Я Коралина. Рада, что наконец-то встретила тебя, — она не смогла сдержаться и притянула меня в еще одно объятие.

Что, черт возьми, происходит с этими проклятыми людьми?

— О боже, итальянский шелк, очень красивый, — она усмехнулась, когда отстранилась, сказав: — О, Боже мой, и туфли! В следующую субботу состоится благотворительная акция «прогулка на каблуках», ты должна присоединиться ко мне.

Она хочет, чтобы я испортила свои туфли ради благотворительности?

— Привет, Коралина, — я улыбнулась ей. — Все такие милые. Спасибо, что приняли меня в своем доме. Вы даже не представляете, как я нервничала.

Я услышала, как Нил сдержал кашель.

Коралина схватила меня за свободную руку, в то время как Оливия просто улыбнулась, явно не находя во мне никакой угрозы. Точно так же, как и все остальные.

— Пойдем, Мелоди, мы позаботимся о том, чтобы остальные члены семьи не слишком утомили тебя, — Эвелин улыбнулась, ведя меня к особняку.

К сожалению, это была полная противоположность моему дому. Поместье Каллахан было современным домом. За кремовыми мраморными полами, которые простирались, насколько хватало глаз, двойными парадными лестницами, обрамленными черным железом, и резными деревянными французскими дверями не было ничего, кроме сорока шести тысяч квадратных футов незаконной деятельности. Здесь не было статуй, почти никаких растений и только современные картины. Все было просто, свежо и чисто.

Мне захотелось блевать. За восемьдесят пять миллионов я ожидала большего.

— Извините, — я сделала паузу, ее слова только сейчас дошли до меня. — Остальные члены семьи?

— Лиам хотел убедиться, что ты не будешь ошеломлена слишком большим количеством новых лиц на твоей свадьбе в воскресенье. Поэтому он подумал, что будет лучше, если ты познакомишься со всеми сейчас, — Оливия улыбнулась. Все они улыбались, как будто речь шла о пяти или десяти людях.

Но я знала, что клан Каллахан считал своей семьей от девяноста до ста человек. Моя итальянская линия в основном исчезла. Я нигде не имела дела с таким количеством людей, за исключением моего близкого окружения.

Обернувшись, Лиам ухмылялся, как гребаный кот с клубком пряжи, и тогда я поняла, что мне следовало убить его в моем подвале. Он подмигнул, и у меня возникло искушение потерять самообладание, но я не доставлю ему такого удовольствия.

— Если они будут так же приветливы, как и вы, то я смогу это сделать, но, пожалуйста, не оставляйте меня совсем одну. Я действительно не хотела бы никого оскорблять.

Коралина улыбнулась. Опять эти гребаные улыбки.

— Мел, ты и есть семья. Мы бы не бросили тебя на съедение волкам, не дав тебе копья.

Пожалуйста, дай мне гребаное копье. Я знала, чье сердце мне хотелось бы пронзить им.

Позволив девушкам увести меня дальше по скучным коридорам и вывести через большие французские двери, которые открывались на большую травянистую лужайку, теперь покрытую белыми тентами. По меньшей мере, сотня человек сидели, пили, смеялись и набивали рты едой. Музыка гремела от старого ирландского оркестра, устроенного под деревьями, и когда я сказала «старый», я имела в виду именно это. С длинными белыми бородами они играли на своих инструментах ручной работы для толпы.

Ради любви к Богу.

— Не нервничай, — сказала Эвелин. — Ты молода и красива. Они уже любят тебя. А тем, кто считает иначе, придется это сделать, потому что ты принадлежишь Лиаму.

«Я принадлежу себе» — хотелось мне наорать на нее. И я не нервничала. Я была взбешена. Я хотела поиграть в «бей крота» со всеми этими ублюдочными головами. Но вместо этого я просто улыбнулась и вышла на улицу.

— Все, это Мелоди, невеста Лиама! — Коралина закричала во всю силу своих легких.

Они все прекратили танцевать, петь и пить, как будто хотели, чтобы мир узнал, что это не просто гребаный ирландский стереотип, и уставились на меня. Затем они подняли свои кружки и закричали:

— За здоровье!

Мне не нужно это дерьмо.

Но я должна была сыграть свою роль, поэтому я ухмыльнулась.

— Sláinte!¹⁴

Все кричали от радости, и я, мать твою, присоединилась к ирландскому клану. По крайней мере, к их пьяным версиям. С женщинами будет сложнее. Я уже могла это сказать по их пристальным взглядам. Может быть, я могла бы сказать им, что они хорошенькие, и постараться не держать их лица под водой.

— Привет, Мелоди! — ко мне подбежала группа детей, говоривших с сильным ирландским акцентом. Если бы я не знала их лучше, то подумала бы, что они тоже пьяны. Но даже ирландцы не могли быть настолько сумасшедшими.

Присев на корточки перед ними, я улыбнулась.

— Dia duit, mo pretties beag¹⁵.

Их ухмылки почти раскололи их лица, когда они начали говорить на ирландском. Лиам, должно быть, последовал за мной, потому что его поздравляли другие пьяные мужчины. Он выглядел удивленным тем, что я знаю ирландский. Но он был шовинистической свиньей, которая думала, что я только и делаю, что крашу ногти на ногах и хожу по магазинам. Конечно, я говорила по-ирландски. Мой отец заставил меня выучиться его, когда был заключен контракт.

Когда дети потянули меня в угол огромного сада, танцуя вокруг меня, я притворилась, что не замечаю пристальных взглядов женщин. Я поговорю с ними позже, но сейчас мне нужно было выставить себя гребаной святой. Я сняла обувь и танцевала вместе с детьми, распевая их ирландские песни и даже крутя некоторых. Это рассмешило даже меня. Не поймите неправильно, мне нравились дети… вроде того. Я просто была уверена, что они чертовски раздражают, если ты проводишь с ними слишком много времени. Но сегодня они мне были нужны, поэтому я танцевала.

Когда я остановилась, Коралина протянула мне стакан воды. Я хотела вина. Моего вина.

— Ты всем им понравилась, — Коралина усмехнулась. — Несколько мужчин даже проклинали Лиама за то, что он нашел тебя первым.

Просто улыбнись и выпей Мел.

— О, мы собираемся устроить вечеринку в саду для тебя завтра, для всех нас, девочек. — Глаза Эвелин засияли от радости. — Все умирают от желания познакомиться с тобой.

Я бы предпочла, чтобы все просто умерли.

— Я не могу дождаться, — сказала я, но они даже не заметили, что я лгу.

Оглядевшись, я поняла, что все мужчины Каллаханы ушли.

— Где Лиам? — я была готова разбить стекло в своих руках.

Оливия и Коралина нахмурились, но Эвелин сохраняла свое твердое лицо. Она повернулась спиной к гостям и встала передо мной.

— Мелоди, не волнуйся. Я знаю, что ты в курсе того, чем занимаются наши мужчины. Но поверь, что они в безопасности. Они часто используют вечеринки, подобные этой, чтобы скрыть что-то еще. Мы стараемся не вмешиваться и знать как можно меньше. Мой сын никогда бы не захотел подвергать опасности твое благополучие, — лицо Эвелин стало серьезным, прежде чем снова расплыться в беззаботной улыбке.

Я кивнула, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие, но когда мой взгляд упал на Феделя и Монте возле дверей, выглядевших испуганными за свои жизни, я поняла, что сегодня вечером кто-то умрет.

— Прошу прощения.

Федель и Монте застыли, ожидая, пока я не окажусь перед ними, чтобы заговорить.

— Рейс 735 только что взорвался над Атлантическим океаном. Число погибших составляет сто девяносто два человека. Восемьдесят семь из них люди Валеро, которые перевозили контрабандой наркотики в сиденьях, — сказал Федель.

Стакан разбился у меня в руке, но я этого не почувствовала. Даже когда кровь капала с моих пальцев, я не чувствовала этого. Спокойно войдя в дом, я направилась прямо в прихожую. Много лет назад я получила подробные сведения обо этом месте и заметила, что с тех пор мало что изменилось. Не нужно было быть гением, чтобы понять, что они что-то прячут за фальшивой стеной, и что довольно большой Джексон Поллок (американский художник, идеолог и лидер абстрактного экспрессионизма, оказавший значительное влияние на искусство второй половины XX века.), висящий на фальшивой стене, действительно должен был быть дверью.

Подняв окровавленную руку, я ждала, что Федель вручит мне пистолет.

— Мы в меньшинстве, мэм, — сказал он вместо этого, и я просто перевела взгляд на него. Сегодня был не тот гребаный день.

Монте протянул мне полуавтоматический пистолет, который он всегда носил пристегнутым к ноге.

— Федель, оставайся здесь, я бы не хотела, чтобы ты пострадал, — рявкнула я, прежде чем выстрелить прямо сквозь стену. Ни Монте, ни я не остановились, даже когда картина, изодранная и неузнаваемая, рухнула на землю. Стена разлеталась на куски, блядь, кусочек за кусочком, пока дверь не распахнулась.

Когда она открылась, я вошла. Там стояли крысы, все растерянные и охваченные паникой, а на заднем плане крутились новости. Мои глаза встретились с Декланом, который выглядел белым как полотно, затем с Нилом, который изо всех сил пытался остановить кровотечение из руки. Следующим был Седрик, который, казалось, не удивился, что это была я. На самом деле, он был единственным, кто носил пуленепробиваемую куртку под своим костюмом. Если бы это было не так, дырка от пули в галстуке убила бы его. Самая большая крыса из них всех, у которого, должно быть, был гребаный ангел-хранитель в кармане, потому что он был в полном порядке, был в ярости.

— Скажи мне, что это блять не твоих рук дело, и ты сможешь прийти на гребаную свадьбу, милый, — сказала я, все еще спокойная, как всегда, готовая снова начать стрелять.

Мне следовало надеть белые туфли на каблуках.