Подготовка текста, перевод и комментарии А. Г. Боброва
Господи, благослови, отче.
От персъ уведенъ бысть Христосъ исперва, не утаяеть бо ся ничсоже сущихъ в нихъ книгчии, о всемь любезне тружающимся имъ, якоже есть въ златахъ дъскахъ ваяно и лежить въ святилехъ царьскых. Се же глаголю убо нечьто, еже слышахъ от сущихъ в нихъ жерцихъ, кумирьница есть менимыя Иры,[359] си же есть об ону страну царьскых домовъ, юже Кюръ[360] царь, сведитель всего богочестья бе створилъ и поставилъ в неи богы своя образы златы и сребрены, утворивъ я камениемь многоценномь.
Но да не споведая утвари продолжю слово. В ты дни написаныя дъскы сказають, влезшю царю в кумирьницю ту раздрешение съномъ прияти, рече жрець Прупи: «Порадуюся с тобою, владыко, яко Ира зачала есть в утробе!» Царь же, осклабивъся, рече ему: «Умеръшия ли в утробе имать?» Он же рече ему: «Еи, и умершия ожила есть, и жизнь ражаеть». Царь же рече: «Что се есть, скажи ми!» Жрець рече: «Истиною, владыко, годъ приспелъ есть. Сде въсю бо нощь пребыша образи ликъточаще, и мужескъ образъ, и женескъ, глаголюще сами к себе: “Ходите, да ся радуемъ съ Ирою!” И рекоша ми: “Пророче, иди, радуися с Ирою, яко възлюблена бысть!” Аз же отрекохъ: “Кто имать възлюбити не сущюю?” Они же глаголаху: “Ожила есть и потомъ не наречется Ира, но Урания,[361] великое бо Солнце възлюбило ю есть”».
Женьстии же образи к мужьскым глаголаху, акы похваляюще деание, яко Источникъ[362] есть възлюбленъ: «Несть бо Ира за древоделю[363] обещалася».[364] И глаголаху мужьстии, яко: «Источник въправду нареченъ бысть приемьлемъ, но имя еи Мария[365] есть, яже в ложеснех, акы в мори многа добра полнъ корабль носить. Аще ли Источникъ та есть, да ся сице разумеваеть: источникъ бо воды источникъ духа присно истачаеть, едину рыбу имущи, божиею удою емлему, имьже весь миръ, яко в мори живущь, своею плотью кормить. Добре рече, яко древоделю имать та инъ, не от мужа егоже ражаеть древоделю. Тъ бо ражаяися древоделя, стареишины древодельска отрокъ, трегубьне съставленъ, небесныи кровъ сдела премудрыми хитростьми на трое вселеныя всея,[366] стропъ словесемь съставивъ».
Премудиша же образи пьрящеся о Ире, ти о Источнице, единогласне же рекоша: «Скончавающюся дни, вси вся увемъ». И рече жрецъ: «Ныне убо, владыко, пребуди прочее днесь. Будеть бо конечныи разумъ деянию, явивъшееся несть простое тако». Пребывшю же и царю ту и видящю образы кумирьныя, и начаша будущее[367] густи в гусли и песнивиця[368] пети, и елико же бяше внутрь четвероножныхъ и птицъ сребренъ и златъ, кыиждо свершаше свои глъсъ. Царю же грозну бывъшю и всему наполнившюся страха, и хотящу отъити, не терпяше бо самозрачнаго мятежа. Рече ему жрець: «Проповежь, царю, приспело бо есть конечное явление, еже бо Богъ изволилъ есть явити намъ».
Сему же тако събеседовану, открыся стропъ и вниде звезда светла, и ста надъ кумиромь Источника, и глас бысть такъ слышати: «Источниче, Господи, Великое Солнце пустило мя есть к тебе поведати ти, купно и служити. Бескверненое писание, служу ть, мати стареишаго всехъ чиновъ, бывающи невеста триименному и едино божество суще. Прозывает же ся невъписаныи младенець Зачало и Конець, зачало спасению, конець же пагубе».
Сему бо гласу въздану, вси кумири падоша ници, единому Источнику стоящю, на немже обретеся потъченъ царскыи венець, имы на себе отъ камыка наричемаго анфраксъ, ти от змарагда и къ каменема сима прилеплену звезду.[369] Верху же Источьника стояше звезда.
Повеле же царь събрати вся премудрыя, раздрешающая знамения, еликоже ихъ бяше подъ царствомь его, звателемь же трубами потщавающемъ. Придоша в кумирницю вси, и яко узьреша звезду надъ Источникомь и венець звездьныи с камениемъ, и кумиры на тляхъ лежаща, рекоша царю: «Корень Божескыи и царскыи въсклонилъся есть, небеснаго и земнаго царя образ принося. Источник бо Кариинъ — вифлеомьскы земля есть дщи, венець же — образ царескъ, звезда же — небесное есть проповедание на земли чюду твориму. Изъ Июды бо въстало есть царство, еже жидовьску память отвержеть. А еже падоша бози на тляхъ — скончание чьсти ихъ приспело есть. Пришедыи бо постареиши чьсти достоинъ сы; како оставить нову, сущая в неи не отвергъ? Ныня убо, о царю, пусти в Иерусалимъ и обрящеши сына Вседержителя теломь, держима телеснама рукама женьскама».
Пребысть же звезда та надъ Источникомь, наричемымь Небесныи, дондеже поидоша волсви ти, тогда с теми поиде.
Вечеръ же зело позде явися имъ в тои же кумирници Дионисъ[370] съ хоруговию,[371] глаголя кумиромъ: «Источникъ уже не единъ по семь от васъ, нъ над вами есть, иже понавляеть человечску вещь божия случения суща. Жрече Прупе, что седиши сде дея? Деяние въ писание доспело есть на ны, и есть намъ от сановита лица обличеномъ быти, еже лжюще мечтахомъ — мечтахомъ и еже владохомъ — владохомъ. К сему не даемъ пророчества, отята есть от насъ честь, безъ славы и безъ чести быхомъ, единъ точью взялъ есть свою честь».
Рече же: «Не плищюи! Уже к сему не испросять персе дани земныя, ни въздушъныя! Уставивыи бо то пришелъ есть, даныя дани пустившему и принося, первыи образъ потваряя и новыи понавляя,[372] приспелъ есть духомь. Небо съ землею радуется, земля же хвалиться, небесную славу приемлющи. Егоже несть горе — бысть доле. Егоже благоумныи чинъ не виде — злоумныи видить. Онемъ бо пламы въспрещаеть, а симъ роса приде. Кариину благослучныи Источникъ родися въ Вифлеоме.[373] Кая есть Источника благодать любезне небесному быти и благодать въ благодати место прияти! Жидовьска земля процвете, иже разумеваеть: страннымъ и иноплеменникомъ Спасъ приде. Тружающимся покои изобилуеть; подобне жены ликъточать, глаголюща: “Господи, Источниче, питие принося, бывшия мати светила небеснаго, облакъ от зноя, обращая и весь миръ, поминаи своя рабы, любезная Госпоже!”»
Царь же, ни мала помедливъ, пусти сущая вълхвы подъ царствомь его с дары, звезде я наставлеши. И яко ся възвратиша, поведаша о томь вся ему случивъшаяся имъ, и тоже вписа на злату дъску сице:
«Пришедшемъ намъ в Иерусалимъ, подвиже вся знамение пришествия нашего, глаголящемъ иерусалимляномъ: “Что се есть, яко премудръмъ персьскомъ прити съ явлениемь звездьнымъ?” Въпрашаху же насъ стареишины жидовьскы о будущемь и егоже деля есте пришли, и отвещахомъ, яко “егоже вы наричете Месию,[374] — родилъся есть”. Они же плищеваху, но не дерзняху противитися.
Ти же рекоша намъ: “Тако вы небеснаго суда поведите ны, что есте разумели?” Мы же отвещахомъ имъ глаголюще: “Вы неверованиемь болите и не имете веры ни съ клятвою, ни бес клятвы, но въследуете безъсветному своему разуму. Христосъ бо сынъ Вышняго родилъся есть, рассыпая законъ вашъ и сборъ. И того деля волхованиемь крепкомь стреляеми, не крепе послушаете имене сего, еже внезаапъ приде на вы”. Они же, сами въ себе съвещавъшеся, молиша ны, да вземъше дары потаимъ. Тако бо творяху странамъ, да не будеть зазора в нихъ. Мы же отвещахомъ имъ: “Мы дары на честь ему принесли есмы, якоже проповедати вышнее чюдо в нашеи стране и величьство, внегдаже ражашеся. Ти глаголете, вземъше дары, явленое намъ небеснымъ Богомъ потаити и преступити своего царя заповеди. Или несте почюли, колико искушение приимше асурииско?” Они же убоявшеся и зело много молившеся пустиша ны. Царю же жидовьску приведшю ны къ себе и глаголавшю к намъ и впрашавшю насъ, отвещахомъ ему о немьже, и възмутися зело, и отидохомъ от него, не послушавше его ни акы рядьника.
Придохом же яможе пущени и видехомъ рожшюю и роженаго, звезде указающи владыческъ младенець. Рекохомъ же къ матери его: “Како ся прозываеши, преславная мати?” Она же отрече: “Мария”.* Мы же рекохом: “Откуду еси чада?” Она же рече: “От сея Вифлеомьскы земля”. Мы же пакы к неи: “Не име ли убо николиже мужа?” Она же рече: “Тъчью обещана бехъ. Преже брачнымь знамениемь, размышляющи же ми о сихъ, суботе осветъши, и солнцю възшедшю, приде ангелъ, благовестуя ми предивно рожество некое. И въсплищевавъши възпихъ: “Никакоже да будеть се мне, Господи, мужа бо не имамъ”. И извеща ми, яко изволениемь Божиимь се рожение имети”.[375]
Мы же рекохомъ: “Мати матеремъ, вси бози персьстии блажиша тя! Хвала твоя велика, превъзнесла бо ся еси паче всехъ славныхъ!” Отроча же седяше на земли, второе лето имыи, якоже самъ глаголаше, малъ прикладъ имыи образъ родившая и. Сама же бяше высока теломъ, смяглъ блескъ имущи, кругловатомь лицемъ и власы имущи увясты. Има же обличье мы въ страну свою занесохомъ, и бысть положено нашими руками, еже бе проречено. Писано сице въ Диопетове кумирници:[376] “Солнце Богу великому царю персьска держава въписа”. И взяхомъ отрочя и къждо нас подержа и на руку, и поклонившеся, дахомъ ему злато и зьмюрну и ливанъ, рекуще ему: “Тебе творимъ любезне честь, небесныи Исусе. Инако не быша устроена была неустроеная, аще бы ты не пришелъ. Инако не смешахуся вышняя с нижними, аще бы ты не слезлъ. Не толма бо ся спееть служба, аше кто пустить раба, елмаже аще кто самъ придеть. Лепо се есть твоеи премудреи хытрости супостаты тако прехытрити”. Отроча же смияшеся и плескаше хвалениемь противу словесемъ нашимъ. И поклонившеся матери его, и та ны почьствовавши, и мы ю славивше.
Придохомъ на место, идеже бехомъ обитали, бывшю убо вечеру, приде к намъ страшенъ и ужастенъ ангелъ, глаголя намъ: “Скоро изедете, да не подъимете сего съвета на ся”. Мы же съ ужастию рекохомъ: “Кто есть творяи съветъ на великии сълъ Божии?” Он же рече: “Иродъ.[377] И въставше абие, идете с миромь спасаеми”. Мы же, ускоривше и всъдъше на силны коня, отидохомъ оттуду съ всемь потщаниемь. Исповедахомъ все, еже видехомъ въ Иерусалиме.
Се убо толико о Христе съповедахомъ вамъ. Вем же убо Христа Спасъ намъ бывшь и всемъ верующимь въ онь. Тому слава и держава въ векы векомъ. Аминь».
Господи, благослови, отче.
От персов впервые узнали о Христе: ничто не остается скрытым от тамошних книжников, которые прилежно занимаются всем, что вырезано на золотых досках и лежит в царских святилищах. Здесь же скажу нечто, слышанное от тамошних жрецов: есть кумирница, посвященная Ире, она находится за царскими домами. Царь Кир, знаток всякого благочестия, устроил ее и поставил в ней золотые и серебряные статуи своих богов, украсив их драгоценными камнями.
Но, чтобы не говорить об утвари, продолжу свою речь. В те дни, как значится в записях на досках, когда царь вошел в кумирницу, чтобы узнать разгадку сна, жрец Пруп сказал: «Порадуюсь вместе с тобою, владыка: Ира зачала во чреве». Царь же, улыбнувшись, сказал ему: «Умершая ли имеет во чреве?» Он же ответил ему: «Да, и умершая ожила, и жизнь рождает». Царь же сказал: «Что это значит, скажи мне!» Жрец сказал: «Поистине, владыка, настало время. Здесь всю ночь пребывали в ликовании статуи мужей и жен, говоря друг другу: “Идите, порадуемся вместе с Ирой!” И сказали мне: “Пророк, иди, радуйся вместе с Ирою тому, что она возлюблена”. Я же ответил: “Кто может возлюбить ту, которая не существует?” Они же сказали: “Ожила она и теперь называется не Ира, а Урания, ибо великое Солнце возлюбило ее”».
Статуи же жен говорили мужам, словно одобряя сделанное, что возлюбенная — Источник: «Ира ведь не помолвлена за плотника». И сказали мужские статуи: «Действительно, Источником назвали ее верно, но имя ей Мария, которая в своем чреве, как корабль в море, несет много добра. А если она и есть Источник, пусть это так понимается: источник воды вечно рождает источник духа, в нем одна рыба, уловляемая божественною удою, весь мир, раз он в море живет, своей плотью кормит. Верно сказано, что плотника имеет она иного: не от мужа рождает того плотника. Этот рождаемый ею плотник, сын старейшины плотников, трикратно составленный, создал премудрым искусством небесный покров на три части всей вселенной, стропило укрепив словом».
Пребывали же статуи в споре об Ире и Источнике, и единогласно сказали: «Когда кончится день, все всё узнаем». И сказал жрец: «Теперь, владыка, пробудь здесь остаток дня. Будет окончательное разъяснение совершившегося, не просто так случилось явленное». Царь же остался здесь и увидел, что статуи богов стали предсказывать будущее игрой на гуслях, а певцы стали петь, и все, сколько их там было внутри, четвероногие и птицы, серебряные и золотые, начали петь каждый на свой лад. Царь же был объят ужасом и исполнился страха, и хотел уйти, ибо не мог вынести происходившего у него на глазах беспорядка. Жрец же ему сказал: «Возвести, царь, приспело уже конечное откровение, которое Бог соблаговолил нам явить».
Пока они так беседовали, раскрылась крыша, и сошла вниз светлая звезда, и стала над статуей Источника, и был слышан такой голос: «Источник, Господи, Великое Солнце послало меня к тебе возвестить и вместе с тем служить тебе. Непорочное писание, служу тебе, о мать первого из всех чинов, являющаяся невестой триименному и единому божеству. Зовется же неописуемый младенец Начало и Конец, начало спасения, конец же погибели».
Лишь только раздался этот голос, все статуи пали ниц, только Источник остался стоять, на нем же оказался водружен царский венец, с камнями, называемыми рубин и изумруд, и этими камнями украшенная звезда. Над Источником стояла звезда.
Царь же приказал привести всех, сколько их было в царской земле, мудрецов, занимающихся разгадыванием знамений, глашатаи же созвали их трубами. Пришли все в кумирницу, и когда увидели звезду над Источником и звездный венец с драгоценными камнями, и статуи, лежащие на полу, то сказали царю: «Род божеский и царский склонился, являя образ небесного и земного царя. Карийский же источник — есть дочь земли Вифлеемской, венец — знак царя, звезда — небесное знамение чуда, совершающегося на земле. В Иудее возникло то царство, которое отвергает память об иудеях. А то, что боги повержены ниц, означает, что пришел конец их почитания. Явившийся достоин больших почестей; как прийти новому, не отвергнув существующего? Итак, теперь, царь, отправь послов в Иерусалим и найдешь воплотившегося сына Вседержителя, которого держат телесные женские руки».
Звезда же та оставалась над Источником, нареченным Небесный, до тех пор, пока не пошли волхвы, тогда отправилась вместе с ними.
Когда наступил вечер, в эту же кумирницу явился Дионис со своим войском и сказал кумирам: «Источник уже не один из вас, но над вами стоит, поновляя человеческую сущность божественным зачатием. Жрец Пруп, что ты делаешь сидя здесь? Достигло нас описанное деяние, и мы будем от лица, облеченного властью, уличены в том, что лживо мечтали — мечтали и владели — владели. Поэтому и не даем предсказаний, от нас отнята честь, бесславными и лишенными почести стали мы; один только есть, взявший свою почесть».
Они же сказали: «Не ропщи! Не потребуют больше персы дани ни от земли, ни от воздуха! Ведь учредивший дани пришел, принося дань пославшему его, преобразуя старый образ и возрождая новый, подоспел уже своим духом. Небо с землею радуется, земля же хвалится, принимая небесное прославление. То, чего не случилось вверху, произошло внизу. Кого блаженный чин не видел — неразумный видит. Тем пламя грозит, а на этих роса падает. Кариин благословенный Источник родился в Вифлееме. Какова благодать Источника быть возлюбленной Небесного и какова благодать обрести место в благодати! Расцвела Иудея, что значит: к чужим и к чужестранцам пришел Спас. Несчастным успокоение увеличивается; женщины, достойно ликуя, говорят: “Госпожа, Источник, приносящая питье, ставшая матерью небесного светила, облако, защищающее от зноя, весь мир обращая, вспомни о своих рабах, дорогая Госпожа!”»
Царь же, ни мало не промедлив, отправил с дарами находившихся в его царстве волхвов, звезда же их вела. Когда они вернулись, то рассказали обо всем, что с ними случилось, и тогда записал он на золотую доску так:
«Когда мы прибыли в Иерусалим, то знамение, сопровождавшее нас, всех смутило, и иерусалимляне говорили: “Что означает приход персидских мудрецов вместе с появлением звезды?” И спрашивали нас старейшины иудейские о будущем и о том, ради чего мы пришли, и мы отвечали, что “родился тот, кого вы называете Мессией”. Они же смутились, но не смели нам воспротивиться.
Те же сказали нам: “Так о небесном суде расскажите, что вы узнали?” Мы же им отвечали: “Неверием вы больны и не имеете веры ни с клятвою, ни без клятвы, а следуете своему безрассудному разуму. Ведь родился Христос, сын Вышнего, разрушая закон ваш и собрание. Поэтому, пораженные укоренившимся колдовством, вы не склонны слышать об этом имени, которое внезапно явилось вам”. Они же, посоветовавшись между собой, просили нас забрать дары и молчать об этом. Так они делали из-за чужих, чтобы не было самим стыдно. А мы отвечали им: “Мы принесли ему почетные дары, ибо возвестили о божественном чуде в нашей стране и о величестве, когда он рождался. А вы говорите, чтобы мы, взяв дары, скрыли явленное нам небесным Божеством и преступили повеление нашего царя. Или вы забыли, сколько страданий вы приняли от ассирийцев?” Они же, испугавшись и много молившись, отпустили нас. А когда царь иудейский привел нас к себе, говорил с нами и спрашивал нас, мы отвечали ему о том же, и он очень смутился, и мы пошли от него, не придав значения его словам, словно он и не царь.
Пришли мы туда, куда были посланы, и увидели родившую и родившегося, а звезда указывала нам на господнее дитя. Сказали мы матери его: “Как зовешься, преславная мать?” Она же ответила: “Мария”. И сказали мы: “Откуда ты родом?” Она же сказала: “Из здешней Вифлеемской земли”. И мы снова к ней: “Не имела ли ты когда-нибудь мужа?” Она же говорит: “Только была помолвлена. Перед брачными обрядами, когда меня стало тревожить раздумье и когда наступила суббота и взошло солнце, явился ангел, благовествовавший мне некое удивительное рождение. Смутившись, я вскричала: “Никоим образом да не будет мне этого, Господин, ибо мужа не имею”. И он известил меня, что по воле Божией быть этому рождению”.
Мы же сказали: “О мать матерям, все боги персидские прославили тебя! Велико твое прославление, ибо ты стала выше всех славных!” Младенец же сидел на земле, и шел ему второй год, как он сам сказал, и имел мало сходства с лицом родившей его. Сама же она была высока ростом, со смугловатой кожей, круглолица, а волосы на голове были повязаны. Их же изображения мы отнесли в свою страну, и они были положены нашими руками, что было предсказано. Писано так в Диопетовой кумирнице: “Солнцу-Богу великому царю персидская держава написала”. И взяв младенца, и подержав его каждый на руках, и поклонившись, мы дали ему золото и смирну, и ладан, сказав ему: “Тебе с любовью воздаем честь, небесный Исус. Никак иначе не было бы упорядочено беспорядочное, если бы ты не пришел. Никак иначе не соединились бы вышние с нижними, если бы ты не сошел. Не тогда будет исполнена служба, когда кто раба пошлет, а только тогда, когда сам придет. Достойно есть твоей премудрой хитрости так обмануть противников”. Младенец же смеялся и одобрительно хлопал в ладоши в ответ на наши слова. И мы поклонились матери его, и она нас почтила, и мы отдали ей почести.
Потом мы пришли в то место, где остановились, и когда был вечер, явился нам страшный и ужасный ангел и сказал: “Быстрее уходите, чтобы не пало на вас некое умышление”. Мы же, ужаснувшись, сказали: “Кто же умышляет против великого посла Божия?” Он же отвечал: “Ирод. И встав тотчас, отправляйтесь с миром, спасаемые”. Мы же поспешили и, сев на сильных коней, поехали оттуда со всем усердием. Возвестили все, что видели в Иерусалиме.
Вот только о Христе рассказали Вам. Знаем же Христа, спасением бывшего нам и всем верующим в него. Ему слава и держава во веки веков. Аминь».
Сказание Афродитиана — это переводной новозаветный апокриф, повествующий о знамениях в Персидской земле, сопровождавших рождение Христа, и о поклонении волхвов. В греческих рукописях встречается, как правило, в составе «Повести о событиях в Персиде», известной также под названием «Религиозный спор при дворе Сасанидов» — памятнике византийской литературы V в. В этой повести излагается прение о вере, происходившее при дворе персидского царя Аррената между христианами, язычниками и иудеями под председательством верховного жреца Афродитиана, одна из речей которого и была переведена на славянский язык. Сказание Афродитиана встречается в греческих рукописях, начиная с X в., причем даже когда оно переписано как отдельное произведение, текст его все равно восходит к «Повести о событиях в Персиде».(См.: Bratke E. Das sogenannte Religionsgesprach am Hof der Sasaniden. Leipzig, 1899).
Когда и при каких обстоятельствах Сказание было переведено славянами с греческого, мы можем только предполагать, но косвенные улики — текстологические данные — свидетельствуют в пользу южнославянского (вероятно, древнеболгарского) происхождения первоначального перевода. В своем архетипном виде этот перевод до нас не дошел, и даже древнейший южнославянский список второй половины XIII в. представляет собой текст особой сокращенной Сербской редакции.
Нами было установлено, что славянские списки Сказания (в первоначальном переводе) по текстологическим признакам могут быть разделены на две группы, причем в первой из них полнее и точнее отразились чтения архетипа перевода. Сербская редакция возникла на основе одного из списков первой группы, на Руси же списки такого рода стали известны лишь с конца XIV в., а древнейший из них был переписан иноком Саввой в Лисицком монастыре под Новгородом (РНБ, F.I.202, л. 204—206 об.; далее — Сав.). Сопоставляя текст Сказания в списке Сав. (и близких ему более поздних списках) с другими рукописями, мы обнаружили, что в нем имеется ряд чтений, которых нет ни в Сербской редакции, ни в списках второй группы. Все эти чтения имеют соответствие в греческом оригинале, но их перевод отличается удивительной неточностью. Текстологический анализ привел к определенному выводу, что текст Сказания был сверен и «вычитан» по греческой рукописи, при этом были заново переведены и вставлены пропущенные при первоначальном переводе фрагменты. Изучение деятельности книгописной мастерской Лисицкого монастыря показало, что в конце XIV — первой половине XV в. работавшие здесь книжники поддерживали тесную связь с Афоном и особо интересовались переводной литературой. Возможно, текст Сказания был сверен с греческим оригиналом не в самом Лисицком монастыре, а на Афоне, но и в этом случае новгородские книжники могли быть заказчиками и инициаторами такой работы. Эту «правленную» версию текста Сказания мы назвали поэтому Новгородской редакцией.
Текст Сказания Афродитиана был известен на Руси еще до того, как, благодаря деятельности лисицких иноков, появилась версия с правкой по греческому оригиналу, но это был текст второй группы списков со своими характерными чтениями. По дате древнейшего списка (РНБ, F.п.I.39, л. 56 об.—62) можно утверждать, что апокриф попал на Русь по крайней мере не позже второй половины XIII в. Известен еще и второй перевод Сказания, созданный сербским книжником не позднее третьей четверти XIV в. (в древнерусских рукописях встречается, начиная со второй половины XV в.). Максим Грек посвятил апокрифическому сказанию специальное обличительное слово (20-е гг. XVI в.), в котором, в частности, указал на расхождения Сказания со Священным Писанием. Сюжет апокрифа основан на рассказе Евангелия от Матфея о поклонении волхвов (Мф. 2, 1—12), но только в Сказании говорится, что Христу в то время шел уже второй год, он сидел на земле и смеялся, когда волхвы похваляли его (ср. распространенное в средние века представление о том, что Христос никогда не смеялся). Вопреки церковной традиции, считающей Луку первым иконописцем, автор утверждает, что волхвы принесли с собой в Персию сделанное ими изображение Марии и младенца. Противоречит евангельскому тексту и рассказ о благовещении Богородицы и т. д. (см.: Бобров А. Г. Апокрифическое «Сказание Афродитиана» в литературе и книжности Древней Руси: Исследование и тексты. СПб., 1994).
Текст Сказания Афродитиана издается по старшему списку Новгородской редакции — Сав. с учетом чтений списка ГИМ, собр. Уварова, № 159—4°, л. 221—225, конец XIV — начало XV в. (Ув.).