Блаженство по Августину

КАПИТУЛ II

Право слово, верховая езда нисколь не препятствовала глубоким раздумьям и отрешенным размышлениям епископа Аврелия в надежном окружении контуберналов центуриона Горса, когда далеко впереди следуют дозорные, а позади идет на рысях полусотенная турма нумидийских всадников, достоименно известных воинским искусством и удивительной храбростью еще с давней Югуртинской войны. Тевеста и при царе Югурте уже была укрепленным римским бургусом, и знаменитая кавалерия нумидийцев учиняла гордым римлянам немало горьких поражений.

Епископ снова вспомнил угодного Богу странствующего номада Авеля, от коего, возможно, начались тяжкие кочевые скитания Града Божьего по старой допотопной земле, под прежним небом, уходящим в непознанные выси и дали. Вслед подумал о том, как не в столь отдаленном прошлом римские завоеватели от слова «номад-кочевник» дали название Нумидия всей африканской стране к западу и к югу от пунийского Картага, покоренного и разрушенного ими по упорному настоянию сенатора Марка Поркия Катона Старшего. К дальнему юго-западу от восстановленного древнего Картага и размещена Тевеста, прикинул исконный нумидиец Аврелий.

Состоятельно, не Тевеста являлась целью неблизкой поездки преподобнейшего прелатуса Августина, епископа из Гиппо Регия на юг, но, так скажем, просьба кесарского викария Африки, августейшего комита прими ординес высокородного Маркеллина расследовать богомерзкие происшествия и преступления, случившиеся на железных рудниках, не доезжая этого лимитрофного города-укрепления. Однако о таком страшном и непонятном деле, находясь в дороге, Аврелий предпочел покамест не думать и не размышлять. Всему нужное время в Предопределении Господнем и в поразительной мудрости боговдохновенных пророков, явившихся предтечами истинной религии.

Вороной жеребец Коммод шел покойной размашистой рысью и не отвлекал всадника от глубокомыслия и теологических рассуждений. Умному коню епископ доверял. Потому и не помышлял своенравного жеребца как-либо направлять, горячить, понукать, если тот отлично знает, как ведущему вожаку-дуксу должно двигаться, увлекая за собой подведомственных его хозяину неразумных животных и далеко не всегда разумных людей — всадников-эквитов.

По виду епископ от ближнего сопровождения не очень отличался. Тот же военный плащ-пенула, посох, напоминающий копье. Разве что на голове вместо шлема с продольной кристой теплый фракийский колпак из плотно валяной шерсти.

Старая от века мощеная римская военная дорога пошла круто в гору, чувствительно похолодало. Да и с утра Аврелий не отметил какого-нибудь слишком уж весеннего тепла на землях кесарского сальтуса Дилекта. Оттого и приятно осязать перед седлом руками, коленями согревательную тушу рыже-серого кота Гинемаха, вольготно свесившего на обе стороны лапы, развалившегося на шее у коня, словно большая меховая подушка.

Поводья епископ легко держал в левой руке, если чистокровный гетулийский скакун Коммод понимает скаковое дело, смолоду приучен к боевым походам и быстрым кавалерийским транскурсам. Правой рукой опытный наездник крепко перехватил высокий черный посох, чуть уперев его в луку седла. Всякому свое в единственно верных местах, им надлежащим и прилежащим.

Какого-либо множественного беспорядка епископ не любил и не одобрял. Говоря по-гречески, всяческий неверный, малопонятный хаос, вызывал у него осознанное беспокойство и недовольство. Ибо он, Аврелий Патрик Августин, с давних пор незыблемо убежден: твердый в истинном вероисповедании разумный образованный человек способен понять и уразуметь все видимые творения Господни. Неисследимы лишь судьбы и побуждения Всевышнего. Тогда как всё и вся под твердью небесной, сотворенное и управляемое Божьей волей, человеку надлежит познавать и употреблять во имя вознесения вящей хвалы Вседержителю. Будь она с небес от ангелов Божьих исходит, или же возносится от низменной поверхности шара земного от верных слуг, соработников Господа нашего в непостижные слабой мысли человеческой горнии дали и выси, — в ответ по милости Вседержителя подчас возможно отыскать сокровенное значение, обрести новое знание, осмыслить пророческие обетования, выявив единую формулу. В то время как сказанное в темноте либо так либо иначе подлежит проповеди в свете ясного дня.

Вот оттого-то епископ в бессчетный раз задумался над тем, насколько же не совпадает словесная мысль неизреченная с тем, что удается высказать, облечь в единственно верную форму выражения. Еще более велика разность, — воистину их разделяет пропасть! — между словом-вербумом, высказанном в пустом сотрясении воздуха, и словом-законом, легитимно запечатленном в каменных скрижалях, на медных досках. В чем сходство и различие между неопровержимо написанным чернилами на пергаменте и папирусе или неряшливо набросанным стилом на восковых табличках? Когда и почему немудрящий болтливый частный вербум превращается в обобщающий довод-рациональность, а рацио вдогон становится премудрым всеобщим логосом? — привычно по-гречески и по-латыни взялся за звенья цепи мысленных рассуждений Аврелий Августин.

Взять хотя бы нынешних евреев, злостно отвергающих благую весть Нового Завета. Что удастся и что можно, должно о них вербально высказать, логически написать для распространения? Притом рационально не смущая слабых в вере катехуменов, не давая пищу злопыхательству закоренелых язычников, а также лишний повод злобствующим еретикам для превратного истолкования слова, изреченного в следовании Премудрости Божьей и его ангелов-вестников.

И заново возникает извечное чисто человеческое земнородное разделение между тем, как мы думаем одно, говорим другое, делаем третье. Известно, опять же говорим и не делаем, наподобие криводушных иудейских книжников-соферимов и фарисеев. Неужто в любом случае прав наш христианский провозвестник и он же великий израильский пророк Иеремия, утверждавший: человек есть ложь? И ничего больше?

С одной стороны взглянуть, — в чем епископ был более, нежели уверен, — обрезанные иудеи в законе Моисеевом суть враги Церкви Христовой. A потому, каким бы заблуждением и какою бы злобою они ни были ослеплены и развращены, если навроде былого синедриона иерусалимского, обретают власть вредить ей телесно, то упражняют ее долготерпение и кроткую незлобивость. Меж тем, коли они предстают супротивниками Церкви исключительно по своему образу мыслей, то упражняют ее мудрость и познание. А так как и враги должны быть нами любимы, за то дают упражнение и нашему церковному благорасположению, а то и благотворительности. Действуем ли мы в отношении к ним убеждающим словом учения или грозою дисциплины, все едино.

Опять же, мы и они от одного семени Авраамова, в коем благословились всякие племена-народы земные. И наш общий патриарх ни в коем виде не был обрезан.

С другого же боку приглядеться, то нельзя не понять, отчего обрезанные в законе евреи, ведущие родоплеменное начало от Евера, есть народ Божий, впервые начавший почитать Бога истинного, неизреченного в тетраграмматоне, во Граде Земном. И храм Иерусалимский стал первой обителью Бога, до тех пор, покуда на него не обрушился гнев Господень, тогда же покаравший неправедных, расточивший евреев силою и властью римских принцепсов по цивилизованной вселенной.

Бог и зло употребляет во благо, и любящим Бога все содействует ко благу, — спосылался с благочестивыми римлянами наш апостол. Но ведь и он, римский квирит Павел из Тарса, когда-то значился чистопородным иудеем Савлом из колена Вениаминова; даже к секте набожных фарисеев был истово привержен.

Кстати приложить, каким образом следует относиться простым верующим к фарисеям, если их позором и поношением заклеймили евангельские логии Христа Иисуса?

Для самого епископа Августина не существовало в богословии неразрешимых прикладных вопросов, насколько им движет правоверие, направляющее умственный взор к истине и к познанию ее. Но каким способом, в каком виде необходимо донести обретенное свыше умозрительное знание, своечастное рассудительное разумение до паствы, доселе нетвердой в истинном вероисповедании? Или прилагать его ученое понимание к двоеверцам-язычникам? Какой образ мысли и действия ему и другим подлинно верующим в каноне церковном требуются, чтобы переубедить, наставить на пути истинные, экклесиальные завзятых еретиков?

К мысли будь упомянуто, тех же еретических сектантов — евреев-назореев и евионитов — неразумных рабов из эргастула Дилекты. Ибо не желают чтить они должным образом Бога-сына, полагая Единосущного всего лишь малым пророком Иешуа бен-Иосифом, едва ли не мелким человечишком от низменного Града Земного.

Бог-отец, разумеется, милосерд и благорасположен, и для того простил Он в вышних беспутным евреям кровь единосущного Бога-сына Человеческого Своего. Но как быть простым людям, читающим и разумеющим Евангелие от Матфея, навеки заклеймившее еврейство? Евреи ведь самовольно там признают, что кровь Христа на них и на их детях. Вот и мы говорим в сердцах нынешним иудеям: вы-де убили Мессию, пускай это сделали их отцы.

Кому как не Матфею, апостолу из 12-ти, иудейскому мытарю это ли не знать? Потому как даже еретики назореи почитают устное Матфеево благовестие на греческом, усваивая его под видом мифического письменного евангелия евреев, какого никто в глаза не видел, в руках не держал…

Всех евреев Августин ни в коем разе огулом и кагалом не воспринимал, как бесчестных христопродавцев, заслуживающих человеческого мщения. Иное дело — обыкновенные благонамеренные христиане. Среди прочих, те же свойские ветераны из контуберналов Ихтиса.

Согнали в синагогу разом низких рабов и свободных поселян-мужчин. Не разбираясь, голых девиц и женщин бесчестили без зазрения совести, не видя в том ни малейшего греха. И попробуй их только укори в этом. Заслуженные легионеры сразу же тебе приведут в пример не канонические Евангелия, а многие кровавые еврейские мятежи против римского мира и порядка. Тотчас припомнят сожженную вместе с прихожанами христианскую церковь в Гадрумете в междуцарствие узурпатора Евгения и кесаря Теодосия. Или те ужаснейшие лютые, свирепые зверства, каковые учиняли иудейские мятежники над безоружным и мирным населением сенатской провинции Африка в более давние времена.

Эти изуверство, лютость и свирепость, о каких он немало слышал и читал, епископ Аврелий мог себе живо вообразить. К примеру, пытку, прозванную взбунтовавшимися африканскими евреями, «погребальные пелены». Говорили, эти изверги, одержимые сатанинской ненавистью, туго заворачивали с ног до головы тело жертвы в ее же сущие кишки, оставляя оскверненную истерзанную плоть зловонно гнить и медленно мучительно умирать под жарким солнцем. Иные же плащом срезали у живых женщин кожу со спины и плеч вместе с колыхающимися грудями, чтобы в таком непотребном виде устрашить защитников мавретанской Типасы, осажденной толпами еврейских бунтовщиков, как писал благочестивейший епископ Александр.

Издавна большое множество жестоковыйных евреев всех без исключения иноплеменников не принимает, не признает и за людей-то, созданных Творцом по образу Своему. Ни один народ в римском доминате не умеет так ненавидеть, бояться и одновременно презирать ближние или дальние цивические сообщества людские. Для иудеев любой, кто не из их рода-племени, есть презренный чужак, с кем можно поступать, как им вздумается не по-христиански безбожно. По всей видимости, маловато у тринадцати колен Израилевых подлинной любви к Богу и человеку.

Что ж, по-видимому, и на то есть соизволение Господне и теологическое объяснение, если Господу угодно познавать своих, карать их, миловать… В большом да в малом… в трудах и заботах человеческих о прогрессе искусств-ремесел с наукой и продвижению к Граду Божьему… Техника, скажем по-гречески… — возникла попутная мысль. Епископ мимоходом глянул на повозки углежогов-колонов, уступивших дорогу вооруженным всадникам. После чего вернулся к цепочке прежних путевых рассуждений.

Меж тем в иные африканские города магистраты до сих пор запрещают ввозить палестинских рабов на продажу. Кое-где, в соответствии со старым Клавдиевым законом, не позволяют обрезанным иудеями, будь они свободными римскими квиритами, селиться вместе с семьями, чадами и домочадцами. Особую подать в кесареву казну с обрезанных сегодня никто не берет, но эдикты кесарей Траяна и Адриана о гражданском нечестии, касающиеся прежде всего иудеев в законе Моисеевом, по-прежнему действительны, не глядя на то, что их мало где на сей день применяют.

Хотя в вавилонском развратном смешении проконсульского Картага нынче обосновалась богатая еврейская община, но в Гиппоне магистраты и не помышляют отменять давнее постановление о запрете пришлым евреям из числа полноправных римских квиритов пребывать в городе более четырех лунных седмиц. Да и сам епископ Аврелий не видит в его отмене какой-либо насущной необходимости. Применительно, ему об этом кое-кто прозрачно намекал, и на церковь довольно щедро жертвовали, едва ли ушлым порочным иудеям возможно подкупить некими сокровищами земными того, кому их незачем копить и собирать.

В соборных проповедях епископ евреев-христопродавцев в общем-то не осуждал и анафеме их не предавал, дабы не вносить излишнее смятение в незрелые умствования очень многих прихожан, поныне пребывающих по уму во младенцах, питающихся молоком, но не твердой религиозной пищей взрослых людей. Со всем тем рассуждать, познавать, писать истину о палестинском и еврейском происхождении христианства нужно, если слово «религия» означает сознательный выбор, а он, смиренный раб Господень Аврелий задумал и начал огромный труд о Граде Божьем, о небесном странствующем Иерусалиме среди царств земных.

Для самого себя Аврелий Августин определил потомков Евера, следующих десяти заповедям великого пророка Моисея, во-первых, как исполу катехуменов, духовно способных обрести святое католическое крещение. Он и сам-перст телесным и духовным обрядом окрестил трех евреев, таким способом лукаво измысливших поселиться в Гиппоне. Во-вторых, напрасно иудействующих, упорно отказывающихся заключить новый завет с Богом, епископ полагал в их душевной половине отступниками, недвусмысленно высказанной пророками Божьей воли, проявленной и доказанной самопожертвованием Сына Человеческого, снизошедшего к людям в телесном уничижении и смирении. По таковой причине спесивых в целом инаковерующих, скажем по-гречески, апостатов-отступников из числа израилитов обязательно требуется вразумить, смирить и убедить тем или иным способом. То есть хоть как-то воцерквить в христианской религии, где нет ни эллинов, ни иудеев. Видать, и первородный народ Божий, не дожидаясь апокалиптически обетованного Страшного суда, стоило бы заставить войти в благословенное общее лоно Авраамово.

Но об этом епископ подробно писать не намеревался, коль скоро все это суть видимые всем повседневные дела церковные, пресвитерские, экклесиастические в его нумидийской епархии города Гиппона совместно с окружающими землями, подвластными городским магистратам.

Пусть бы и заблуждающиеся евреи стали терпимы христианами и любимы как враги. Ибо пока жив человек, иной раз остается малая надежда, что он изменит личную волю по направлению к лучшей общественной жизни, прислушается, наконец, к святому евангелию правды и глаголу-логосу, исходящему из уст Божьих.

Вот оттого-то в знак молчаливого и любящего благоволения смиренного епископа Аврелия Августина всеустрашающий центурион Горс Армилий Торкват вернул несколько фолиумов Моисеева Пятикнижия на греческом тому, кого евреи сальтуса Дилекта почтительно прозывают равви Эсекия. Наряду с Септуагинтой, именуемой по-латыни Семьюдесятью толковниками, также возвратился в синагогу старинный список Книги Чисел и кое-что еще из общей для христиан в совокупности с иудеями Священной истории.

Оно так, но папирусные списки с Пророков, так же исполненные еврейскими квадратными письменами, епископ оставил себе для дальнейшего внимательного изучения и сопоставления с теми рукописями-манускриптами, какие уже находятся в его распоряжении, пребывая в сохранности монастырской библиотеки.

Многочисленные различия, наличествующие во вроде бы одних и тех же христианских и иудейских списках-кодексах, епископу Августину приходилось многажды неустанно разъяснять, истолковывать пастве, братьям-монахам, пресвитерам, диаконам и этим, так сказать, диакониссам. К слову, почему и зачем на полях в святых книгах ставят звездочки-астериски и черточки-обелы, напоминающие значок унции.

Итак, если в Писании мы должны, как и следует, видеть лишь то, что через людей говорил Дух Божий, то все, что в еврейских кодексах есть, а у Семидесяти нет, — все это Дух Божий благоволил сказать не через них, а через пророков. Зато, что есть у тех семидесяти двух переводчиков царя Птолемея Филадельфа и чего нет в еврейских кодексах, тот же самый Дух предпочел высказать через них, а не через пророков, показывая таким образом, что те и другие пророчествовали. Ибо совсем так же одно изрек Он через Исайю, другое — через Иеремию, третье — посредством иного какого пророка, или одно и то же, но иначе, через того или другого, сколь было Ему угодно.

Все, чего мы находим у пророков и у Семидесяти, изрек через тех и других один и тот же Дух, но так, чтобы те предшествовали, пророчествуя, а эти следовали за ними, пророчески их объясняя. Потому что в тех, говоривших истинное и между собою согласное, обитал один и тот же Дух мира, так и в этих, переводивших отдельно друг от друга, как бы едиными устами проявился тот же самый единый Дух…

Имелись у епископа и другие объяснения для разночтений, противоречий, недоразумений, расхождений, разноголосицы и чересполосицы, существующих в разнообразии христианских кодексов. Их он оставлял для тех немногих отборных и мудрых единоверцев, на ком не лежит покрывало Моисеево, кто воистину разумеет, почему буква убивает, но Дух животворит. Ибо не счесть сколько званых, да все же таки маловато истинно избранных, способных досконально понимать предание истины, не подрывая авторитет Церкви и авторитетность религии.

Прежде всего епископ Аврелий Августин избирательно ссылался на авторитетное назидание Святого апостола Павла, неоднократно повторяя из Первого послания коринфянам стих девятнадцатый главы одиннадцатой: «Надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные». Можно, согласно другому греческому списку, истолковать апостола по-латыни и так, что надлежит быть и ересям, дабы объявились испытанные среди слабых в истинной вере.

Если бы Бог-отец почел за благо людское земнородное единомыслие везде и всюду, едва ли вавилонские столпотворители подверглись разделению и перемешиванию языков. В нужное время и Бог-сын не благорасположил буква в букву свыше диктовать под запись какие-либо сакральные каноны первозванным апостолам. И в том, что из храма Иерусалимского навсегда исчезли Моисеевы ветхозаветные скрижали, мы тоже можем увидеть перст Божий.

Нельзя из мертвящей буквы творить себе кумира, чтобы поклоняться ей вместо Бога истинного и живого, уподобляясь нечестивым язычникам, боготворящим мраморных идолов, обожающим медных истуканов, славословящих мертвым гранитным болванам. Ни добронравия, ни благочестия это народам-племенам не прибавляет.

Одна лишь праведная вера, дарованная нам от Бога, неизменно направляет умственный взор к истине, но отнюдь не изменчивые и многоразличные знаки-символы. Будь то памятники или литеры. Какие бы значение и важность люди ни придавали и ни приписывали письменам, безгласные буквы подвержены пресловутому произволу даже не истолкователя, превзошедшего всяческие свободные искусства-науки, но сущеглупого переписчика, ошибающегося по недомыслию, оплошности, неряшливости; либо произвольно по дьявольскому демонскому наущению.

К той же мысли будь помянуто, коли чуть ли не первый встречный еврей-самоучка, кому невежественные единоплеменники облыжно присвоили звание раввина-учителя, посягает внести произвольные изменения даже не в изустные толкования и комментарии, а в письмо. Именно его он переделывает, переворачивая букву изложения, встречается, извращая, самый смысл и дух Святого Писания. Причем лукаво умствуют они, живя не по Богу, но по человеку, не думая о себе скромно по малой мере той истинной веры, какую Господь уделяет каждому, говоря словами апостола.

Из-за их человеческого умствования мы без конца видим, замечаем вопиющие несовпадения христианских святых книг с одноименными рукописаниями горделивых и надменных иудеев, изгнанных из греховного земного Иерусалима попущением Божьим.

В том же грехе допотопной умственной гордыни также оказались повинны те самые семьдесят два переводчика, отправленные в Александрию ко двору македонского царя Птолемея первосвященником Елиазаром. Авторитетным в ту пору учением Платона Афинского, — как, между прочим, и доныне среди язычников, — тогдашние грекоязычные раввины домогались уснастить, разнообразить и разукрасить почти все ветхозаветные кодексы. И трудились они, в противоположность тому, чeгo нам толкует народное предание, весьма и весьма согласовано. Засим, что нам писал ученейший муж пресвитер Иероним из Рима, их коллегиальные труды начали с пиететом переводить обратно на еврейские письмена, превознося кодексы Септуагинты в образе непогрешимого авторитета и превосходнейшего патрона религиозной истины, удостоверенной-де царской властью и первосвященническим саном.

Но до того и Платон немалую толику того огласительного майевтического философствования в саду Академском почерпнул из Книги Бытия и Пророков, ставши ознакомлен со Святым Писанием в путешествии своем по восточным странам. Притом сияющая небесная Премудрость Божия столь ослепила земное умозрение афинского философа, что он почел ее сокровенным таинством, и по таковой причине повелел ученикам не записывать за ним многие эсотерические рассуждения на тему единого Верховного Божества. Оттого и поименовали они по-гречески то, что открыто излагается в наших священных книгах, неким неписаным тайным логосом учителя-корифея.

Все тайное рано или поздно становится явным, — гласят дух и буква евангельского поучения Христова. Иисус Мессия тоже изустно вразумлял званых учеников-эпигонов, когда им еще только предстояло стать причастившимися Тела Его и окрещенными огнем Духа Святого апостолами логоса Божьего. Заставь войти в Царство Небесное всех невежд, дотоле непознавших истину, — было сказано и указано грядущим апостолам-посланникам. Вот отчего благодаря Провидению Господню в наши времена свободно, раскрыто, широко в разумных душах сторонников православной, — выскажемся по-гречески, ортодоксальной, Aпостольской Церкви, — католически возобладает освобождающее слово правоверия.

Вон тот кузнец Гефестул праведно уверовал, и Господь помог ему открыть секрет гибкого железа. Быть может, и еще в чем-нибудь окажет вспоможение и благоволение… Право слово, надо бы окрестить того катехумена… — задумался епископ. Затем, основательно поразмыслив, решил переселить кесарского колона Мария Гефестула с чадами и домочадцами к нему, в Гиппонскую епархию.

В том, почему вилик Каркион не откажет ему в такой маленькой просьбе, Аврелий смиренно не сомневался. Особенно, если ее убедительно подкрепят вооруженной рукой гиппонский магистрат Горс Торкват и военный трибун Проб Никиан из Колонии Маркианы Траяна. Иначе говоря, с воинством прибывшего из древнего нумидийского города Тамугади.

И потом, искуснейшего кузнеца-феррариуса следовало бы поберечь от притеснений мстительного вилика. Да и другие немаловажные причины отыщутся, чтобы благорассудительно убрать этого одноглазого колона с глаз долой из кесарева сальтуса Дилекта.

Важнее того, вчера вечером Аврелий побрился новой острейшей железной бритвой, ни разу не порезавшись, даже в злосчастной ямке на подбородке. Раньше такое вот чудо удавалось лишь опытнейшим брадобреям в Риме и в Медиолане, но отнюдь не самому несчастному обладателю жесткой кабаньей щетины пестрого цвета «перец с солью».

Хотя ближний Укалегон еще не горит, то есть утреннее бритье, на удивление, ему не потребовалось, Аврелий не стал откладывать столь важного дела на потом, ни говоря уж о греческих календах. А кабы ненароком не позабыть о кузнеце Гефестуле в предстоящей вскоре земной суете сует, он распорядился устроить небольшой привал.

Ко всему прочему, судя по солнцу, того же настоятельно требует пройденное скакунами временное пространство по горной дороге, изобилующей крутыми подъемами и спусками.

Прежде всех спешился кот Гинемах. Сервал выпустил длиннейшие когти, сладко потянулся, мигом убрал лапы под себя, сжался в тугой комок, мягко подпрыгнул… чуть ли не беззвучно очутившись на земле, перелетел через голову Коммода. Тотчас же кот принялся тереться о его черные с маленькими белыми пятнышками бабки, словно бы в благодарность за приятную поездку.

Тем временем епископ не спешил покидать седло. Легко перегнувшись, он достал из переметной сумы чистый папирусный свиток с красными восковыми печатями, плотно закупоренный медный сосудик с чернилами, полое остро заточенное костяное стило и принялся на высокой луке кавалерийского седла писать краткое письмо вилику Каркиону. Запечатав свиток личной пастырской геммой с тремя всеми узнаваемыми рыбами, он подозвал вексилария Секста Ливия, коротко переговорил с ним и центурионом Горсом Армилием. И немного спустя предприимчивый эксплоратор отправился с письмом и устным наказом наблюдать за порядком на вилле Дилекта.

Честно говоря, о деревенском операрии Марии Гефестуле стоило б позаботиться еще вчера, — подумал епископ, вновь устраиваясь в седле по окончании привала. Но тогда ему было недосуг, если все его мысли оказались вплотную заняты свитками и книгами, изъятыми у еврейских еретиков контуберналами Ихтиса. Сверх того, Аврелий Августин ни в коем разе не поддавался склонности к принятию необдуманных суетливых и суесловных решений. Чего-либо второпях решать и разрешать вовсе не в его правилах. Все-таки он не суматошный глупый военачальник на поле сражения. И заполошенно торопиться исполнять чьи бы там ни суть распоряжения епископу Августину Гиппонскому нет никакой неотложной нужды, если его духовная власть не от изменчивых мирских властей преходящих исходит, но от вечного и неизменного Господа нашего Триединого и Единосущного.

Вот и сейчас епископ больше задумывается по-гречески о теологических сущностях, нежели о натуре сумбурного мирского окружения в горах ранней весной. Он мельком глянул на уходящие вверх горные склоны, беспорядочно поросшие соснами, не замечая еще безлистых хаотических зарослей колючих кустарников понизу; досадливо поморщился от безмозглых воплей лесных птах, громогласно и похотливо вожделеющих спаривания.

Кстати поразмыслить, насчет подлинности притчи о тунеядствующих воронах, какие не жнут, не сеют, не собирают в житницы, потому что якобы Бог их питает, — Аврелий Августин давно уж испытывает огромный скепсис. Какой ни есть человек все же многократно лучше всякой неразумной твари. В целом ряду греческих кодексов Евангелия от Луки такое вот подозрительное пустословное сравнение людей с птицами отсутствует, а там, где оно есть, эта парабола подобно белой вороне выглядит чужеродной позднейшей вставкой-интерполяцией в тех самых наставлениях о правилах Христовой жизни.

Вместе с тем возможно и духовное аллегорическое истолкование этого птичьего вопроса, если таковыми были подлинные слова Христовы, почти никогда не назидавшего малограмотных учеников вульгарным буквальным образом.

Помимо того, епископ преисполнен непоколебимого пожизненного убеждения, что в правильном образном и образцовом переводе с наиболее достоверных евангелических списков так называемой Нагорной проповеди с греческого на латинский язык блаженством обладают отнюдь не пресловутые (понимаемые убийственно буквально) нищие духом, но кроткие разумом, не позволяющие себе языческого философского безудержного умствования. То есть платонического пустозвучного квазирационализма — определим по-латыни это достойное сожаления умственное заблуждение антихристианских академиков, логически не умеющих отличить истину от лжи.

Еще хуже заблуждаются те, кто ложно в простецком народном словоупотреблении приписывают якобы по-гречески некое блаженство евионитам, безобразно обнищавшим и телом, и душой, и Духом Святым. Потому что в апостольскую эпоху словом «эвион», неверно переводимом с еврейского как «нищий» обозначали кротость и добронравие, чуждые тщеславию, кичливому суемудрию и вещественной гордыне. Но отнюдь не имелась в виду духовная и материальная нищета в словесном абсолюте, сколь мнится скудоумным буквоедам.

Очевидно, почему Церковь Христова католически анафемствует нынешним бездельно нищенствующим безместным донатистам и разбойным киркумкеллионам-нищебродам, час от часу насильственно отбирающие у поселян подаяние, то есть желающие изымать подать на пропитание. Всякие властные разбойники и вымогатели жнут, где не сеяли, собирают там, где не рассыпали, — гласит истинный логий Христов.

Тому подобным разбойным образом поступает и главенствующий среди нечестивых царств земных римский доминат, очень даже походящий на большую разбойничью шайку. Чем начальствующий от восточного империума гот Аларик хуже или лучше некогда облеченного имперской властью на Западе вандала Стиликона? Предводители и военачальники, кесарские комиты не жнут, не сеют… но ведь тоже по-своему трудятся…

Похоже, под видом ханжеского презрения к сокровищам земным и гистрионским славословиям якобы природному тунеядству птиц и зверей нам наново подсовывают неблагочестиво евионитскую ересь, — сделал предварительный вывод епископ Августин, вернувшись от политики к богословскому дискурсу. Сей же час эта вставка о приснопамятных воронах-параситах опять вылезла в искаженном списке едва ли евангелического повествования, обнаруженного у еретиков кесарева сальтуса Дилекта. Написанное на сиро-халдейском наречии оно кощунственно озаглавлено «Евангелие правды». Хотя, насколько убедился епископ при беглом просмотре, в литературной основе транскрибированный список представляет собой обезображенное безграмотным переводом и еретическим неразумием Евангелие Луки.

Мало того, в данном однозначно евионитском тексте епископ не без доли злорадства обнаружил несколько искажений, несомненно произошедших от рук знаменитого азиатского ересиарха Маркиона, некогда отлученного от Церкви за излишние гностические мудрствования и яростное стремление подчинить самоличной власти всех католических епископов Востока и Запада. Богатейшему и влиятельнейшему понтийскому проходимцу повредить вселенскому христианству никоим образом не удалось, но ему взбрело на ум начать очень рьяно и бестолково отделять обрезанных иудеев от христиан. Ересиарх-гностик Маркион напрочь отказался праздновать еврейский песах 14 нисана, ратуя исключительно за Воскресенье Христово, наступающее после весеннего равноденствия. За это его порицать вряд ли годится, коли он предвосхитил католические установления Никейского собора. Однако достойно осуждения то, что ракалья Маркион отрицал пророчества Ветхого Завета, под гребенку отвергал все христианские Евангелия, кроме собственноручно им переделанного сочинения от имени евангелиста Луки.

Теперь вот, поди же ты, спустя триста лет Маркионов типичный произвол переписчика превратился в священный завет для евреев, присваивающих себе звание легитимных христиан, верных последователей пророка Иешуа и его двенадцати апостолов. Вспоминается: апостол из 70-ти, Варнава Киприот пророчески объявил, или же это ему апокрифически приписывают, что не Израиль, а христианство наследует завет Божий…

Тут епископ вовсе не удивился, найдя среди богатой поживы центуриона Ихтиса древний кодекс Дидахe, темно и грязно по-евионитски повествующий о первобытной апостольской жизнедеятельности. Наряду с тем в руки Августина попал довольно любопытный сдвоенный апокрифический опус «Керигмы, периоды и Апокалипсис Петра», также продукт нищих умом и телом немытых эвионитов.

Впрочем, наикурьезнейшей греческой находкой епископ счел евионитское сказание о деяниях иерусалимских апостолов как будто за авторством евангелиста Луки, где нельзя отыскать ни единого упоминания о Павле Тарсянине. Взамен Павла и Варнавы там вовсю действуют, проповедуют и совершают миссионерские путешествия некие апостол иудеев Иаков Праведный и апостол язычников Кифа Галилеянин.

Оно понятно… Известное дело, коли доднесь все иудействующие из различных сект назореев, евионитов люто ненавидят Святого апостола Павла, если он благовествовал о главенстве учения Христа Спасителя над законом Моисеевым и отделении кротких христиан от буйных иудеев.

Столь же показательно, зачем у палестинских рабов сальтуса нашелся кодекс апокрифического «Евангелия Петра», когда в нем скопом осуждены иудейские левиты-христопродавцы и римские власти, зато превозносится столичная иерусалимская чернь, будто бы раскаявшаяся, бия себя в грудь, как вдруг возопившая в горести о пророке Иисусе Назореянине без вины распятом. Едва ли этакого можно ожидать от простонародной оравы негодяев, сбежавшихся будто в амфитеатр смотреть безумное зрелище позорной казни тех, кого им представили преступниками и публичными врагами по римскому закону.

Как и водится, неистовые клики народа есть голос не Божеский, но демонский. Нечестивые демоны частенько забавляются, глядя на бешено вопящих зрителей мерзких театральных действ и гладиаторских представлений.

На взгляд епископа Августина, безумствующие евиониты и преступные агонистики также никак не могут обойтись без апокрифического квазиапокалипсиса «Пастыря Гермаса». Причем скудные умом и Божьей милостью рабы из сальтуса Дилекта зачитывались, заслушивались его переводом с плохого греческого языка на их обиходное сиро-еврейское наречие, для вящей школьной мудрости записанное каким-то иудейским грамотеем латинскими литерами.

Здесь епископ еще раз одобрил свое настоятельное пожелание вилику Каркиону никуда и ни за что не выпускать за пределы кесарского имения новых палестинских рабов. А о том, чтобы даровать кому-нибудь из них гражданскую свободу, не может быть и малейшей речи. Было бы крайне нежелательно, коли с дьявольской подмогой нумидийские и мавретанские агонистики сумеют войти в сношения, снюхаться с родственными им по еретическим суесловиям евионитами и назореями. Ни к чему доморощенным африканским еретикам лишние соблазны, как бишь подтверждающие их ложь в сомнительных и произвольных кодексах, завезенных из жидовствующей Палестины.

В то время как для самого себя и немногих избранных, какие бы там они ни были разноречивые религиозные сочинения, епископ априорно не объявлял подозрительными, темными, недостоверными и подложными. Ибо грамотному верующему человеку, свободно владеющему актуальной грамматикой и ученой риторикой, от Бога дано искусно и научно отделять пшеницу от плевелов, а овец от козлищ в любых манускриптах человеческих. Это искусство даже можно назвать по Аристотелю Стагириту греческим словом «герменевтика».

Поэтому-то во всевозможных странных апокрифах человеку разумному с Божьего соизволения зачастую по силам высмотреть малые горчичные зерна религиозной истины. Если уж в таких книгах слишком мало боговдохновенности и богооткровенности, каковая недостаточность не позволяет им войти в церковный священный канон, то там в достатке наличествуют несомненные богословские, ценные исторические или же политические сведения для людей пытливого ума и рассудительного правоверного понимания.

Правомерно и всемерно, Аврелий Августин отдавал неоспоримое преимущество письменным свидетельствам перед устными. Хотя на собственную память старался не жаловаться. И не уставал благодарить Бога за то, что в дороге ли, в доме своем или во время проповеди ему легко приходят на ум аргументы, акты, факты… Пусть и не всякий раз дословно вспоминается какой-нибудь канонический или апокрифический опус, — епископ начал мысленно перебирать многочисленные буквальные доводы, подтверждающие течение его рассуждений…

К мысли присно помянуто: встречаются в апокрифах тоже истинные логии Христовы, как на грех, не вписанные ни в одну из благовестных священных книг, коллегиально и синодально одобренных епископами к церковному и богослужебному употреблению. Например, достопамятное поучение Спасителя о поселянине, пашущему в субботу свое поле, тем самым нарушая фарисейское предание, каковое сугубо от людского сообщества, а не от Бога, трактует седьмой день. Трудящийся в субботний день благословен, говорит Христос апостолам, коль знает, почему он это делает, и проклят навеки, если не ведает, что творит по невежеству своему. Не человек для субботы, но суббота для человека.

Оттого и просил Сын Человеческий у Бога-отца великой милости и небесного прощения для римских палачей, предавших Его крестным мукам. Ведь их грех и вину глубочайше усугубляли неведение и незнание.

Невежество епископ относил к числу смертных грехов и пороков, присущих роду людскому от ветхого сотворенного Адама, соблазнившегося от незнания того, что добро есть смиренное исполнение воли Божьей, а зло состоит в горделивом противлении предначертаниям Вседержителя. Ибо Древо Жизни, от коего урочно стали отлучены безрассудные Адам с Евой даровало не только бессмертие их смертным телам, но и постепенно приобщало сотворенные из праха земного незрелые и скудоумные человеческие сердца к малой толике необъятной Премудрости Господней, в их потомстве доступной всем разумным душам, так же нуждающимся в определенном образовании и примерном просвещении через пророков, учителей, истолкователей.

Темное людское невежество и безумное отрицание предопределенной Божественной Премудрости были и будут по сути первородными грехами бестолкового человечества, — пришел к заключению епископ, определив по высоте солнца и отклоняющейся тени посоха первый час пополудни. Он одобрительно кивнул собственным мыслям и центуриону Ихтису. К месту дурных событий и суеверных предзнаменований они подъезжают вовремя, соответственно намеченной воинской стратагеме.

Центурион Горс Торкват четко и молодцевато вознес честь виноградным жезлом епископу Аврелию Августину. Он не меньше подчиненных ему контуберналов и командиров тевестийской конницы удовлетворился тем, насколько благополучно, без потерь и происшествий они прибывают в горную долину, где почти что войсковым станом расположились кузнечные и оружейные фабрики близ Тевесты. Если с нами Бог и святой человек Аврелий, то кто против нас?

В свою очередь епископ почти по-военному рассудил несколько иначе. Больше 50 миль за 6 часов по хорошей римской дороге — вполне приемлемо для перехода, не слишком утомившего животных и людей.

И в Тевесту хорошо бы накоротке заехать, чтобы огласить словом истины и миролюбия тамошний клир и притч церковный, повадливых на ереси донтатизма и пелагианства. Сколь уместно вспомнить натурфилософа и метафизика Аристотеля, епископ Фаворин нам, безусловно, друг, но истинная правда стоит дороже иных друзей — лицемерящих донатистов и пелагиан. Вероятно, о философской истине ведать не ведал римский прокуратор Понтий Пилат, греческой поговоркой отмывая руки, обагренные кровью Спасителя. Вон и досточтимый тевестийский прелатус Сильвий Фаворин воистину рад спихнуть нечистоту подале, позабыть о грязнейшем богохульном убийстве пресвитера-миссионера Тротима и трех монастырских братьев.

Для чистых все чисто…

В старом военном каструме лимитатов, ставшем дымным, загрязненным и шумным южным оружейно-кузнечным производством Африки, епископ Аврелий и его внушительное сопровождение надолго не задержались. Поговорив наедине с тощим прохвостом в монашеском одеянии, подобострастно ему кланявшемуся плешивой трясущейся головой, епископ отдал распоряжение всей вооруженной силой двигаться дальше в соседнюю долину на виллу управляющего, ведающего многообразными гражданскими делами, включая людей, животных и рабов, добывающих железоделательное сырье.