Глава 4

Начал я с созыва Совета при высочайшем дворе, назначив его буквально на следующий день после смерти государыни. Встревоженные вельможи стали собираться уже загодя, и одним из первых приехал мой старый враг, Александр Андреевич Безбородко.

Казалось бы, невелик шаг от цесаревича до императора. Малейшая случайность в любой момент может оборвать жизнь пожилого человека на троне, и вот, ты уже облечён безграничной властью. Но, всё же, различие огромно.

Наследник престола, как не крути, это кандидат, полностью зависящий от воли иного лица. Кто знает, как оно ещё обернётся — может быть, случится то же, что и с несчастным Павлом Петровичем, обречённым доживать жизнь в нищей Финляндии! А уже когда твой предшественник почил в Бозе, и все уже приносят присягу и порываются целовать руку — вот это уже совсем другое дело!

Так что Граф Безбородко, когда-то имевший смелость выступить против воли императрицы, желавшей моего назначения наследником престола, теперь был сама любезность и предупредительность.

— Ваше Императорское Величество! Прежде всего, позвольте выразить вам самые наиглубочайшие верноподданнические чувства всемерной любви и уважения! Не могу слов найти, как счастлив я, четверть века прослужив августейшей бабке вашей, теперь иметь честь стоять рядом с ея царственным внуком!

Ну-ну. Старый чёрт, конечно, хитёр и изворотлив, как сам Сатана, но в дипломатических делах, прямо скажем, силён. Хочет служить — так пусть служит! Надо будет, конечно, крепко за ним присматривать… как, впрочем, и за всеми остальными.

— Александр Андреевич, я готов забыть всё, что было меж нами, и работать вместе на благо России. Полагаю, внешние сношения должны оставаться в вашем ведении!

Старик польщённо замолчал, аж зажмурившись от удовольствия; затем, однако же, продолжил совсем не так любезно, как можно было ожидать:

— Ваше Величество, прежде чем принять на себя столь высокую должность, прошу просветить меня на предмет новости, громом, поразившей и обе столицы, и всю державу нашу, и особливо — иностранныя дворы! Ужели весть о браке вашем с Натальей Александровной Суворовой и вправду справедлива?

И, задав этот, вроде бы невинный, вопрос, Александр Андреевич смотрит на меня с самым простодушным выражением лица.

Вот куда ты клонишь, хитрожопый сукин сын!

— Да, это так. Мне через две недели исполняется девятнадцать лет — возраст, вполне пристойный для брака. А что же в связи с этим вас беспокоит, драгоценнейший Александр Андреевич?

Безбородко округлил глаза, делая вид, что фраппирован донельзя.

— Но, как же так, Ваше Величество? Долг государя требует, чтоб брак его являл собой, прежде всего, политический акт! Честь государя взывает к союзу с равной себе персоной, из императорского или королевского правящего дома!

— Однако же супротив брака с принцессой Баденской вы, конечно, не возражали бы, хотя родители её — всего лишь маркграфы, да ещё и изгнанные с трона французскими войсками? Или против Марии-Терезии, дочери свергнутого французского короля? Кстати, они всё ещё едут в Петербург?

Александр Андреевич укоризненно сжал губы.

— Теперь они остановилися в Митаве, во дворце Платона Александровича, и отдыхают там после длинной дороги. Но, получив столь ужасающие вести, конечно же, семейство христианнейшего короля с отвращением повернёт обратно в Вену…

— Ну, передайте, что мне жаль. А вы, что же, действительно хотели бы, чтобы я женился на дочери изгнанного короля? Вот странная затея! Тем самым мы совершенно испортили бы отношения с Францией, поставив себя в положение обязанных воевать за одну из их партий, с совершенно непонятным результатом!

— Ваше Величество, неужели вы ищите большего в браке с дочерью вашего слуги, присягою обязанного повиноваться вам?

— Эээ, Александра Андреевич, Александра Андреевич… Несчастному императору Петру Фёдоровичу тоже ведь присягали, но это его не спасло! Нет, к присяге надобно добавить ещё и личный интерес — тогда присягнувшее лицо может почитаться действительно преданным мне. Почившая государыня прекрасно сие понимала, (тут Безбородко, соглашаясь со мною, любезнейше поклонился), и достигла тем впечатляющих результатов. И вот, представьте, Александр Васильевич Суворов, генерал-аншеф, увенчанный лаврами славнейших побед, уже мысленно видит внуков своих на троне; как вы думаете, что сделает он с теми, кто осмелится хотя бы мысленно посягнуть на мою власть? Полагаю, судьба этого безумца будет весьма незавидна… Кстати, попытка повредить здоровье Александра Васильевича тоже не будет состоятельна: граф Суворов окружён верными ему солдатами и офицерами; он ест из солдатского котла, его невозможно отравить. В общем, не знаю, что там можно было бы выторговать у свергнутого Людовика в приданное за его длинноносую дочь, а Наталья Александровна Суворова принесла с собою безграничную власть над бескрайними просторами Российской империи, любовь солдат и уважение офицеров трёхсоттысячной армии!

— Ах, Ваше Величество, но что же нам, вашим слугам, теперь со всем этим делать? Как объяснять произошедшее иностранным посланникам?

— Гм. Отчего же вы полагаете, что им надобно что-то пояснять?

Безбородко укоризненно покачал головой.

— Ваше Величество! Во всём мире существует некий установившийся порядок вещей! Монархи передают свою власть по наследству — от отца к сыну, а браки заключаются между равными по положению семействами. Всё иное — опасное якобинское своемыслие, несущее анархию и гибель!

— Граф, вы только что обозвали якобинцем Петра Первого, в зрелом возрасте выбравшего супругу по своему вкусу и усмотрению. Я уж не буду поминать римских цезарей, нередко отличавшихся чрезмерной свободой нравов… Понятное дело, они не были христианами. Но из более близких нам времён можно вспомнить, скажем, достославного английского монарха Эдуарда Четвёртого, своей волей и вопреки советчикам женившегося на дочери своего подданного — леди Элизабет Вудвилл, и правившего затем долго и вполне достойно. Полагаю, это не худшие примеры для подражания! Так что, дорогой граф, уведомите послов великих держав, что молодой император пошёл по стопам своего великого предка, Петра Первого, только и всего. Да, и в будущем новый монарх ещё множество раз обратится к духу и опыту этого успешного правителя!

Пока мы с графом Безбородко вели столь учёную беседу, члены Совета, наконец, собрались. Пришёл Воронцов, давно уже извещённый о грядущем восстановлении своего членства в Совете, генерал-прокурор Сената Самойлов, Завадовский, престарелый Остерман, назначенный недавно Ростопчин, отозванный из Франции граф Алексей Орлов. Явились секретари Совета: Василий Попов, Степан Стрекалов, пришёл мой личный статс-секретарь — юный Михаил Михайлович Сперанский. Я разыскал его ещё два года назад (человека с такой фамилией трудно не запомнить, а ещё сложнее не найти), но пока держал на второстепенных ролях, присматриваясь к нему и давая накопить опыта и знаний.

Ну, раз все в сборе, пора начинать.

— Господа, сегодня у нас первое заседание Совета, назначенное после понесённой нашей державой тяжелейшей утраты. Сегодня в три часа пополудни я выступаю с траурной речью в Сенате, где отдам должное заслугам предыдущего царствования, умолчав, конечно же, о его недостатках. Однако же, здесь и сейчас у нас прямо противоположная задача — вскрыть накопившиеся проблемы и обсудить пути их разрешения. Это не значит, что я критически настроен в отношении правления ныне почившей августейшей бабки своей, — совсем нет, тем более, что последние годы я принимал в этом правлении самое прямое и деятельное участие. Однако долг монарха требует от меня, отставив в сторону лавры, — о них мы помянем в торжественных речах для публики — заняться, прежде всего, разгребанием зарослей тёрна, за прошлые тридцать четыре года выросшего кое-где в тёмных углах. Как вы знаете, есть сферы, коих я ранее не касался: внешняя политика, финансы, состояние армии, управление губерниями, Сенат, Синод, образование, дела общественного призрения. Постепенно с вашей помощию я полагаю овладеть всеми браздами правления.

Прежде всего, хочу сообщить, что заседания Совета при высочайшем дворе теперь станут регулярными. Я почёл уместным переименовать его в Непременный совет, потому что никакие решения без одобрения большинства его членов более не будут мною приниматься… за исключением нескольких, которые решены уже ранее, и будут оглашены в своё время. Я обсуждал их более узким кругом — с Александром Романовичём и несколькими другими конфидентами…

Воронцов, услышав это, мрачно кивнул.

— Также, я намерен учредить в настоящем Совете пост руководителя. Председательствующим назначается граф и кавалер Александр Романович Воронцов. Отныне, кроме ранее назначенных членов, по должности в Совет входят все президенты коллегий, Обер-Прокурор Сената, Председатель Законодательной Комиссии и Первоприсутствующий Верховного суда. Как вы могли заметить, последних двух должностей пока не существует, как нет ни Суда, ни названной Комиссии. Эти лица займут свои посты после их назначения и формирования ведомств.

А сегодня, господа, я хотел бы обсудить внешнюю политику. Александр Андреевич, я знаю, в курсе всех дел и может просветить нас. Граф, вы готовы произнести на эту тему небольшой доклад?

Безбородко встал и поклонился собравшимся.

— Господа! Ныне ситуация в Европе почитается весьма неустойчивою. После того как пруссаки коварнейшим образом заключили с французами Базельский мир, Австрия одна осталась противостоять возмутителям европейского спокойствия.

— Александр Андреевич, напомните нам, на каких условиях Пруссия договорилась с Францией? — уточнил я у Безбородко. Последний польщённо кивнул.

— Ваше Величество, как всем нам известно, французы давно уже покушаются безраздельно овладеть всем левым берегом Рейна, обездолив тем самым множество германских князей. Фридрих-Вильгельм Прусский согласился потерять все свои владения за Рейном и допустил, что иные немецкие государи также утратят свои земли к западу от этой великой реки, в обмен на компенсацию на правом её берегу, что должна воспоследовать за счёт церковных владений. И теперь между французами и прусаками на сей счёт идёт активная негоциация!

— Понятно. То, что он получил обширные польские земли в вознаграждение за войну с Францией, уже как бы и не считается. Продолжайте, Александр Андреевич!

— Да, с Потсдамским двором получилось всё, как вы и предсказывали два года назад, Ваше Величество! Итак, пруссаки покинули коалицию держав, не желая оставаться по одну сторону с Австрией. Следует ожидать, что в компанию будущего года французы соберут все свои силы против Австрии и, вероятнее всего, преуспеют.

— Отчего вы так думаете? — с интересом спросил Воронцов.

Александр Андреевич развёл руками.

— Можно предположить, что если Франция успешно противостояла Австрии и Пруссии одновременно, то теперь, когда Австрия осталась одна, они добьются успеха!

— Да, разумно предположить именно так всё и случится!

— Теперь, когда Пруссия отошла от общего дела и объявила нейтралитет, — взял слово Александр Романович, — французы укрепили свою власть в Голландии, а Испания перешла на сторону французов, в следующую компанию с большой вероятностью следует ожидать поражения Австрии. И теперь нам следует решить, будем ли мы оказывать Австрийскому императору военную поддержку!

— Ну, и каково ваше мнение на сей счёт?

Воронцов слегка замялся. Как законченный англоман, он, конечно, желал бы объявления войны с Францией, однако собственные его убеждения предполагали воздержание от активных военных действий.

— Ваше Величество — произнес Безбородко. — Ежели Австрия в будущий год потерпит поражение, французская Директория станет хозяйкою Европы. Наверняка они захотят восстановить Польшу и заявят нам соответствующие требования! Мы же к тому времени уже не будем иметь ни одного союзника на континенте!

— Да, ситуация скверная, — подержал его обер-прокурор Сената Самойлов. — Французы уже сумели превратить голландцев и испанцев из своих врагов в союзников. Если они смогут нанести поражение Австрии и привлекут к союзу Пруссию, мы столкнёмся с угрозой доселе невиданного масштаба!

А мне оставалось лишь гадать, что теперь случиться в Европейской политике. Ведь генерал Революционной Франции Бонапарт уже не определяет её развитие… и что там будет дальше — бог весть!

— Допустим, что предположения о том, что цесарцы в следующем году потерпят поражение от французского оружия, кажутся весьма основательными — наконец произнёс я. — Но что же вы в связи с этим предлагаете?

— Непременно надо оказать Австрии военную помощь. — предложил Александр Андреевич. — Тот год ещё собрана армия под командованием генерал-фельдмаршала Суворова — возможно, пришло время пустить её в ход!

— Можем ли мы себе это позволить? Наши финансовое положение далеко не блестяще!

— Для компенсации военных наших затрат нужно добиваться английской субсидии!

— Жалко, что английские субсидии никак не помогут нам возродить погибших на полях сражений! Хорошо, с этой мыслью всё понятно. Но какие ещё варианты действия у нас есть?

Граф Безбородко учтиво и тонко улыбнулся.

— Ещё мы можем продолжать политику предыдущего царствования — от есть воздерживаться от вмешательства в европейские дела, объясняя это военными действиями в Персии. Но для этого надобно, чтобы война на берегах Каспия была продолжена!

— Признаться, этот вариант мне нравится много больше!

— Но, Ваше Величество, — запротестовал Самойлов, — это будет подлинная катастрофа! Через два, самое большее три года мы окажемся наедине против Франции её союзников, и никто уже нас не поддержит!

— Давайте не будем паниковать. Следует вспомнить, что последовательным и яростным врагом Франции является Англия. Не думаю, что это государство будет спокойно смотреть, как уничтожают Австрию. Они уже вовсю ищут новых союзников для австрияков, и, вероятно они их найдут. Что касается угрозы восстановления Польши, — хочу обратить Ваше внимание, что Пруссия смогла договориться с Францией, несмотря на польский вопрос. А ведь Пруссии теперь принадлежит даже столица Польши! Я уверен, что французы дали пруссакам относительно польских земель некоторые гарантии, естественным образом распространяющиеся и на нас. Полагаю, если мы твёрдо заявим о своём нейтралитете, Сент-Джеймсскому двору не останется ничего другого, как подкупать пруссаков, шведов, датчан, и даже итальянцев, лишь бы не допустить господства Франции в Европе!

— Все эти союзники ничего не значат без России! — заметил Самойлов.

— Александр Николаевич, не стоит преувеличивать роль и значений нашей страны. Мы вошли в европейские дела лишь в конце царствования Петра Великого, а до той поры Европа прекрасно обходилась без нас. Полагаю, они и дальше проживут без наших пушек некоторое время. Нам же не стоит чрезмерно торопливо бросаться в эти дрязги, в которых мы, признаться, не очень разбираемся. Думаю, нам надобно взять пример с мудрой политики северо-американских штатов, старающихся не лезть за пределы своей территории. В общем, — подвёл я итог — предлагаю Совету проголосовать за невмешательство. Уверен, что нам не следует тратить силы нашей державы на разрешение каких-то узко-европейских проблем!

— Ваше Величество, — не сдавался обер-прокурор Сената, — такая политика может иметь совершенно ужасающие следствия. Если европейские страны объединятся против нас…

— Но прежде всего, должен сказать, что я не очень-то боюсь европейских армий. В нашей стране для европейцев тяжело даже просто мирно жить, а уж воевать и вовсе невыносимо! Маленькой армии нашу страну не одолеть, а большую здесь не прокормить. Это первое, что я хотел бы сказать на сей счёт.

Второе: разумеется, никто не мешает нам проводить в Европе активную политику, но при этом не ввязываться в воины. Мы можем использовать наш флот, можем, по примеру англичан, применять финансы, если, конечно, сумеем их наладить. Нам следует искать другие пути воздействия на Европейскую политику, воздерживаясь от прямого военного противостояния. Думаю, как раз если мы будем чрезмерно активны, то именно это может вызвать против нас объединение сил Европы. В общем, я голосую за нейтралитет. Что же касается французской угрозы, хотелось бы сказать следующее: никакая нация не может длительное время поддерживать напряжение своих военных и финансовых сил на таком уровне, как это демонстрируют сейчас французы. Сейчас пока ещё в них силён революционный задор, но уже через несколько лет их постигнет разочарование и усталость. Так что, думаю, через несколько лет они не будут представлять той угрозы, которую несут сейчас. И нам сейчас очень важно оставаться в стороне до момента, пока французы окончательно не угомонятся!

Господа советники были несколько озадачены. Такой изоляционизм казался им чем-то крайне необычным.

— Ваше Величество, но в прежнее царствование основой нашего могущества была активная европейская политика! Этаким образом бы окажемся там, где находилась наша держава до воцарения Петра Великого!

— Да, в чём-то я с вами соглашусь. Нельзя не поставить в заслугу предыдущего правительства великие наши успехи в области внешних сношений. Плодами их стало присоединение бывших польских владений и укрепление нашего положения на юге, на черноморских берегах. Однако же рискну высказать мысль, что дальнейшее продолжение такой политики не может иметь место!

Брови Александра Андреевича в изумлении поползли вверх.

— Отчего же, Ваше Величество, вы считаете невозможным продолжать политику, принёсшую нашему отечеству столько славы? — спросил Самойлов, — И какие именно стороны внешней политики Российской державы считаете вы неудачными и требующими исправления?

— Господа, первое, на что я бы хотел обратить внимание, это высокая стоимость нашей европейской активности. Не секрет, что финансы державы пребывают в расстройстве, размеры которого мне ещё предстоит узнать! Кстати, Александр Романович, — обратился я к Воронцову, — третьего дня жду от вас доклад о положении дел с государственным кредитом и возможных мерах к его исправлению!

— Непременно всё будет исполнено, Ваше Величество! — подтвердил тот.

— Так вот, господа, — войны дорого стоят и довольно плохо окупаются! Поэтому, я бы желал, насколько это возможно, сократить наше политическое присутствие в Европе. Нам нужен мир. Двадцать лет мира — и вы не узнаете Россию!

Вельможи недоуменно переглянулись.

— Ваше Величество, — вкрадчиво начал Безбородко. — Ваше желание понятно, и, надо сказать, вполне согласуется с политикой предыдущего царствования. Сменю помнить, что ни первая не вторая турецкая война, ни Шведская компания не начинались Россией по своей воле — во всех этих случаях на нас нападали. Этот опыт с невыразимой печалью заставляет признать, что никакая наша умеренность во внешней политике не удовлетворит европейские дворы; разве что мы добровольно отступим до границ Алексея Михайловича Тишайшего! Увы, но история многих Великих держав непременно показывает нам, что лучший способ защиты своих границ — это нападение, производимое, желательно, с участием союзников.

— Александр Андреевич, вы, конечно, правы, если исходить из предыдущего опыта. Но время идёт, и ситуация меняется. Теперь Россия много сильнее, чем сто лет назад, и это начинает вызывать беспокойство европейских дворов. Вы знаете, что в последнюю войну англичане уже сколачивали против нас коалицию, и лишь высокое дипломатическое искусство позволило нам, воюя с Турцией и Швецией, избежать конфликта ещё и с половиной Европы. Полагаю, если бы не случилась эта несчастная история во Франции, то наша держава сейчас имела бы очень большие проблемы с объединёнными силами сильнейших европейских держав. Нужно дать европейцам время свыкнуться с нашим могуществом!

Господа советники молчали, обдумывая услышанное.

— Итак, я считаю необходимым остановить всё возможную политическую и военную активность на западных рубежах нашей державы. Поход на Рейн войск, возглавляемых генерал-фельдмаршалом Суворовым, как вы знаете, отменён, а войскам направлен приказ возвращаться в пределы нашей державы!

Этот вопрос не вызвал у совета никаких возражений.

— Дальнейшие наши действия во внешних сношениях давайте сообразуем с нашим финансовым состоянием. После доклада на сей счёт мы вернёмся к обсуждению внешнеполитических дел.

— Что же нам делать с войсками генерал-аншефа Зубова, продолжающего боевые действия против Персии? — резонно спросил Воронцов.

Это был для меня самый больной вопрос. Персидский поход я считал совершенно ненужной ошибкой, дорогостоящий как финансовом смысле, так и в отношении людских потерь. Однако же прервать его сейчас означало понести ещё и репутационные потери, между тем как продолжение похода могло принести некоторые территориальные приращения. А кроме того, заключённый ранее союз с Австрией требовал от нас участия в войне против Франции… если только мы сами при этом нигде не воюем. Так что персидский поход в этом смысле весьма полезен. А вот самого Зубова на посту главнокомандующего, пожалуй, надо было менять — к слишком уж неправильному семейству он принадлежал.

— Поход будет продолжен. Графу Зубову будут направлены подкрепления, достаточные для нанесения поражения Персии. Однако же я не желаю долгого продолжения компании. Всех необходимых целей надобно достичь уже в ходе грядущего, 1797 года!

— Вы полагаете возможным взять Испагань? — с сомнением в голосе спросил Безбородко.

— Я думаю, надо действовать по ситуации. Не получится Испагань, так взять хотя бы Тегерань! Нашей целью являются не территориальные приобретения — нам они не нужны, за исключением разве что Апшеронского полуострова, а наказание шаха за разорение Тифлиса и получение с него возможно более крупной контрибуции.

— Было бы желательно также сменить шаха на персону, более нам дружественную! — заметил Воронцов.

— Думаю, что это неважно. Там нет никого, кто стал бы нашим твёрдым и последовательным сторонником. Все эти восточные деспоты не имеют никаких принципов и продадут нас при первой же возможности! Так что менять одного на другого, право же, напрасный труд.

С этим все согласились.

— Итак, господа, — подвёл я итог, — в ближайшее время я намерен встретиться с иностранными послами, дабы обрисовать перед ними принципы нашей внешней политики. Следующее заседание Совета назначается на послезавтра. Напоминаю, оно посвящено будет состоянию наших финансов!

Загрузка...