Благословенный

Глава 6

Итак, сегодняшнее заседание Непременного совета целиком было посвящено нашим «блестящим» финансовым делам.

— Итак, Александр Романович, чем вы меня порадуете? — иронический спросил я, заранее уже зная ответ. По мрачному, с коричневыми тенями под глазами лицу Воронцова было понятно, что ничего оптимистичного он мне сообщить не намерен.

— Давайте начнём с самого печального — с государственного долга!

Воронцов поднял на меня глаза с коричневыми кругами, как у панды, снова перевёл их на лежавшие перед ним бумаги, и покопавшись в них, отвечал:

— На настоящий момент внешний наш долг составляет, круглым счётом, 33 миллиона рублей.

— Немало! А каковы проценты по долгу?

— Ваше Величество, долг сей образовался не за один раз; это несколько заимствований у разных банков и на различных условиях. В разных случаях ссудный процент колеблется от 3 до 6 годовых!

— Ну, это не так много. Покамест можно с этим жить!

— Да, Ваше Величество, но надобно иметь в виду, что в ближайшее время долг наш увеличится ещё приблизительно на 27 миллионов!

От такой новости я буквально подскочил на месте.

— Как же так? Мы что, ведём переговоры о новом заимствовании? Отчего же я тогда ничего про это не знаю?

— Нет, Ваше Величество, — печально ответил Воронцов, — на самом деле всё ещё хуже. Если бы мы проводили негоциацию о займе, то получили бы эти деньги на руки, к тому же, смогли бы обговорить выгодный нам процент, сообразно высокой кредитной репутации Российской империи. Но, к сожалению, речь идёт о польских долгах!

— Польских? О чём это вы, Александр Романович?

— Ваше Величество, во время последнего раздела Польши, когда государство это прекратило своё существование, соглашением нашим с Австрией и Пруссией мы взяли на себя обязательства разделить и польские долги. На долю Российской империи придётся погашение 49% внешних заимствований Польши, что составляет названную мною сумму. Сейчас ведутся переговоры об определении конкретных сумм и обязательств, после которых долг польской короны станет уже российским!

Какое-то время я просто сидел на месте, пытаясь осознать услышанное. Услышанная только что весть казалась настолько противоестественно чудовищной, что с трудом помещалась в голове.

— Александр Романович, — наконец произнес я, медленно выговаривая слова, смысл которых казался настолько абсурдными, — то есть вот эти самые поляки брали займы, но самых невыгодных условиях, деньги потратили на войну с нами, а мы теперь будем расплачиваться с их кредиторами?

— К сожалению, именно так обстоят дела! — подтвердил Воронцов, сочувственно глядя на меня.

— Воля ваша, а это какой-то бред. Думаю, что я не буду выполнять такие условия! — без раздумий выпалил я.

— Но это невозможно, Ваше Величество! — всполошился Воронцов. — Трактат с Австрией и Пруссией заключён и подписан, как же мы от него теперь откажемся?

— Как угодно. Я уж лучше откажусь от польского раздела, если условия его возлагают на нашу страну такие долги!

— Ваше Величество, не горячитесь! В иностранных сношениях нельзя допускать необдуманных действий!

— Ну, вот давайте и обдумаем, как нам не вешать на Российскую державу дополнительно 27 миллионов долга! Лично я категорически против!

В Совете повисла напряжённая тишина.

— Политика покойной государыни Екатерины, — раздался мягкий, по-малороссийски гэкающий голос Безбородко, — заключалась в неизменно тщательном исполнении принятых на себя обязательств. Наша репутация сильно пострадает от такого неисправного поведения…

— Думаю, наша репутация пострадает, если мы, как идиоты, признаем эти польские долги, которые вполне можем на себя и не брать. Что, собственно, случиться, если мы этого не сделаем?

— Нам могут перестать давать в долг…

— Ну и отлично. Нам не надо брать новых кредитов, это обходится слишком накладно. Что ещё?

— Наша репутация…

— Об этом мы уже говорили. Ещё?

Все молчали.

— Давайте не будем подписывать этот странный документ. Я скорее готов пересмотреть соглашение о разделе Польши, чем принимать на себя такие обязательства. К чёрту эти долги! Я не собираюсь грабить своих крестьян. Они с таким трудом наскребают свои гроши на выплату подушных податей и иных налогов, буквально отрывая кусок хлеба от рта своих детей, а мы тут широким жестом подарим каким-то голландским мошенникам 27 миллионов? Ну нет!

В Совете повисла напряжённая тишина.

— Господин Сперанский, — продолжил я. — Занесите в блокнот поручение Экспедиции землемерия Сената провести исследование приграничных с Пруссией и Австрией областей, на предмет того, какое население в них преобладает: белорусское, малороссийское или польское. Я хочу знать, от каких территорий мы можем избавиться в обмен на погашение этих дурацких долгов. Если голландцы начнут настаивать — отдадим им эти земли, и вся недолга. Не захотят брать — их дело.

Михаил Михайлович, мой личный статс-секретарь, и Василий Степанович Попов, секретарь Совета, записали себе эти поручения.

— Так, ладно, с внешними долгами всё примерно понятно. Как у нас обстоят дела с внутренними обязательствами?

Лицо Воронцова приняло сконфуженное выражение. Прозвучавшая затем от него цифра оказалась чудовищной!

— На сегодняшний день, Ваше Величество, сумма внутреннего долга заставляет примерно 172 миллиона!

Да ёклмн, сегодня меня точно «апоплексический удар» хватит, как тут называют любую внезапную и непонятную смерть.

— Что? Это же три годовых бюджеты страны! Откуда возникла такая дикая сумма?

Воронцов мрачно кивнул, показывая полную солидарность с моим возмущением.

— Увы, Ваше Величество, вы полностью правы. Разрешите просветить вас на сей предмет, хотя это и потребует некоторого времени. Случилось всё ровно 10 лет назад, в 1786 году. К тому времени уже наметилось вредное действие на наши финансы ассигнационного рубля, и по воле почившей в бозе государыни императрицы собралась комиссия, дабы решить, что с этим делать. Казалось бы, раз зло проистекло от ассигнаций, то надо было прекратить их печатать. Однако же, покойный граф Шувалов предложил совсем другой проект. Согласно его идеи, надобно было напечатать 100 миллионов ассигнаций, и отправить их в государственные банки. Там эти деньги следовало раздать в виде займов разного рода купцам и их компаниям, промышленникам и дворянам, под изрядный процент. От этих займов предполагалось в течение 15 лет получить процентов на 15 миллионов рублей, что составило бы чистый доход правительства.

— Ну, кажется, это неплохая идея, по крайней мере, на первый взгляд! — заметил я.

— План сей, может, был бы и неплох, был бы он исполнен так, как задуман. Но покойный Светлейший князь Потёмкин до этого не допустил! Услышав про будущий доход в 15 миллионов, он бросился немедленно тратить эти, ещё не полученные, деньги. Представьте себе, Ваше Величество: только-только план, как заработать 15 миллионов, но Потёмкин уже полагал, что эти деньги лежат в его кармане. А ведь это совсем не так: сначала надо найти заёмщиков, готовых взять средства взаймы, выдать им займы, дождаться сроков погашения, получить обратно деньги и причитающиеся процент, (а ведь никогда не бывает так, чтобы все твои должники расплатились полностью и в срок!) — и после этого, по истечении 15 лет, при соблюдении всех этих условий, можно было рассчитывать на получение планируемой прибыли. Потёмкин уже начал тратить всё немедленно: не прошло и трёх лет, как средства эти были полностью израсходованы!

— Ну как же их израсходовали, если их ещё не было? — поразился я.

Воронцов иронический усмехнулся.

— Ваше Величество, тут вы задали очень правильный вопрос! Разумеется, деньги эти были взяты из напечатанных ассигнаций, предназначенных для того, чтобы раздать их в долг! Конечно же, после этого всякая возможность использования средств согласно первоначальному плану полностью исключалась!

— То есть, получить 15 миллионов прибыли даже через 15 лет не было никакой возможности, а между тем это прибыль уже была потрачена?

— Именно.

— А сколько же денег всё-таки было выдано взаймы по первоначальному плану?

— Нисколько, — с горечью произнес Александр Романович. — Все эти средства разошлись по предметам совершенно непроизводительным: на устройство Черноморского флота, на строительство в Новороссийском крае и Тавриде, на крымскую поездку Государыни императрицы, на войны с Турцией и шведским королём… И теперь наши финансы находятся в самом расстроенном состоянии: бумажных ассигнаций напечатано на 157 миллионов, против планировавшихся ранее, не более чем ста миллионов; курс ассигнаций сильнейшим образом упал: их никто не желает брать, теперь все требуют или серебряных, или хотя бы медных денег. В государственном бюджете образовалась крупнейшая недостача, которую покрывать стали внешними заимствованиями, набрав за 5 лет на 39 миллионов рублей. Ну и этого не хватило, поэтому ассигнации продолжили печатать, и сейчас курс их к серебру идёт в размене 146 на 100, а у правительства получается 157 миллионов ассигнационного долга. Ещё 15 миллионов казна должна разного рода поставщикам, так что итоговая цифра получается в 172 миллиона.

Воцарилась молчание. Я пытался осознать услышанное, и, надо сказать, что-то у меня в голове в этот момент «не срасталось».

— Александр Романович, ещё раз: наш внутренний долг состоит из задолженности поставщикам в 15 миллионов, и ещё из задолженности держателям ассигнаций — 147 миллионов?

— Да, Ваше Величество! Впрочем, первая сумма не так для нас опасна: ещё в прошлый год было предложение графа Зубова задержать оплату поставщикам настолько, чтобы они пришли в совершенное отчаяние, а затем выкупить у них расписки казны на третьих лиц по сниженной против номинала цене. Я сам, хоть и не поддерживаю таких мер, но в сложившихся обстоятельствах признаю их необходимость. Что же касается ассигнационного обязательства, то надобно отметить, что долг этот беспроцентный, и сроки его погашения нигде не определены. Поэтому…

Пока я это слушал, меня пронзила странная догадка.

— Постойте, Александр Романович, постойте! Вы что же, действительно считаете, что ассигнации являются казённым долгом?

— Разумеется, — с удивлением произнес граф. — Что же это такое, как не долг!

— Конечно же, нет! Это просто деньги!

Воронцов посмотрел на меня так, будто впервые в жизни увидел.

— Как деньги могут быть бумажными? Это решительно невозможно. Только благородные металлы могут считаться действительным, признанным всеми средством расчёта!

— Вы совершенно не правы — произнес я, ликуя в душе. — Деньгами может быть что угодно, любой предмет удобный для обмена и накопления богатства. Скажу вам больше –деньгами может быть даже и не предмет, а всего лишь запись в гроссбухе, фикция, точь-в-точь как в мире идей Платона. Нередко уже и сейчас приходится видеть, что деньги иной раз выглядят как обычная цифра на гербовой бумаге!

— Это вы про вексельные расчёты? — догадался Воронцов. — Я действительно с некоторых пор применяют в Англии, но нашей стране они пока незнакомы!

— В сущности, с ними всё понятно — если есть некий авторитетный банк, и в нём числится на ваших счетах некая сумма денег, то можно полагать, что вы действительно располагаете этими деньгами, даже если их нет физически у вас на руках, и даже если их нет в хранилище банка. Однако же, давайте вернёмся к ассигнациям. Они удобны для хранения и расчётов, их трудно подделать, и они принимаются везде в качестве законного средства платежа. Значит — это деньги! У нас нет совершенно никакой необходимости менять их на монету — ни сейчас, ни в будущем. Всё, что там следует предпринять — это улучшить качество ассигнаций, с тем, чтобы полностью исключить возможность подделок, и контролировать их количество, находящееся в обращении, не допуская чересчур сильного их обесценения. В остальном же ассигнации — превосходная вещь, много удобнее серебряной и даже золотой монеты.

— Но, Ваше Величество, курс ассигнаций падает….

— Александр Романович, если вы примете мою логику рассуждений, то поймёте, что в падении курса ассигнаций нет большой беды. Вы боитесь, что нам придётся выкупать бумаги на 157 миллионов, и не знаете, где для такой операции взять столько серебряной монеты. Но мы никогда не будем обменивать их на монету: всё, что предстоит правительству, это далее печатать и печатать новые выпуски ассигнационных билетов, не допуская чрезмерных потрясений. Более того: некоторое падение курса ассигнаций имеет даже некоторое положительное значение. Обществу просто следует привыкнуть к этому обстоятельству и выработать верные правила поведения: не держать ассигнации в сундуках, а непременно помещать их в банки, или же пускать сразу в деловой оборот.

— Ваше Величество, это невозможно! Такие действия страшнейшим образом подорвут наш кредит!

— Если вы говорите о внешнем кредите, то мне это безразлично — мы не намерены более брать внешних займов. Если же вы толкуете о доверии внутри страны, то здесь средство одно — разумная финансовая политика, уничтожение дефицита бюджета и время, которое позволит народу привыкнуть к бумажным деньгам.

Воронцов задумчиво покачал головой.

— Во всех странах мудрые правительства стараются укрепить свою денежную единицу, дабы избегать потрясений в обществе и государстве…

— Да неужели? Вы забыли тот кунштюк, что выкинул в своё время Фридрих Великий?

История, о которой я напомнил Воронцову, в своё время наделала много шума. Указанный Фридрих, в Семилетнюю войну наделав массу долгов, погасил их испорченной монетой, имевшей в составе больше лигатуры, чем серебра. По понятным причинам, особенно много этих монет ушло в Голландию. А затем, рассчитавшись с кредиторами, Фридрих объявил о денежной реформе и начал печатать уже полновесный серебряный талер, категорически отказавшись принимать по номиналу прежние низкокачественные монеты! Скандал вышел первостатейный; кое-кто из голландских банкиров даже покончил жизнь самоубийством! И ничего: небо не упало на землю, а Пруссия осталась вполне себе уважаемым государством.

— Да и что, собственно, хорошего в серебре? — продолжил я свою мысль. — Вот подумайте сами, Александр Романович: произвели где-нибудь на Урале полосовое железо. С великими трудами привезли его в Петербург, и тут продали англичанам за мексиканское серебро. Что нами в результате сей сделки потеряно, а что в итоге получено? Мы потеряли железо, которое и в нашей стране было бы не лишним: наши крестьяне до сих пор пашут деревянной сохой, боронят деревянными боронами, копают деревянными лопатами и строят избы без гвоздей. Взамен мы получили всего лишь серебро: маленькие блестящие кружочки, годные лишь, чтобы рассчитываться на рынках, и совершенно бесполезные во всех прочих отношениях! А ведь мы могли бы сами изготовить эти самые деньги: крупные напечатать на бумаге, мелкие изготовить из меди, и уральское железо осталось бы в стране! По сути, продавая железо за серебро, мы бессмысленно отдали тяжёлый труд наших уральских рабочих владельцам мексиканских серебряных рудников. Нет, Александр Романович, это не ассигнации нам не нужны — это как раз серебро нам не потребно!

Воронцов глядел на меня уже в полном отчаянии.

— Ваше Величество…

— Называйте меня «Александр Павлович», как прежде! У нас сейчас деловое совещание и будем считать, что я здесь выступаю не как абсолютный монах, а как первый министр своей державы: и со мною можно совершенно свободно дискутировать и спорить. «Величеством» будете меня обзывать на балах и официальных церемониях!

— Хорошо, Ваше Ве… Александр Павлович. Однако же, насчёт серебра — не могу с вами никак согласиться! Серебро имеет два важных достоинства: прежде всего, оно признано во всём мире как средство платежа; во-вторых, количество его ограничено добычею, возможною на рудниках. Что же касается бумажных денег, то, зная наше обыкновение пускать всё на самотёк, можно быть совершенно уверенным, что уже через несколько лет их напечатают настолько невообразимое количество, что уважение к бумажным банкнотам совершенно упадёт, ровно так, как это было 2 года назад во Франции!

— Александр Романович, вы, безусловно, правы и с первым, и со вторым замечанием. Серебро действительно принято во всём мире, и это удобно для заграничных расчётов, но это удобство стоит нам слишком дорого! Огромное количество нашего населения почти никак не задействовано в иноземной торговле; в таких обстоятельствах представляется безумием отдавать огромное количество наших товаров просто для того, чтобы получить серебро. Я бы, пожалуй, лучше задумался о совершенствовании оборота ассигнаций, — дело явно того стоит. Что же касается второго вашего возражения, — то всё в наших руках! Следует сообразовывать наши расходы с доходами, и не надобно будет печатать много ассигнаций, только и всего! Давайте повысим доходы, и сократим расходы, чтобы сбалансировать наш бюджет!

Воронцов молчал, пытаясь осмыслить услышанное.