Божии дворяне

КОПЬЕ ФИНЕЕСА И ЛОНГИНА

В последних главах Евангелия от Иоанна повествуется, как «один из воинов» пронзил копьем ребра Иисуса Христа, распятого на Голгофском кресте. Согласно древней христианской легенде, этим воином был римский центурион (сотник) по имени Гай Кассий Лонгин, присутствовавший при распятии в качестве официального представителя римского прокуратора (императорского наместника) Иудеи – Понтия Пилата.

На протяжении двух лет римский центурион следил за деятельностью странствующего галилейского проповедника Иисуса из Назарета, о котором ходили слухи, что он и есть ожидаемый иудеями Спаситель-Мессия, предназначенный свыше для восстановления земного Царства Израильского в прежнем блеске – хотя Кассий и не видел никакой угрозы, которая бы исходила от Галилеянина для римского владычества над Палестиной.

После ареста Иисуса людьми первосвященника Иерусалимского и передачи облыжно обвиненного в посягательстве на царский венец проповедника на казнь, Гай Кассий Лонгин стал свидетелем мужества и величия, проявленного Галилеянином, распятым на кресте между двумя разбойниками.

В ветхозаветной книге «Исход» (12, 46) о пасхальной жертве – прообразе Мессии-Христа, как Агнца Божия – принесенного в жертву на Пасху за грехи рода человеческого – было сказано «…и костей ее не сокрушайте»[59]. Поэтому Анна, тесть первосвященника иудейского Каиафы и советник Синедриона (Верховного судилища Иерусалимского Храма), и сам Каиафа твердо вознамерились «сокрушить кости» Христа, дабы убедить таким образом народные массы, что Иисус из Назарета – не Мессия, а вероотступник, рвущийся к царской власти во что бы то ни стало.

Время шло, а распятые все не умирали. Это дало Анне и Каиафе необходимый им повод. Анна, как высший авторитет в вопросах Закона Моисеева, не дозволявшего казнить человека смертью в субботу, при посредничестве царя Иудейского Ирода Антипы обратился к римскому прокуратору Иудеи - Понтию Пилату - с ходатайством позволить храмовым служителям перебить распятым кости, с целью ускорить приход смерти осужденных, чтобы они умерли в пятницу, до появления на небе первой вечерней звезды и наступления темноты, знаменовавших приход субботы.

Понтий Пилат удовлетворил просьбу Анны. Первосвященник Каиафа направил отряд храмовой стражи на Голгофу (это слово переводится с арамейского как «Череп» или «Лысая гора» - по легенде, именно в пещере Голгофы испокон веков покоились череп и кости праотца Адама). Возглавлявший отряд военный предводитель нес в руке копье Ирода Антипы, (тетрарха или «четверовластника», в действительности не обладавшего в Иерусалиме царской властью, носившего лишь титул царя Иудейского и владевшего всего лишь четвертью прежней территории Иудейского царства, расположенной в Заиорданье). Это священное копье служило символом полученных предводителем полномочий на совершение дозволенного римским прокуратором акта «сокрушения костей». Не имей он в руке этого зримого символа царской власти, как бы делегированной ему по данному случаю формально тетрархом Иродом, а фактически – Иерусалимским судилищем, римские воины, охранявшие место казни, не позволили бы ему и его людям и пальцем коснуться осужденных.

К описываемому времени старинное копье, врученное царем Иродом начальнику храмовой стражи в знак переданных ему полномочий, было уже овеяно множеством древних легенд. Считалось, что это копье было выковано по воле ветхозаветного пророка Финееса, как символ магических сил, содержавшихся в крови богоизбранного народа. Когда израильтянин Зимри, сын Салу, начальник поколения Симеонова, после победы возглавляемого пророком Моисеем Израиля над язычниками-мадианитянами и уклонения победоносных израильтян в ересь идолослужения Ваал-Фегору, божеству побежденных язычников[60], привел в свой шатер мадианитянку Хазву, дочь Цура, начальника Оммофа, племени Мадиамского, «…Финеес, сын Елеазара, сына Аарона священника, увидев это, встал из среды общества, и взял в свою руку копье, и вошел вслед за израильтянином в спальню и пронзил обоих их, израильтянина и женщину в чрево ее…» (Числа, 25, 6-8)[61]. В данном случае священник Финеес исполнял прямое указание Святого пророка-Боговидца Моисея: «И сказал Моисей судьям Израильским: убейте каждый людей своих, прилепившихся к Ваал-Фегору»[62]. Так магическое копье оказалось впервые омытым в крови супостатов Единого Бога. После этого оно не раз оправдало себя в качестве талисмана военной удачи и власти. Так, пророк Иисус Навин держал в руке именно это копье, подавая своим воинам сигнал испустить оглушительный крик, приведший к падению стен неприступного Иерихона, а также при взятии другого ханаанского города – Гая. «Тогда Господь сказал Иисусу: простри копье, которое в руке твоей, к Гаю, ибо Я предам его в руки твои…Иисус простер… копье, которое было в его руке, к городу. Сидевшие в засаде тотчас встали с места своего и побежали, как скоро он простер руку свою, вошли в город и взяли его и тотчас зажгли город огнем»[63]. Это же самое копье царь Израильский Саул в приступе гнева метнул в молодого Давида, игравшего перед ним «на струнах»: «…в руке у Саула было копье. И бросил Саул копье, подумав: пригвожду Давида к стене; но Давид два раза уклонился от него»[64].

По старинной легенде, царь иудейский Ирод Антипатрид, прозванный Великим, также держал в руках это древнее копье, как символ власти над жизнью и смертью, когда отдал свой жестокий приказ перебить всех невинных младенцев «от двух лет и ниже», родившихся в Вифлееме Иудейском «и окрест него», стремясь погубить среди них и младенца Иисуса, которому было предсказано стать «Царем Иудейским»[65]. А теперь то же самое копье было принесено на Голгофу по приказу другого Ирода, сына предыдущего, как символ права на «сокрушение костей» Христа Спасителя.

Когда храмовые стражники поднялись на Голгофу, римские воины, охранявшие кресты с распятыми, с отвращением отвернулись. Лишь сотник Гай Кассий Лонгин, которому это было положено по должности, не отвел взора, когда слуги первосвященника раздробили палицами черепа и кости двух разбойников, распятых по обе стороны от Иисуса. Римский центурион, не в силах преодолеть омерзения при виде того, как жестоко были перебиты кости разбойников, решил защитить тело Христа от поругания.[66]

Выхватив копье Финееса из рук начальника храмовой стражи, центурион направил своего коня к среднему кресту и пронзил грудь распятого Иисуса справа между четвертным и пятым ребром. Именно так было принято у римских воинов проверять по окончании сражения, не остался ли кто в живых из их противников, чьи тела устилали поле битвы. Дело в том, что из застывшего трупа кровь не вытекала. Но в данном случае из пронзенного ребра Распятого «истекла кровь и вода» - и в тот момент, когда таким «неестественным» образом пролилась спасительная кровь Христа, Гай Кассий Лонгин уверовал в Него на всю жизнь.

Копье Финееса в данном случае сыграло роль своеобразного «катализатора Откровения». Оно послужило живым свидетельством Воскрешения плоти, ибо нанесенная его острием телесная рана таинственным образом сохранилась и на теле воскресшего Христа, явившегося своим ученикам в Еммаусе. Лишь один из апостолов – Фома Неверующий, склонный верить только в то, что был способен узреть своими телесными очами, не узнал воскресшего Богочеловека, вошедшего к ученикам через затворенную дверь, чтобы открыться им.[67]

И тогда Иисус сказал Фоме: «…подай перст твой сюда и посмотри руки Мои (с ранами от гвоздей – В.А.); подай руку твою и вложи в ребра Мои (пронзенные копьем – В.А.); и не будь неверующим, но верующим»[68].

Поскольку раны от гвоздей и от копья были видны на теле воскресшего Христа, первые христиане верили, что, если бы римскому сотнику Лонгину не удалось предотвратить сокрушение костей Иисуса на кресте, воскресение было бы невозможным. Именно так они понимали древнее пророчество: «Кость Его да не сокрушится».

Центурион Гай Кассий Лонгин, поразивший Спасителя копьем Финееса и Иисуса Навина в ребро, чтобы предохранить Его тело от «сокрушения костей», вошел в христианские легенды как «копейщик Лонгин» или «копьеносец Лонгин». В качестве одного из первых христианских святых, он особенно почитался иерусалимской христианской общиной, как живой свидетель пролития Крови Нового Завета, символом которого стало древнее копье.

И в самом деле – на краткий миг в руках у Лонгина оказалась судьба всего рода человеческого, предназначенного либо к тому, чтобы по-прежнему нести бремя первородного греха, либо к спасению путем подражания Христу. Копье, которым были пронзены ребра Спасителя, и в наконечник которого был позднее вделан один из голгофских гвоздей, стало одной из величайших общехристианских святынь, овеянной множеством легенд. Число этих легенд росло с течением столетий. Считалось, что тот, кто владеет копьем Финееса и Лонгина и способен познать те силы, которым оно служит, держит в руках судьбы всего человечества.

Маврикий, легат Фиванского легиона, согласно христианской легенде, держал в руке «копье Лонгина», когда отказался принести жертву языческим идолам по приказу римского тирана Максимиана. По повелению верховного Императора Диоклетиана, жестокого гонителя христиан, Фиванский легион – один из лучших в римской армии – в 285 г. п. Р.Х. заманили из Египта в Галлию для участия в смотре римских войск, в ходе которого планировалось проведение массового языческого празднества с целью оживить и укрепить веру легионеров в древних римских богов. Укрепление пошатнувшейся веры в богов древнего Рима Диоклетиан, сам объявивший себя «Иовием» («сыном Юпитера»), а своего соправителя Максимиана – «Геркулием» («сыном Геркулеса»), считал единственным средством остановить распад Империи. Легат Маврикий (принадлежавший, кстати, не к ортодоксальной, а к еретической, манихейской ветви христианства), в знак протеста против высказанной Максимианом угрозы подвергнуть его легион децимации (казни каждого десятого воина-христианина), предложил себя в качестве добровольной жертвы за своих людей, преклонил колена и «принял мечное сечение», то есть был обезглавлен. Христианские агиографы донесли до нас его последние слова: „In Christo morimur“ («Умрем во Христе»).

Ветераны Фиванского легиона, воодушевленные примером ненасильственного, но оттого не менее решительного сопротивления богоборческой власти, проявленного их доблестным легатом, предпочли умереть, как он, но не принести жертву римским богам, в которых они больше не верили. Даже произведенная над легионом децимация – казнь каждого десятого – не оказала на уцелевших легионеров, охваченных жаждой мученического подвига, никакого воздействия. Все 6 666[69] легионеров – пожалуй, самое дисциплинированное подразделение в истории римской армии – блестящей грудой сложили оружие к ногам тирана и бестрепетно подставили свои шеи мечам палачей. Тогда разъяренный Максимиан отдал жестокий приказ вырезать весь легион, как жертву своим богам. Так, по крайней мере, говорится в житии Святого мученика Маврикия.

Жертвенная гибель Фиванского легиона во имя Христианской веры потрясла весь языческий мир и подготовила приход к власти Святого Равноапостольного Царя Константина Великого, превратившего Римскую империю в Христианскую державу.

Во время битвы у Мульвийского моста через Тибр у врат Рима, в которой языческий император Максенций был разбит Константином Великим, последний держал в руке «копье Лонгина», которое, со времен коллективного мученичества фиванских легионеров, стали именовать также «копьем Святого Маврикия».. Исход битвы определил, кто отныне будет править Римом, и привел к объявлению Христианства официальной религией Римской империи. Хотя сам Константин Великий, почитавший бога Солнца и считавший источником своих побед «Высшее Божество» (Summa Divinitas) - что, впрочем, вовсе не мешало ему вмешиваться в церковные споры между христианскими иерархами о Троичности Божества! - окрестился лишь на смертном одре[70] и воспользовался тайной силой Святого копья для того, чтобы подчинить новую религию и ее адептов своим собственным честолюбивым планам, направленным на то, чтобы сохранить воинственный дух Ромула даже под личиной обновленного Христианством преображенного Рима. Облаченный в порфиру, под которой был скрыт наконечник Святого копья, Император, провозглашенный придворными льстецами «тринадцатым апостолом», в качестве «внешнего епископа» провозгласил перед отцами Церкви, собравшимися на Никейском соборе, догмат о Троичности Божества. При основании Нового Рима – Константинополя – Константин Великий, по древнеримскому обычаю, обходя границы будущей столицы, держал перед собой Святое копье и утверждал при этом, что «идет по стопам Того, Кого видит идущим перед собой».

Несмотря на то, что позднейшие восточно-римские православные Императоры считали Святого Равноапостольного Царя Константина принадлежащим исключительно собственной, «византийской», истории, его авторитет во всем христианском мире, в том числе и на Западе, был столь велик, что западные крестоносцы-«латиняне», захватившие Константинополь в ходе злополучного для Восточной империи IV Крестового похода, в числе прочих христианских святынь (в частности, двух обломков Святого Истинного Креста, голгофских гвоздей, туники и тернового венца Спасителя, Честной главы Святого Предтечи и Крестителя Господня Иоанна и др.)[71] вывезли оттуда и порфировую гробницу Императора Константина Великого, хранящуюся с тех пор в Ватикане[72].

Позднее «копье Лонгина-Маврикия» на протяжении столетий постепенного упадка Римской империи играло немаловажную роль в отражении набегов северных и восточных варваров, а также в их обращении в христианство и союзников римского дела.

Этим копьем владел Феодосий – последний великий Император единого Рима, в 385 г. усмиривший с его помощью опустошавших имперские земли остготов. Готский король Аларих, принявший христианство и взявший Рим в 410 г., в качестве контрибуции потребовал передать ему, между прочим, и Святое копье. От Алариха «копье Лонгина-Маврикия» перешло к «последнему римлянину» Аэцию – полководцу Императора Валентиниана, а от Аэция – к вестготскому королю Теодориху, объединившему, при помощи «копья Лонгина-Маврикия», под своими знаменами германцев и галло-римлян, остановивших нашествие орд гуннского вождя Аттилы в битве на Каталаунских полях в 452 г.[73]

Обладал Святым копьем и православный василевс Юстиниан Великий – величайший Император Восточной Римской Империи (Византии), отвоевавший у варваров значительные территории бывшей Западной Римской Империи (Северную Африку с Карфагеном – у вандалов, Италию с Римом – у остготов и пр.) и прославившийся также строительством Собора Святой Софии в Константинополе и кодифицированным в его правление сводом римского права (Codex juris civilis). Держа в руке «копье Лонгина-Маврикия», Юстиниан повелел закрыть Афинскую академию и навсегда изгнать за пределы Христианской империи всех учителей языческой философии. Согласно византийской традиции, Святое копье с тех пор пребывало в ризнице константинопольской церкви – по крайней мере, до взятия «Второго Рима» крестоносцами-латинянами в 1204 г. Во всяком случае, по свидетельству одного из участников штурма «франками» Константинополя, Робер де Клари, свидетельствовал, что «…там нашли…железный наконечник от копья, которым прободен был наш Господь в бок…- кстати, по его же свидетельству, «франки» нашли там же «…в одном хрустальном сосуде…большую часть пролитой Им крови» (Робер де Клари. «Завоевание Константинополя» LXXXII)[74]. Возможно, это был Святой Грааль, хотя еще ранее, в XII в., рыцари Храма хранили в своей крепости Газа «чашу из зеленого хрусталя или изумруда на золотых ножках», выдававшуюся ими за подлинный Святой Грааль, якобы обретенный тамплиерами в Кесарии (а также, кстати, и другое Святое копье, при помощи которого участники I Крестового похода овладели Антиохией)[75]! Но вернемся к Копью пророка Финееса.

В VIII и IX вв. п. Р.Х. «копье Финееса-Лонгина-Маврикия» по-прежнему оставалось своеобразной «осью» исторического развития. Утверждали, что этот таинственный талисман был снова использован в качестве реального древкового оружия франкским полководцем Карлом Мартеллом, одержавшим в 782 г. при Пуатье эпохальную победу над войском арабов-мусульман. Победа арабов над франками при Пуатье означала бы установление власти Ислама надо всей Европой (во всяком случае, Западной). Если это правда, то что за Святое копье хранилось тогда в Константинополе?

Внук Мартелла, франкский король Карл Великий, коронованный папой в 800 г. первым Императором Священной Римской Империи, был в немалой степени обязан своими военно-политическими успехами обладанию Святым копьем. Не сомневаясь в его победоносной силе, Карл Великий совершил за годы своего правления 47 успешных военных походов, в частности, покорив и обратив в христианство язычников-саксов. Кроме того, считалось, что обладание Святым копьем сделало Карла ясновидящим и способным предугадывать все планы и действия своих врагов, а также определить место захоронения апостола Иакова Зеведеева в испанской провинции Галисии, со временем превратившееся в одно из древнейших мест паломничества – Сантьяго де Компостела, где позднее, с целью охраны паломников к гробнице апостола, был основан знаменитый духовно-рыцарский Орден Святого Иакова и Меча. Обладание «копьем Лонгина» окружало его венценосного владельца ореолом святости и мудрости в глазах всех его подданных. Говорят, что Карл Великий всю свою жизнь пребывал в непосредственной близости от «копья Финееса-Лонгина-Маврикия», не расставаясь с ним ни днем, ни ночью. Когда же он, возвращаясь из своего последнего военного похода, случайно выронил копье из рук, все расценили это как предвестие скорой смерти легендарного Императора (которая не замедлила и в самом деле наступить).[76]

Со дня коронации Карла Великого в Риме в 800 г. и до ликвидации Священной Римской Империи Наполеоном I после битвы при Аустерлице в 1805 г. «копьем Финееса- Лонгина-Маврикия» на протяжении 1000 лет обладали 45 западных «римских» (на деле же – франкских, а затем – германских) Императоров.[77]

Справедливости ради, следует заметить, что во все времена существовало (и по-прежнему существуют) немало реликвий, претендующих на право именоваться «подлинным копьем Лонгина». Одно такое копье (точнее, наконечник копья, украшенный в центре прорезью в форме лапчатого креста – так называемый «святой Гегард») с давних пор (якобы с момента крещения древней Армении в IV в.) хранится в ризнице кафедрального собора монофизитской армянской церкви г. Эчмиадзина, вместе с другими христианскими святынями, привезенными крестителем Армении Григорием Просветителем из Кесарии Палестинской. «Святой Гегард» помог войскам армянских христиан одолеть их противников-огнепоклонников (маздеистов). Другое «Святое копье» с незапамятных времен висело в Большом зале Ватикана (а до этого – в Латеранском дворце римских пап). Третье «копье Лонгина» обреталось в древней столице Польши – Кракове – считалось, что римско-германский Император Оттон III подарил его своему вассалу - польскому королю Болеславу Храброму, собравшемуся совершить паломничество в Святую Землю. Четвертое «копье Финееса», таинственным образом связанное с именем знаменитого православного проповедника и Отца Церкви Иоанна Златоуста, как мы уже знаем, несколько столетий хранилось в столице Восточной Римской империи - Константинополе. В XIII в. это копье было перевезено французским королем Людовиком Святым, возвращавшимся из крестового похода, из Византии в Париж. Им очень интересовался знаменитый схоластик-доминиканец Фома Аквинский, прозванный «ангелическим доктором»[78]. Но если это так, то что за Святое копье, упомянутое Роббером де Клари, обрели западные крестоносцы при взятии Царьграда в 1204 году?

Еще одно «копье Лонгина» впервые вошло в историю в Х в., в правление германского короля из Саксонской династии – Генриха I Птицелова (919-936 гг.), разгромившего во главе тяжеловооруженной саксонской кавалерии конные орды опустошавших Германию венгров (мадьяр). В битве на р. Унструте, ознаменовавшей окончательное поражение венгерских язычников, король Генрих якобы держал в руке «копье Лонгина». После победы над венграми таинственное копье не упоминалось в летописях до самого дня смерти Генриха Птицелова в Кведлинбурге и коронации его не менее знаменитого сына – римско-германского Императора Оттона I Великого (936-973 гг.), засвидетельствованного льстивыми придворными хронистами в качестве первого «законного» владельца Святого Копья. Правда, по одной из версий, Генрих Птицелов перед тем, как завещать Святое копье своему сыну и наследнику, передал его на некоторое время своему отдаленному родственнику (по происхождению от древнегерманских саксов, еще до переселения части саксонского племени, вместе с англами и ютами, в Британию!) англо-саксонскому королю Ательстану, также сражавшемуся не на жизнь, а на смерть с язычниками (только не с венграми, а с датскими викингами, наводнившими в то время Англию). С помощью «копья Лонгина» король Ательстан одержал решающую победу над датчанами в битве при Мальмсбери[79]. Когда же сестра Ательстана – Эдгита – вышла замуж за Оттона Великого, английский король подарил ему Святое копье как часть приданого своей дочери. С этим даром было, якобы, связано поставленное Оттону его тестем Ательстаном условие превратить города-гарнизоны континентальной Европы в торговые центры, и потому Оттон I вошел в историю не только как победитель варваров, но и как градостроитель, придавший первые контуры европейской экономике. Он, в свою очередь, разгромил венгров в битве на р. Лех под Аугсбургом в 955 г. – и, разумеется, при помощи Святого копья, которое возили за ним в сражении рядом с военным стягом, украшенным образом Михаила Архангела. Согласно сообщениям других хронистов, Оттон Великий, прибыв с войском в Рим, еще в качестве германского короля, преклонил колена перед папой Иоанном XII, который коснулся «копьем Лонгина» его плеча и тем самым символически провозгласил его владыкой «Священной Римской Империи»[80]. При этом, правда, остается не совсем ясным вопрос, какое именно «Святое копье» использовалось при коронации – унаследованное королем Оттоном – через Ательстана - от отца, или же хранившееся «с незапамятных времен» у римских пап.

Во всяком случае, не подлежит сомнению, что священным «копьем Финееса и Лонгина» владели последовательно 5 римско-германских Императоров Саксонской династии, а затем 7 кайзеров Швабской династии Гогенштауфенов, в том числе легендарные Фридрих I Барбаросса («Рыжебородый») и его не менее знаменитый внук Фридрих II, прозванный «чудом мира» (stupor mundi)[81].

Фридрих I Барбаросса (1152-1190 г.г.), в чьих жилах текла кровь враждовавших дотоле древних родов Штауфенов и Вельфов, поистине обладал всеми качествами идеального средневекового правителя и рыцаря. Мечтавший о восстановлении древней Римской Империи в прежнем блеске, рыжебородый Император, хотя и не имел под своим началом победоносных древнеримских легионов, покорил всю Италию, взял Милан (откуда вывез реликварий с мощами трех евангельских «царей-волхвов», доныне хранящийся в Кельнском соборе) и доказал свое превосходство над папой. Он взял Рим и – с «копьем Лонгина» в руке! - лично возглавил штурм Ватикана, вынудив папу искать спасение в бегстве. Позднее, встретившись с папой в Венеции, Барбаросса – опять-таки со Святым копьем в руке! – преклонил колена перед папой, которого только что победил на поле боя, и поцеловал ему ноги. Но это было ничем иным, как военной хитростью, необходимой для того, чтобы выиграть время и восстановить свою власть над мятежной Италией. Фридрих I Барбаросса погиб во время III Крестового похода, утонув при переправе через р. Салефу в Сирии. В момент переправы через реку Святое копье выскользнуло у него из рук – и конь Императора в тот же миг оступился![82] Из реки его извлекли уже мертвым. Впрочем, смерть во время Крестового похода (как и во время всякого паломничества к святым местам вообще) считалась достойнейшим концом для рыцаря и вообще всякого христианина и верным пропуском в рай[83]…

Однако внук Барбароссы, по мнению многих современников и историков последующих поколений, превзошел своего знаменитого деда. Фридрих II Гогенштауфен (1212 -1250 гг.), необычайно талантливый и высокообразованный для своего времени властитель, обладавший поистине энциклопедическими знаниями (в том числе и в области оккультных наук), свободно владевший шестью языками и правивший на Сицилии, являвшейся при нем центром Священной Римской Империи, более всех своих сокровищ ценил «копье Финееса и Лонгина», унаследованное им от своего легендарного деда. Фридрих II полагался на магическую силу Святого копья как во время совершенного им крестового похода в Святую Землю (в ходе которого ему удалось, почти без пролития крови, заставить мусульман вернуть христианам Иерусалим и самому короноваться королем Иерусалимским – хотя и против воли папы, отлучившего его от церкви!), так и в непрестанных боях с мятежными итальянскими городами и папскими войсками.[84]

Когда власть над Священной Римской Империей перешла к Люксембургской династии, представители последней как бы унаследовали и функцию хранителей Святого копья. Один из знаменитейших представителей этой династии, римско-германский император и чешский король Карл (Карел) IV Люксембург, повелел изготовить для Святого копья новую, золотую манжетку, скреплявшую переломившийся со временем наконечник, поверх предыдущей, серебряной манжетки, с надписью, свидетельствующей о принадлежности копья Святому Маврикию, и повелел хранить Святое копье в замке Карлштейн близ Праги. В период гуситских войн еретики-табориты неоднократно осаждали замок Карлштейн, пытаясь овладеть Святым копьем, в чем, однако. Не преуспели, невзирая на многократные штурмы и ожесточенный артиллерийский обстрел (так, в ходе шестимесячной осады Карлштейна в 1422 г. гуситы выпустили по осажденному замку в общей сложности до 10 000 каменных ядер из метательных машин и артиллерийских орудий).[85]

Со временем Святое копье перешло к римско-германским Императорам из австрийской династии Габсбургов, и с тех пор хранилось в сокровищнице их венского дворца Гофбург вместе с коронационными регалиями Священной Римской Империи. После битвы при Аустерлице Наполеон потребовал передачи ему «копья Лонгина», которое было перевезено в старинный имперский город Нюрнберг. Впрочем, по другой версии все было наоборот – до Аустерлица Святое копье находилось в Нюрнберге, а после Аустерлица – в Вене[86]. Вторая версия представляется нам более правдоподобной.

После присоединения Австрии в гитлеровской Третьей Империи в 1938 г. Святое копье было вновь перевезено в Нюрнберг, а оттуда – в восстановленный рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером, в качестве штаб-квартиры «черного Ордена», древний вестфальский замок Вевельсбург, которому - по не доведенному до конца проекту – предполагалось придать очертания «копья Лонгина» (см. фото ). После 1945 г. Святое копье было, по одной версии, вместе с прахом Адольфа Гитлера и Святым Граалем, доставлено секретной субмариной на тайную нацистскую базу Шангрила в Антарктиде, в то время как в венский Гофбург была возвращена всего лишь копия Святого копья. По другой, общепризнанной, версии – в Гофбург было возвращено подлинное «копье Финееса и Лонгина».[87]

Святое копье пребывает в Вене по сей день. В его продолговатый, почерневший от времени железный наконечник, покоящийся на выцветшей красной бархатной подушечке, в кожаном футляре, вделан кованый железный гвоздь – по преданию, один из голгофских гвоздей (см. фото). Гвоздь этот вделан в прорезь посредине наконечника, украшенного в нижней части нанесенными по обе стороны от втулки двумя золотыми Андреевскими крестиками, и дополнительно закреплен при помощи манжетки, обмотанной металлической (золотой, серебряной и медной) проволокой. В ходе бурной истории Святого копья его наконечник оказался переломленным пополам и с тех пор его острие соединено с нижней частью наконечника другой, серебряной, манжеткой, которой довольно-таки неуклюжие руки древнего мастера попытались придать очертания сложенных голубиных крыльев[88].