— Олег Николаевич, да не горячись ты так. Не рви себя. Бессмысленно. Да и поздно уже копья ломать.
Однако, командир БДК с ненавистью смотрел на ещё один контейнер, опускающийся на палубу его корабля.
— Я и так загружен по самые ноздри. У меня десантура в БМПхах спит. А кое-кто и под ними. Я полгода, как на должности, но уже поседел, а сейчас и до инфаркта недалеко. Или до прокуратуры. Их же двадцать штук, млять! А нам через всю Атлантику шлёпать. И что в этих ящичках, одному богу известно.
— Ну… Не только богу… — Усмехнулся первый штурман, намекая на принимающего груз прикомандированного контрразведчика, стоящего с пачкой документов на палубе. А рядом с ним, дёргаясь всем телом, как будто пытаясь убежать, но ноги его кто-то приклеил к палубе, размахивая руками, метался старпом.
Командир корабля и вахтенный штурман, он же — командир штурманской части, стояли на правом крыле ходовой рубки и наблюдали за погрузкой сорокафутовых контейнеров.
— Я не могу на это смотреть, — сказал командир, одёрнул китель, сдул невидимую пыль с «каплейских» погон и уже двинулся в сторону двери «капитанского мостика», как на причал выехал «Патриот».
— Комбриг, твою маму! — Тихо выругался он. — И ни одна млять не «маякнула». Родной Кронштадт! — Рыкнул командир, и быстро спустился по внешним трапам правого борта на рабочцю палубу, но на причал спуститься не успел. Сунувшись на трап, Олег увидел перешагивающего через две ступеньки комбрига.
— Это что на твоей коробке твориться, каплей?! — Начал тот, не дойдя до палубы, с трудом захватывая воздух ртом. — Под суд… — он поперхнулся и остановился, — захотел?!
— Таащ, командир бригады, разрешите доложить: особисты командуют. Двое на причале, один на палубе. Прикомандированный. Я и так, и эдак.
— По команде доложил?!
— Так точно!
— Хотя, что это я? Мне ж комендант и звонил. И что в них?
— По бумагам: буровая установка и нефтеперегонный завод.
— Завод?! — Удивился комбриг.
— Мини — завод.
— И как ты это всё потащишь?
— Говорят — посчитали по весу… Там у них что-то лёгкое.
— Знаем мы, что у них там «лёгкое» … А как посунется?! Атлантика — это вам не мамкина киска. А ты плоский, как… — Он смачно и длинно выругался. — Пошли, к «мачехе»[1]. Документы гляну.
Капраз уверенно двинулся от трапа к левому борту.
— Здравия желаю, товарищ капитан первого ранга!
— Здравствуй, майор. Что, мать твою, грузишь?! — Нежно спрсил командир бригады.
Майор молча подал коносаменты. Комбриг одним глазом глянул на бумаги, не спуская левый с майора. Старпом, вытянувшийся в струнку, привычно вздрогнул. «Раздвоение личности» комбрига, как называли высшую степень его бешенства, когда каждый его глаз жил своей жизнью, не сулило майору ничего хорошего. Да и командному составу БДК, впрочем, тоже.
Но майор раскрыл папку, и вынул лист бумаги с печатью и подписью главкома. Оба глаза комбрига сфокусировались на приказе, и он обмяк. Поправив правой рукой фуражку он сказал:
— Пошли, командир, накатим.
— Нам сниматься после погрузки.
— Хуже не будет. И ты, старпом, пошли. Третьим будешь.
Большой десантный корабль в сопровождении танкера и АПЛ «Белгород», известной в узких кругах лишь по кодовому слову «Боливар», уже сутки шёл по Атлантике. Шёл ходко, несмотря на пятибальное волнение и шквалистый ветер. Загрузка под «жвак», давала кораблю дополнительную остойчивость. Да и грузовые документы не соврали. Вес у контейнеров соответствовал заявленной «лёгкости».
— Не уж-то, млять, не соврали? — В который раз удивлённо выражался кэп, стоя на мостике и тыча пальцем в экран радара. — Точка?! — Спросил он у второго штурмана.
— Сорок восемь, пятьдесят, ноль девять и два, двадцать три, пятьдесят три.
— Есть, сорок восемь и два.
Каплей коротко нажал на кнопку прямой связи с АПЛ. Через мгновение прозвучал ответный кодовый щелчок, а ещё через минуту «Боливар» нырнул, спрятался под днищем БДК и уравнял ход. Послышался характерный щелчок связи. Отвечать Олег не стал.
Волны били в правую скулу и БДК перекатывался через них, играя корпусом и бортами.
Звякнул «аппарат». Матрос моментально снял трубку и вслушался.
— Таащ командир, тащ майор особого отдела.
— Спроси, чего хочет?
Олег не отрывал взгляд и палец от экрана радара.
— Просится на мостик. Говорит, невмоготу.
— Пусть ползёт. А то, фановую систему продувать придётся. Он ведь мясо не в себя жрал. Полегчало ему, видите ли…
Появившийся в рубке особист выглядел утомлённым, но поздоровался бодро:
— Зрдавжела, товарищ командир. Разрешите?
— И тебе не хворать, товарищ особист, — откликнулся командир. — Присутствуй.
Олег ухмыльнулся. Грубый старпом, когда особист в очередной раз обратился к нему по званию в присутствии вахтенных, отправил его учить флотский устав, попутно послав его на три буквы:
— Шёл бы ты, майор, учить, накуй, устав.
И добавил, мило улыбаясь и не сдерживая сарказма:
— Ты куратор, или где, майор? Не стыдно флотских традиций не знать?
— Я постою у вас? — С тоской сказал майор с лицом зелёного цвета. — Долго ещё?
— Шутишь? — С надеждой переспросил Олег? — Только вышли.
Майор промолчал.
— Расчетное время — двенадцать суток до бункеровки, — не стал мучить его Олег. — Что, совсем плохо?
Майор обречённо кивнул головой.
— Так ты сходи в лазарет, Санёк вколет тебе антиспам. Полегче станет. Совсем не пройдёт, но значительно полегчает.
— Что за «антиспам», — подозрительно набычился майор. — Знаю я ваши шуточки. «Военно-морской юмор», млять.
— Ни чо не юмор, — поддержал командира второй штурман — молодой лейтенант. — Нам, кадетам, всем кололи. Привыкание к качке вызывает. У него какое-то длинное название. Какой-то антиспазмоли…Хрен запомнишь. Антиспам — короче.
— Ой! Да, ладно вам меня разводить, — скривился майор.
Комкор и штурман переглянулись, и одновременно пожали плечами.
Олег снова упёрся взглядом в экран, а штурманец в лобовой иллюминатор рубочного фонаря.
— На румбе? — Спросил штурман.
— 252, - «отбил» матрос.
— Есть — 252, — «репетнул» штурман.
— Я звякну? — Спросил майор.
— Давай, — одобрил Олег, зная наверняка, куда будет звонить особист.
Майор пробежал пальцем по списку внутренних телефонов и набрал три цифры.
— Александр, у тебя нет ничего от качки? … Да, это ты мне уже предлагал. А, вколоть? … Александр Иваныч! И так тошно, — прервал он глумление начмеда. — Таблетки я пробовал. … Вколоть? … Антиспазмоли…? — Он посмотрел на безучастных к разговору офицеров. — Я иду к вам.
— Разрешите покинуть рубку, таащ командир? — Спросил он.
— Разрешаю.
Майор вышел. Обстановка на мостике не изменилась. Каждый занимался своим делом. Дверь рубки снова приоткрылась, и в неё заглянул майор.
— Контрразведка, кули, — мысленно усмехнулся Олег, не отрывая взгляд от расчетов и клацая клавиатурой. — Доверяй, но проверяй, епта…
Майор закрыл дверь и снова открыл.
— Ты, что, млять, майор, как молчаливая кукушка в часах? Где «ку-ку» тогда? — Сурово спросил командир, и особист исчез, мягко, без щелчка, прикрыв дверь.
— Главное, чтобы начмед не покололся, — тихо, без эмоций сказал штурманец.
— Иваныч? — Удивился командир. — Ты бы видел с каким лицом он рассказывает медицинские байки и анекдоты. У него специализация — кожные и венерические болезни. Заслушаешься… У нас морды лопаются и скулы сводит от смеха, а он, хоть бы улыбнулся, Зараза.
Они помолчали.
— Вколет… Сто пудово. Хоть бы не в голову, — покачал головой командир. — С него станется.
Минут через пятнадцать снова заглянул особист.
— Разрешите?
— Разрешаю. А вы чего не в каюту? Может ко сну, после укола, клонить.
— Да? А начмед сказал, наоборот… Взбодрит.
— Да? Ну, кого как. Меня рубило, — отозвался комкор и снова застучал по клавиатуре.
Прошло ещё с полчаса, и майор, стоявший, упёршись лбом в лобовое стекло фонаря, вдруг вздрогнул всем телом, колени его подломились.
— Тьфу, ты… Вырубило, — сказал он.
— А я что говорил, — сказал Олег.
— Я в каюту… Разрешите?
— Разрешаю.
Майор вышел.
— Димедрол, — сказал комкор.
Штурманец, не удержавшись, прыснул.
Олег поднял на него левую бровь. В команде корабля, как и везде на флоте, повелось: шутить шути, но насмехаться не смей. Молодой штурман только входил в военно-морскую семью и эмоции сдерживать ещё только учился. Смеяться будут не те, кто подшучивал, а те, кто будет слушать невозмутимо рассказываемые истории про попавшего на флотский развод «армейца».
Десять суток прошли без эксцессов. На третьи сутки океанского хода подул форвинд и болящим стало полегче. Майор выглядел неплохо, но продолжал принимать «антспам». Комсостав воспринял и оценил «шутку» командира позитивно. Без особых чувств и выражений. Важен результат. Член экипажа вернулся в боевой строй, и, если что, мог участвовать в борьбе за живучесть корабля.
У особиста сработал эффект плацебо. Как оказалось, начмед колол майору обычный физраствор. Самовнушение ещё раз доказало, что оно лучше всяких лекарств.
На десятые сутки майор забыл уколоться, а начмед ему не напомнил. На одиннадцатые и двенадцатые тоже. Вспомнил он про «антиспам» только когда БДК подходил к Пуэрто-Кабельо — военно-морской базе Венесуэлы.
— Слушай, Олег Николаевич, а мне, вроде, нормально… Я колоться-то забыл, — сказал особист. Они уже давно были на «ты».
— Тебе же говорили — эффект привыкания к качке, а ты не верил, — спокойно сказал командир.
Вахтенный штурман даже не оглянулся, внимательно разглядывая в бинокль приближающийся берег.
— Послушайте, Сергей Вениаминович, у меня в коносаментах порт выгрузки — Кабельо. Не потащу я ваши контейнера в Венесуэльский залив. И тем паче в Сан-Тимотео. Там и швартоваться-то негде.
— Можно-можно! Я смотрел… Там глубины приличные.
— Смотрел, он… Ты посмотри, Петрович, — призвал он в свидетели старпома, — крыса сухопутная, а туда же…
— Ну почему сразу — «крыса», — обиделся представитель нефтяников, крепкий мужик, лет сорока, лысоватый в строгом костюме и галстуке.
Они сидели в капитанской каюте. Под струями кондиционера было прохладно, но на улице… Олег сидел за рабочим столом в кресле, одетый в тропическую форму и с грустью смотрел на просителя. Он понимал, что деваться ему некуда. Своих на чужбине не бросают.
— Это у военморов сленг такой, не обижайтесь, пожалуйста.
— Там рядом есть Бачакуэро, — тихо сказал старпом.
— Всё равно, лоцман нужен.
— Я договорился, — встрепенулся нефтяник.
Олег дёрнул головой и сжал губы.
— Это секретный корабль, а нам на учения надо. Куда мы лоцмана денем?
— Так, там же и высадите. Он потом на какой-нибудь… на каком-нибудь вернётся. Наша фирма платит.
Минуту помолчав, командир сказал старпому:
— Завтра снимаемся. Загрузка полная и даже больше. Топлива бери во все щели и тару. И танкеру команду дай. Пусть срочно грузятся. По схеме раз, два, три.
— Всё понял.
Это означало: соляр, керосин, бензин.
— Я вам могу бочек дать.
— Во… На каждый БМП крепите по две бочки, на грузовики, по размеру кузова. Правильно говорю? — Спросил он комбата морпехов.
— Правильно, Олег Николаевич, — сказал подполковник.
— Павел Иванович, а вы так и будете в чёрной форме?
Подполковник усмехнулся.
— Традиции… На фоне пустыни попозируем и переоденемся. Мы привыкли. А то в нашей «цифре» одни лица получаются. И то, если без «боевой раскраски».
БДК только повернул в Венесуэльский залив, когда со стороны Колумбии полетели крылатые ракеты, о чём сообщил вдруг засветившийся экран и женский голос: «Ракетная Атака».
— Три на нас, три на «Боливара» — сказал штурман, сидящий за монитором радара.
Заработала «спарка». С АПЛ ушли две «Стрелы» и «Игла».
Три раза мигнула и осталась гореть надпись «Купол Включен».
— Ещё одна ракета с норда.
Вышла из лодки, развернулась в воздухе и ушла на север крылатая ракета.
— Попали, — сказал первый штурман.
Мелькнула вспышка, и БДК накрыл розовый туман. Туман был не только вокруг БДК, но и внутри корабля. Внутри ходовой рубки. Туман был плотным, как желе. Олег задержал дыхание и закрыл глаза, но туман не исчез.
— Что с тобой, командир? — Спросил старпом через минуту.
Олег открыл глаза. Туман постепенно рассеивался.
— Что это было? — Спросил комкор.
— Хрен его… Вспышка какая-то…
— А туман?
— Туман? Не видел. Кисель видел.
— Был туман, — сказал штурман.
— Был, — сказал матрос на руле.
— Молчать на руле, — приказал командир. — Держать курс.
— Есть молчать, на руле, держать курс, — отозвался матрос.
— Что на радаре?
— На радаре пусто, кэп. Точки нет. Берега нет. Похоже, что спутника нет, кэп.
Олег шагнул к мониторам. Точка на мониторе Глонаса исчезла.
— Стоп машина. Подруливающие держат место. Фиксирую последнюю точку радаром. Говори.
— 12.01.15.59 и 70.50.20.49.
— Есть. Перенёс. Ориентируемся по радару и компьютеру. Переключаюсь.
— Что за хрень, командир?
— Похоже накрыли нас.
— Но радар пашет…
— Значит, только ГЛОНАС. Опроси БЧ.
— Есть — опросить БЧ… — Ответил старпом, и щёлкнул клавишей громкой связи.
— Боевым частям быть готовым доложиться через тридцать секунд.
— Командир, — позвал штурман. — Абрис берега другой.
— Поясни.
— Отматываю память назад… Вот видишь?
— Что за…
— Тут были лиманы, а тут русла рек открытые, — ткнул он пальцем. — И поселений нет. Порта нет.
Щёлкнул приёмник переговорного устройства с АПЛ. Олег нажал кнопку.
— На связи.
— Ты спутник видишь?
— Нет.
— И я нет. И танкерманы — нет. Перегружался?
— Нет.
— А я, перегружался. Ноль целых, хрен десятых. Радио, тоже нет. С портовиками связь — ноль. Как там лоцман?
Олег только сейчас вспомнил про лоцмана, оглянулся на него и увидел лицо с расширенными от страха глазами.
— Как самочувствие? — Спросил он.
— Окей! — Ответил лоцман, но губы его дрожали.
— Посмотри за ним, — сказал он старпому. — Что в частях?
— Норма у всех, кроме четвёртых. Связи с берегом нет никакой. И не только связи, но и любых внешних сигналов.
— Накрыли, млять.
Олег вышел на правое крыло и оглядел горизонт в бинокль. Пусто. Да и что увидишь, когда до ближайшего берега пятьдесят километров? А раньше стояла какая-то «лайба». Олег вернулся в рубку. Старпом, штурман и лоцман смотрели на него. Матрос смотрел прямо по курсу.
— Вольно, на руле. Можно присесть.
Матрос молча посмотрел на командира и присел на высокий табурет рулевого, однако на спинку не навалился.
— Что-то, господа, меня терзают смутные подозрения. Вроде, место то же самое, но и не то же самое.
Олег постучал пальцем по радару.
— Такого не может быть. Вон сколько точек было… И вдруг — нету. Чудеса?
— Я предлагаю сходить в ближайший порт, — сказал старпом.
— На чём?
— Да хоть на чём, — тихо сказал старпом. — Хотели же «Лошадь» смайнать.
— Майнайте, — подумав, отозвался командир.
Старпом взял с полки гарнитуру и рацию и пощёлкал тангентой.
— Слушаю, — раздалось из динамика рации.
— Готовность?
— Есть готовность!
— Майна.
— Есть майна.
Зажужжали механизмы и через пару минут «Лошарик» выкатился на собственных колёсах из кормового дока и ушёл на глубину. Но этого никто не видел, потому как под водой.
— Чистый выход, — сказал голос в рации.
— Дай, — попросил командир и протянул руку к гарнитуре.
Надев наушники, он отключил громкую связь и сказал:
— Это командир корабля. У нас нет спутниковой связи и на радаре чепуха какая-то. Как будто кто-то извне картинку даёт не ту, что есть. Посмотрите ближнее побережье Венесуэлы на ост. Интересует наличие портовой инфраструктуры. … Да-да. Даже так. … Не до шуток. Мы были под обстрелом крылатых ракет. … Регламент боевой. … Да. До связи.
Командир АПЛ специального назначения «Лошарик» капитан первого ранга Владимир Семёнович Крельдин вёл аппарат на перископной глубине, рассматривая водную гладь на большом мониторе. Задав направление по гирокомпасу, он пытался поймать радио-сканером хотя бы одну рабочую частоту. Тишина в эфире стояла мёртвая на всех диапазонах волн.
— Такого не бывает… Такого не бывает… — Пропел он.
— Что Семёныч? Пусто?
— Пусто, Володя.
Старпом «Лошарика» капраз Владимир Петрович Спиваков свёл губы трубкой и в тон ему промычал.
При скорости тридцать узлов на траверзе порта Вилья Марина они были через один час пятнадцать минут, но порта на том месте не оказалось. На мониторах капитан и старпом видели песчаный берег с укрытыми пальмовыми листьями одинокими хижинами, стоящими в море на сваях.
— Ты что-нибудь понимаешь?
— Не-а.
— База? — Позвал он БДК.
— На связи.
— Докладываю. Порт Вилья Мария не наблюдаем. На берегу видим двенадцать хижин. Инфраструктура убогая. Знаменитых «ветро-генераторов» нет.
— Точка верная?
— Вернее некуда. У нас, позиционирование особое. Сверхточное. И без ГЛОНАСа.
— Понимаю. Пройдите до Пунта Кардона. До устья реки.
— Ясно — понятно. Тут химики сообщают, что загрязнение воды нефтепродуктами минимальное.
— Вас понял. Отрабатывайте Кардону и возвращайтесь.
— Кинуть видосик?
— Кидайте. Сейчас канал дадим.
— Петрович, дай вайфай. Максимальный канал по пеленгу.
Старпом что-то покрутил и понажимал на пульте, и через минуту все услышали звякнувший сигнал приёма файла.
— Ну-ка, посмотрим на порт Вилья Мария… — Сказал командир и вскрыл файл.
Все уставились на экран.
— Это Вилья Мария? — Спросил комкор лоцмана.
Тот отрицательно покачал головой и замахал перед собой руками, но через мгновение подался всем телом вперёд, ткнул пальцем в очень характерный мыс, что-то вскрикнул, схватился за голову, потом за сердце и упал без чувств.
— Начмеда на мостик срочно-бегом, лоцман без сознания, — крикнул старпом по громкой связи так, что у всех заложило уши.
— Петрович, ты всех угробить хочешь? Ну-ка, спокойнее, — сказал Олег, делая ударение на предпоследнюю букву «е». — Мы сейчас все на таком взводе. Иди подыши на крыло. И ты матрос, тоже можешь двигаться. Хотя, чего это я? На крыле жарко, предупреждаю.
Прискакал начмед с саквояжем и начал колдовать над лоцманом, лежащим на кожаном диване.
— Я понял так, что он, — Олег ткнул пальцем в сторону лоцмана, — местность-то узнал…
Потом посмотрев на матроса-рулевого, пригрозил:
— Если в обморок грохнешься, получишь трое суток «кичи», как самовольно покинувший пост. Понял?
Матрос утвердительно качнул головой.
— Можешь нашатыря нюхнуть. Саш, капни на ватку, а то мы тут сейчас все поплывём вслед за лоцманом.
Начмед, приведя в сознание венесуэльца, передал ватку матросу и тот так втянул нашатырь носом, что из его глаз полились слёзы. Отдёрнув руку и заморгав выпученными глазами, он передал ватку командиру.
— Хрена себе, ты нюхаешь! А нам?!
Все засмеялись.
Дав нюхнуть каждому, Олег реанимировал и себя.
— Чем это вы тут занимаетесь? Что за оргия? — Спросил начмед. — Кто стрелял и по кому?
— По нам палили ракетами, мы вроде отбились, но оказались хрен знает где.
— В смысле? — Спросил начмед.
— В прошлое попали, — решил высказать терзавшую всех догадку старпом.
— Ой! Я вас умоляю… Только меня-то не надо лечить… Я сам кого хочешь залечу.
Олег подтянул начмеда к монитору и ткнул в него пальцем.
— Смотри, Зараза, тут должен быть город и порт, а стоят индейские хижины. Лоцман это увидел и грохнулся. И связи никакой нет. Ни спутниковой, ни радио. Гробовое молчание.
— Тьфу на вас, товарищ командир. Наговорите тоже.
— Ты мне… личный состав не порть, — излишне и несколько наигранно сурово одёрнул его комкор, — а то… на рее вздёрну.
Все вдруг переглянулись.
— Твою ж, налево… — Воскликнул штурман и, схватившись за голову обеими руками, сел прямо на палубу, привалившись спиной к лобовой наклонной переборке.
Начмед подошёл к нему, нажал на нижнее веко, приоткрыв глаз.
— Щас, вколю! — Сказал он, как: «Щас спою!», и достал ампулу.
— База, Конюшня на связи.
— Слушаю.
— Мы в ахуе, капитан. Кидаю видосик, и всплываю.
— Уверены?
— Абсолютно. Хочется своими глазами на это посмотреть. Не верим технике, командир. Давайте канал связи.
Старпом нажал на кнопку включения канала и снова звякнуло. Петрович сам распаковал файл и включил видео.
— Мама дорогая! — Воскликнул старпом.
— Мама мия! — Прошептал лоцман и снова потерял сознание.
— Да, млять, что я вам тут?! — Возмутился начмед. — Крикни моих стервятников. А то, и я могу улететь, — сказал он, обращаясь к старпому.
На экране монитора раскинулась большая индейская деревня. Возле хижин плавали пироги. С пирог индейцы острогами, или копьями, били рыбу. Нефтеналивного порта не было. Дорог не было. Ничего цивилизованного не было.
— И где это мы? — Прошептал матрос.
— Где, как раз понятно, — в южной Америке, а вот, когда? — Сказал командир.
— Вижу точку, — вдруг ожила связь с АПЛ. — Дистанция — сто двадцать две мили, норд-норд-ост. Размер до пятидесяти метров, скорость пять узлов, курс — зюйд-ост-ост.
Все оживились и заулыбались. Старпом даже хлопнул, ничего не понявшего лоцмана по плечу. Но видя улыбки на лицах, заулыбался и венесуэлец.
— Карашо, да? Карашо?
— Ну, как тебе сказать, чтобы ты снова на палубу не грохнулся? — Отсмеявшись сказал старпом, вытирая нервные слёзы и втихаря нюхая выветрившуюся ватку.
— Так, товарищи командиры. Волей судеб… Мы оказались не ранее первого тысячелетия и не позднее шестнадцатого. Наши умники посчитали по положению звёзд. А раз мы видели на радаре движущуюся точку, то можно предположить, что здесь, всё же, время позже пятнадцатого века. Надо брать языка, и мы всё поймём. Но легче нам от этого станет ли, не известно. В отрыве от нашей цивилизации мы потеряли технологии и жизненный комфорт. Придется, товарищи, впахивать, за хлеб насущный.
— Всё же, если ближе к двадцатому веку, было бы лучше, — заполнил паузу нефтяник.
— Не скажите, Сергей Вениаминович, — перебил особист. Тут регион спокойным никогда и не был. Даже в двадцать первом веке. Если шестнадцатый, то мы можем продержаться какое-то время, а если девятнадцатый… Там такие лоханки ходили по морю… С такими пушками. Долго мы против них не продержимся. Особенно, когда ракеты кончатся.
— Но у нас же армия? И современное оружие? — Возразил нефтяник.
— Надолго ли хватит боезапаса? — Остудил его особист. — Тут воюют стотысячными армиями, если это пятнадцатый — шестнадцатый века. В семнадцатом индейцев останется поменьше, конечно. Вымрут. Но европейцы понаедут. Испанцы — португальцы и прочие французы с англичанами. Извините, Олег Николаевич, что встрял.
— Нет-нет, говорите, если есть, что предложить.
— Надо определиться со временем и от этого плясать. То, о чём вы и сказали, Олег Николаевич.
— Понятно. Очевидно, что нам нужно, во-первых — определиться с топливом для техники. И тут нам должен помочь Сергей Вениаминович и, так ненавистный нам ещё совсем недавно, груз в контейнерах. Что у нас есть для этого, Сергей Вениаминович?
— Мы везли для установки здесь буровую вышку с насосной станцией, а также минизавод для производства авиационного топлива. Ну, как мини? — Поморщился он, увидев разочарование на лицах. — Производительность — тысяча баррелей в сутки. Там используется мощность реактивного двигателя, как на ваших вертолётах. Установка экспериментальная и очень секретная. Рассчитана на тяжёлые нефти. И на имеющиеся в регионе минеральные ресурсы. Один контейнер — автоматическая химлаборатория.
— И когда можно ждать первое топливо? — Спросил Олег.
— Так… Это… Как первую нефть получим. Можем прямо тут и начать. Но лучше уйти восточнее, к Тринидаду. Там богаче и флора, и фауна, и нефть тоже близко лежит.
— Тринидад — проходной двор. — Вошёл в обсуждение командир «Лошарика» Владимир Семёнович Крельдин. — Там крутятся все… Если предположить, что мы попали во время освоения «Нового Света». Если мы хотим подраться — это самое то место.
— У нас боезапаса много, — доложил комбат.
— Да, уж, — сказал, хмыкнув Олег. — Это мы в курсе. Это ж надо… Пятнадцати узлов дать не смогли…
— Однако, — продолжил комбат, — ребят под пиратов подставлять не хотелось бы. Тут другая война будет. Или всех пиратов в фарш покрошить? — Задумчиво сказал комбат, почесав подбородок.
— Может быть… Скорее всего, придётся крошить, — сказал комкор. — В те времена вояки другого языка не понимали: убеждения, там, или гуманизма… Эти категории придётся отставить. Личный состав надо готовить к крови.
— У меня в основном контрактники. Две трети прошли многое и постреляли достаточно. Три взвода сформированы из «сирийцев». Свежие совсем «кровопийцы». Мы же по плану должны были здесь остаться…Приграничье зачищать. Отбирали тщательно: полиграф, тестирование…
— Вот и остались, — пошутил начмед.
— Зараза, … прошу прощения… Александр Иваныч, вы, эскулапы, люди жестокие… Но, я вас попрошу…
— Понял-понял… Прошу извинить, господа.
— Господа в России остались. За порогом времени, — бормотнул особист.
— Наша первоочередная задача, товарищи командиры, — работа с личным составом. Разрешите высказать предложение.
Командир БДК обвёл взглядом суровые лица и не встретил возражений.
— Предлагаю пройти дальше в залив, чтобы здесь не торчать, как слива в известном месте, и отправить Владимира Семёновича на разведку озера. Сразу на входе, на правом берегу, должен стоять городок Маракайбо. По его наличию и состоянию и время определим. Там же и обосноваться можно пока. Если городка нет — тем лучше. Захватываем территорию и обживаем. Там и нефть была.
Венесуэлец, на слове «Маракайбо» поднял руку. Второй штурман, переводивший ему, тоже поднял руку.
— Говорите, штурман.
— Лоцман говорит, что он хорошо знает эти места.
— Это нам может пригодиться. Значит, так и делаем, раз возражений нет. Да… Последнее. Сейчас надо самим осознать и до бойцов донести, что каждая бумажка, каждый фантик от конфеты, банка, или осколок стекла — это наш обменный валютный ресурс. Всё, что сделано в нашем времени, здесь может цениться на вес золота.
Командир БДК спокойно оглядел столовую команды, в которой проходило совещание.
— Вопросы есть?
— А как же, товарищ командир, — взвился нефтяник. — Как мы тут очутились? И как мы будем возвращаться?
— На этот вопрос у меня и моих коллег нет ответа, а гадать… Мы военные и привыкли «очучиваться», как говорил слдат Чонкин, где угодно. Будем считать, что очутились тут по заданию. Вам, наверное, сложнее, но ничем помочь не могу. Наша цель и задача — победить и выжить. Победить ситуацию. Если победим — выживем. Если ни у кого вопросов больше нет — все свободны.
— Владимир Семёнович, пройдёмте в рубку, обсудим задачу разведки. И вы, Сергей Вениаминович и товарищ комбат, тоже поднимитесь минут через тридцать. Обсудим выгрузку.
[1]Прозвище прикомандированного особиста.