Папа Борха на вилле Алехандро Санчеса отдыхал душой и трудился телом.
Ни в какие «палестины» он не поплыл. Когда его галера вышла в море, возле Сицилии её встретил, давно ожидающий её, четырёхмачтовый парусник с элегантными обводами.
По взятому на себя обету, во время паломничества, Папа Борха, должен был молчать и находиться с прикрытым капюшоном лицом. Сейчас от монахов сопровождавших его в паломничество, он отличался лишь цветом плаща.
Борха, поменявшись с одним из монахов плащами, прикрывшись капюшоном, вышел на палубу галеры, и перешёл на палубу парусника. Без какого-то ни было сопровождения. Подмену экипаж галеры не заметил.
Прибыв в Лиссабон, Борха инкогнито, в сопровождении монахов иезуитов, перебрался на виллу Алехандро. Сам Алехандро жил в новой вилле, стоявшей недалеко от первой. Первая вилла превратилась в испытательный полигон для его придумок и механизмов, имела небольшой пороховой погреб и стала для семьи не вполне безопасна.
Зато на выдержанного и мало эмоционального Борха вилла произвела впечатление взорвавшегося пушечного заряда. Борха днями расхаживал по вилле и дивился моделям и диковинным вещицам. Пересмотреть всё за раз было не возможно. И вот уже четыре месяца Борха жил среди механических чудес.
В вилле были часы с маятником и лифт на второй этаж, поднимающийся силой противовесной кабины, в которой опускались двое слуг.
Борха, изумившись станочным механизмам и поработав на токарном станке, принял участие в строительстве модели летательного аппарата, движущегося в воздухе с помощью пропеллера, вращающегося от скрученной резины.
Борха был поражён эффектом полёта резиномоторного самолёта, также, как и самоходных беспарусных катеров.
— Послушайте, Алехандро… Я понимаю, что большие корабли таким, как вы говорите, движителем, не сдвинуть, но если придумать другой движитель?
— Нужна большая сила, Родриго. Я думаю использовать силу воды, кипящей в котле. Вы не задумывались, что будет если очень плотно закрыть котёл?
— Нет, Алехандро, не задумывался, — вздохнул Папа.
— Я вам сейчас покажу.
Алехандро подошёл к столу на котором стояли стеклянные колбы и другие сосуды, зажёг спиртовку и пододвинул её под закреплённую на вертикальной штанге колбу с водой. Прикрыв её плотно пробкой, он сказал:
— Смотрите, что сейчас будет.
Вода в колбе быстро закипела и через мгновение пробка вылетела с характерным звуком.
Борха вздрогнул от звука и неожиданности, посмотрел на Алехандро и сказал:
— Тут есть над чем подумать, Алехандро.
— Мне рассказывают моряки, пришедшие из Нового Света, что у тамошних… жителей есть корабли, двигающиеся без парусов. И большие корабли, сир. Значит такие движители возможны и они существуют.
В «семьдесят один» Борха соответствовал своим годам. Огонь, как говориться, уже угасал, но дым ещё шёл. Однако статус «инкогнито» и монашеская ряса не позволяли Борха вести разгульную жизнь, поэтому он увлёкся моделированием.
Труд в мастерских и на приусадебном участке, ежедневные плавательные упражнения в бассейне и качественная еда, доставляемая из ресторана Хуана Гонсалеса, приободрили Папу Борха.
Тесть Алехандро, узнав, что на вилле зятя появились какие-то монахи, лично приехал на верфь и поинтересовался о них.
— Ватикан прислал монахов ордена Иисуса разобраться в моих игрушках. Говорят, хотят открыть в университете инженерную кафедру.
— Это они тебя на костёр примеряют, Алехандро. Чаще посещай храм и исповедуйся. Говорят, эти иезуиты — псы Папы, прости господи.
— Может вы и правы. Да меня, вроде, не за что…
— Был бы человек, а повод поджарить его найдётся.
— Они предлагают мне открыть колледж прямо на моей вилле. Обещают оплачивать профессорскую ставку.
— Ну, тогда, действительно, заинтересовались по-доброму.
— Да нет у меня на это время.
— Найди, Алехандро, найди время. Передавай свои знания.
В отсутствии Папы, его дела, фактически, взял на себя Чезаре Борха, кроме пустопорожних переговоров и церемоний. Новый церемониймейстер, иезуит второго ранга, со своими обязанностями справлялся. Ватиканские службы работали как заведённые часы, и Чезаре полностью отдался управлению провинциями и городами.
Кстати… На «мостовой» башне крепости Святого Ангела установили механические часы. Первые и единственные, пока, в Италии. Часы, вышедшие из мастерской Ордена Иисуса, обустроенной тут же в крепости.
Лето одна тысяча пятьсот третьего года выдалось жарким, и по причине высоких температур и влажности, и по причине начавшихся военных столкновений французских и испанских войск.
— О чем вы сейчас думаете, магистр? — Спросил Чезаре Коломбо, сидя вечером под навесом, оплетенным виноградными лозами, отщипывая по одной спелые синие ягоды.
— Я думаю о том, как остановить Людовика? Вернее, его полчища, грабящие наши города.
— Вы полагаете, надо помочь Фердинанду?
— Я полагаю, что надо навалять им обоим, и отбить охоту шляться по нашей земле.
Чезаре удивлённо посмотрел на Коломбо.
— Вы, магистр, удивляете меня… Как вы говорите? Э… Своим патриотизмом. Вы же его воспитываете в своих монахах?
— Не в монахах, мессир, в детях. Любовь к Родине.
— Ну да, ну да… Раньше вы не проявляли его открыто.
— Я привыкаю к вам, мессир, и иногда позволяю себе открытость. Этого не повториться, мессир.
— Да, нет, магистр, это хорошо! Это мне нравится. А то… Разговариваешь с вами не как с человеком, а как с… оракулом. Это утомляет. Пора нам подружиться, как вы считаете? Вы доказали свою преданность нашему дому, Папе и подтвердили свои способности заглядывать в будущее. Прошёл август, и случилось всё, что вы и предсказывали.
— Я с благодарностью принимаю ваше предложение, мессир.
— Чезаре, Кристо, Чезаре! Так что в имеете ввиду? И что значит: «навалять»?
— Надавать оплеух так, чтобы они катились отсюда кубарем.
Чезаре вскинул брови, заулыбался и рассмеялся.
— Я представил эту картину: франки катятся с Ватиканского холма. Вы поэт, Кристо.
— Я музыкант, — тихо сказал Коломбо. — Был когда-то.
— А я так и не слышал вашей флейты, Кристо. Сыграйте мне, — попросил он, — как-нибудь.
— Как-нибудь, мессир. Обязательно. Может быть и сегодня. Вечер уж больно хорош. Конец лета…
— И всё-таки… Ты что-то можешь предложить?
— В орден вступил один… алхимик. Ещё в пятьсот первом году… Он всё пытался порох усилить. Мы слегка организовали экзерсисами его голову и дали ему возможность работать… Он сделал очень сильный порох, мессир.
— Чезаре, Кристо, Чезаре. Привыкай. И что?
— У нас есть опытные солдаты… бывшие солдаты… Но они сейчас стали ещё лучше солдаты, чем были. Истязания и испытания тела сделали их стойкими и сильными. И самоотверженными. Они могут пронести «порох» к врагам и взорвать его там.
— И тебе не жаль своих братьев? — Удивился Чезаре.
— Жалость — грех. Мне не жаль их, но отдавать жизнь им не придётся. Этим же алхимиком изготовлены взрыватели с часовым механизмом. Бомбы взорвутся задолго после того, как наши братья уйдут из расположения франков. И это отведёт от них подозрение.
— Ловко!
— А ещё… Наши братья готовы начать тайную войну с войсками Людовика. Неуловимые «народные» отряды будут нападать на небольшие группы франков.
— Не разозлим ли мы Людовика?
— Даже если и разозлим, он не рискнёт напасть на Рим во время войны с Фердинандом. А вообще-то, надо собирать ополчение. Надо обязать каждый город содержать свою армию. И, вообще, дать городам больше самостоятельности и прав.
— Ну… С этим мы пока торопиться не будем. Я это делаю, но постепенно. А вот с ополчением и с тайной войной мне нравится. Когда сможете начать?
— Мины, уже заложены, осталось взорвать.
— Да как так-то? Когда заложены?
— А вот сейчас и заложены. После нашего с вами разговора. Пока только в пяти местах, но «бахнет» знатно. И сегодня же начнутся нападения.
«Бахнуло» так, что войска Людовика, утратив пороховые запасы и части пушек, ежедневно неся без боёв потери в живой силе, отступили к Пизе, опасаясь нападения испанцев, а сам король срочно выехал из Милана и приехал в Рим.
Встреча с королём Франции проходила в замке Святого Ангела на половине, отведённой, Чезаре.
Людовик был хмур.
— Вы снова отстроили крепость и замок… Учли слабые места? — Спросил Людовик.
— Сейчас их гораздо меньше.
— У вас тут есть водопровод, ванны, ватерклозет… Как долго вы сможете обороняться?
— Это военные секреты, сир, — улыбаясь ответил Чезаре.
— Разве могут быть секреты у вассала от своего господина? — Всё ещё мрачно спросил Людовик.
— Это не мои секреты, сир.
— А ответьте тогда, герцог, что твориться у вас. Вы развязали войну?
— Если вы про, так называемых, «народных мстителей», то с ними мы уже разобрались, выловили и казнили.
— А взрывы?
— Какое отношение мы имеем к вашим взрывам, сир? Это ваша армия, ваши люди… Моих там нет никого.
— Это ваши лазутчики! — Выкрикнул Людовик.
— Вы хотите меня оскорбить, сир? — Спросил Чезаре спокойно.
Людовик вспыхнул, потом его лицо пошло пятнами. Ему было тридцать пять лет Чезаре — двадцать три. По силе они были равны. Но Чезаре, как герцог французской Валентии, был вассалом Французского короля. И, по законам этого времени, дуэли между господином и вассалом были невозможны.
Однако рвать отношения Людовик не хотел. Он видел, как усилился Рим и лично Чезаре за эти несколько лет. Остаться без такого союзника — означало потерять север Италии, чего ему не хотелось.
— Это могли быть и лазутчики испанцев, я понимаю. Извините меня, герцог, извинился Людовик, одновременно напомнив кто кому вассал.
— Ваши войска, сир, ведут себя на территории Италии, как у себя дома, а это не так. Вы пополняете свои запасы, обирая крестьян. Моих крестьян, сир. У вашей армии нет продуктового обоза, сир, они берут всё, что видят.
— Так было всегда, — буркнул король.
— Теперь так не будет, сир. Народ устал и не будет терпеть грабежи и произвол ваших солдат, каждый из которых мнит себя бароном.
— Вы мне угрожаете?
— Помилуйте, сир… Я дал своим городам статус свободных, сир. В каждом городе создана своя армия. Это, конечно не значит, что они остались в одиночестве со своими врагами. Наоборот. По новому закону они обязаны предоставить свою армию своему королю… В моё подчинение, сир. Так как я являюсь теперь королём государства Романия, сир. Папа Александр согласился с моим предложением объединить, захваченные мной города, в одну территорию и утвердил меня в статусе короля. Флоренция и Пиза добровольно вошли в состав моего королевства. Валентия, кстати, теперь территория Романии, сир.
— Да как вы смеете, мальчишка! — Вспылил Людовик, но Чезаре жестом остановил его.
— Я предостерегаю вас, король от повторных оскорблений. Хоть наши статусы равны, я не стану вызывать вас на дуэль, потому, что вы отныне мой пленник.
— Да как можно?! Это позор! Вы опозорите честь вашей семьи и ваших потомков! Какой вы король?! Какое королевство Романия?! Я не уведомлён!
— Уведомлены, сир. Официально и в положенные сроки. Ещё в августе мы отправили вам уведомление и буллу Папы Александра. Послали и ноту протеста о недопустимости нахождения ваших войск на территории моего королевства. Всё через вашего посла в Ватикане, сир.
— Но… Я не получал…
— И чья в том вина, сир?
— Но я ваш гость!
— Я вас не приглашал. Вы, без уведомления, прибыли в моё королевство, хотя, по сути, между нами, действительно, война.
Людовик поднялся из кресла и гордо вскинул подбородок.
— Мои войска сотрут вас в порошок, подлый предатель!
— Не думаю. Вы ведь не хотите умереть? Или хотите?
— Вы не посмеете!
— А я и не желаю вашей смерти. Мне вы нужны живым, как щит. Надёжный щит от необдуманных поступков ваших генералов. А в случае, если они всё же двинутся на Рим, я стану высылать им вас по частям. Не мните себе, что я буду ждать подхода ваших войск к стенам Рима. Каждый их шаг по моей земле отразится на вас в буквальном смысле.
— Вы изверг! — Со страхом в глазах произнёс Людовик.
— Отнюдь. Я придерживаюсь принципа необходимой достаточности. А вот ваш отец Людовик Одиннадцатый привязал к скамье под эшафотом детей герцога Арманьяка, после казни которого, на них текла кровь их отца. А после этого их доставили в Бастилию, где привязывали к столбу и секли, выдирая по зубу каждые три месяца.
Я буду гуманнее. Думаю, что одного вашего мизинца с перстнем будет достаточно, чтобы остановить ваши войска. Всё, Людовик! Вы мне надоели, — сказал, махнув рукой с зажатым в руке платком, Чезаре. — Стража!
Людовика увели. Из-за портьеры вышел Коломбо, сидевший в небольшом кабинете во время разговора двух королей.
— По-моему, хорошо получилось! — Возбуждённо воскликнул Чезаре.
— Хорошо, — согласился магистр.
— Однако, сейчас и Англия, и Венеция, и Арагон объединятся, — задумчиво сказал Чезаре.
— Объединяться, — согласился Коломбо.
— Как-то вы спокойно об этом говорите… И что нам делать?
— Сдаваться, — сказал Коломбо.
Чезаре вздрогнув, посмотрел на магистра.
— В смысле — сдаваться? Кому сдаваться? — Возмутился Чезаре и его рука потянулась к шпаге.
— Я, мессир, шучу, — пояснил Коломбо. — Вы задали мне странный вопрос, и я соизволил пошутить. Простите меня, мессир.
— Прощаю, магистр, и повторяю свой вопрос: что делать?
— Воевать, мессир. Наши монахи находящиеся в Лиссабоне, сообщили мне, что договорились с Алехандро Санчесом об аренде его кораблей. Заплатим ему потом, добавил он, видя непроизвольный жест Чезаре. — Когда захватим Венецию. Каждый его корабль несёт по сорок пушек. Пушки Санчеса крепкие и выдерживают наш новый порох. Они там испытали. Ядра летят намного дальше…
— Ты предлагаешь напасть на Венецию?
— Да. Зачем ждать их объединения. Нападём с моря, разрушим их крепости, города.
— А их флот?
— И флот. Санчес отдаёт нам восемь своих кораблей и весь запас лучших ядер. Венецианские же корабли вооружены слабо. Максимум десятью пушками. Хотя и этого много.
— Хороший у тебя друг. Что же он просит взамен?
— Я застал его врасплох своей просьбой. Он пока не знает, что попросить.
— Мне бы такого друга, чтобы он не раздумывая мог отдать четырёхсотпушечную флотилию.
Чезаре Борха помолчал.
— Хотя, у меня есть вы, Коломбо. Вы ведь мой друг?
— Я ваш друг, Чезаре.
— Как там отец? — Вдруг спросил Борха младший.
Это был первый случай, когда Чезаре называл его так, в присутствии посторонних.
Магистр приподнял глаза в небо и сказал:
— Обрезает виноград. Ноябрь.
— Пора ему возвращаться.
— Думаете? Ему там нравится. Он лично построил модель галеры и сейчас снаряжает её такелажем и стреляющими пушками.
— Море закроется. Война скоро.
— Вот именно. Он может попасть в плен. Сейчас за ним будут охотиться все наши враги. А там он в полной безопасности.
— Наверное…