Большой педсовет

Древо добра. ВАЛЕРИЙ МИТРОХИН

Однажды мне подумалось, что учителем становится тот, кто не в силах пережить разлуки со школой.

Однако встреча с педагогами азербайджанских селений Охуд и Киш, что в Шекинском районе республики, еще раз показала: всякий афоризм, тем более самодельный, содержит весьма относительную истину. Не так все просто и однозначно. Учителя из родов Караевых и Юсифовых несут знания своему народу вот уже четыреста учебных лет — таков общий педагогический стаж.

Педагогическая деятельность этих семей начиналась вместе с новой жизнью народа. История республики — это история Караевых — Юсифовых...

Хаджи Исах-эфенди Караев был духовного звания.

В ноябре 1917 года старший из его сыновей объявил себя народным учителем. Это и был основатель учительских династий — Караев Гусейн Исах оглы.

Люди потянулись к нему. Повели в его дом детей...

Бакинская коммуна продержалась недолго. Уже летом 1918 года она пала под ударами англо-турецкой интервенции. Вплоть до апреля 1920 года в Закавказье кроваво хозяйничали мусаватисты. Под руководством Наримана Нариманова и других коммунистов трудящиеся с помощью Красной Армии изгнали врагов и восстановили Советскую власть.

За годы мрачного безвременья жизнь Гусейна Караева не раз подвергалась смертельной опасности. Крестьяне спасли Гусейна — красного муалима[2]. И все же, несмотря на смутное время, на глухое сопротивление духовенства, примеру старшего последовали все его братья и сестры. Все дети Исаха Караева стали учителями. Гусейн закончил медресе, знал персидский и арабский. Этим языкам обучил своих братьев и сестер. По праву слыл среди земляков не только высокообразованным человеком, но и по-настоящему своим, ибо всю жизнь не сторонился простого труда на земле: имел сад, выращивал овощи, обучал и этим наукам крестьян-односельчан... Когда у Гусейна спрашивали, как же он все-таки решился порвать с аллахом, он всегда вспоминал Мирзу Фатали Ахундова. И Гусейн отвечал на нелегкий вопрос так: «В детстве я слышал об Ахундове — создателе более доступного простому народу алфавита, основателе азербайджанской драматургии, только плохое. В медресе особенно хулили этого человека. Тогда я стал искать книги писателя. Стал читать их. И чем больше изучал творчество Мирзы Фатали, тем сильнее проникался чувством благодарности и любви к нему — защитнику угнетенных и обездоленных. Тогда впервые задумался я о том, кто прав. Плохой человек не может так писать о своем народе. Фатали был более верен своему народу, нежели муллы, имамы».

Дожившая до наших дней жена среднего брата Гусейна Мамеда Караева, бабушка Хидижа, так вспоминает двадцатые годы.

В доме Караевых частыми гостями были композиторы Узеир Гаджибеков, Муслим Магомаев. Они приезжали в Шекинский район собирать народный музыкальный фольклор. В доме звучали тар и гобой, новые и старые песни. Гости из Баку жили в Кише и Охуде — соседствующих испокон селений — по два-три месяца. Традиция тесного общения с передовыми деятелями азербайджанской культуры на том не заглохла. Мамед Караев был дружен с поэтом Самедом Вургуном, который часто уже после Великой Отечественной войны приезжал в эти места, подолгу жил среди крестьян, ходил на охоту, писал. Шеки — один из древних азербайджанских городов, неизменно привлекающих к себе внимание живописностью облика, а также своими памятниками истории и зодчества. В городе много интересного. Исстари Шеки славен своим мастерством. В Азербайджане говорят: шекинца узнают не только по особенному выговору, но и по заливистому, заразительному смеху... С недавнего времени в городе проводят республиканский день юмора. Зять Фатьмы-ханум, преподаватель французского языка Кишской средней школы Кудрат Мурадов, собирает современный веселый фольклор своего края, хочет издать его отдельной книгой.

Но вернемся к началу. Ведь без прошлого нет будущего. Потому что в свете минувшего яснее настоящее.

Молодость сыновей Хаджи Исаха-эфенди Караева пришлась на первые годы Советской власти. Гусейн и Мамед закончили Азербайджанский педагогический институт имени В. И. Ленина. Один стал учителем литературы, другой — биологии. Сейди и Гасан, выпускники Шекинского педучилища, всю жизнь работали педагогами в начальных классах.

Младшие братья вошли в актив совета неверующих, организованного Гусейном. Гусейн призывал земляков открыто выступать против кулаков. Лично участвовал в вооруженной борьбе с басмачами. Учил грамоте не только детей, но и все население. Привлекал к учебе девушек...

Газета «Бакинский рабочий» писала в январе 1984 года: «Многие учителя Шекинского района, теперь уже со стажем, в свое время поступили в педучилище благодаря Гусейну-муалиму: с ними он занимался дополнительно. Кончили это училище благодаря Гусейну-муалиму: он их подкармливал из своих скудных домашних запасов, им помогал деньгами из своей скромной зарплаты...»

Гусейн не дожил до победы. Когда Гусейн умер, из кармана пиджака достали партийный билет и две похоронки. На сыновей — Аджар пал в Сталинграде, Фаррух — под Моздоком. Никто в семье — ни жена, ни дочери, ни младший сын — не знали об этом горе. Носил его Гусейн Исах оглы у самого своего сердца. В один день хоронило селение сразу трех учителей: отца и сынов-фронтовиков.

Учителем был и брат Гусейна — Мамед. После окончания, еще до Великой Отечественной войны, пединститута он поехал завучем школы в Геокчайский район. Был и директором, и заведующим роно, и председателем райкома профсоюза учителей. Вот что рассказала его дочь, Рафер Мамед кызы Караева: «Для многих ныне здравствующих людей района отец был не только учителем, он заменил им в трудные военные годы отца. Давно он уже покоится в земле родного селения Киш, и люди не забывают его, с гордостью говорят: он был наш учитель! А совсем недавно я узнала такую историю. Ханым Атаева — директор средней школы № 9, председатель районного женсовета — во время войны осталась сиротой. После окончания педучилища по настоянию отца все же поехала учиться в пединститут. Все четыре года он высылал ей деньги из своей зарплаты. В 1950 году девушка вернулась в Геокчай с высшим образованием. Стала учить дочь Мамеда Караева, то есть меня...»

За окном мелькали желтоклювые птицы. Они пели весенними голосами. Дозревали на деревьях в комнате золотые плоды. Гафар-муалим каждое утро срывал один из них. Мы пили чай с лимонами. Говорили о жизни. Гафар-муалим работает в основном в продленке, потому с утра часто свободен. Я ему рассказывал о своей земле — он очень молод (1959 года рождения), нигде еще, кроме Баку и Москвы, не бывал, — о себе и моей семье и работе... Все домашние были в это время в школе. Первым туда уходит Эйюб Гафар оглы. Директор идет в школу к восьми и возвращается после двадцати. Фатьма-ханум, жена Эйюба-муалима, преподаватель истории и обществоведения, имеет возможность приходить домой в свободные от уроков часы — в «окна». Она всякий раз весело вмешивается в наши с Гафаром беседы, что-то уточняет, вносит в разговоры искрометность, столь неожиданную для этой полноватой, круглолицей, похожей на крестьянку женщины. При этом я гляжу на Гафара и вижу, как любит он свою веселую смешливую маму. Гафар еще совсем мальчишка и не может справиться с чувствами. Он стесняется их, но хочет, чтобы я понял все правильно: мама такая всегда, всю жизнь, а не только для гостя читает на память стихи Пушкина, Лермонтова, поет русские песни...

Я невольно сравниваю Фатьму-ханум с ее младшей сестрой. Зивер-ханум, тоже учительницей. Всего лишь год разницы в возрасте сестер, а младшая в отличие от старшей, по-молодому черноволосой, совсем седая. Маленькая, хрупкая, родившая десятерых детей, она тоже всю жизнь работает в школе.

В тридцатые годы сестры Фатьма и Зивер первыми из девушек деревни Киш отправились в педагогическое училище. Спустя несколько лет, вернувшись в селение, первыми прошли по улице с открытыми лицами. Разгневанный мулла пришел к их отцу Гусейну-муалиму и заявил: «Нельзя идти против шариата»[3]. — «Нельзя идти против жизни» — таков был ответ мулле. Сестер преследовали насмешками и проклятьями. Грозили убить их и Гусейна-муалима, породившего вероотступниц. Но Караевы не испугались. Зивер осталась в родном Кише, а Фатьма пошла работать в школу соседнего селения Охуд.

Их педагогическая деятельность начиналась в тяжелое время. Шла война. Это туда уходили из азербайджанских городов и селений отцы и сыновья. Фатьма с горечью глядела, как собирается на фронт муж Зивер, и в глубине души благодарила судьбу, что сама пока не замужем. Замужество в такое время часто оборачивается вдовством. Думала и со слезами вспоминала, как по дороге из Киша в Охуд встретила в первый снег девочку. Та собирала хворост, была в одном платьице. Фатьма сняла пальто, одела девочку, дала ей ломоть хлеба — чурека и наказала поскорее возвращаться в селение. Сама же спешила к началу занятий. Сразу после уроков домой вернуться не удалось, нужно было срочно идти в дальнюю деревню, читать лекцию о международном положении... Только на следующий день узнала, что та самая девочка не вернулась из лесу. Позже нашли ее около вязанки хвороста, в глубоком овраге, видно, в метель сбилась с дороги.

Зивер подала заявление в военкомат. Хотела с мужем на фронт. Но ее не отпустили. Республике нужны были учителя, как стране солдаты. И Зивер стала рядовым в армии азербайджанского учительства. Нелегкое то было сражение. Но она и тысячи таких, как она, победили. Это их ученики трудятся сегодня в республике. Двадцать четыре года подряд была Зивер-ханум депутатом сельского Совета. Сотни парней и девушек из Киша научила труду и любви к Отечеству. И Родина наградила Зивер-муалим. В марте 1983 года на Всесоюзной встрече учительских династий, организованной ЦК ВЛКСМ, ей, как и Эйюбу Юсифову, был вручен Знак ЦК ВЛКСМ «Трудовая доблесть». Положила Зивер эту награду рядом с другими: медалями материнства, «За трудовую доблесть» и «Ветеран труда».

Преподает в школе теперь и Эльхан. Среди детей Зивер — шофера, плотника, монтера, слесаря, шелковода... — он — единственный учитель. С гордостью привела первого сентября 1971 года в Кишскую школу своего Эльхана Зивер. Тогда он только что кончил Шекинское педучилище, то самое, что в свое время и мать. Уже работая в школе, он поступил заочно на филологический факультет Азербайджанского государственного университета. Эльхан, как все Караевы, влюблен в Шекинский край. Не зря его дипломная работа называлась «Топонимика села Киш». Она положила начало увлечению этнографией. Эльхан готовится поступать по этой теме в аспирантуру. Кроме того, он ведет большую краеведческую работу. Следопыты Кишской средней школы разыскивают пропавших без вести на войне фронтовиков, изучают историю своего села и соседнего — Охуд.

Как Зивер в Кише, так Фатьма в Охуде была чуть ли не единственной грамотной женщиной, долгое время единственной, кто не носил чадры. А люди не отвернулись от нее, потому что она давала им знания.

Пусты и печальны были селения в годы войны. Голод, холод, похоронки... Детишки-сироты прежде, чем прийти на занятия, ни свет ни заря шли в горы за хворостом, тащили его через реку Киш в город, там продавали — на эти средства жили в ту пору многие семьи, оставшиеся без кормильца. Зимой еще кое-как можно было перебраться в Шеки через обмелевший и замерзший Киш. А весной река разливалась. Ребятишки переходили ее вброд. Появлялись в школе мокрые. Фатьма отпаивала малышей чаем, кормила хлебом и сахаром из своего пайка, а потом учила читать и писать слова «ЛЕНИН», «ПОБЕДА», «НАРОД»...

В 1943 году Эйюб Юсифов после тяжелого ранения инвалидом второй группы вернулся в Охуд, в школу, в которой учительствовал еще до ухода в 1939 году в армию. Отвоевавшемуся сержанту было всего лишь 23 года. Он вернулся в дом, который строил вместе с отцом и братом Юсифом. Когда река разливается, она несет камни. Вот из этих камней и по сей день строят шекинцы дома, школы, больницы...

Жить бы и радоваться старому Гафару с сыновьями, а потом, он очень надеялся, и внучатами. Всю весну и до середины лета пел в саду соловей, мешая старику как следует расслышать, о чем это говорят, допоздна засиживаясь у Юсифовых, комсомольцы Охуда. «Как так можно? — удивлялся старый Гафар своему сыну. — Ведь только-только привел в дом молодую жену. Если он так будет и дальше ночи напролет проводить в собраниях и разговорах, не дождаться мне внуков...» Гафар не дождался внуков. Куст кизила посадил старый крестьянин на том месте, где лежал его Юсиф. Первый коммунист Охуда, председатель кооператива имени Наримана Нариманова, был убит врагами Советской власти в 1930 году. Эйюб обкопал куст кизила и ушел в Шеки учиться на учителя.

В 1945 году Эйюб Юсифов и Фатьма Караева поженились.

После войны оба продолжали учебу. Получили высшее педагогическое образование. Фатьму приглашали работать в детский сад. Отказалась. Она хотела в школу, хотела преподавать историю.

До сих пор плодоносит кизиловый куст. Он могуч и похож на дерево. Его алые плоды всякую осень снимает Гафар, внук старого Гафара, родившийся в 1959 году. Но не все ягоды снимает Гафар-муалим. Оставляет дроздам и снегирям, прилетающим сюда через горы из России зимовать.

Фатьма-ханум снова уходит на занятия. А из школы возвращается Севда, жена Гафара. Они ровесники. Окончили один и тот же факультет — филологический. Когда Гафар объявил родным, что намерен жениться на однокурснице, бакинке, Фатьма-ханум и Эйюб-муалим задумались: как приживется в горном селении столичная девушка; понравятся ли ей узкие, кривые, сбегающие с гор улочки, занесенные снегом в зимнюю пору и шумящие потоками талой воды весной.

Эйюб-муалим взял обоих в свою восьмилетнюю школу. Работы в школе всем хватит. А что зарплата маловата, так это не беда. При теперешней жизни да еще в доме отца и этих денег молодым, что вдвоем заработают, достаточно. Прежде всего в школе, возглавляемой Юсифовым, на полном окладе работают более опытные учителя, то есть «другие», а «свои» получили «свободные» часы. У Севды шесть часов в неделю, у Гафара — одиннадцать... Хотя проводят молодые педагоги в школе неизмеримо большее время.

Как-то писатель Андрей Платонов заметил: когда труд из безотчетной бесплатной натуры станет одной денежной нуждой, тогда наступит конец света, даже хуже...

Я всматривался в этих людей и понимал, что с такими, как они, человечество будет жить вечно. Они говорили на своем языке. И я, забываясь, начинал чувствовать: я понимаю этот язык. Я понимаю, потому что они понимают меня как брата и сына...

Они педагоги. Даже совсем молодой Гафар.

В. А. Сухомлинский писал: от того, кто вел ребенка за руку в детские годы, что вошло в его разум и сердце из окружающего мира, в значительной степени зависит, каким человеком станет сегодняшний ребенок.

Первые свои шаги малыш делает с родителями и педагогами. Этой мыслью я поделился с Гафаром, когда мы пришли в школу. Была как раз перемена. Дети — всюду дети. В просторном коридоре шум, гам. И все же я услыхал что-то непривычное моему слуху. Музыка! Звучание гобоя и тара — в сопровождении бубна. В пионерской комнате проигрыватель. Его включают в радиосеть школы на переменах. Дети отдыхают. Отдыхают и учителя. Пока Гафар отлучился в свой класс, я заглянул в биологический кабинет. Там я увидел невысокого человека. Саламов Бальяр — бывший ученик Эйюба Юсифова — задумчиво глядел в окно. Мое вторжение отвлекло учителя от дум. Я хотел было извиниться и уйти, но увидел на стене тар — тринадцатиструнный национальный инструмент.

— Это инструмент ашугов, — объяснил Саламов.

— А зачем вы его тут держите?

— Люблю иногда в перерыв послушать, что он мне скажет... — ответил Бальяр-муалим.

Так разговорились, познакомились.

В пятьдесят втором году он закончил Шекинское педучилище, в 1967 году — Азербайджанский университет, отделение географии и биологии. В школе работает вместе с женой. Сафия-ханум преподает в начальных классах...

Саламов улыбнулся и заговорщицким тоном сообщил, что он еще с тех пор, как был в этой школе старшим пионервожатым, не расстается с таром. Теперь у него есть помощник по организации художественной самодеятельности — Гафар Юсифов. Он играет на гармони...

В это время раздался звонок, и меня пригласили на урок русского языка в восьмой класс.

Высокий худощавый человек не скрывает того, что хочет показать гостю класс. Как выясняется, восьмой класс у него любимый. В него он вложил много терпения и собственных знаний и теперь хочет вознаградить себя за труды. На стенах портреты русских писателей. Изречения о русском языке Владимира Маяковского и Самеда Вургуна.

Широким читательским массам слова пролетарского поэта известны, а вот высказывание азербайджанского классика мне хотелось бы привести полностью. Тем более что оно несколько раз будет звучать на этом уроке: «Наши дети, наша молодежь должны, как свой родной язык, изучать язык великого русского народа, язык Октября, язык Ленина».

— Кто хочет высказать свое отношение к предмету нашего урока? — спрашивает Гасан-муалим.

Поднимает руку девушка с первой парты.

— Прошу, Интизар, — приглашает учитель.

— Русский язык — это средство межнационального общения в нашей стране. Это язык космоса...

Язык космоса. Это, пожалуй, открытие. Я бы сказал, поэтическое открытие.

Но вот уже на этот вопрос отвечает юноша. Его зовут Малик Джабаров:

— Я люблю русский язык за то, что вы, Гасан-муалим, любите его. Вы научили меня говорить и читать на русском. И я сам прочел много книг русских писателей. Я много узнал о русских, о культуре народа и полюбил их...

Учитель смутился. Он, видимо, не ожидал этого признания. Я чувствую, что Гасан-муалим опасается, как бы я не подумал, что ученик из лести все это сказал... Напрасно, учитель Гасан. Я так не подумал и не думаю. Мальчишка так грамотно и чисто говорил по-русски, что ему веришь, веришь его искренности, его благодарности.

Однако Гасан, опасаясь возможных неожиданностей, перешел к новому материалу. Он рассказал биографию Маяковского, разобрал стихотворение «К юношеству». И дал задание написать небольшое сочинение на тему «Моя мечта». Пока ребята работали, Гасан потихоньку представил мне своих учеников. Новруз Мамедов занял второе место на республиканской олимпиаде по русскому языку и литературе. Он редактор стенной газеты, которую выпускает кружок русского языка. Позже мне сказали, что созданный Гасаном Мусаевым кружок — лучший в Шекинском районе. Его опыт изучается и распространяется методкабинетом роно.

Пока восьмиклассники пишут, я узнаю, что девушка с первой парты, с ответа которой начался этот урок, Интизар — внучка Эйюба и Фатьмы Юсифовых.

Но вот сочинения готовы.

Ибрагимова Ягут: «У каждого человека своя мечта. Я хочу быть учительницей русского языка. Это твердо мною решено. Когда я об этом рассказала родителям (они работают в колхозе и тоже учились в школе, где я учусь), они обрадовались. В нашем роду появится первый педагог. Я представляю себе школу, в которой стану работать. Мне хочется, чтобы она была просторной со всеми удобствами, кабинетами, пришкольным участком, спортивным залом, бассейном...»

С гордостью рассказывает Эйюб Гафар оглы:

— Двести наших учеников, выпущенных в послевоенные годы, получили высшее образование и успешно работают в народном хозяйстве, в учреждениях культуры республики и страны. Сегодня выпускники учатся в разных городах нашей Родины: Москве, Ленинграде, Киеве, Львове, Баку, Ташкенте, Караганде, Ставрополе...

И снова урок, теперь азербайджанского языка. Дает его Гафар-муалим. Тема: правописание гласных. Учитель работает легко, с удовольствием, словно читает стихи. Конечно же, Гафар-муалим прирожденный педагог. А вернее будет, потомственный учитель. Он учитель третьего поколения. Я спросил его, в чем, по его мнению, нуждается современная школа, если говорить об обучении и воспитании? Гафар не удивил меня ответом: «Наша школа грешит объяснительным типом обучения. Это дидактика. Надо позволять детям больше самостоятельности. Пусть школа вспомнит свое исконное, но почему-то забытое право учить детей самообразованию...»

Я сказал Гафару, что подобную мысль встречал у Сухомлинского. Гафар не удивился. Пришла очередь удивляться мне. Ведь Сухомлинского до сих пор не перевели на азербайджанский, а Гафар его знает. К сожалению, и у нас, на Украине, наследие этого замечательного педагога все еще слабо изучается в вузах, а его бесценный практический опыт почему-то называют подчас спорным экспериментом.

По-весеннему тихим и теплым вечером мы возвращаемся из школы.

— Салам алейкум, Гафар-муалим! — приветствуют моего спутника и стар и млад.

— Алейкум салам! — с достоинством отвечает молодой учитель.

Я понимаю, что народ почитает в лице Гафара Эйюб оглы весь его учительский род. И вспоминаю незадолго перед этим сказанное Эйюбом Гафар оглы: учитель без авторитета — пустое место; дело в авторитете, деньги пустое в нашем деле; кто гонится за зарплатой — не учитель.

— Ахшамынныз хэйр! («Добрый вечер») — приветствует нас еще кто-то.

Гафар останавливается, уважительно пожимает руку мужчине средних лет. Знакомит нас.

— Рафик Джумай оглы Мамедов, председатель Охудского сельсовета, — представляется тот.

Только с 1981 года Рафик Мамедов в этой должности, а до нее работал в школе. После окончания пединститута учительствовал в соседнем Белоканском районе. Затем вернулся в родной Шекинский. Преподавал историю и обществоведение в Инча-Зунудской средней школе, работал заместителем директора в Охудской средней школе...

— Когда узнал, что вы приехали писать о нашей учительской династии, решил непременно встретиться, чтобы рассказать, какую роль сыграл в моей судьбе Эйюб-муалим, — говорит Рафик.

Его история типична для многих детей войны, а судьба похожа на судьбы многих сирот, которых случай свел с людьми из этой учительской семьи. Отец Мамедова погиб на фронте в самом начале войны...

— Эйюб-муалим покупал мне обувь и одежду даже тогда, когда я учился в вузе, не говоря уже о школьных моих годах. Юсифовы учили меня, а я потом Гафара, их сына...

У Фатьмы и Эйюба, кроме Гафара, есть еще сын. Младший Джамал учится в Московском химико-технологическом институте. А привил ему любовь к химии, готовил сначала в специальный интернат, а потом к поступлению в вуз муж его старшей сестры Музаккир Караев.

Музаккир Сейди оглы Караев — сын одного из братьев Гусейна Караева. В доме Музаккира на видном месте в рамке под стеклом — завещание отца. Учитель начальной школы, он был образованнейшим человеком. Свои заветы семье написал арабской вязью. А наказал он своим потомкам беречь семейный очаг, служить народу, защищать отчий край, соблюдать законы гостеприимства, трудиться...

Меня в людях Азербайджана поразила верность памяти. Ничто ценное из достояния прошлого здесь не исчезает. Потомки чтят предков. В городе Шеки я видел у домов факелы памяти о тех, кто не вернулся с Великой Отечественной. Я видел имена, выбитые на камне булаков — рукотворных питьевых источников. Это имена тех, кто провел воду. Сколько булак будет стоять и поить водою людей, столько люди будут помнить создателя источника. Из почитания предков выросло в этом народе почтение к старшим. Без разрешения отца, без совета с ним ничто не предпринимается, не делается в семье. Совсем недавно жители Киша хотели избрать Кудрата Мурадова председателем сельсовета. Отец пятерых детей, авторитетный в селе человек пришел к тестю за советом. Эйюб-муалим посоветовал ему поблагодарить за доверие и... отказаться. Учитель должен оставаться в школе. Эйюб Юсифов сам когда-то отказывался от соблазнительных постов, потому что понимал: он необходим как педагог. Кудрат сегодня очень нужен школе — здесь он единственный учитель французского языка...

Кудрат и Музаккир друзья. И не потому, что свояки — женаты на сестрах Зульмухар и Нигяр Юсифовых. Это прежде всего единомышленники. Это прежде всего просвещенцы в современном понимании этого слова.

В брошюре, выпущенной институтом усовершенствования учителей республики, сказано: опыт преподавателя Кишской средней школы Шекинского района Музаккира Караева широко распространен в Азербайджане. В институте вышла его статья «Дидактический материал общего типа уроков органической химии».

Он участник 11-й республиканской конференции, посвященной вопросам преподавания химии. Решением роно он назначен председателем районного общества имени Д. И. Менделеева. В период экзаменов в Шекинское педучилище его приглашают в приемную комиссию.

Сам Музаккир очень скромный. Если бы не Кудрат, рассказавший о своем друге, мне бы вряд ли удалось вытянуть из Музаккира-муалима столько интересных подробностей о его достижениях как специалиста.

Кудрат-муалим совсем не похож на азербайджанца. У него славянское лицо. Меня так и подмывало спросить: в чем тут дело, да все как-то не решался. Позже, когда побывал на экскурсии во дворце шекинских ханов, услышал там, что до завоевания персами, а потом турками-сельджуками азербайджанцы были белокожими и светлоглазыми, успокоился. К этому вопросу меня неожиданно вернула Фатьма-ханум.

— Кудрат учился в моем классе. Я приметила для себя зятя еще тогда... У нас с Кудратом с давних пор единство душ, с молоком в младенчестве оно вошло в нас...

С улыбкой Фатьма-ханум рассказала, что она вскормлена молоком русской женщины, молоком Нюры-биби, жены дяди Насрулаха. Когда Фатьма родилась, ее мама тяжело болела, и за малышкой ухаживала тетя. Когда же она стала говорить о Кудрате, то улыбка исчезла. На лицо легла тень: «Мама Кудрата была с Украины. Гузу Мурадов и Татьяна Кравченко познакомились и поженились в Казахстане. Недавний фронтовик-азербайджанец и горный инженер с Украины стали мужем и женой. Увы, счастье молодых было недолгим. Татьяна Семеновна умерла, когда Кудрату не было и семи лет».

Так мальчик и рос под материнским взглядом доброй заботливой Фатьмы-ханум. Восемь классов закончил в селении Охуд, с девятого по десятый учился в Кише. В армию провожали его двумя селениями.

Кудрат впервые уезжал так далеко от дома и родных людей. То же, что и он, чувствовали и другие новобранцы. Поезд шел просторами необъятной земли. Кудрат читал книгу любимого поэта Бахтияра Вагаб-заде. Кто-то предложил погадать на книге. Когда Кудрат загадал страницу и строку, ему выпал такой текст: «Смотри за окно, перед тобою родина предков». Ребята спросили у проводника, какие края проезжают. «Проезжаем Украину», — был ответ.

Как река Киш впадает в Агричай, а тот несет свои воды в Куру, так ветви и веточки славных учительских династий Караевых — Юсифовых — этого древа добра — несут свет знания своему народу. Я заметил, что настоящий педагог никогда не замыкается в рамках только своей профессии. Это, как правило, человек многих интересов.

Кудрат Гузу оглы Мурадов неплохой краевед. Когда в Шекинский край приезжают туристы, обращаются к учителю из Кишской средней школы. И тот на какое-то время совмещает педагогическую работу с обязанностями гида. Фатьма-ханум — замечательная вышивальщица. Гафар-муалим показывал рушник, который вышивала его мама целый год, ожидая рождения сына...

Шекинский край — край мастеров самых разных народных промыслов. Этот район испокон давал родине поэтов.

— Гляди-ка! Наш Айдын! — восклицает Фатьма-ханум и зовет мужа, невестку, сына.

На экране телевизора худощавый средних лет мужчина. Он что-то говорит...

— Кандидат филологических наук. В академии работает... — с гордостью объясняет мне Эйюб-муалим, — мой ученик.

Севда и Гафар наперебой переводят мне из того, что говорит их земляк.

Мамедов Айдын говорит о еще одном земляке. Поэте из Шеки Вагифе Ибрагимове.

Фатьма-ханум смахивает слезу и тихо шепчет: «Золотые наши мальчики!» А ее невестка объясняет мне: «Айдын закончил школу с золотой медалью...»

А про Вагифа мне говорить ничего не надо. Вагиф мой друг. Мы с ним познакомились в Москве на VII Всесоюзном совещании молодых писателей страны.

Мы слушаем стихи Вагифа Ибрагимова — лауреата премии Ленинского комсомола Азербайджана, замечательного человека и поэта, до времени ушедшего из жизни. Звучат стихи Вагифа о родной шекинской земле, о земле своего народа, о нашей стране, о всей земле — доме человечества.

— Поэт — это самый главный учитель, — негромко говорит Гафар и как может переводит для меня стихи, звучащие с экрана телевизора: «Удивительно, что люди, убивая на Земле тысячи, миллионы себе подобных, в то же время ищут в космосе братьев по разуму!»

Я слушаю стихи Вагифа. Они звучат на языке, которого я не знаю, но я понимаю Вагифа. И мое сердце становится его сердцем...

В день моего отъезда рано утром пошел снег. Он то спускался, словно вата на ниточках, хлопьями, то сыпался — мелкий, словно манна. Умолкли птицы. Лишь изредка покряхтывали вороны. Было тихо и светло. Снегири сбивали снег с веток кизилового дерева розовыми грудками...

— У тебя легкая нога! — сказал Эйюб-муалим. — Ты привез нам снег. Снег нужен. Хороший снег — это урожай, это хлеб.

В то утро Фатьма-ханум поднялась ни свет ни заря. Замесила тесто. Разожгла огонь в тандыре. Потом пришла внучка Интизар — дочь старшей дочери Юсифовых медсестры Изумруд.

Восьмиклассница Интизар вполне взрослый человек. Бабушка без опаски доверяет ей ответственное дело — она топит, натапливает тандыр — печь, напоминающую полый усеченный конус, на внутренних, хорошо разогретых стенах которого здесь выпекают чурек — ароматный, нечерствеющий хлеб. Носит в гююме — металлическом сосуде — воду от булака.

Я вбирал запахи, краски, звуки этой простой жизни, и мне казалось, что мой дом рядом, за этими заснеженными, немного похожими на те, что между Алуштой и Судаком, горы. Вдруг появились желтоклювые дрозды.

— Это они хлебный дух учуяли, — замечает Гафар.

Он срывает лимон с дерева, растущего в комнате, и начинает готовить чай. Вскоре собираются все. Фатьма-ханум вносит только что испеченный чурек. Разламывает чурек пополам и протягивает мне половину...