Нелегкое это дело — боярином быть, доложу я вам.
Наутро я собрался было отправляться осматривать терем бояр Сиськиных… то есть, этих… Сисеевых. Не помню я таких на Москве, значит, род какой-то захудалый, а скорее всего — и вовсе вымерший, как здесь говорят — угасший. Да и терем этот, строго говоря, не в Москве — в лесах рядом, типа загородный дом. Интересно, мы вдесятером в нем поместимся или кому-то придется по постоялым дворам мыкаться?
Так вот — собрался я, было, к этому самому терему…
— Нельзя, — скрестила руки на груди Клава. На хорошей такой, надо признать груди, сдобной… Мне такая по вкусу… раньше была. А сейчас мне, почему-то худенькие девочки нравятся. И чтобы грудки такие… как булочки…
— А? — в размышлении о выпечке я прослушал, что Клава говорила дальше.
— Ты что, пешком собрался идти?
— Ну… да.
Кто-то покрутит пальцем у виска: совсем рехнулся, Москву пешком пересечь! Но не забывайте, что здешняя Москва чуть поменьше, чем была в двадцать первом веке. Что там, прогуляться часок, без особой спешки. Кто понял жизнь, тот не спешит. А здесь, в это время, жизнь понимают все.
— Нельзя! Викеша, ты теперь не просто подьячий, ты — боярин!
Тьфу ты. Я не стал переспрашивать, что она имеет в виду, сам сообразил.
Боярин — это не просто множество прав, но еще и не меньшее количество обязанностей. И самая главная обязанность боярина (после обязанности служить царю) — это обязанность боярином БЫТЬ. Не понимаете? Ну вот вам самый простой пример: представьте, что боярин — это генерал. А генерал, само собой, обязан носить генеральскую форму и, даже если ему это кажется удобным — он не может надеть форму лейтенанта или сержанта. Так и боярин — он должен одеваться так, чтобы любой первый встречный видел, что перед ним — боярин. И не может надеть одежду купца или мещанина. Вы, конечно, можете сказать, что генерал вне строя может носить гражданскую одежду, да хоть майку с трениками. Но это там, в двадцать первом веке, там генерал может хоть юбку с платьем носить. Здесь же такого понятия как «гражданская одежда» просто не существует. Здесь любая одежда характеризует статус человека, и боярин, одетый как… как я, рискует лишиться уважения остальных бояр. Пацаны не поймут.
— Потом переоденусь, — несколько легкомысленно отмахнулся я.
— А выезд? Боярин пешком не ходит!
Потому что в мирное время это вызывает смех, а в военное — панику, да… Где я выезд возьму? Боярин даже верхом не ездит, только в карете! А службы проката карет для новоиспеченных бояр тут не очень развиты.
Хотя…
К небольшой избушке, притаившейся в тени огромных елей в подмосковном лесу, подкатил самый необычный выезд из тех, на каких перемещались бояре.
Помните, я сказал, что проката карет на Руси нет? Нет, все верно. А вот нанять незадорого ямскую карету — можно всегда. Правда, ключевое слово здесь — «незадорого». То есть для боярина — невместно. Но я, соединив в голове истории о выходках российских купцов и принцип «понт дороже денег», нашел выход.
К домику подъехала ямская карета. Остановилась. Из нее вышел… Неа, не я.
Из нее вышел Мурин.
Вы же помните, как он выглядит? Здоровенный, плечистый парень с хмурым лицом профессионального убийцы (каковым он, строго говоря, и является). И неважно, что только я знаю, что это мрачное лицо — от того, что парню просто-напросто некомфортно на Москве. Он всю жизнь прожил в отдаленном приполярном городке, и даже там он жил на отшибе. А здесь — столица! Мурин до сих пор несколько пришиблен размерами и многолюдием Москвы.
Итак, из кареты вышел Мурин, и тут же рядом с первой встала вторая карета. Ага, тоже ямская. Из которой вышел…
Неа. Опять не я. Александр.
Высокий, пусть и тощий, в непробиваемо-темных очках, он встал рядом с Муриным, дожидаясь, пока подъедет третья карета.
Из которой вышел…
Ну? Кто?
А вот теперь — все верно, из нее вышел я.
Оба моих человека встали чуть позади меня, пока я, прищурившись и с выражением человека, купившего весь этот гребаный лес, осматривал заснеженные елки.
А за моей спиной продолжали подъезжать кареты…
Я, как вы помните, собирался осматривать царский подгон в одиночку. После слов Клавы о том, что уместно для боярина, а что — неуместно, решил взять с собой Мурина с Александром. Потом пришлось взять Клаву, которая не хотела, чтобы я опять что-то накосячил, и решила меня контролировать. Потом — Аглашку, которая возмутилась тем, что я куда-то собрался без нее. Потом — Настю, которая заявила, что на меня могут напасть, и Огненное Слово мне может пригодиться. Я, правда, не думал, что бояре вот так слету решат нарушить царское слово — а те, что про него не услышали, скорее всего, не услышали и про мое появление на Москве — но взять ее все же пришлось. Вслед за Настей в мой отряд вточилась Дита, которая заявила, что ей скучно, а так — хоть какая-то развлекуха. Вместе с Мартином на руках. Да, тот самый мангазейский серый кошак пропутешествовал с нами до самой Москвы.
В общем, на постоялом дворе осталась только тетя Анфия, которая наотрез отказалась куда-то шлепать по слякоти и снегу.
Итак, дети: сколько карет подъехало к лесной избушке? Мурин да Александр, я да Аглашка, Клава да Настя, да Дита с котом. Семь? А вот и не угадали — восемь! Да, Мартин ехал в отдельной карете. Потому что в нашем боярском деле главное — понты.
Казалось бы, перед кем мне тут понтоваться, посреди зимнего леса, где живет один-единственный человек, хранитель терема? Правильно — перед ним. Этот человек — не слепой и не немой, а разговоры и сплетни на Руси — оно из главных развлечений, за неимением Интернета и мессенджеров. Да и, строго говоря, те же самые Интернет и мессенджеры — просто возможность разносить сплетни на более технологическом уровне. В общем, если завтра на Москве не будут говорить о том, что боярин Осетровский приехал к своему загородному терему на десяти каретах, в одной из которых ехал его личный кот, а в другой — его шапка, то я готов съесть эту самую шапку без соли и перца.
Мурин уже взлетел на крыльцо избы и стучал кулаком в дверь:
— Открывай!
— Кто такие? — в распахнутой двери возник вышеназванный хранитель, здоровенный мужичина, с волосатой грудью в распахнутом вороте рубахи, широченной бородой и низко надвинутой на глаза шапке-колпаке.
— Боярин Осетровский, — ледяным голосом процедил Александр, сверкнув очками, как какой-нибудь тонтон-макут (нет, это уже не четверка по истории, это интернет-серфинг).
— Боярин? — растерявшийся мужик перебегал глазами с одного из нас на другого, не задерживаясь ни на ком. Видимо, не в силах определить, кто же из нас рекомый боярин. Дольше всех он смотрел почему-то на кота. Впрочем, любой кот от рождения обладает истинно боярской спесью.
— Боярин, — Александр продолжал цедить, не хуже какого-то Люциуса Малфоя при виде грязнокровки. Да, мы с ним специально такую интонацию отрабатывали. Потому что не по чину целому боярину самому с кем попало разговаривать.
— А зачем?
Перед носом мужика развернулся свиток, полученный мною в Дворцовом Приказе. В этом свитке четко говорилось о том, что терем бояр Сисеевых на год передается в имение боярину Осетровскому.
Читать хранитель умел. Потому что, проведя носом сверху вниз, он приосанился… и тут же снова растерянно посмотрел на нашу толпу явно пытаясь понять, куда ж мы боярина-то спрятали.
Нет, все же Клава права — здесь, на Руси, по одежку встречают. В буквальном смысле этого слова.
— Боярин Викентий Георгиевич, — Александр, наконец, сообразил, в чем затруднение, и указал на меня.
Мужик поклонился, коснувшись ладонью крыльца:
— Прощения прошу, Викентий Георгиевич. Дозволь одежду накинуть — сразу же вас провожу… э?
Он снова уткнулся носом в свиток, который Александр начал было сворачивать.
— Викентий Георгиевич в тереме жить собирается?!
— Имеет такое желание. Давай, собирайся уже.
Хранитель заполошно покосился на меня, как будто я собирался не теремок его посмотреть, а в полете на Марс участвовать. Без скафандра и без корабля.
— Сейчас, сейчас буду готов… — промямлил он.
Ох ты ж, нифига себе теремок!
Я ожидал… ну… что-то более скромное, в общем. Гораздо более скромное!
На невысоком пригорке, посреди внушительной поляны — целого, мать его, поля! — высился Терем. Целый дворец, а не терем! В высоту с пятиэтажку, с многочисленными окнами, прикрытыми резными ставнями, с крытыми крыльцами, острыми крышами башенок, резными коньками кровель, терем солидно золотился темным янтарным цветом срубов.
И это было еще не все — за теремом виднелись хозяйственные постройки, судя по которым, тут можно было организовать целое хозяйство, не выходя за пределы высокого забора.
Мы всей толпой постояли в воротах, которые распахнул для нас хранитель, не в силах прийти в себя и осознать, что Вот Это Вот — теперь наше.
Вот это царский подгон!
Настолько все круто, что…
Что возникает ощущение какого грандиозного подвоха.
Почему такое шикарное владение стояло без хозяина и ждало меня?
Почему мужик-хранитель ежится и, кажется, пытается спрятаться за нашими спинами?
И почему он так низко надвинул колпак, до самых бровей. На Руси так шапки не носят. Если только…
— Сними колпак, — приказал я.
— Чего? — недоуменно переспросил мужик. Наигранно недоуменно. И наоборот, надвинул шапку еще ниже, почти на самые глаза. Рэпер, мать его, древнерусский.
Нет, все же правильно Клава сказала — чтобы тебя воспринимали боярином, нужно выглядеть как боярин. А выглядишь как приказный ярыга — к тебе и отношение соответствующее. Сейчас бы достать печать Разбойного Приказа и ткнуть в нос этому «хранителю терема» — да нельзя. Отобрали у меня печать, сказали, что я к Разбойному Приказу больше отношения не имею. Печалька.
— Мурин.
Хранитель и мяукнуть не успел, как получил оплеуху, которая сбила с головы колпак и чуть не сбила с ног его самого.
Так я и думал.
На лбу хранителя темнел круг печати.
Знак нарушенного договора.
— Ряд сломал, значит, — я не спрашивал, я утверждал.
— Ну и сломал, — хмуро проворчал мужик, — Обманули меня, не сказали, что здесь такое… Сбежать хотел.
— Только ряд был по-честному составлен, иначе бы знак не появился, верно?
— Ну, верно…
— Тогда рассказывай, что здесь ТАКОЕ, отчего ты бежать собрался?
Мужик настороженно бросил взгляд на терем, на его сверкающие снегом кровли:
— Нечисто здесь. Кто в доме этом побывает — тот на свете не заживется. Проклято это место, со времен старых хозяев, а их уже, почитай, лет сто как нет, не живет здесь никто.
За моей спиной кто-то из девчонок охнул.
Ну… царь-батюшка… Я думал, он мне испытание с поиском вотчины придумал, а тут испытания еще раньше начались.