Боярин Осетровский

Глава 21

— Если он сейчас уйдет, знаешь, что я с Аглашкой сделаю?

Я развернулся так, что полы тяжелой шубы взлетели крыльями, как у легкого плаща. И тут же понял, что это падло имело в виду не мою Аглашеньку — боярич указывал на холопку, которую, похоже, звали так же, как мою любимую скоморошку.

— Не знаю и знать не хочу.

— Я ее…

Дальше последовало описание, которое заняло бы достойное место на сайте порнорассказов. Хотя нет — там всё же фантазии побольше… не спрашивайте, откуда я это знаю.

За моей спиной глухо застонали и, кажется, заскрипели зубами — Мишка был еще под Повелением, и не мог ни броситься к любимой, ни заорать, но не отреагировать на такие обещания он тоже не мог.

Чувствую себя, как будто попал в сказку о двух влюбленных, которых хотят разлучить злодеи. И один из этих злодеев… хм, я.

Так. Похоже, девчонку надо выручать.

— Она твоя холопка, ты в своем праве, — безразлично отмахнулся я и развернулся обратно. Взгляд, которым на меня Мишка смотрел… бррр. Не дай бог такое приснится еще.

— Идем.

Мы двинулись к калитке. Не торопясь так… Позади озадаченно молчали — Морозов не понимал, что делать. Будущий почти холоп сорвался с крючка и уходит, а как его вернуть — непонятно.

— Если хочешь, — кинул я через плечо, не останавливаясь, — могу ее купить.

Долгая пауза… Я почти дошел до калитки…

— Купи, — услышал я, наконец.

Алилуйя. Я лениво повернулся и приподнял бровь:

— Сколько просишь?

— Сто золотых монет.

И щерится, сучонок.

Сто золотых монет — это много. Это, мать его, просто дохерища! На такую сумму можно не то, что холопку — пол-Москвы купить. Ясно, что он просто издевается, просек, гаденыш, что мне эта холопка все же нужна, но, может, поторгуемся?

— Не стоит она таких денег, — отмахнулся я, — Рубль дам, не больше.

И опять к калитке поворачиваю.

— Сто золотых или ничего!

Я чуть не споткнулся. Даже крестьянин на рынке…

Повернулся обратно:

— Сто золотых или ничего? За такую цену отдаешь?

— Да, — лыбится Морозов-средний.

— Согласен. Уговор, — говорю я.

Да уж, удивил так удивил. У всех, кто на дворе присутствовал, чуть глаза не повыпадали. Кроме дворого пса на цепи — тому пофиг.

— Согласен?! — не может поверить своих ушам боярич.

— Мы, Осетровские, два раза не повторяем, — я кивнул подьячему, — Пиши купчую.

«…отдает боярину Осетровскому Викентию Георгиевичу за оговоренную цену холопку Аглашку дочь Вавилову, прозванием Куница…»

Я не заржал только потому, что диктовал купчую, а это дело серьезное. Знаете, что на Руси «куницей» называют? Нет? Ну ладно. Тогда вы юмора не поймете.

— Всё?

— Э…! — вдруг попытался влезть управляющий.

— Молчи! — бросил Повеление боярич, — Иди отсюда, не мешай.

Управляющий зашагал механическим шагом, Морозов, не читая, подписал купчую, аж перо в руках тряслось, следом — я и, наконец, шлепнул печать подьячий.

— Ну, когда я свои деньги увижу? — а ручонки-то трясутся.

— Оговоренную цену? — переспросил я, — да хоть сейчас.

И протянул вперед руку.

Морозов машинально вытянул свою, принимая, а потом уставился на то, что получил. На свою пустую ладонь.

— Что это?! — возопил он.

— Как что? То, что просил. Ничего.

Даже крестьянин на рынке не попадется на такой тупой развод. Все знают, что на рынке полно мошенников, правда, называют их плутами, мошенник на Руси — как у нас карманник. Так вот, все знают, что на рынке полно мошенников, обманщиков, плутов, и если незнакомец предлагает тебе купить на грош пятаков — самым правильным будет не соглашаться. Особенно — особенно! — если этот договор купли-продажи будет закреплен письменно. После этого вообще ничего не докажешь. Но даже за устными договоренностямя нужно следить в два глаза и четыре уха. Иначе плуты оплетут словами так, что продать корову за «рубль или ничего» — это еще простенькая схема. А вот купить кошку по цене коровы, да так, что сам, почесывая в затылке, признаешь, что вроде все честно. Или купить суходойную, не дающую молока, корову, потому что продавец заверил, что молока от нее «столько, что за день не выдоишь».

Даже крестьянин на рынке не попадется на такой тупой развод. Но тут же не какой-то там крестьянин — тут целый боярский сын! А то, что титул отца не заменяет сыну ни опыта, ни житейской сметки, ни мозгов — этого Морозов-средний еще не понял. Подозреваю, даже после сегодняшнего случая не поймет.

— Вот тебе холопка! Вот тебе холопка! — боярич с рычанием разорвал купчую на мелкие клочки и бросил их мне в лицо. Ну, вернее — попытался. До меня было метра три, а добросить на такое расстояние горсть бумажек не удавалось еще никому.

Обрывки купчей взлетели белыми снежинками… и собрались обратно в целый и нетронутый бумажный лист. Который спланировал по воздуху в мою сторону, да еще извернулся так, что я подхватил его, просто протянув руку. Вышло это случайно, но выглядело до невозможности круто.

С невозмутимым лицом, типа «Так и было задумано», я свернул купчую и передал ее Нафане. Морозов-средний, пыхтя, что твой бык, смотрел на меня исподлобья, но молчал. Он и сам понял, что раз купчую не удается уничтожить, значит, всё честно, цена «ничего за холопку» принята, и теперь, если он попытается отбить у меня мою покупку — получит оттиск печати на лоб. А для боярича это не просто позор, а, как в той рекламе, позорище.

Судя по вскользь брошенному взгляду, Морозов рассматривал возможность нападения на меня. Но, видимо, после сегодняшней неудачи у него начала прорезаться первая извилина, и он понял, что четыре стрельца против десятка охотников — так себе расклад.

— Иди сюда, — махнул я рукой холопке. Девушка, настороженно покосившись на бывшего хозяина и, не менее настороженно — на нынешнего, мол, не меняю ли я хрен на редьку, подбежала к своему разлюбезному Мишке и осторожно взяла его за руку.

Мы вышли за ворота и двинулись к моей карете. Мои люди попрыгали на лошадей — «мои люди», приятно звучит — только Мишка со своей любимой остался стоять, глядя на меня с забавной смесью испуга и вызова.

— Куда нам теперь…

— Викентий Георгиевич, — тихо прошептал Нафаня.

— …Викентий Георгиевич?

— Ко мне, во владение. Ты мой слуга…

— А…

— Кто ты?

Мишка с некоторым трудом выговорил;

— Я ваш слуга.

— А раз так — должен в моем доме жить.

— А Аглаше… Аглаша моя?

— Жена с мужем должна жить.

Смысл этой моей фразы Мишка-Филин понял не сразу, а когда все же понял — расплылся в улыбке. Анимешной такой, когда глаза почти закрываются, превращаются в две полукруглые щелочки.

— И замуж ей разрешишь?

— Да кто ж вольной женщине запретит?

Эту фразу молодожены переваривали еще дольше. Зато как переварили… Будущая бывшая холопка радостно завизжала — а потом завизжала еще раз, когда Мишка подхватил ее и подкинул в воздух. Здоров, чертяка, она же на полголовы его выше.

Подъехал на коне Нафаня, во взгляде которого определенно присутствовало уважение. Старый охотник снял шапку:

— Где же вы таким уловкам научились, Викентий Георгиевич?

Я открыл дверь в карету:

— В Разбойном Приказе.