Боярин Осетровский

Глава 7

Аглашка подняла свою соболиную бровь. Правую.

— То есть, Клава вовсе не благодарит тебя за то, что ты сделал ее своей крестовой сестрой и дал доступ к Источнику? Виешенька, у меня к тебе вопросики!

— Э… — я поначалу завис, пытаясь понять, как она смогла так точно определить, что тут у нас происходит. А потом понял, — И давно ты тут стоишь?

— С того мгновения, в котором ты с ножом в руке принуждаешь бедную девочку.

— Я сопротивлялась! — пискнула из-за моей спины Клава. Или хихикнула. Судя по очень-очень серьезному лицу, которое я увидел, когда оглянулся — хихикнула.

— Слышала я, как ты сопротивлялась! Предлагала моему Викешеньке сходить к тетке! Почему не ко мне?! Я, по-твоему, что — тоже неумелая? Да я такое умею!!!

Какое?!

— Какое? — с интересом спросила Клава.

— Такое! — Аглашка показала язык. То ли дразнясь, то ли намекая на что-то… — Только тебе такое знать еще рано, «молодая и неумелая девушка»! Пойдем, Викешенька!

И меня схватили за руку и потащили. Куда-то.

На пороге спальни я остановился и уперся.

— Аглашенька, ты… что?

— Внутрь! — меня с недевичьей силой втолкнули внутрь и закрыли дверь изнутри на засов. После чего Аглашка…

Разрыдалась.

Я подпрыгнул, как ужаленный:

— Что… что… что случилось, Аглашенька?

Она уткнула нос мне в грудь и зарыдала по-новой. Я гладил мою девушку по острым лопаткам, не понимая, что случилось, но чувствуя острую боль в груди — Аглаша плачет.

— Клава тебе правду сказала!!! — прогундосила она где-то между моим четвертым и пятым ребром.

— Какую правду? — насторожился я. Потому что Клава, вроде бы, ничего такого не говорила. В смысле — ничего такого, из-за чего стоит плакать. Вроде бы.

— Я — неумелая! — и слезы опять полились рекой.

Ну вот и что с ней делать? Нет, я знаю, что нужно делать с девушкой! У меня были девушки… а, ну да, я ведь уже признался, что не было… Но все равно — человек, у которого был доступ в Интернет, не может не иметь представления о том, что делают мужчины с женщинами, когда остаются наедине. Но познания эти — чисто теоретические.

Так. Это что получается — я тоже неумелый?

— Я не знаю, — продолжала каяться Аглашка, — как ублажить мужчину Я бесполезнаяааа!!!

— Аглаша, — строго сказал я, — ты что, считаешь, что нужна мне только для ублажения?

Скоморошка замерла. Задумалась.

— Ну… — наконец, решила она, — Для этого ведь тоже.

— Я тебя научу, — твердо пообещал я. Между прочим, обучение у нас потихонечку идет и без того, и Аглашка потихонечку раскрепощается…

Ну вот. Опять рыдания. Что опять не так?

— Я боюууусь!

Снова-здорово. Можно подумать, я не боюсь… в смысле, я готов терпеть и ждать, пока она достаточно доверится мне. И откроется. И отдастся… своим чувствам.

— Не бойся. Я всегда буду с тобой. Особенно в тот момент, когда ты перестанешь бояться.

Аглашка, наконец, подняла глаза и посмотрела на меня снизу вверх:

— Правда?

— Конечно. Я бы не хотел, чтобы в тот момент, когда ты перестанешь бояться, ты была с кем-то другим.

— Дурак, — меня ударили кулачком в грудь, — Викешенька…

— Что?

— Ты меня по спине гладишь.

— Ну да.

— Это уже не спина.

— Ой.

— Не убирай.

Казалось бы, что может быть сложного в том, чтобы собрать званый пир? Ответ — всё.

Во-первых — деньги. Нет, деньги у меня еще есть, и после пира они не покажут дно. Дно не покажут, но… Скажем так — придется переходить в режим экономии. Ведь других поступлений у меня пока нет и, до появления вотчины, источников доходов у меня и не появится. Правда, есть один вариантик…

У каждого боярского рода есть своя казна и своя сокровищница. Ну… у каждого, кроме Осетровских. Их казна разграблена давным-давно. Но! Сисеевы ведь тоже были боярами. И у них тоже была казна.

Смекаете?

А, вы уже подумали, что где-то здесь, в тереме, спрятаны сундуки с золотом и бриллиантами, да? И сейчас я свисну, и Голос расскажет мне, где они стоят… ага, щас. Сундуков здесь нет, просто потому, что этот терем — не вотчина Сисеевых. Их вотчина вообще на Волге, на севере, под Ярославлем. А здесь у них — так, загородный дом типа. И деньги, которые здесь спрятаны, вовсе не поражают суммой.

Да, деньги здесь есть. Где-то. «Где-то» — это потому что я не знаю, где именно. А Голос наотрез отказывается это говорить! Она мне вообще не подчиняется, у нас с ней взаимоотношения — на уровне соседей по общаге. Кто захочет — тот поможет другому. А не захочет… Получится как у нас с Голосом. Нет, она согласна с тем, что царь передал мне терем и все имущество в нем. Сопротивляться этому она не будет. Но и слушаться меня или как-то помогать — нет-нет-нет. Хотя бы согласилась не убивать меня и моих гостей — уже большой плюс.

Самое главное — она честно ответила, что в тереме есть казна. И согласилась, что я могу ею пользоваться, ведь казна — это тоже имущество. А вот говорить, где эта самая казна — не говорит! Просто игнорит все вопросы на эту тему, притворяясь глухой. То ли считает, что такие вопросы выходят за рамки ее компетенции, то ли просто глумится. По ее безэмоциональному голосу фиг поймешь!

Ладно, с деньгами пока ситуация не критична. А вот с остальным…

Во-вторых — сам пир. Сами понимаете, шведским столом тут не обойдешься, нужен богатый ассортимент блюд. Да еще и не простых. Потому что — что главное для боярина? Нет, не борода и эта высокая шапка. И даже не Источник. Главное для боярина — это понты. Если уже взялся угощать людей — будь готов удивить их блюдами. Иначе пацаны не поймут, скажут — треш какое-то подсунул.

Казалось бы — ты, мать его, пришел сюда из будущего, за прошедшие почти четыреста лет столько блюд придумали, ты что, не найдешь чем удивить каких-то там бояр?! А теперь попробуйте всерьез подумать — чем ты их удивишь? Фастфудом? Пиццей и суши? Пицца на Руси и своя есть, пироги-ветошники называется. А суши…

На дворе — семнадцатый век, здесь к непривычным вещам относятся с подозрением, и какие-то непонятные комочки риса с огурцами и рыбой есть не будут. Это не говоря уж о нори и соевом соусе, вернее, их полном отсутствии. Блин, да здесь для половины известных мне блюд просто нет ингредиентов! А вторая половина здесь известна и без меня! Вот как тут меню составлять?

Кстати, о высоких шапках. Называются они — горлатные, потому что делают их из самого нежного меха, того, что у куниц и соболей на горле. У бояр она — как фуражка у генерала. То есть — можно и без нее, но это неправильно. А раз я теперь боярин… Да, мне такая шапочка тоже край как нужна. Кстати, в гардеробе у Сисеевых такая шапка есть. И даже мне в пору. Вот только за сто лет какая-то меховая моль проела приличную плешь прямо в центре надо лбом. В такой траченной «фуражке» на люди не выйдешь.

Тоже проблема, кстати.

И в-третьих — части бояр передаст приглашения от моего имени Ржевский. Но для особо важных гостей приглашения должен доставить лично я. А проблема в том, что особо важные гости меня знают как Викешку-приказного…

Князь Дашков, набычась, смотрел на меня, изредка пофыркивая через ноздри, как разъяренный бык. Даже глаза медленно наливались кровью, как у тех самых быков в мультяшках.

— Ты?! Меня?!

На его лбу запульсировали красные крестики гнева.

— Зовешь?! К себе?!

Глаза вспыхнули яростными языками пламени. Дашков набрал воздуха в грудь и заорал:

— МЯАААУУУ!!!

Я подскочил на кровати, тяжело дыша. Господи, приснится же такое! Нет, разговор с Дашковым был тяжелым, но все же не таким. Однако мой мозг, похоже, все эти разговоры и приглашения не выдержал и переварил их вот в такой кошмар. Этот еще более или менее приличный. А вот если вспомнить тот, где была Марфа Васильевна…

— Мяаааау!!!

Да что тебя!

Я посмотрел на пол. Там сидел наш кот Мартин, недовольно глядящий на меня, как будто я ему денег должен. Чего он разорался?

— Чего тебе? — спросил я у кота, как будто тот мог ответить.

Мартин лизнул лапу и посмотрел на меня:

— Спросить тебя хочу.