Боярин Осетровский

Глава 8

Я подскочил на кровати еще раз. Нет, Мартин, конечно, кошак себе на уме — как и все кошки, в принципе — но до сих пор говорить не умел. Ну или хорошо это умение скрывал.

Впрочем, сон с меня слетел окончательно и я сообразил, наконец, что обращался ко мне не Мартин, хотя бы потому, что голос был женским.

— Что случилось, Голос?

— Люди, которые вошли в терем — твои гости?

Что еще за люди?

— Что еще за люди?

— Два человека, вошедших через окно поварни.

Так. Люди, которые входят через окна — гостями определенно не являются. По крайней мере — добрыми гостями. Хотя — возможны варианты… Может, это какие-нибудь ухажеры нашей поварихи… Я вспомнил повариху — огромную женщину, величиной с медведицу и примерно такой же доброты. Нее… Двое с такой не справятся.

— Это гости или нет? — нетерпеливо повторила вопрос Голос.

— Нет, — ответил я.

И поторопился. Очень сильно поторопился.

Откуда-то… ну да, со стороны кухни раздались два истошных вопля. Быстро оборвавшихся.

— Что ты с ними сделала?

— Убила.

Да едрит твою через Мадрид!

— Зачем? — спросил я, успев одеться и пробегая по коридорам в сторону происшествия.

— Они не были твоими гостями. Ты сам сказал.

По спине пробежал легкий холодок. Я как-то уже привык, что живу в тереме, в котором обитает что-то типа призрака. Ну обитает и обитает, иногда разговаривает. Такая себе древнерусская Алиса. А тут вдруг выясняется, что эта «Алиса» — существо, мягко говоря, недружелюбное и людей не любящее. Получается, что все, ВСЕ, кто сейчас живет в тереме Сисеевых — живет только потому, что я назвал их своими гостями. И кто его знает, когда и что щелкнет в голове — или чем там она думает — у Голос, и не решит ли она, что статус моего гостя больше не является причиной для того, чтобы никого не убивать.

Неприятненько…

В кухню я примчался первым, но, судя по поднимавшемся в тереме гулу сонных, еле различимых голосов — скоро здесь соберутся все обитатели. Нет, кто-то их них мог, наверное, подумать «Да не, показалось» и заснуть обратно, но… На Руси настолько беспечные люди не выживают, так что, скорее, стоит ожидать появления здесь классической толпы из фильмов про Франкенштейна, с факелами и вилами.

Но это потом, а сейчас — осмотр места происшествия… Надо же — во мне включился подьячий Разбойного приказа. И на секунду промелькнуло сожаление, печаль по той интересной и захватывающей, а еще такой простой жизни. И чего меня в бояре вообще потянуло…

Отставить сожаления. Осмотр.

Два тела. Лежат не под окном, как я подсознательно представил, что, впрочем, и понятно: пока Голос меня разбудила, пока я проснулся, пока сообразил, чего она хочет от меня — «гости», которые явно не ночной дожор залезли устроить, двинулись дальше и лежали у самой двери в кухню.

Мужчины. Молодые. Лежат так, как будто… хм. Как будто их кто-то сильный и безжалостный схватил за горло и очень быстро задушил. После чего уронил на пол. По крайней мере, искаженные лица и руки, протянутые к шеям — одинаковы у обоих. Точно так же, как и отсутствие следов удушения.

Снова холодок на спине.

И в этот момент резко распахнулась дверь!

Я подпрыгнул, но, к счастью, это оказалась всего лишь огромная тетка с мощными ручищами. Описывая такие часто говорят «Как моя нога!», так вот — ноги у меня все же потоньше.

Как вы, наверное, уже догадались — это моя повариха. Здесь, где на кухне нужно ворочать огромные котлы, не менее огромные сковородки, туши свиней, а то и целых коров — хрупким женщинам, а-ля Юлия Высоцкая, не место.

Если вы подумали, что в руках у моего боевого мамонта, работающего поварихой, была какая-нибудь сковородка, скалка или там нож — вы сильно ошиблись. Вся посуда хранится, внезапно, на кухне, и спать с ней поварихе никакой надобности нет. Так что вооружилась она подсвечником, здоровенной металлической стойкой, почти что ломом — против которого, как известно, приемов нет — но при ее габаритах он выглядел как небольшая палочка.

Юлия — зовут ее так, да — яростно сверкнула глазами, глядя на валяющиеся на полу трупы — меня она явно не опознала — набрала воздуха в грудь…

— Кто это? — встал я с колена.

На лице поварихи появилось выражение «Это же моя реплика!», но она удержала ее, узнав хозяина. Протопала к телам, задумчиво потолкала одного из них ногой.

— Не знаю. Тати какие-то, обокрасть нас хотели.

Воры, говоришь… Я опять присел у тел.

Видели когда-нибудь такую стереотипную картинку вора? Как его изображают? Полумаска, полосатая куртка зэка — иногда и с номером — в одной руке связка отмычек, в другой — мешок с деньгами. Масок воры — по крайней мере, на Руси — не носят, их задача — пробраться в дом так, чтобы их не увидели, смысл тут в каких-то масках? Про полосатые костюмы я и вовсе молчу. Что остается? Отмычки и мешок. И если отмычки вор на Руси мог и не взять — если он надеется вскрыть замки ножом или вовсе владеет Отпирающим Словом — то мешок возьмет с собой всегда. В чем ему, иначе, краденое уносить? В карманах? Так нет их здесь еще, разве что — у меня. В общем, стереотипы не всегда врут и вор без мешка здесь — как подьячий без печати.

Как вы, наверное, уже поняли — у обоих жертв маньячки-Голос мешков с собой не было. И отмычек — тоже. Одежда — простая, такую многие носят, кафтаны со скромной вышивкой, из ткани темного цвета, нечто среднее между серым и коричневым… бурый, что ли? Такие же штаны, мягкие сапоги — могу поспорить, где-то неподалеку спрятаны шубы и валенки, в которых ходить по холодным улицам удобно, а лазать по чужим окнам — нет. На головах — невысокие колпаки, забавно напоминающие вязаную шапку с картинки все того же стереотипного вора. А что у нас за пазухой?

Интересненько…

— Нож? — выглянула через мое плечо Аглашка. На кухню сбежалась уже половина населения терема.

— Ага, нож…

Два блина, а не нож. Изогнутая рукоятка, короткая гарда, и клинок, узкий, обоюдоострый, кончик, как игла… Не нож это. Кинжал. Оружие, предназначенное для того, чтобы исподтишка воткнуть в ничего не подозревающего человека, чтобы лезвие не застряло в одежде, по здешней моде толстой и многослойной, и без помех вонзилось в тело, дойдя до сердца.

Оружие убийцы.

На Руси, кстати, кинжалы не очень популярны и встречаются редко. Просто потому, что в бою предпочитали ножи, как более универсальный предмет, а наемные убийцы на Руси семнадцатого века предпочитали яды. Как, впрочем и убийцы Европы.

Оригинально. Кто-то меня так терпеть не может, что подослал ко мне убийц. С одной стороны — ничего удивительного, я тут многим ноги оттоптал. А с другой стороны — убивать меня вот прям сейчас — глупо. Невыгодно. Во-первых, есть риск наткнуться на гнев царя. А если вы думаете, что вычислить заказчика невозможно — вы никогда не были подьячим Разбойного приказа. Даже сейчас, при беглом осмотре тел, я успел заметить несколько интересных моментов, потянув за которые, как за ниточки, можно вычислить, кто это такие, а там и узнать, кто их нанял. Во-вторых же — если меня убить сейчас, то убивший ничего не получит. Где спрятан Изумрудный Венец — он не найдет, куда делся Тувалкаин — не узнает, мой Источник, который так был всем позарез нужен… Впрочем, есть подозрение, что Источник как раз станет ценнее после моей смерти — он не будет никому принадлежать. Но, опять-таки — где он, у мертвого меня узнать будет нельзя.

Хм. Не может же быть…

Единственная причина подсылать ко мне убийц, которая вот так, навскидку, приходит в голову — если убить меня, то не надо будет приходить ко мне на званый пир. Но это же глупо! Если ты прям не хочешь ко мне приходить — просто не приходи! Такой отказ твоего лица не уронит, только мое, мол, к этому выскочке приличные люди не ходят. Я до сих пор не уверен, что хоть кто-то придет, ведь…

Стоп.

Я не уверен, что хоть кто-то придет. Придет ко мне на званый пир. Ко мне. В мой терем. В бывший терем Сисеевых. В терем, известный тем, что в нем обитает что-то, убивающее людей.

Думаете, при таком раскладе точно никто не придет?

Наоборот.

Придут — все!

Ведь отказавшись от моего приглашения ты, тем самым, дашь возможность заподозрить тебя в трусости!

Получается… Получается, кто-то ОЧЕНЬ не хочет ко мне приходить.