Братья

ГЛАВА 53

После двух долгих дней, проведенных в госпитале, я стал бороться за свое освобождение. Но старшая медсестра, ширококостная дама, привязала меня к постели, крест-накрест закрепив бинты на груди.

— Я когда-то лечила вашего отца, а до него еще и деда. Никто не убежит из-под моей опеки, слышите меня, молодой Лон? — громким голосом произнесла она.

После того как она ушла, я развязал узлы и ослабил бинты, затем выбрался из кровати. Я схватил белый докторский халат, висевший на стене, осторожно прокрался по скудно освещенной лестнице вниз, прыгая через две ступеньки. Оставался всего лишь один пролет до выхода, когда где-то наверху за своей спиной я услышал звук торопливых шагов. Я перепрыгнул через перила вниз, выскочил в дверь и очутился на оживленной улице. Я тут же остановил такси и только потом понял, что на мне все еще надет белый халат.

Водитель вежливо спросил меня:

— Куда мы едем, доктор?

— Дом сто сорок один по Виллоу Бей, пожалуйста.

Машина обогнала пару перегруженных автобусов и направилась на запад в сторону моего дома. В сотне метрах за моей спиной в потоке машин появились два армейских джипа.

Лена плакала, не переставая, когда встретила меня в моем доме.

— Что случилось? — спросил я.

— Кто-то поджег нашу типографию. Старый Мэй — охранник и шестеро рабочих сгорели заживо, — с трудом стала объяснять она.

— Я немедленно поеду туда, — сказал я.

— Ты не можешь ехать, там все огорожено.

— Меня ничто не остановит, Лена.

— Я поеду с тобой.

По дороге в типографию Лена стала перечислять все обрушевшиеся на нас беды, пока я маневрировал в потоке машин.

— Мы проиграли нашу первую легальную попытку освободить Фей-Фея под залог. Они потребовали два миллиона юаней.

— Мы не можем заплатить двух миллионов юаней? — удивился я.

Лена опустила голову:

— Я пыталась, но ни один банк не дает нам столько денег.

— А что с нашими депозитами?

— Они все заморожены.

— Тогда продай мой дом, — сказал я.

— Вчера истек срок очередного взноса за него.

— Я думал, что купил его за наличные.

— Нет, ты просил меня воспользоваться нашими кредитными возможностями.

— Так мы разорены? Мы получили сотни миллионов юаней прибыли, а теперь — разорены? Есть еще что-нибудь, что мы могли бы продать?

— Ничего.

— Как насчет моих часов, твоей машины, моей машины? И где, черт возьми, Майк?

— Он под домашним арестом в своей гостинице и ждет депортации.

— За что?

— Сегодня утром он был в городском архитектурном бюро и задал несколько вопросов о проекте строительства «Центра Дракона». Охрана вышвырнула его вон. Он пошел в соседний бар, напился и все там разгромил. Он был освобожден на поруки своим посольством.

— Надо побороться за него.

— Наш юрист отказывается. Он утверждает, что если сделает это, то сам может попасть под обвинение в подстрекательстве иностранцев на противозаконные действия.

— Найди другого юриста.

— Никто другой не станет представлять нас в суде. Майк объявлен персоной нон грата и будет выслан из страны вместе со всеми остальными иностранными журналистами, которые присутствовали на нашем вечере в канун Нового года.

— Почему они просто не арестовали меня?

— Они как раз собираются это сделать. На сегодняшний день закрыты и опечатаны все предприятия твоих родителей. Те же самые официальные лица, тот же парень с лошадиным лицом нанесли им визит вместе со следователем таможни по подозрению в возможной контрабанде, затрагивающему твоего отца. А деду предъявили обвинение в неточности в отчетах.

Я резко ударил по тормозам, едва не врезавшись в фургон с продуктами. Сделав глубокий вдох, старался сосредоточиться, прежде чем нажать на газ.

— А ты можешь рассказать мне хоть что-нибудь хорошее? — спросил я.

— Ничего. Мне жаль, но я не в состоянии помочь.

Я положил правую руку ей на плечо и обнял.

— Пока мы живы, все будет хорошо.

Лена молча кивнула, тушь текла с ее ресниц.

На месте типографии воздух, казалось, застыл от ужаса перед шокирующей картиной смерти — обугленное дерево, сгоревшие тела и кости, пепел от бумаги. Типография обрушилась так, будто призрак войны пронесся мимо, оставив за собой полосу развалин.

Полиция окружила место желтой лентой, предупреждая, что арестует любого, кто осмелится пересечь эту линию. Офицер размахивал своим автоматом и кричал:

— Всем стоять и не двигаться!

Я видел его и прекрасно слышал, но не остановился. Я прибавил газу, порвал ленточку и затормозил прямо перед обуглившимся деревом.

— Буду стрелять, если вы немедленно не покинете место происшествия!

— Отойди! — велел я. — Я хозяин этого предприятия. У меня, черт возьми, есть все права находиться здесь!

— Вы нарушаете закон!

— И что? Достаточно того, что ваши ублюдки сожгли это здание дотла вместе с семью невинными людьми! — Я подошел к полицейскому и толкнул его. — Разве не так? Отвечай мне, ты, гад!

— Я буду стрелять! — предупредил он, отступая назад.

— Стрелять в меня? Хорошо, давай! Ты не сможешь сделать ничего хуже того, что устроили здесь эти мерзавцы.

Молодой офицер поднял свой автомат. Две пули ударились в землю у моих ног, взметнув кучки пепла и пыли. Я продолжал наступать на него.

— Поедем домой, пожалуйста, Тан, — причитала Лена, безуспешно стараясь остановить меня.

— Вы сумасшедший! Что вам здесь нужно? — спросил молодой солдат.

— Я хочу увидеть погибшего старика. Я — его работодатель, — сказал я, чувствуя боль в груди. — Где он?

— Здесь, — указал пальцем офицер, — кучка костей у стены. Можете посмотреть, а потом покиньте это место.

Мои ноги зарывались в пепле, пока я шел к стене. На полу были разложены кости. Я опустился на колени, и горе охватило меня. Это могли бы быть кости животных из недалеких гор. Я поднял некоторые из них и тщательно изучил их.

— Можете смотреть, но ничего не трогайте, — предостерег меня офицер.

Мелкие кости, должно быть, фаланги пальцев, а это — ребро. Я поднял череп и дрожащими руками сложил кости вместе. Лена стояла за моей спиной, слишком потрясенная, чтобы хотя бы вскрикнуть или заплакать.

— Хватит, Тан. Поехали домой, — упрашивала она.

— Погоди, — сказал я. Посередине скелета не хватало целого фрагмента. В трех футах в стороне я нашел их. В самом центре одной кости было аккуратное круглое отверстие с гладкими краями, которое могла оставить только пуля, попавшая в тело, и ничто другое. Я посмотрел через плечо. Охранник прикуривал сигарету, он наклонил голову, чтобы ветер не загасил пламя. Я быстро сунул кость себе под рубашку, затем молча помахал рукой офицеру на прощание и ушел.

Перед тем как сесть в машину, я встал на колени, опустил голову, сложил руки вместе и прочел короткую молитву, отдавая последнюю дань моему верному старому охраннику.

Только когда мы наконец оказались в моем доме, я сказал Лене:

— Охранника сначала застрелили.

Она всплеснула руками:

— Откуда ты знаешь?

Я вытащил спрятанную кость:

— Смотри, здесь след от пули. Это — доказательство.

Лена закрыла глаза руками:

— Не показывай мне!

— Тебе придется отвезти это доктору Мину.

— Нашему автору? — уточнила Лена, робко взяв кость.

— Он лучший судмедэксперт в Пекине. Дай ему взглянуть на это сегодня вечером.

Лена кивнула:

— А что со статьей Суми?

— Свяжись со всеми другими издателями в Пекине и заставь их напечатать статью как можно быстрее, десятки тысяч копий, за любую цену.

— У тебя все еще есть оригинал?

— Прямо здесь ее собственный рукописный вариант. — Я вытащил сложенный листок бумаги.

— Но я не думаю, что кто-то отважится помочь нам теперь.

— Они должны. Мы ведь им раньше помогали. Менеджер Западной типографии и еще один из Пекинского издательства — они все знают меня. Позвони им. Скажи, что мне нужна их помощь прямо сейчас.

На следующий день с утра Лена уже появилась в моем доме.

— Никто не хочет печатать это для нас.

— Но все они — наши друзья!

— Больше нет. Менеджер Западной типографии посоветовал мне ни с кем не говорить о публикации этой статьи. Существует распоряжение, исходящее от Специального гарнизона, арестовать всякого, кто станет сотрудничать с издательством «Blue Sea».

— Я не удивлен. Ты узнала что-нибудь от доктора Мина о кости?

— Да, вот. — Она передала мне конверт. В записке от доктора просто сообщалось:

«Подтверждаю проникновение пули. Остатки пороха найдены на поверхности кости.

Лу Мин, доктор медицинских наук, Пекинская медицинская школа,

Отдел судебной медицины»

— Ты видишь, он все подтвердил, — сердито сказал я. — Это сделали люди Шенто.

— И что ты собираешься предпринять?

— Публично заявить об этом убийстве и причине пожара. У меня есть доказательства, подтверждающие это!

— Тан, доктор очень просил меня не выдавать его имени. Он не хочет вновь оказаться в исправительном лагере.

— Я понимаю и учту его пожелание.

Я посвятил весь день написанию статьи о преследовании «Дракона и Компании», издательства «Blue Sea», моей семьи, поджоге типографии и убийстве моих рабочих. Статья была написана просто и прямо. Как мне хотелось, чтобы Суми была здесь и могла помочь мне. Она так прекрасно умела находить нужные слова, которые проникали в самое сердце читателей и могли достучаться до их разума. Но я не знал, где она. Она не звонила уже два дня. Она обещала вернуться ко мне, но где же она?

Я оставался в замкнутом пространстве своего дома, болезненно ожидая визга тормозов машины, останавливающейся под ивой напротив. Почему всего лишь одна машина? Я ждал, что Шенто вызовет не меньше дюжины, чтобы проследить за любым моим передвижением, каждым вздохом, который я делаю.

Когда настала ночь, я заставил Лену надеть мое пальто и поехать куда-нибудь подальше на моем красном «мерседесе». После того как машина, припаркованная под ивой, устремилась вслед за ней, я выскользнул из своего дома, надев зеленое пальто Лены, отороченное мехом, высоко поднял воротник, чтобы защитить от ветра горло и скрыть лицо. Я медленно шел вдоль домов, стараясь двигаться, как женщины. Улицы были пустынны, и ветер нес по ним пыль. Я забрался в переполненный автобус и поехал на бульвар Лон Инь в сторону моего офиса.

По бульвару парами или по трое шли бизнесмены и женщины в деловых костюмах, они смеялись и переговаривались. Я проскользнул вслед за ними в раздвижные двери здания, где располагался мой офис. Затем поднялся по лестнице на четвертый этаж. В холле никого не было. Я сорвал печати с двери и открыл ее своим ключом. В офисе витал отвратительный запах. Никто не выключил отопление, и теперь все помещение стало душной парилкой. Я отключил обогреватель и направился к копировальной машине. Все внутри было вверх дном: бумаги раскиданы по полу, мебель перевернута и разбита на куски.

Я сунул чистый лист бумаги в ксерокс и начал копировать статью Суми и свою. Я пробуду здесь столько, сколько понадобится для того, чтобы сделать как можно больше копий. Потом распространю их по этому безумному городу, разбросаю, так же как сыплется с неба снег.

Как вор, несущий свою добычу, я выбрался на тихий бульвар Лон Инь, неся через плечо большую сумку. Уличные фонари слабо освещали мартовскую ночь, а стойки опор высоковольтной линии издалека напоминали одиноких волков в горах. В четыре часа утра город казался таинственными дремучими джунглями, в которых уснули все звери. Автобус уныло свернул за угол, как будто бы не желая встретить новый день. Когда я вошел в него, водитель гнусаво спросил меня:

— Где вам выходить?

— Где-нибудь по дороге, — ответил я, занимая место возле двери.

Он вытащил небольшую бутылочку, отхлебнул из нее и рыгнул.

— Садись сюда, ближе, дурачок, и выпей.

Я передвинулся вперед на сиденье рядом с ним и взял бутылку, которую он передал мне, это был местный дешевый ликер — «Гао Лиан». Я сделал глоток, и меня чуть не вырвало.

— А теперь расскажи, что там у тебя в сумке, — попросил он.

— Немного листовок.

— Ага! Ты один из этих борцов за свободу, которые пишут по ночам, а днем прячутся.

— Я…

— Не бойся. Я остановлюсь везде, где тебе нужно. — Водитель сделал еще один большой глоток из бутылки, потом рыгнул и закашлялся так сильно, что ему пришлось на минуту прилечь на руль, чтобы восстановить дыхание. Автобус перебрался на встречную полосу. Но тут же вернулся обратно.

— С вами все в порядке? — спросил я.

— Конечно, вы рассыпаете свои листовки, а я веду свой автобус. — Он нажал на газ, и автобус полетел. — Надо оставить вот здесь немного побольше, — указал водитель на одну из остановок. — Учителя, которые живут здесь, обязательно прочтут. — В другом месте он пьяным голосом дал свое экспертное заключение: — Горняки, что обитают здесь, никогда не читают. Ваши листовки быстро превратятся в туалетную бумагу.

Я высунулся из окна, разбросав немного листовок, а водитель снова нажал на газ, он проехал весь бульвар Лон Инь, Озерный парк, Народный музей, Запретный город, коммерческий район Тон-Дан, район Си-Дан, площадь Тяньаньмынь и район Хай-Дан.

— Как жаль, что вы не едете в район Летнего дворца, — сказал я.

— Я заеду туда специально для тебя. Мы не можем пропустить всех этих туристов. Да, и я отвезу тебя на прославленную улицу Университетов, где живут все эти странные либерально мыслящие студенты и студентки. Наша последняя остановка будет у Народной больницы Пекина.

— Но это практически через весь город! — воскликнул я.

— За билетик в пятьдесят феней.

— Не знаю, как вас благодарить.

— Ты уже отблагодарил меня. Ты — хорошая компания. Выпьем за это. — Он высосал последнюю каплю из своей бутылки. Водитель пел название каждого института, когда мы останавливались:

— Пекинский, Медицинский, Технологический, Филологический. Сельскохозяйственный, Геологический и Музыкальный.

Я выскакивал из автобуса, который превратился в мою собственную машину, и запрыгивал обратно. От трех тысяч копий постепенно осталась лишь тоненькая пачка, к тому времени когда мы добрались до Народной больницы Пекина, моей последней остановки.

— Пожалуйста, возьмите это, — я передал банкноту в сотню юаней водителю.

— Вы обижаете меня, молодой человек. Уберите свой деньги с моих глаз и поблагодарите меня просто как друг.

— Конечно, друг. Меня зовут…

— Не говори мне. Я никогда не возил тебя в своем автобусе, и ты никогда не пил из одной бутылки со мной. Продолжай сражаться, сынок. — Водитель поднял вверх кулак и помахал мне на прощание. Я соскочил с подножки, и автобус зигзагами удалился в туманную даль.

Я отдал честь храброму человеку. На улице было спокойно, только в воротах стояли несколько пациентов.

— Отдаешь честь автобусу? Ты с ума сошел? — Бездомный старик маленького роста поднялся со скамейки и швырнул камнем вслед удаляющемуся автобусу. — Они худшее из всего, живущего на земле. Убирайся отсюда, автобус номер триста тридцать один. Ты мне не нужен… — Он упал лицом вниз и остался неподвижно лежать на земле.

Я наклонился, чтобы помочь ему подняться на ноги, но старик накричал на меня:

— Что ты делаешь здесь ранним утром?

— Я здесь, чтобы оставить вам несколько листовок, — сказал я.

— Ох, ну покажи мне их. Мне не терпится что-нибудь почитать, все равно что. — Старик потер свои руки, на которых не было перчаток, и поправил яркий красный шарф, единственную вещь на его теле, у которой был легко узнаваемый цвет.

Старик жадно принялся пожирать глазами листок бумаги и остановился. Моргнул, как будто силясь что-то вспомнить. Он обернулся и подергал меня за полу пальто.

— Я видел это ангельское личико раньше. Я ее знаю, — сказал он, указывая на фото Суми на листовке.

— Она — известный писатель. Я не удивлен, что ты узнал ее.

— Нет-нет, молодой человек, будьте терпеливы. Вы, молодые, всегда торопитесь. Остановитесь и поговорите со мной. У меня нет никаких вирусов и инфекций, как у них. — Он указал на больницу. — Она пыталась помочь мне забраться в троллейбус. Двое мужчин, больших и сильных, схватили ее и втолкнули в машину. Я кричал-кричал, но всем было все равно.

— Ты уверен?

— Ты уверен? Ты уверен? Я устал от того, что все люди только и делают, что задают мне этот вопрос. Мне никто не верит. Я старый, но еще не мертвый. Она дала мне этот шарф.

Красный шарф Суми! Я взглянул на этикетку «Шанель»: это был мой подарок по случаю годовщины нашей помолвки.

— Холодно. Оставь его себе.

— Нет, этой милой девушке он тоже может понадобиться. И, кроме того, я привык к холоду. — Старик сунул мне шарф в руки.

Я взял его и поднял высоко над головой, выкрикивая в ночь: — Это война, Шенто! Это война!

Сбитый с толку, старик покачал головой.