Будни и праздники Ольвии в VI—I вв. до н. э.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Сведения, добытые многолетним трудом археологов и историков, мы рассмотрели в комплексе как источник о повседневной жизни Ольвии. Благодаря этому впервые удалось написать законченные очерки об ольвийском суде, о воспитании и образовании детей, об обязанностях, работе и досуге мужчин и женщин, об их внешнем виде, одежде, украшениях, косметике, пище, о роли музыки в жизни ольвиополитов. В главах же, темы которых подробно разработаны в научной литературе, не только обобщены накопленные знания, но сделаны попытки по-новому истолковать существующие источники. Например, из широко известных ольвийских декретов Каноба и Протогена извлечены сведения об ольвийских трапезитах; объяснено, что камень, на котором ольвийский закон обязывал производить обмен денег, был пробирным, а не представлял собой какую-то трибуну, как считалось прежде. До сих пор ученые упоминали о двух ольвийских рынках: на агоре и рыбном у реки, не замечая редчайшее эпиграфическое свидетельство о дейгме — рынке оптовых товаров.

Древняя, средневековая и до недавнего времени даже новейшая художественная и научная литература ничтожно мало описывала повседневную жизнь людей. Однако теперь ученые уверены, что без учета ее, казалось, мелочей нельзя полностью понять и описать историю того или иного народа[766].

В этой книге рассказано о буднях и праздниках небольшого провинциального древнегреческого города. Его история раскрывается в основном путем исследования археологических находок, то есть тех вещей, которые сопутствовали повседневной жизни. Они позволяют воссоздать быт, обычаи и нравы населения Ольвии, как будто полностью исчезнувшей много столетий назад. Но археологические памятники наглядно доказывают, что вещи имеют память; это как бы записки, не всегда внятные, переданные нам из прошлого, и язык их не менее выразителен, чем письменный.

Для того, чтобы ольвийские находки заговорили, понадобилось сопоставлять их со всем, что известно вообще об античной истории, культуре, литературе и искусстве. Тогда небольшой бронзовый кружок со стержнем поведает об ольвийском судопроизводстве, фрагменты архитектурных деталей и остатки фундаментов позволят воссоздать жилые дома, храмы и общественные здания, мраморная капитель предстанет частью высокого памятника, увенчанного треножником, а груда черепков сложится в столовый сервиз, и т. п.

В Ольвии, как и во всяком греческом полисе, население разделялось на граждан, неполноправных свободных людей и рабов. И хотя первые составляли меньшую часть горожан, именно об их жизни нам известно более всего. О них повествуют почти все письменные и эпиграфические памятники. Мужчины-граждане определяли важнейшие вопросы политики и экономики, они решали, какие храмы и общественные сооружения следует построить в городе, каких мастеров пригласить для осуществления этих планов, с какими городами и племенами вступать в политические и экономические взаимосвязи. В повседневной жизни они определяли стиль поведения, моду на одежду, убранство дома и др.

Ольвия была их единственным родным городом. Здесь они ощущали себя хозяевами собственной жизни, потому что только на родине жизнь и свободу эллина защищали наследственные права гражданства и законы, здесь жили родственники и друзья, здесь гражданин мог стать деятельным членом своего государства. Грек чувствовал и понимал, что вне своего полиса трудно жить, там можно лишь бывать. Ведь на чужбине он оказывался второсортным членом общества, лишенным большинства прав и привилегий, предоставляемых гражданам полиса. Поэтому изгнание эллина из его города становилось тяжелейшим наказанием.

Мечтой метеков, вынужденных поселиться в чужом городе, было стать полноправными гражданами. Иногда это удавалось: они получали гражданство за особые заслуги перед полисом или в чрезвычайных обстоятельствах, когда государству требовалось увеличить число граждан, как это случилось в Ольвии во время осады Зопириона. В своей повседневной жизни метеки ориентировались на быт и обычаи граждан. Состоятельный метек учил сыновей в школе, ел, одевался и обставлял свое жилище не хуже гражданина такого же достатка.

Повседневная жизнь рабов не оставила в археологических находках каких-либо особых примет. Разнородные по этническому составу, они в силу своего сугубо зависимого положения не могли создавать какой-то особой культуры, а само их существование в Ольвии засвидетельствовано считанными упоминаниями письменных и эпиграфических источников.

В состав населения Ольвии, наряду с эллинами, входили выходцы из местных племен. Судя по именам, некоторые, особенно в римское время, вливались в гражданскую общину, усваивая греческий язык и бытовую культуру ольвиополитов. В коллекции ольвийских находок лишь эпизодически встречаются предметы, не характерные для эллинов. Поэтому в Ольвии нельзя выделить быт какой-либо иной этнической группы, кроме греков. В связи с этим стоит вспомнить слова из «Панегирика» Исократа (гл. 50): «Эллинами скорее называли тех, кто причастен к греческой образованности, нежели тех, кто общего с ними происхождения».

Ольвиополиты были открыты для общения и с греками, и с местными племенами, но в культурном и бытовом плане ориентировались исключительно на своих соплеменников. Ольвия обладала всеми необходимыми для греческого города признаками. В ее центре располагалась агора, окруженная общественными зданиями, и два теменоса с храмами и алтарями, где почитали греческих богов. Ольвиополиты построили такие типично эллинские сооружения, как театр, гимнасий и стоя. Наличие всего этого указывает на традиционный эллинский образ жизни: граждане встречаются на агоре, беседуют в стое, заседают в суде, тренируются в гимнасии, устраивают праздники и жертвоприношения у храмов, собираются в театре на драматические представления, состязания хоров и концерты музыкантов.

Если обратиться к рассмотрению домашней утвари, одежды и предметов туалета, то они также свидетельствуют о господстве греческого быта: жизнь семьи сосредоточена во внутреннем дворике, куда выходят двери жилых и хозяйственных помещений, жители пользуются разнообразной привозной эллинской посудой и керамической тарой, а местная кухонная и столовая посуда имеет традиционные греческие формы. К местным особенностям следует отнести наличие лепной посуды, которая отличает от метрополии не только Ольвию, но и другие города Северного Причерноморья. Возможно, несложное производство этих грубых сосудов ольвиополиты заимствовали у местных племен, однако процент их невелик по сравнению с традиционной греческой кружальной керамикой.

Каждый греческий город имел свое особое лицо и свои бытовые особенности. Наряду с лепной посудой в повседневной жизни Ольвии наблюдаются и другие, не характерные для метрополии черты. Они связаны прежде всего с более суровым, чем в Средиземноморье, климатом. В Ольвии строились дома с жилыми подвалами, а в ежедневный костюм включались элементы одежды местных племен — куртки и шаровары, однако летний и особенно парадный костюм оставался типично греческим. Кухня ольвиополитов также несколько отличалась от средиземноморской; они ели преимущественно речную, а не морскую рыбу и, вероятно, готовили не только традиционный греческий сыр из овечьего молока, но и скифскую гиппаку из кобыльего молока.

Наверное, для обозначения каких-то сугубо местных предметов, понятий и явлений ольвиополиты заимствовали в свой язык некоторые варварские слова и выражения. Сейчас об этом нам говорят лишь упомянутое выше проникновение в Ольвию ираноязычных имен и некоторые топонимы и этнонимы в окрестностях Ольвийского государства (реки Аксиак, Гипанис, Борисфен, племена алазонов, георгов и др.)[767]. Но гораздо сильнее на язык ольвиополитов влияли приезжавшие из метрополии эллины. Например, в V—IV вв. в ионийский язык ольвиополитов проникают элементы аттического диалекта из-за постоянной связи с Афинами[768]. Все же на слух прекрасного оратора Диона Хрисостома ольвийский говор отличался от хорошего греческого языка. Правда, это было уже в период упадка Ольвии в I в. н. э. Судя же по текстам ольвийских декретов догетского периода, в Ольвии всегда находились образованные люди, умевшие составлять документы на правильном греческом языке. Когда перед народом оглашали почетные постановления, законы и другие документы, они звучали не хуже, чем в других греческих полисах.

Итак, перед нами прошли картины жизни города на краю греческой ойкумены. Мы увидели, как выглядела Ольвия, защищенная от врагов стенами и башнями и открывавшая свои ворота и порт для друзей и купцов из любой части ойкумены. Мы прошли по почти стертым временем улицам, агоре и теменосам, заглянули в гимнасий и дикастерий, представили внешний облик жителей, их жилища и домашнюю утварь, рассказали, как проходил день мужчины, женщины, ребенка, каковы были их семейные и общественные обязанности, работа и досуг.

Подобно всякому предмету и явлению, увиденному издалека, эти картины оказались достаточно обобщенными. Многие их детали навсегда утеряны, но что-то со временем удается дополнить или исправить благодаря дальнейшим исследованиям на городище Ольвии, а также в результате более глубокого и оригинального осмысления уже имеющихся письменных, эпиграфических и материальных памятников.