Будни и праздники Ольвии в VI—I вв. до н. э.

1. КРАТКИЙ ОЧЕРК ИСТОРИИ ОЛЬВИИ

В VIII—VI вв.[16] эллины, жившие на Балканском полуострове и на побережье Малой Азии, вывели множество колоний на берега Средиземного и Черного морей. Эти три века античной истории называют периодом Великой греческой колонизации[17]. Основной причиной переселения греков стала нехватка земли, которая не могла прокормить многие области Эллады, где в то время стало быстро расти население. Были и другие причины вывода колоний. Эллины искали рынки сбыта для расширявшегося в то время ремесленного производства и поэтому обосновывались на новых землях. Ремесленникам требовалось все больше не достававшего на родине сырья, в первую очередь металлов, и некоторые колонии появились в местах, откуда можно было получить искомое сырье. Наконец, причиной вывода колоний неоднократно служила политическая борьба в греческих полисах, в результате которой побежденных вынуждали покинуть отечество.

Эллинская колония с момента своего основания становилась полностью самостоятельной и независимой, однако чаще всего она поддерживала связи с метрополией в области экономики, культуры, религии, а порой заключала с ней политические союзы. Это прекрасно видно на примере декрета об исополитии (равных гражданских правах) Милета и его колонии Ольвии[18].

Милет был крупнейшим городом Ионии, греческой области на азиатских берегах Эгейского моря и близлежащих островах. Он стал метрополией рекордного количества колоний. Одни древние авторы насчитывали их 75 (Sen. Cons. Helv. VII, 2), другие — даже 90 (Plin. NH. V, 112). Сейчас невозможно установить их истинное число, но определенно можно сказать, что милетяне основали несколько десятков поселений, привлекая жителей других ионийских городов[19]. С VII в. они постепенно продвигались на север, выводя колонии сначала на подступах к Боспору Фракийскому (совр. Босфор), а затем на берега Понта Евксинского (совр. Черное море). Так возникли Кизик на Пропонтиде (совр. Мраморное море), Аполлония, Одесс, Томы, Истрия — в Западном Причерноморье, после чего в середине VII в. наступила очередь освоения северного побережья Понта. Здесь милетяне основали Тиру, Ольвию, Феодосию, Пантикапей и другие города-государства (античные полисы). Среди северопричерноморских колоний лишь Херсонес имел иную метрополию — Гераклею Понтийскую, лежавшую на противоположном берегу Черного моря.

Древнейшее поселение в Северном Причерноморье милетяне построили на полуострове близ устья Борисфена (совр. Днепр) и назвали его по имени этой реки Борисфеном (или, по другим источникам, Борисфенидой). Со временем, после подъема уровня Черного моря, полуостров превратился в остров, и теперь остатки Борисфена частично находятся на маленьком острове Березань, частично скрыты под водой так же, как прибрежные кварталы всех античных причерноморских городов.

В сохранившейся древней литературе уцелело сообщение о годе основания Борисфена: 647/646-й (Euseb. Chron. сап. Р. 95 b). Время возникновения остальных северопричерноморских поселений определяется по археологическим материалам и относится к первой половине — середине VI в. В этот период возникла и Ольвия.

Сейчас трудно определить, была ли она сначала просто поселком, входившим в сферу влияния Борисфена, или ее сразу же заложили как новую колонию. Археологические находки безусловно свидетельствуют, что во второй половине VI в. Ольвия стала главным политическим, экономическим и культурным центром Нижнего Побужья, а Борисфен постепенно терял свое ведущее положение и к концу VI в. вошел в состав Ольвийского государства[20].

Основание нового греческого полиса традиционно должен был благословить оракул Аполлона. Милетяне в таких случаях обращались в свой храм Аполлона Дидимского. Там уже хорошо знали от жителей Борисфена о природных богатствах Нижнего Побужья — его плодородных землях, полноводных реках, изобилующих рыбой, прекрасных пастбищах, месторождениях железной руды и соли. Поэтому оракул уверенно предрек счастливую участь основателям и их потомкам в новой колонии, назвав ее Счастливым городом: Όλβίη πόλις. Так родилось название Ольвия. Оно не было особенно оригинальным, поскольку в греческой ойкумене насчитывалось около десятка Ольвий (Steph. Bys. s. ν. Olbia).

Следует отметить, что в сочинениях античных писателей Ольвия постоянно называется Борисфеном, а ее жители — борисфенитами. В то же время, все найденные официальные документы (декреты народного собрания города, его монеты и др.) свидетельствуют о единственном наименовании города Ольвией и ее гражданах ольвиополитах (рис. 3, 4). Особенно удивительно то, что посетившие Ольвию Геродот и Дион Хрисостом в своих сочинениях пишут о Борисфене и борисфенитах, хотя и знают истинное наименование[21]. Некоторые древние писатели объясняли, что Ольвия и Борисфен — один и тот же город (Ps-Scymn. 804-809; Strab. VI, 13, 17; Plin. NH. IV, 82; Ptol. III. 5, 14; St. Bys. s. v. Borysthenes).

Как было сказано выше, Ольвия и Борисфен — два разных поселения. Однако, когда политический центр Нижнего Побужья переместился из Борисфена в Ольвию, греки из других эллинских городов продолжали называть новое государство Борисфеном. Ведь оно лежало в устье известной одноименной реки, и первоначальное поселение Борисфен вошло в его состав. Для мореплавателей же прежнее название Борисфен звучало гораздо выразительнее, чем новое: ведь Ольвий было несколько, а Борисфен — один. Так из устной речи наименование перешло в литературную традицию. Сами ольвиополиты прекрасно знали, что их полис известен в Элладе как Борисфен, и потому в надписях, помещавшихся за пределами Ольвийского государства, называли себя борисфенитами, а свою родину — Борисфеном[22].

Первые десятилетия существования Ольвии прошли мирно. Ведь она расположилась на землях, где не было местного земледельческого населения, а кочевые скифы еще только начали осваивать северопричерноморские степи. Основными партнерами в торговле с местным населением стали лесостепные племена, к которым вели водные пути по Гипанису и Борисфену (совр. Южный Буг и Днепр).

Образование нового греческого полиса обычно носило организованный характер. Место колонии заранее выбирали во время предварительных разведок. Переселенцы (их бывало не более ста человек) во главе с руководителем-ойкистом отправлялись на кораблях основывать колонию. Под началом ойкиста они определяли границы будущего города, места для святилищ и общественных зданий, делили участки для жилой застройки, а в окрестностях города распределяли между колонистами земельные наделы и сразу же начинали их обрабатывать. В новом полисе устанавливались сложившиеся в метрополии политические институты и культы богов[23].

Археологические раскопки показывают, что во второй половине VI в. в Ольвии уже сформировался центр государства. Здесь существовала центральная площадь — агора, где проходили народные собрания, и два теменоса (священных участка) с небольшими храмами и алтарями. В это время начала выпускаться собственная медная монета в виде дельфина, появился контроль над системой мер и весов, было построено общественное здание, где помещался пританей. В греческих городах в нем находился очаг, посвященный Гестии, богине-покровительнице неугасимого огня, объединяющего мир богов, человеческое общество и каждую семью. При таней считался символическим центром государства, в нем за государственный счет получали угощение особо заслуженные граждане и почетные иностранные гости[24].

В Ольвии, как и в прочих греческих городах, наряду с полноправными гражданами жили метеки (свободное население, не имевшее гражданских прав) и рабы, в основном негреческого происхождения. Однако среди них встречались и эллины, так как не каждого поселившегося в городе грека принимали в гражданское общество, а в долговое рабство в это время попадал даже гражданин, не говоря уже о метеках. Такой социальный состав населения Ольвии архаического периода, отраженный в двух сохранившихся письмах местных жителей, не изменялся в дальнейшем[25].

В начале V в. в Ольвии и ее округе произошли существенные изменения. Город рос и процветал, здесь строились каменные дома и общественные здания, возводились оборонительные стены и башни. Многочисленные же сельские поселения исчезли, поэтому окрестности Ольвии опустели, их жители переселились в город, а наиболее бедные построили землянки и полуземлянки около западной городской стены[26]. Если в начальный период колонизации Нижнего Побужья ведущую роль в экономике играло сельское хозяйство, то теперь эта роль перешла к торговле. Все это наглядно отразилось в археологических памятниках; причины же происшедших изменений по-разному истолковываются современными исследователями. Одни объясняют это набегами скифских кочевых племен[27]; однако ни на одном из сельских поселений не зафиксировано следов пожарищ и сильных разрушений. Другие полагают, что Ольвия попала в зависимость от скифов, и им было выгодно, чтобы там развивалась торговля, а не сельское хозяйство[28]. Доказательством скифского протектората считается чеканка ольвийских серебряных статеров с негреческим именем Эминак и рассказ Геродота о том, что скифский царь Скил имел в Ольвии свой дом и подолгу жил в городе. Однако имя Эминак известно в Малой Азии, на родине ольвийских колонистов, кроме того, есть свидетельства источников, что греки иногда носили варварские имена. Поэтому монеты с именем Эминака не могут быть достаточным аргументом в пользу зависимости Ольвии от скифов. Геродот же в своем рассказе о Скиле говорит о его полугреческом происхождении и приверженности к эллинскому образу жизни, но ничего не сообщает о влиянии скифов на существование Ольвии.

Скорее всего, в Нижнем Побужье в процессе колонизации стихийно возникли самостоятельные сельские поселения, а затем их жители влились в состав Ольвийского полиса, многие стали его гражданами и переселились в город. Часть из них продолжала заниматься сельским хозяйством в ближайших окрестностях Ольвии, благодаря чему она получала достаточно продовольствия, а другая часть включилась в ремесленную жизнь или нашла работу на стремительно развивавшемся тогда городском строительстве[29].

В VI-V вв. Ольвия имела оживленные экономические связи с городами Ионии и с полисами на островах Хиос, Самос, Родос, в меньшей степени с Коринфом и Афинами. С середины V в. ведущую роль в торговле Ольвии начинают играть Афины, и после 430 г., когда Перикл предпринял экспедицию в города на Понте Евксинском, Ольвия на некоторое время вошла в Афинский морской союз и платила ежегодный взнос в размере одного таланта[30]. Влияние Афин сказалось на многих сторонах жизни оль-виополитов. В их ионийский диалект, как показывают эпиграфические памятники, проникли аттицизмы, афинские черты наблюдаются в шрифте надписей V в.[31] В городе и на некрополе появились статуи и рельефы афинских скульпторов[32], в строительстве использовались привезенные из Аттики архитектурные детали, и, возможно, некоторые общественные здания построили афинские архитекторы[33]. Из Афин ввозилось огромное количество расписной столовой посуды, и она вошла в парадный сервиз всех сколько-нибудь состоятельных жителей Ольвии.

В IV в. сохраняется ведущая роль Афин в поставках в Ольвию керамики и предметов культуры, вино привозят из Менды и острова Фасоса. Важное место заняла внутренняя причерноморская торговля: с южных берегов Понта, из Гераклеи и Синопы, поступало вино, растительное масло, простая хозяйственная посуда и черепица.

Ольвия поддерживала торговые связи со своими ближними и дальними северными соседями. В обмен на продукты земледелия и животноводства оседлые племена покупали греческие ремесленные изделия, керамические, бронзовые, серебряные и золотые сосуды. Вероятно, одним из средств платежа местных племен были их пленники, которые затем выставлялись на античных рынках рабов. Афины, например, специально покупали скифских стрелков, чтобы использовать их в качестве государственных рабов-полицейских (Aristoph. Lys. 451, 455; Thesm. 1116, 1193; Andoc. III, 5)[34]. Таким образом, Ольвия торговала не только своей продукцией, но и служила посредником между Элладой и племенами Восточной Европы, получая от этого значительную выгоду.

С конца V в. началось новое широкое заселение ольвийской округи; вдоль берегов Бугского, Березанского и Днепровского лиманов появились сельские поселения и отдельные усадьбы. На освоенных обширных землях средний урожай зерновых (пшеница, ячмень, просо) составлял 35-50 тыс. тонн в год, поэтому в урожайные годы Ольвия могла экспортировать хлеб, в котором всегда нуждалась Эллада[35]. В самой Ольвии и на Березани трудилось много ремесленников, изготовлявших керамическую посуду, всевозможные металлические изделия для нужд строительства, сельского хозяйства и рыболовства. Таким образом, Ольвийское государство включало два города — Ольвию и Борисфен, — а также обширную территорию с многочисленными поселениями и усадьбами.

По своему политическому устройству Ольвия была демократической рабовладельческой республикой. Возможно, в отдельные периоды ею управляли тираны и олигархи[36]. В выборах административных органов принимали участие только мужчины — полноправные граждане Ольвии. Они составляли Народное собрание — законодательный орган государства. Этими функциями обладал также постоянно действовавший, избранный гражданами Совет. В нем обсуждались все важнейшие государственные вопросы и затем выносились на народное собрание. Поэтому государственные декреты начинались обычно словами: «Совет и Народ (так кратко называлось народное собрание) постановили...»

Совет наблюдал также за работой исполнительной власти. Ее осуществляли избранные открытым голосованием граждане, входившие в разные коллегии. Высшей среди них была коллегия архонтов из пяти человек. Они руководили прочими коллегиями, следили за состоянием финансов и выпуском денег. Практическими финансовыми вопросами занимались коллегия Семи и коллегия Девяти. Первая вместе с архонтами вносила в Совет предложения об издании почетных декретов в честь особо заслуженных граждан. Военными делами занималась коллегия стратегов из шести человек. Коллегия агораномов наблюдала за порядком в городской жизни; они отвечали за соблюдением правил торговли на рынках и качеством товаров, за правильностью мер и весов, для которых существовали государственные стандарты, за водоснабжение и канализацию[37].

В 332/31 г. к стенам Ольвии подошло войско Зопириона, одного из полководцев Александра Македонского. Ольвия с большим трудом выдержала осаду и заставила отступить большую армию. Для увеличения рядов защитников города и ослабления внутренних социальных противоречий граждане Ольвии приняли чрезвычайные меры: провели кассацию долгов, дали права гражданства проживавшим в Ольвии иностранцам и освободили рабов (Macr. Sat. 1, 11, 33). Следы пожарищ последней трети IV в., обнаруженные при раскопках Западных ворот и в Нижнем городе, вероятно, относятся ко времени осады Зопириона[38].

Вскоре после победы над полководцем Александра Македонского Ольвия вступила в период своего наивысшего расцвета, охватывающий конец IV — первую половину III в. В это время площадь города достигла максимальной величины: 50-55 га, застроились склоны между Верхним городом и его прибрежными частями, были перепланированы целые кварталы и возведены новые храмы и общественные здания. Государство провело денежную реформу и, наряду с массовыми медными, стало выпускать золотые и серебряные монеты[39].

В последней трети III в. в Ольвии наступила долгая полоса затяжного кризиса. Наряду с экономическими затруднениями и военной угрозой со стороны соседей, в конце III в. Ольвию постигла природная катастрофа: оползень уничтожил множество домов в Террасном и Нижнем городе и лишил крова и состояния многие ольвийские семьи[40]. В конце III-II вв. изменилось более или менее стабильное окружение Ольвии. На территорию Скифии мигрировали новые племена и стали угрожать нашествиями всем греческим полисам Западного и Северного Причерноморья.

Этот период окончился в середине I в. полным уничтожением города нашествием гетов. Тексты декретов III-II вв. (в честь Протогена, Антестерия, Никерата и др.) свидетельствуют об огромном имущественном неравенстве ольвиополитов, о бедственном положении городских финансов, о голодных неурожайных годах, о раздорах среди граждан, о недостатке средств на ремонт общественных зданий и оборонительных сооружений. Эти трудности усугублялись постоянной угрозой нападения сарматов, галатов, скифов и других воинственных племен, хлынувших в Северное Причерноморье. Иногда от них удавалось откупиться дарами, иногда приходилось вступать в кровопролитные сражения[41].

В результате всего происшедшего сельское хозяйство и ремесла в Ольвийской округе пришли в упадок. Государство лишилось своей важнейшей основы — товарного производства сельскохозяйственной продукции и не всегда даже могло обеспечить себя продовольствием.

В середине II в. Ольвия оказалась в зависимости от скифского государства, находившегося в Крыму. Об этом свидетельствуют монеты, на которых в сочетании с названием Ольвии стоит имя скифского царя Скилура. В последние годы II в. Ольвия освободилась от скифского протектората в результате победоносной войны Херсонеса со скифами. Вскоре Ольвия вместе с Херсонесом и Боспором вошла на правах автономного города в состав державы понтийского царя Митридата VI Евпатора[42]. Присланные им отряды воинов защитили Ольвию от набегов варваров. Царь объединил многие греческие государства в борьбе против Рима. Но римляне победили Митридата, и он в 63 г. покончил жизнь самоубийством в Пантикапее.

После смерти Митридата варвары несколько раз врывались в Ольвию. Город постепенно опустевал и был окончательно разорен гетами между 55 и 48 гг. Предводитель гетов Буребиста со своим войском, состоявшим из племен Днестро-Дунайского междуречья, опустошил многие греческие полисы Западного Причерноморья и дошел до Ольвии. К тому времени она стала совсем небольшим городком, изнуренным варварскими набегами. Поэтому завоеватели легко захватили Ольвию и полностью разграбили и разрушили ее. Уцелевшие ольвиополиты покинули город и, по-видимому, переселились на нижнеднепровские поселения[43].

Жизнь на развалинах Ольвии возобновилась через несколько десятилетий, когда римляне покорили гетов. Вернувшиеся греки возродили город с традиционными полисной структурой и основными органами управления. Государственные декреты вновь стали издаваться от имени Совета и Народа. Городская экономика стабилизировалась, начиная со второй половины I в. н. э., наладились торговые связи с эллинскими городами, возобновилась чеканка монет, отстроились оборонительные стены. Они защищали Ольвию от постоянной угрозы со стороны скифов и сарматов. Как и прежде, от них либо откупались подарками и данью, либо вступали с ними в сражения.

В заново сформировавшееся общество граждан, наряду с потомками ольвиополитов, вошли эллинизированные представители местных ираноязычных племен, у которых ольвиополиты укрывались во времена нашествия гетов. Это можно заключить по заметному количеству ираноязычных имен в ольвийских надписях первых веков нашей эры. Однако, судя по материальной культуре Ольвии, носители этих имен ощущали себя эллинами, говорили по-гречески, почитали эллинских богов и в быту мало отличались от потомственных ольвиополитов.

В 95 г. н. э. Ольвию посетил оратор Дион Хрисостом. Он намеревался написать большое сочинение о гетах и хотел из Ольвии добраться до мест их обитания, чтобы увидеть их своими глазами. История же Ольвии интересовала оратора потому, что ее прошлое было связано с опустошительными походами вождя гетов Буребисты.

Через несколько лет Дион рассказал о своем пребывании в Ольвии в «Борисфенитской речи». Он произнес ее перед жителями малоазийского города Пруса, а затем включил в обширное собрание своих сочинений. В этой речи содержится единственное сохранившееся письменное упоминание о гетском разгроме Ольвии и о прекращении жизни в городе на несколько десятилетий. Это подтверждается отсутствием на городище культурного слоя второй половины I в. до н. э.

Дион кратко, но выразительно, описал внешний облик Ольвии и ее жителей. Прибрежная часть города оказалась частично заболоченной, частично затопленной водами Гипаниса, образовавшего лиман. Дома ольвиополитов были небольшими и бедными, а в храмах не сохранилось ни одной неповрежденной статуи. Ольвия занимала небольшое пространство по сравнению с ее прежней территорией, так что руины старых оборонительных стен и башен стояли далеко за пределами новых низких и непрочных городских стен. Во время частых нападений варваров городские ворота запирались, и на стене поднимался боевой знак. Мужское население находилось в состоянии постоянной боевой готовности. Ольвиополиты носили скифскую одежду с шароварами и говорили по-гречески с местным акцентом. Но при этом они хранили старые эллинские обычаи, поклонялись греческим богам и особенно любили «Илиаду» Гомера.

После гетского разгрома Ольвия достигла наибольшего благополучия уже после посещения Диона Хрисостома — во второй половине II — первой трети III в. В это время здесь стоял римский гарнизон, защищавший город от набегов варваров. Некоторое время Ольвия входила в состав римской провинции Нижняя Мезия и подчинялась ее римскому наместнику. Таким образом, Ольвия оказалась крайним северо-восточным форпостом Римской империи. Благодаря этому сюда проникли некоторые элементы провинциальной римской культуры. Ольвиополиты познакомились с латинским языком, но в целом Ольвия всегда оставалась греческим городом.

Во второй половине III в. римский гарнизон покинул Ольвию, когда Римская империя оказалась не в состоянии удерживать свои столь дальние рубежи. Следы больших пожарищ на городище показывают, что Ольвия уже не могла самостоятельно отражать набеги варварских племен. Жизнь в городе угасала и окончательно прервалась в третьей четверти IV в. н. э. вместе с наступлением общего заката античной эпохи древней истории[44].