Будни и праздники Ольвии в VI—I вв. до н. э.

6. МУЗЫКА

Музыка играла большую роль в повседневной, праздничной и религиозной жизни греков. Она звучала при всех более или менее значительных моментах жизни человека, начиная с первых дней его появления на свет, когда устраивали праздник в честь рождения ребенка, и кончая проводами к могиле под заунывные звуки аулосов[211]. Сейчас их называют флейтами, хотя звучание аулосов было ближе всего к современному гобою[212].

С детских лет эллины не только слушали музыку и пение, но и сами учились играть на лире и аулосе. Аристотель (Pol. VIII, 5, 8; 1340 b) писал, что музыка входит в обязательный курс обучения вследствие ее благотворного воздействия на нравственную сторону души, а в ежедневной жизни она неизменно сопровождает отдых свободного гражданина. Найденная в Ольвии аттическая терракотовая статуэтка рубежа IV—III вв. иллюстрирует обучение ребенка игре на лире: маленький мальчик стоит рядом с бородатым педагогом, держащим в руке лиру[213]. Лира изображена также на предметах местного производства: на ольвийских монетах[214], около Аполлона на фронтоне декрета в честь Антестерия[215], на форме для терракоты с фигуркой сидящего Аполлона с лирой[216].

Теперь уже невозможно воссоздать звучание античной музыки. Музыкальные инструменты сохранились лишь во фрагментах, а считанные нотные записи столь отрывочны и несовершенны, что по ним нельзя достоверно сыграть мелодию. Однако об огромной роли музыки в жизни эллинов мы знаем по сочинениям философов, специальным трактатам и бесчисленным изображениям музыкантов на вазах, терракотах, скульптурах, рельефах, фресках и мозаиках[217].

Греческие музыкальные инструменты, как и современные, делились на три группы: струнные, духовые и ударные. К первым относились лира, барбитон, кифара и тригон (арфа), ко вторым — аулос, сиринга (флейта Пана), труба и орган, к третьим — кроталы (род кастаньет), тимпаны (бубны), литавры и ксилофоны.

Лира, наиболее распространенный струнный инструмент, отличалась легким весом, небольшим размером (50-60 см) и простотой при обучении[218]. Ее резонатор овальной формы делали из панциря черепахи или из металла, повторявшего форму этого панциря. Струны из жил животных закреплялись на перекладине, соединявшей боковые роговые или деревянные стойки, их концы либо изгибались наружу, либо были прямыми. На лире, как и на других струнных инструментах, играли пальцами левой руки, а правой — с помощью плектрона, небольшой деревянной или костяной пластинки.

Первоначально лира имела всего три струны, затем к ней добавилась четвертая, а с IV в. и до конца античности наиболее распространенной стала семиструнная лира[219]. Она все же окончательно не вытеснила своих предшественниц с меньшим числом струн, на которых, по-видимому, исполнялись определенные виды музыки в старинных традициях. Поэтому на эллинистических ольвийских монетах изображалась лира с тремя и шестью струнами[220]. Может быть, на таких лирах аккомпанировали традиционным гимнам на ольвийских празднествах в честь Аполлона, считавшегося непревзойденным исполнителем на струнных инструментах.

Лира часто звучала во время домашнего музицирования, широко распространенного у древних. Ведь играть на ней умел почти каждый грек, так как именно на лире учились играть в школе[221]. Напомним, к примеру, сцену из комедии Аристофана «Облака» (ст. 1353-1372). Ее герой, пожилой крестьянин, предлагает сыну после обеда взять лиру и спеть оду Симонида или что-нибудь из трагедий Эсхила. Но молодой человек не хочет петь произведения времен молодости отца и деда, а желает исполнить что-нибудь из входящих в моду драм Еврипида.

Под аккомпанемент лиры или ее разновидности барбитона в архаический и классический периоды исполнялись все стихотворные произведения. Поэтому лира стала символом поэтического творчества, и александрийские ученые ввели термин «лирика». Уже в древности поэтические произведения отделились от музыкального сопровождения. Горация и Овидия нельзя представить выдающимися музыкантами, какими были Сафо, Анакреонт, Пиндар или великие поэты-трагики Эсхил, Софокл и Еврипид, писавшие не только стихи, но и прекрасную музыку к ним. Начиная с эпохи эллинизма, лира у античных поэтов олицетворяет поэзию. В таком качестве она вошла в литературу нового времени. Например, в начале хрестоматийно известного стихотворения Пушкина «Чернь» («Поэт на лире вдохновенной рукой рассеянно бряцал»), в знаменитой некрасовской строке «Я лиру посвятил народу своему» или в словах Есенина «Отдам всю душу октябрю и маю, но только лиры милой не отдам».

Лира и кифара существовали на всем протяжении античности, а близкий лире барбитон — только в эпоху архаики и классики; в IV в. он вышел из употребления[222]. Барбитон имел сходный с лирой резонатор в форме черепашьего панциря, а боковые стойки и струны — более длинные. Струны числом от трех до семи крепились на перекладине, расположенной над стойками, загибающимися, в отличие от лиры, внутрь, а не наружу. Инструмент издавал густой и низкий звук, считавшийся лучшим аккомпанементом при исполнении лирических стихов. Недаром в Афинах стояла статуя Анакреонта с барбитоном в руках, а аттические живописцы изображали с этим инструментом Сафо, Алкея, Анакреонта, Кидия и других поэтов[223].

На лире и на барбитоне играли, сидя на стуле или на табурете и держа их под углом или параллельно полу (рис. 40). Кроме того, на этих легких инструментах аккомпанировали пению и танцу во время движения, поэтому лира и, особенно часто, барбитон присутствуют в сценах возвращения гостей с пирушки[224]. Под барбитон часто пели на симпосионах[225], а во время религиозных церемоний он звучал при песнопениях в честь Диониса; на вазах барбитон изображают в руках самого поющего бога или его спутников, сопровождавших дионисийское шествие[226].

Хорошее изображение барбитона сохранилось на краснофигурном лекифе из Ольвии[227]. Вазописец первой трети V в. нарисовал сидящего на стуле музыканта. На его барбитоне всего три струны, поэтому на нем звучал довольно простой аккомпанемент к пению стихов. Вероятно, исполнитель только что окончил строфу, потому что одной рукой он заглушает струны, а другую опустил, держа зажатый в пальцах плектрон (рис. 40). Сюжет рисунка наиболее близок к изображениям поэтов Сафо, Алкея, Анакреонта и Кидия, играющих на барбитоне. Поэтому можно заключить, что художник запечатлел здесь поэта. Его лицо, как и на других аттических вазах, не имеет индивидуальных черт, так что, глядя на лекиф, зритель свободно представлял любого поэта или исполнителя стихов под барбитон. Ольвиополиты во время симпосионов распевали собственные стихи и разные лирические произведения, услышанные в своем театре или во время поездок в Элладу, а также от приезжих мореходов. Лекиф с оливковым маслом для добавки в кушанье входил в сервировку праздничного стола, а сюжет его росписи соответствовал обстановке симпосиона.

Научиться играть на кифаре было гораздо сложнее, чем на лире и барбитоне, поэтому она стала инструментом профессионалов или больших любителей музыки. На кифаре исполняли сольные произведения, а также аккомпанировали пению. Кифарист играл почти всегда стоя и держал свой инструмент вертикально. На музыкальных состязаниях самые дорогие призы присуждали кифаристам.

Корпус кифары изготовляли из дерева, он имел прямоугольную форму и был тяжелее и массивнее, чем у лиры. Струны, обычно семь, а иногда и более, крепились особым способом, дававшим возможность хорошо настроить инструмент. Кифара представляла собой усложненную модификацию древней форминги, упоминаемой в поэмах Гомера: «божественный певец» Демодок аккомпанировал на ней своим песням на пиру у царя Алкиноя, а другой рапсод Фемий развлекал женихов Пенелопы игрой на форминге.

Одно из самых древних изображений кифары сохранилось на кратере, найденном на Березани[228]. Его расписал в первой половине VI в. вазописец из малоазийского города Клазомены. На центральном фризе он представил торжественное, скорее всего, религиозное, шествие с участием четырех женщин, играющих на кифарах. Их деревянный корпус и способ крепления струн детально прорисованы. Вазописец хорошо показал, как большую и тяжелую кифару прижимали левым локтем к боку и закрепляли широкой лентой, охватывающей с одной стороны шею, а с другой — запястье исполнителя; более узкой лентой к кифаре прикрепляли плектрон (рис. 41).

Подавляющее большинство изображений музыкальных инструментов сохранилось на чернофигурных и краснофигурных вазах, а также на скульптурах, не передающих цвет. Березанский кратер — редчайший рисунок с раскраской кифары. Корпус дорогих инструментов расписывали орнаментами, в данном случае, меандром; ленты брали ярких цветов; у березанских кифар можно различить вышивку или тканый узор на лентах, а на их концах — кисти. Из письменных источников известно, что дорогие кифары и лиры покрывали золотом и инкрустировали слоновой костью и янтарем[229]. Такие драгоценные инструменты посвящали богам в храмы; например, они включены в опись сокровищницы Парфенона V в.[230]

Не известно, обладали ли какие-нибудь жители Ольвии столь дорогими кифарами и лирами и приносили ли их в дар богам. Во всяком случае, ольвиополиты видели такие инструменты на привозных изображениях и в руках гастролеров, дававших концерты в театрах городов Северного Причерноморья. Несомненно, прославленные музыканты, такие, как Аристоник и Стратоник, выступавшие на Боспоре (Polyen. V, 44, 1; Athen. VIII, 41, 349 d), играли на первоклассных кифарах.

Лира и кифара для ольвиополитов были символами их верховного бога Аполлона. Поэтому на ольвийских монетах эллинистического времени с одной стороны отчеканена голова Аполлона, с другой — кифара, реже лира[231]. Музицирующий Аполлон, как уже говорилось, изображен на местной форме для отливки терракоты, а также на нескольких привозных вазах. Мы видим его играющим на лире рядом с двумя музами[232] и стоящим с кифарой около сестры Артемиды и матери Лето[233]. На лекифе последней трети VI в. сохранилось редкое архаическое изображение бородатого Аполлона (обычно он юный, безбородый) между Гермесом и Дионисом[234]. Сидя на табурете-дифросе, Аполлон играет на кифаре, частично раскрашенной белой краской, возможно, отмечающей костяные украшения корпуса инструмента. Вазописец запечатлел неординарный случай игры на кифаре сидя, а не стоя (рис. 42).

Последний из струнных инструментов — тригон — ближе всего к современной арфе, но гораздо меньше. Он получил название из-за своей треугольной формы. На тритонах играли преимущественно женщины. Женские терракотовые фигурки с тритоном неоднократно находили на Боспоре[235]. В Ольвии известно одно схематическое изображение тритона на кувшине-лагиносе конца III — начала II в.[236]

Среди духовых инструментов господствующее место занимал аулос. Это был один из самых любимых музыкальных инструментов у эллинов.

Аттические вазы из Ольвии иллюстрируют игру на аулосе, как сольную, так и сопровождающую пение. На фрагменте краснофигурной пелики представлен авлет — победитель на музыкальном агоне (рис. 43). Он стоит на возвышении-беме, куда поднимались призеры состязаний, и символом его победы служит изображение подлетающей к нему крылатой богини Ники[237]. На других вазах мы видим, как авлеты аккомпанируют танцорам, певцам и театральным представлениям[238]. Кроме этих рисунков, в Ольвии найдено несколько обломков костяных аулосов[239], дающих самое надежное свидетельство о том, что здесь играли на этом инструменте.

Аулос состоял из трости с несколькими отверстиями и мундштука. Трость изготовляли из тростника, дерева или полой кости животного, а мундштук, составленный из язычка и одной или двух так называемых луковиц, вытачивался из дерева или кости, либо отливался из металла. При раскопках античных городов Северного Причерноморья не найдено целых инструментов, а лишь обломки костяных тростей с разным количеством отверстий и металлические части мундштуков различных форм. Это указывает на многообразие аулосов и разнообразие музыки, исполнявшейся на них.

Обычно играли одновременно на двух трубках, но иногда музыкант исполнял мелодию на одной, отведя вторую в сторону, что редко фиксируется вазописцами. Поэтому для истории античной музыкальной культуры важно выделить найденный в Ольвии фрагмент медальона килика выдающегося мастера Эпиктета, изобразившего такой момент[240] (рис. 44). В качестве параллели можно привлечь килик вазописца Дуриса: на его росписи возлежащий на ложе мужчина играет на одном аулосе, держа его так же, как юноша Эпиктета, правой рукой, левая же со вторым инструментом отведена от губ[241].

Судя по фрагментам и изображениям, аулосы изготовлялись разной длины. Поллукс (IV, 75) писал о пяти видах античных аулосов. Современные ученые следующим образом определяют эти виды: сопрано (20-30 см), альт (40-50 см), тенор (около 50 см), баритон (около 80 см) и очень редко встречающийся бас длиной в 1 м и более[242]. Таким образом, звучание аулоса отвечало пяти тембрам человеческого голоса. На ольвийском килике Эпиктета довольно длинная трубка аулоса, вероятно, соответствует тенору, чаще же изображали сопрано или альт. Глядя на длину нарисованного аулоса, зритель представлял тембр инструмента.

Как правило, обе трубки аулоса рисуют одинаковой длины. Редкое изображение на вазе из Пантикапея[243] показывает, что иногда играли на инструментах разного тембра. Это подтверждается письменными источниками. Поллукс (IV, 80) писал, что свадебная мелодия исполнялась на аулосах с трубками разной длины.

При игре на аулосе исполнитель надевал на голову своеобразную узду из кожаных или матерчатых лент. Греки называли ее форбеей или перистомией. Она захватывала затылок и верх головы, а на лице покрывала щеки и губы, около которых находилось отверстие для мундштука аулоса. Назначение форбеи сейчас не до конца понятно. Вероятно, она предохраняла исполнителя от чрезмерного нажима воздуха при сильном надувании щек и поддерживала губы около мундштука. Судя по изображениям, форбею надевали мужчины, в редких случаях женщины, а дети — никогда. Форбея отсутствует у музыкантов, принимающих участие в симпосионе, то есть в закрытом помещении. Видимо, в ней нуждались при громкой игре на открытом воздухе: в театре, на палестре, во время праздничных шествий, религиозных церемоний и военных действий. Однако на вазах и скульптуре с подобными сценами исполнитель далеко не всегда имеет форбею.

Форбея хорошо видна на фрагменте ольвийской пелики с изображением победителя авлета (рис. 43)[244], на обломке кратера с театральной сценой и на фрагменте канфара, найденного на острове Левке, находившемся под покровительством Ольвии (рис. ЗЗ)[245]. Эпиктет украсил канфар сценой дионисийского праздника с участием авлета. Он играет на двойном аулосе, а за спиной у него находится кожаный футляр с отделениями для двух трубок аулоса. Такие футляры часто изображали на стенах комнат, где происходили симпосионы и звучали аулосы. Иногда на футляре можно различить притороченную к нему коробочку для хранения язычков аулоса[246].

Другие духовые инструменты занимали довольно скромное место в античной музыке. На сиринге, изготовленной из нескольких склеенных воском трубок различной длины, в основном играли пастухи. Их бог Пан часто изображался с сирингой, называемой также флейтой или свирелью Пана. Среди ольвийских находок есть серебряный браслет эллинистического времени с фигуркой козлоногого Пана, играющего на многорядной свирели[247] (рис. 45), и две терракоты, изображающие Аттиса, спутника богини Кибелы, в виде фригийского пастуха с сирингой в руках[248]. Вероятно, и ольвийские пастухи играли не только на простых одинарных дудочках, но и на сирингах.

Труба у греков и римлян служила не для исполнения мелодий, а для подачи различных сигналов. Она оповещала горожан о военной опасности (Bacch. XVIII, 15), подавала сигналы к началу сражений на суше (Xen. Anab. I, 1, 17; Arr. Anab. I, 14, 7; Diod. Sic. XVII, 11, 3) и на море (Her. VIII, 11). Она же возвещала о конце морского боя и времени отплытия кораблей (Arr. Anab. VI, 3, 3; Diod. Sic. XVI, 12, 62). В словаре Поллукса (IV, 185) отмечены различные «части мелодии трубы»: выступление, призыв к началу боевых действий, отбой и отдых, сигнал к привалу. В Северном Причерноморье известно о звуках военных труб при осаде Феодосии в IV в. (Polyen, V, 23) и о состязании трубачей в Херсонесе[249]. Вероятно, и в Ольвии подавали трубами различные сигналы; некоторые из них, по свидетельству Поллукса (IV, 88), были слышны на расстоянии до 10 км.

К духовым инструментам относится также орган, изобретенный в конце эпохи эллинизма. Поэтому в рассматриваемый нами период орган в Ольвии просто не мог существовать[250].

Последняя группа греческих музыкальных инструментов — ударные. Из них ксилофон и кимвалы (металлические тарелки) звучали в древности сравнительно редко и на предметах искусства изображаются эпизодически. В эллинистический период ксилофон встречается среди музыкальных инструментов на росписях малоазийских и италийских ваз. Его схематическое изображение вместе с тритоном имеется на упомянутом кувшине-лагиносе из Ольвии[251] (рис. 46).

Стук кроталов (род кастаньет) и тимпанов (бубны) постоянно раздавался во время различных танцев и при отправлениях культов Диониса и Матери богов или Кибелы, широко распространенных в Ольвии. Пиндар в дифирамбе фиванцам писал:

Костяные, бронзовые или деревянные кроталы состояли из двух частей, которые прикреплялись к пальцам и ударялись одна об другую. По паре кроталов держали в каждой руке; это видно на чернофигурных вазах, найденных в Ольвии: на килике с изображением гетеры и на ойнохое, расписанной фигурами двух танцующих менад, спутниц Диониса[252]. Кроталы и тимпан отчеканены на медных ольвийских монетах начала II в.[253]

Тимпан — круглый бубен с металлическим или деревянным ободом, обтянутым кожей. На тимпане часто аккомпанировали танцу, нередко он изображался в руках танцоров. Обычный тимпан имел диаметр около 30 см, а при отправлении культа Кибелы, Диониса и некоторых других богов восточного происхождения гремели гораздо более крупные тимпаны. Большой тимпан рядом с Кибелой неоднократно изображен на ольвийских терракотах[254] и мраморном рельефе (рис. 27). Дионисийские празднества сопровождались пением хоров под аулос, шествиями и танцами, которым аккомпанировали аулосы вместе с отбивающими ритм тимпанами и кроталами. Подобные шествия проходили по улицам Ольвии. О них рассказал Геродот (IV, 78), повествуя о приобщении скифского царя Скила к поклонению Дионису.

Греческие музыканты чаще аккомпанировали сольному и хоровому пению, чем исполняли чисто инструментальную музыку. В античности не было сколько-нибудь больших оркестров, но нередко составлялись ансамбли из нескольких одинаковых или разных инструментов. Мы знаем об этом в основном по памятникам изобразительного искусства. Например, на упомянутом березанском кратере четыре кифаристки, судя по одинаковому положению их рук, играют, вероятно, в унисон. Аттические вазописцы рисовали музыкантов, играющих на лире или кифаре и на аулосе, а также авлетов, исполняющих мелодию в сопровождении тимпанов и кроталов.

В Ольвии, как и в любом другом греческом городе, постоянно исполнялась разная музыка. Она звучала на агоре, на теменосах у храмов и на улицах, по которым двигались шествия во время праздников в честь разнообразных божеств. Ольвийские улицы оглашались песнями и музыкой, сопровождавшими свадьбу, когда невеста отправлялась из своего дома в дом жениха[255]. А по вечерам веселые компании возвращались с симпосионов, распевая и пританцовывая под мелодии аулоса, лиры или барбитона[256]. (рис. 56) В домах музыка и хоровое пение сопровождали все праздничные застолья, на которые состоятельные люди приглашали профессиональных музыкантов, чаще всего флейтисток. В гинекее женщины играли на лирах, тритонах и аулосах, что составляло одно из немногих дозволенных им развлечений; они также пели, убаюкивая детей и сидя за своим постоянным занятием, прядением и ткачеством[257]. В гимнасий и на палестре ольвиополиты тренировались под музыку аулоса, а из школы неслись звуки музыкальных упражнений учеников. Лучшую музыку в исполнении квалифицированных любителей и профессионалов слушали в ольвийском театре.

Эллины считали, что они становятся похожими на богов, когда испытывают чувство счастья. Оно, по словам Страбона (X, 3, 9; с 467), создается занятиями философией, радостью, праздниками, а также музыкой.