Древнейшие ольвийские празднества повторяли милетские, которые колонисты привыкли отмечать на своей прежней родине. Со временем праздники приобрели местные черты, вызванные условиями жизни в Северном Причерноморье и влиянием других полисов, с которыми Ольвия в тот или иной период имела наиболее тесные связи. Например, в религиозных ритуалах греков большую роль играли ветви лавра и мирта. Из-за невозможности вырастить в Ольвии средиземноморские растения их заменяли какими-то местными, подобно тому, как христиане во многих областях Европы вместо пальмовых ветвей в день «Входа Господня во Иерусалим» берут вербу, и праздник называется «Вербное воскресенье». Почитание в Ольвии элевсинской триады богов появилось в период тесных контактов с Афинами, и празднества в их честь в какой-то степени копировали Элевсинские мистерии.
Платон в «Законах» (II, 653 с) писал, что «боги, тронутые состраданием к человеческому роду, установили людям времена отдохновения в правильной последовательности праздников и сделали Муз, их главу Аполлона и Диониса участниками праздников». Вероятно, не случайно оказалось, что из весьма ограниченных сведений об ольвийских праздниках более всего известно именно о посвященных двум богам, упомянутым Платоном.
Со времени основания города ольвиополиты почитали Аполлона в ипостаси Ιατρός, буквально Врач. По-видимому, в этой эпиклезе заложен более широкий смысл, означающий Спаситель: бог вступал не только целителем, но и покровителем первой волны милетских колонистов[147]. На Западном теменосе находился храм, статуи и алтари Аполлона Врача, о чем уже упоминалось во второй главе. Около них проходили древнейшие празднества в Ольвии. Как и прочие, они сопровождались торжественными шествиями, жертвоприношениями и песнопениями. О содержании подобных песнопений можно получить представление по так называемым гомеровским гимнам, сложенным в VI в. В гимне «К Аполлону Дельфийскому» поэт говорит, что ионийцы, где бы они ни были, услаждают Аполлона пением, танцами и атлетическими состязаниями (I, 149-150). Эти слова правомерно отнести и к ионийским колонистам, основавшим Ольвию.
Главные ольвийские празднества в честь Аполлона проходили на Центральном теменосе, где почитали бога в ипостаси Дельфиния. Эта эпиклеза бога так разъясняется в гомеровском гимне «К Аполлону Пифийскому» (II, 315-317):
Так как впервые из моря туманного в виде дельфина Близ корабля быстроходного я поднялся перед вами, То и молитесь мне впредь как Дельфинию[148].
Вероятно, милетский жрец Аполлона Дельфиния возглавлял вторую волну колонистов, появившихся на берегах Гипаниса в третьей четверти VI в. Вместе с ним прибыли почитатели этого бога, чье большое святилище Дельфинион находилось в Милете[149]. Аполлон Дельфиний стал верховным ольвийским богом, и ему ольвиополиты построили самый большой на Центральном теменосе храм. Атрибут бога, дельфин, занял важнейшее место в символике полиса. Сначала здесь обращались монеты в виде дельфинов, (рис. 31) затем дельфин и орел, символ Зевса, составили эмблему Ольвии. Ее чеканили на монетах с последней трети V в. до первой половины II в.[150] (рис. 4).
Верховному божеству города обычно посвящался один из главных религиозных праздников, например, Панафинеи в Афинах, Партении в Херсонесе Таврическом, Аполлонии на Делосе, священном острове бога, где, по преданию, он родился на другой день после своей сестры Артемиды. В Ольвии таким было празднество, посвященное Аполлону Дельфинию. Как и прочие празднества, оно сопровождалось жертвоприношением, вероятно, особенно богатым. Жертвы приносили на алтарях, стоявших перед храмом. Вообще все празднества совершались у греков вне храмов; они считались жилищем бога, и туда допускался далеко не каждый.
Для почитания бога зачастую сооружался только алтарь. На Западном теменосе в Ольвии находились священные участки с алтарями Кибелы, Афродиты и Гермеса, Диоскуров. Алтари, особенно небольшие, греки нередко воздвигали за собственный счет. Например, ольвийский жрец Афродиты в III в. посвятил богине мраморный алтарь[151].
Греческие алтари разделялись на два типа: 'εσχάρα — для сжигания жертв и βωμός — для различных возлияний. И те и другие найдены перед ольвийским храмом Аполлона Дельфиния. Сложенный из камня и сырцового кирпича жертвенник для сжигания стоял между деревьями священной рощи Аполлона до середины IV в., а на свободном месте напротив храма высился самый большой главный алтарь Ольвии[152].
На этом алтаре совершались возлияния не только Аполлону Дельфинию, но также Зевсу и Афине. Ведь храм Зевса находился рядом, а обнаруженные на его месте посвящения Зевсу и Афине дают основания думать, что там почитались оба божества. Эту традицию ольвиополиты могли заимствовать из своей метрополии, потому что в Милете существовал культ Зевса и Афины как сохрамных и соалтарных божеств[153]. Три чашеобразных углубления на алтаре V в., по-видимому, указывают на то, что Аполлон, Зевс и Афина имели на главном алтаре свои отдельные чаши для возлияний.
В такие чаши наливали обычно неразбавленное вино и другие жидкости из сосудов различных форм. В VI-V вв., судя по находкам на теменосе Ольвии, это были главным образом килики. В религиозных церемониях иногда использовались специальные фигурные сосуды. В коллекции ольвийской керамики сохранился канфар начала V в. с головой молодой женщины-коры (рис. 32). Вообще канфары широко применялись в культе Диониса, и самого бога часто изображали с этим сосудом в руках (рис. 33).
Археологи выявили несколько этапов существования главного ольвийского алтаря. Самый ранний каменный был поставлен в VI в. вскоре после основания полиса. В V в. его заменили новым несколько больших размеров, а цоколь прежнего алтаря использовали в качестве площадки, на которой стоял жрец во время жертвоприношения. На краю алтаря высилась статуя, вероятно, Аполлона. Сложенный из прекрасно обработанных известняковых плит этот алтарь почти полностью сохранился до наших дней (рис. 34), так как в III в. его засыпали слоем земли и возвели на нем новый мраморный алтарь. Вероятно, он был самым красивым сооружением такого рода за всю историю Ольвии. От него остались многочисленные мелкие мраморный обломки с резным, тонко выполненным орнаментом[154].
Эллины совершали приношения богам двух видов. Жертвы, предназначавшиеся для временного наслаждения божества, состояли из разных напитков, мяса, плодов, специально приготовленных блюд и печений. Вклады же, остававшиеся в святилище в качестве его собственности, служили для надобностей культа (например, сосуды для возлияний) и для украшения храма. К последним относились статуи, рельефы, треножники, венки, парадное оружие и др.
Принесение жертв первого вида отвечало представлениям греков о том, что боги питаются ароматом сжигаемого мяса, испарениями жидкостей, которыми совершаются возлияния, и вдыхают запах курений из мирра, ладана и других ароматических веществ. Их воскуряли на треножниках и в специальных сосудах-курильницах. В Ольвии найдены подставки для треножников и керамические курильницы местного производства эллинистического периода[155].
На главном ольвийском алтаре совершались возлияния. Чаще всего их делали чистым, не смешанным с водой вином; в определенных случаях для возлияний использовали воду, молоко и мед. На ольвийской стеле с декретом римского времени сохранился рисунок, изображающий стоящего на площадке у алтаря молодого человека с ветвью в одной руке и сосудом в другой (рис. 35)[156].
Среди бескровных жертв особенно распространенными были приношения первых созревших злаков и плодов, а также всевозможных печений. Бедные люди, будучи не в состоянии приобрести жертвенных животных, приносили печения, имевшие форму этих животных. В жертву чаще всего приносили коров, овец, коз, свиней и петухов. Для приношения небесным богам брали животных со светлой шерстью, а для подземных богов — с темной шерстью, обязательно здоровых, без телесных недостатков. Самцов обычно жертвовали мужским, а самок — женским божествам[157].
Кости жертвенных животных найдены при раскопках обоих ольвийских теменосов. Они находились в специальных ямах, ботросах, куда закапывали отслужившие приношения божествам и износившуюся храмовую утварь[158]. Ведь греки считали, что все, пожертвованное богу, нельзя уносить с его священного участка, а грабителей священных предметов наказывали смертью[159]. Сохранилась надпись последней трети III в. с указанием цен на сакральных животных в Ольвии: «Приносящие жертвы должны вносить в сокровищницу за быка 1200, за овцу и козу — 300 медных монет»[160].
Часть мяса и внутренностей животного обертывали жиром и сжигали на жертвеннике, поливая его маслом и воскуряя благовония. Оставшиеся части получали жрецы и участники жертвоприношения, после которого устраивался пир.
Во время больших государственных праздников совершались общественные жертвоприношения, и количество убиваемых животных было очень велико. Так, в Афинах на ежегодном празднике победы при Марафоне приносили в жертву 500 коз, а на Делосе в IV в. для панэллинского праздника в честь Аполлона закупили 109 быков[161]. Жертвенные животные приобретались либо за счет государства либо деньги на это давали разные благотворители. Например, в III в. родосец Гелланик, вероятно, торговавший с Ольвией, оплатил ольвийское общественное жертвоприношение[162].
Пожертвования отдельных граждан, конечно, были скромнее общественных. Частные жертвоприношения совершались по случаю домашних праздников, например, рождения ребенка или свадьбы, а также для того, чтобы очиститься от какого-либо греха или чтобы умилостивить или поблагодарить то или иное божество. Деметре обычно приносили в жертву свинью, Дионису — козла, Посейдону — лошадь, Асклепию — петуха.
Из черепов некоторых жертвенных животных изготовляли букрании, особые украшения для храмов. Черепа специально обрабатывали, иногда оставляя на лбу часть шкуры, затем вешали на них гирлянды из листьев и цветов или виноградные гроздья и в таком виде помещали на стену храма. В ботросе на Центральном теменосе Ольвии найдены семь таких бычьих черепов, у которых задняя сторона плоско срезана, а на лбу и на рогах просверлены отверстия для укрепления гирлянд[163]. Изображения букраниев часто украшали рельефы алтарей и других посвященных богам сооружений. Например, фриз из букраниев с гирляндами опоясывал алтари в Афинах и Херсонесе, а в Ольвии они были вырезаны на мраморной капители колонны, поддерживавшей треножник[164]. При раскопках Ольвии найдено много свинцовых моделей букраниев (рис. 36), использовавшихся для каких-то религиозных ритуалов[165].
Мы располагаем некоторыми сведениями о том, что приносили ольвиополиты в дар богам для украшения храмов и для ритуальных церемоний. Остатки этих предметов найдены в ботросах на обоих теменосах. Там лежали многочисленные обломки керамических сосудов, на многих имеются граффито с посвящением богу (рис. 37) и именем дарителя. Например, скифос V в. с календарем, упомянутый в четвертой главе, был даром Андокида Аполлону на Западном теменосе. Там же найден фрагмент чернофигурного кратера, расписанного в середине VI в. известным афинским мастером Лидосом; на венчике сосуда надпись с посвящением Матери богов от Артемиды, дочери Гипасия. Возможно, она была жрицей этой богини[166]. На Центральном теменосе некий Тихон посвятил Аполлону Дельфинию чернофигурный килик, украшенный изображениями животных[167]. Мраморные блюда и краснофигурные килики, расписанные лучшими афинскими мастерами, были поднесены Зевсу и Афине в конце VI в. Эти килики, вероятно, специально приобрели для пожертвования в храм, поскольку в это время посуда с недавно появившейся краснофигурной росписью еще не использовалась в повседневной жизни[168]. Были и очень скромные приношения, например, чернолаковая солонка с надписью «Зевсу»[169].
Ольвиополиты жертвовали богам также дорогие металлические сосуды. Их пришлось отдать в заклад, когда город во второй половине III в. стал испытывать финансовые трудности. Об этом сообщается в декрете Протогена, который выкупил священные сосуды за 100 золотых и, вероятно, спас их от переплавки, ибо ростовщик уже собирался отдать их мастеру.
По греческому обычаю, ольвиополиты украшали храмы венками и гирляндами из живых цветов и ветвей, а также из драгоценных металлов[170]. В надписи III в. говорится о посвящении такого венка ценой в 5 золотых в храм Афродиты[171]. На Боспоре найдены прекрасной сохранности золотые оливковые и дубовые венки, изготовленные во второй половине IV в.[172] Аполлону посвящали лавровые венки, Зевсу — дубовые, Дионису — плющевые и виноградные, Афине — оливковые, Деметре — венки из злаков.
В Ольвии, как и в прочих греческих городах, граждане дарили в храмы свои почетные награды (венки, треножники и др.)[173]. Вероятно, так поступили Каллиник, Протоген и Антестерий, увенчанные венками от имени народа. Возможно, так делали и иностранцы, награжденные ольвиополитами, например, херсонеситы Аполлоний и его сыновья[174]. Известно ведь, что боспорские цари, награжденные золотыми венками в Афинах, передавали их в храм Афины Полиады с посвятительными надписями от своего имени[175].
Богам часто приносили терракотовые статуэтки, которые во множестве найдены на обоих теменосах в Ольвии. Государство и богатые ольвиополиты ставили возле храмов статуи. Сохранились постаменты некоторых таких статуй с посвящениями Аполлону Врачу и Дельфинию, Зевсу Спасителю, Освободителю и Олимпийскому[176]. В III в. на Центральном теменосе стоял также характерный для эллинов посвятительный памятник — мраморная колонна высотой в 2-2,5 м с капителью, украшенной листьями пальм и аканфов, между которыми изображены букрании; на этой капители высился бронзовый треножник[177].
Каждый храм или святилище имели свой особый ритуал жертвоприношений и празднеств, о правильном порядке которых во всех подробностях знали жрецы. Функции жреца у эллинов имел право исполнять любой полноправный гражданин, причем можно было попеременно становиться жрецом разных богов. Например, ольвиополит Агрот был жрецом Афродиты, Плутона и Коры[178]. В одних храмах жрецов избирали так же, как гражданских магистратов; в других — жрецами становились члены одного рода. В Ольвии особенно почетной считалась должность жреца Аполлона Дельфиния. Его именем называли текущий год, и с этим обозначением он входил в анналы ольвийской истории[179]. Наследственное жречество известно в ольвийском роде Еврисибиадов, почитавших Зевса. В некоторых культах жреческие должности исполняли женщины. В Ольвии были жрицы Кибелы и Деметры[180].
К сожалению, сейчас не известно, как именовался главный ольвийский праздник в честь Аполлона. Можно назвать зато несколько других, менее важных, аполлоновских празднеств, которые ольвиополиты отмечали по традиции своей метрополии.
Таргелии справлялись в большинстве ионийских полисов как весенний праздник плодородия, очищения и молитв о будущем урожае. Его название произошло от жертвенной каши θύργελος, сваренной из разных злаков и зерен растений. В первый день Таргелий проводили очищение, во второй совершали жертвоприношения. Обряд очищения состоял в том, что по городу проводили нескольких преступников, которые, как считалось, вбирали в себя всю нечисть, затем их убивали или изгоняли из полиса и таким способом избавлялись от скверны[181].
О Таргелиях в Ольвии свидетельствует название месяца Таргелион и эпиклеза Аполлона Таргелий на скифосе V в. (рис. 29)[182]. Праздник справляли в день рождения Артемиды 6-го Таргелиона и ее брата Аполлона 7-го. В Ольвии это приходилось на рубеж апреля и мая. В Милете церемонии Таргелий проходили у храма Аполлона Дельфиния, и ведущую роль в них играли мольпы, которым за государственный счет выделялось животное для жертвоприношения[183]. Вероятно, в Ольвии сходным образом праздновали Таргелий, по крайней мере, в VI-V вв., когда здесь существовал союз мольпов[184].
Другой распространенный у ионийцев праздник Кианепсии отмечался 7-го Кианепсиона и приходился в Ольвии на конец сентября. Его название, подобно Таргелиям, происходит от специально приготовленного в этот день блюда из чечевицы, бобов и разных овощей. Эту кашу приносили в дар Аполлону как богу, способствующему созреванию плодов и злаков. В то же время, Кианепсии знаменовали поворот к зиме, когда Аполлон отправлялся на несколько месяцев к сказочному счастливому северному племени гипербореев.
Судя по названию ольвийского месяца Боэдромиона, в конце лета на берегах Гипаниса проводился еще один праздник Аполлона, на котором он прославлялся как помощник в битвах. Упоминания в надписях V в. коллегии нумениастов (нумении — новолуние и первое число каждого месяца) свидетельствуют о том, что они ежемесячно отмечали новолуние, вероятно, устраивая сакральную трапезу в храме Аполлона Дельфиния[185].
Дионисийские празднества в Ольвии упомянуты не только в эпиграфических источниках, но и в античной литературе. Геродот (IV, 78) рассказал в новелле о Скиле, как этот скифский царь стал поклонником Диониса и принял участие в вакхических шествиях по улицам города. Такие шествия предваряли состязания дионисийских хоров и представлений в театре. Поэтому можно думать, что в Ольвии уже в первой половине V в. существовал театр для празднования Дионисий.
Вероятно, сначала его строили как временное сооружение с возвышающимися деревянными помостами для зрителей. О таком театре известно на афинской агоре; там его возводили до тех пор, пока в V в. не перенесли на южный склон Акрополя и построили стационарное сооружение[186]. В IV в. в Ольвии выстроили стационарный театр, вероятно, на склонах Террасного города, поскольку места для зрителей в античных театрах обычно врезаны в естественные возвышенности (рис. 7).
Театр и проводившиеся там празднества Дионисии упоминаются в четырех ольвийских декретах. Старшая надпись датируется IV в., остальные — III в. В них говорится о прочтении почетного декрета глашатаем и о награждении золотыми венками «на Дионисии в театре»[187] (рис. 16). Обычай сообщать в театре о заслугах выдающихся граждан и иностранцев, оказавших благодеяния городу, характерен для многих греческих полисов. По словам Демосфена (XVIII, 83-84), это постоянно делалось в Афинах «во время представления новых трагедий». Таким образом, декрет оглашали перед самым многолюдным собранием жителей города. Как утверждал Эсхин в речи «Против Ктесифонта», публичные провозглашения глашатаев оказывали огромное воспитательное влияние на молодежь.
Косвенным свидетельством о драматических представлениях в ольвийском театре служат находки терракотовых моделей комических и трагических масок и фигурок актеров[188], а также расписных ваз с театральными сценами. Из них наиболее выразительна комическая маска раба (рис. 38) и фрагмент краснофигурного кратера. Вазописец изобразил двух актеров, одетых в женские костюмы и с масками на лицах, а также аккомпанирующего им флейтиста. Все эти находки датируются V—IV вв., временем безусловного существования ольвийского театра. В последние два века перед гетским разгромом, когда город находился в тяжелом финансовом и экономическом положении, источники об ольвийском театре отсутствуют.
В греческих театрах выступали не только местные, но и приезжие драматические актеры и музыканты. Последние либо аккомпанировали во время драматических представлений, которые у греков всегда сопровождались музыкой, либо давали сольные концерты. В сочинениях Полиэна (Strateg. V, 44) и Афинея (VIII, 41) упомянуты выступления в боспорских театрах знаменитых кифаристов Стратоника и Аристоника, разъезжавших в IV в. по многим городам. Вероятно, подобные концерты бывали и в Ольвии.
Во время Дионисий первые ряды в театре занимали жрецы Диониса, лица, исполнявшие высокие государственные должности (архонты, стратеги и др.), почетные гости, послы из других эллинских городов, а также граждане, удостоенные этой почести, которая называлась проедрией. Ею награждали соотечественников и прочих эллинов, оказавших полису важные услуги. В ольвийских надписях IV в. упоминается о праве милетян на проедрию в Ольвии и о даровании проедрии Феодоту из Истрии, а в III в. ольвиополит Дионисий получил проедрию в Дельфах[189].
Театр служил не только для проведения дионисийских праздников. В нем нередко устраивали народные собрания, иногда проходили заседания Совета и некоторые судебные процессы, на которых также действовало право проедрии[190].
У нас нет никаких определенных сведений о времени, когда проходили Дионисии в Ольвии. Если исходить из аналогий с Афинами, праздник отмечали в начале весны. Кроме того, во всяком случае в начальный период существования Ольвии здесь справляли еще два дионисийских праздника: Ленеи и Антестерии. Одноименные названия ольвийских месяцев приходятся на зиму.
Ленеи — праздник молодого вина, которое впервые открывали после изготовления его осенью. Вряд ли в Ольвии этот праздник имел большое значение, так как здесь не было молодого вина. Лишь в римский период ольвиополитам окончательно удалось акклиматизировать виноградную лозу и наладить производство собственного вина[191]. В догетский период Ленеи могли повторять лишь некоторые обряды метрополии, но всеобщей радости от питья молодого вина не возникало. Судоходство замирало еще осенью, поэтому доставить такое вино было невозможно. Не случайно, наверное, имя Леней встречается в ольвийских надписях VI-V вв.[192], когда традиции метрополии еще существенно не изменились под влиянием местных условий.
Во время Антестерии тоже существенную роль играло молодое вино, и поэтому праздник, так же, как Ленеи, не получил в Ольвии широкого распространения. Теофорное имя Антестерии встречается в Ольвии эллинистического периода[193], но, вероятно, не имеет непосредственного отношения к празднику.
Широко распространенное среди ионийцев празднество Апатурии (Her. I, 147) приходилось в Ольвии на октябрь-ноябрь. После завершения земледельческих работ этот праздник справляли три или четыре дня. В это время в официальные списки вносили имена новорожденных детей и новобрачных жен; отец клялся в законности рождения ребенка, а присутствующие могли опротестовать правомочность записи нового гражданина[194]. Отцы также представляли сыновей-подростков. Среди мальчиков устраивали соревнование в чтении стихов, изучавшихся в школе, и победители получали призы. Критий в диалоге Платона «Тимей» (21 b) вспоминал, как он десятилетним мальчиком вместе со своими сверстниками выступал со стихами Солона в третий день Апатурий. Зная из речи Диона Хрисостома об особой приверженности ольвиополитов к поэмам Гомера, надо думать, что на ольвийском празднике дети чаще всего читали его стихи. Стоит отметить, что в Ольвии давали имя Апатурий[195]. Возможно, им нарекали сыновей, родившихся в дни праздника.
Закон об исополитии Милета и Ольвии, несомненно действовавший в V-IV вв., а, возможно, и дольше[196], гласил, что милетяне имели равные права с ольвиополитами при совершении религиозных церемоний. Таким образом, они могли участвовать во всех ольвийских праздниках. Граждане других греческих полисов принимали активное участие только на торжествах в честь Ахилла. Они проходили на Ахилловом Дроме (буквально «бег Ахилла»), совр. Тендровской косе, которая в древности была островом. Празднество сопровождалось спортивными играми, включавшими атлетические состязания и бег колесниц — очень дорогой, доступный немногим, вид соревнований (рис. 39).
Конные ристания сопровождали самые торжественные общегреческие праздники: Олимпийские, Пифийские, Истмийские и Немейские игры, Панафинеи, Сотерии в Дельфах и др. В них соревновались всадники, а также колесницы, запряженные парой или четверкой коней (биги и квадриги). Их изображения нередко встречаются на аттических вазах из раскопок Ольвии[197]. Особенно выразителен рисунок с состязанием колесниц на афинском оносе (наколеннике для разглаживания шерсти), найденном на Березани[198]. В ольвийском некрополе обнаружена амфора IV в. — приз за колесничий бег[199]. На ее тулове изображен возница, правящий квадригой. Украшающие сосуд гирлянды из лавра указывают, что это наградная амфора. Ее положили в погребение как одну из самых дорогих вещей для покойного, напоминающую о счастливейшем дне его жизни[200]. Ведь победа в колесничном беге на всех играх оценивалась как самая главная.
В греческом мире хорошо знали об Ольвийских агонах уже в V в. Недаром в трагедии Еврипида «Ифигения в Тавриде» (ст. 438) упомянуты прекрасно размеченные стадии для бега людей и колесниц на Ахилловом Дроме. Возможно, на этом, как и на других общеэллинских праздниках, наряду с атлетами состязались музыканты. Ведь, по преданию, Ахилл был не только великолепным бегуном (напомним его постоянный эпитет «быстроногий»), но хорошим певцом и музыкантом (II. IX, 185-189). Греки верили, что по ночам он пирует с друзьями на своем священном острове Левке и поет песни о Троянской войне, играя на кифаре (Мах. Туг. XV, 7). Этот остров (совр. Змеиный) находился под патронатом Ольвии в Villi вв.
Агоны на Ахилловом Дроме, единственный известный нам в Северном Причерноморье панэллинский праздник, учредили в V в.; сам бог Аполлон благословил его устами своей пророчицы Пифии в Дельфах. Происхождение игр на Ахилловом Дроме связывали с местным преданием о том, что герой устроил на этом острове состязания в честь какой-то победы (Mela. II, 5; Plin. IV, 83). В память об этом остров получил свое название, и ольвиополиты стали устраивать празднество. Оно проходило даже в опасные годы, когда варвары грозили нападением. Так было в первой половине II в., когда погиб отважный ольвиополит Никерат, защищая соотечественников, возвращавшихся в город после праздника. Декрет в честь Никерата является сейчас главным источником наших сведений об агонах на Ахилловом Дроме[201].
В программу игр входили традиционные греческие атлетические состязания: бег, борьба, прыжки, метание копья и диска. О победах ольвиополитов во всех этих видах спорта известно по надписям римского времени[202]. Почетное место занимали состязания в стрельбе из лука, которые в самой Элладе не имели широкого распространения[203].
На Ахилловом Дроме им придавался особый смысл. Во-первых, главный бог Ольвии Аполлон славился как прекрасный стрелок. Лук и стрелы были непременными атрибутами Аполлона Врача. Сейчас широко известна мраморная копия бронзовой статуи Леохара, представляющая Аполлона в момент его победы в Дельфах над чудовищем Пифоном. При взгляде на многочисленные повторения этой статуи Аполлона Бельведерского вспоминаются строки А. С. Пушкина:
Лук звенит, стрела трепещет
И, клубясь, издох Пифон,
И твой лук победой блещет,
Бельведерский Аполлон!
Во-вторых, соседство с кочевыми племенами, использовавшими лук в качестве главного оружия, заставляло ольвиополитов обращать особое внимание на умение стрелять из лука. Это подтверждается массовыми находками бронзовых наконечников стрел во всех слоях городища Ольвии. Ольвийские стрелки достигали превосходных результатов в своем мастерстве. Надпись IV в. гласит, что Анаксагор пустил стрелу на 282 оргии (около 540 м)[204]. Результат Анаксагора значительно превышает современный рекорд, достигающий 440 м. Вероятно, конструкция ольвийского лука позволяла достичь большей дальнобойности, чем у современных спортивных снарядов[205].
Ольвиополиты принимали участие в крупных празднествах в разных городах Эллады. Священные послы феоры прибывали в Ольвию с сообщением о сроках знаменитых общеэллинских Олимпийских, Истмийских, Немейских и Пифийских игр, о праздниках Аполлона и Диониса на Делосе и в Дельфах, о Панафинеях и Дионисиях в Афинах. Корабли с феорами обычно обходили несколько греческих городов. В Ольвию прибывали феоры, объезжавшие западные и северные берега Понта[206].
Игры на Ахилловом Дроме, подобно крупным панэллинским празднествам, вероятно, проводились раз в несколько лет. Обычно интервал составлял 3-4 года. Ежегодно в Ольвии устраивались другие, менее крупные агоны. Юноши состязались на празднике Гермеи, посвященном Гермесу, покровителю гимнасия. Иногда победителя увековечивали статуей[207]. Агоны сопровождали некоторые ольвийские празднества в честь Аполлона, потому что у всех ионийцев было принято таким образом чтить этого бога (Hom. Hymn. I, 149-150).
В середине III в. ольвиополит Дионисий, херсонесит Сокрит и боспорянин Никий, оказавшие гостеприимство феорам из Дельф, получили целую серию привилегий: вне очереди вопрошать знаменитый дельфийский оракул Аполлона, сидеть на почетных местах в театре, пользоваться неприкосновенностью, принимать у себя на родине феоров, не платить налоги при торговых операциях и без очереди решать в суде свои спорные дела[208].
Дельфы с древнейших времен устраивали общеэллинские Пифийские игры, основателем которых считался Аполлон, а в III в. там учредили торжественные Сотерии. Упомянутый декрет показывает, что ольвиополитов приглашали на эти празднества.
Два почетных декрета второй половины III — начала II в.[209] свидетельствуют о посещении ольвиополитами острова Делос, где проходили широко известные празднества, посвященные Аполлону и Дионису.
В последней трети V в., когда Ольвия входила в Афинский морской союз, ольвиополиты наряду с другими союзниками имели обязательство доставлять жертвенных животных на Панафинеи и идти в праздничной процессии на Акрополь[210]. Вероятно, ольвийские атлеты и музыканты принимали участие в панафинейских агонах, где мог выступить полноправный гражданин любого греческого полиса.
Ольвийские послы отправлялись в Афины также на Дионисии, праздновавшиеся 9-13 числа месяца Элафеболиона, когда возобновлялась навигация после зимнего перерыва. В театре проходила пышная церемония выноса на орхестру денежных взносов союзников (Isocr. VIII, 82-83). Среди них был и один талант, доставленный ольвиополитами. Вместе с другими союзниками они участвовали в торжественной процессии к алтарю Диониса, где совершалось жертвоприношение, а потом смотрели в театре состязания хоров, трагедии, сатировские драмы и комедии, слушали громкий голос глашатая, читавшего почетные декреты, прославляющие афинян и иностранцев, оказавших особые услуги Аттике.
Наши сведения об ольвийских празднествах имеют множество лакун. Например, ничего конкретного не известно о праздниках в честь таких широко почитавшихся в Ольвии богов, как Зевс, Кибела, Деметра и ее дочь Кора-Персефона. Их культ засвидетельствован надписями, изображениями на терракотах и рельефах и другими археологическими материалами. И все же имеющиеся источники позволяют достаточно многообразно представить праздники ольвиополитов. Они справляли по крайней мере пять праздников Аполлона на Центральном и Западном теменосе, устраивали торжественные шествия по улицам своего города, собирались в театре на Дионисии, проводили панэллинские агоны на Ахилловом Дроме.
Некоторые ольвиополиты, в том числе и жрецы, бывали на празднествах в разных греческих городах. Наблюдая их, они заимствовали какие-то обряды для проведения собственных торжественных процессий и жертвоприношений.