Булавин (1-2)

Войско Донское. Богатый Ключ. 17.01.1708.

Митяй Корчага, сильно истощенный русоволосый парень семнадцати лет, беглец из России, вышел на крутой берег Дона. С покрытой льдом реки дул промозглый и все пронизывающий насквозь сырой ветер. Митяй зябко поежился, плотнее закутался в драную шубейку, и как вкопанный остановился на одном месте.

"Наконец-то, я дошел, - глядя на Тихий Дон, который был мечтой о воле для многих людей, страдающих под плетью помещика, подумал парень. - Полгода длился мой путь. Я прятался в болотах, обходил деревни, города и солдатские кордоны на дорогах. Терпел нужду, жару, холод, жажду и голод, воровал и попрошайничал, унижался и, даже, было дело, однажды ограбил прохожего человека. Многое претерпел, не раз хотел повернуть назад или забиться в глухие леса, но не сломался, окреп духом, и все же достиг своей конечной цели".

- Боже, - парень поднял голову вверх и посмотрел на хмурые свинцовые облака, которые мчались на север, в сторону России. - Благодарю тебя Боже, что не оставил меня и не дал сгинуть!

Небеса ему не ответили, и Митяй, улыбнувшись, отвернулся от берега и продолжил свой путь. Он перешел покрытую замерзшими заснеженными кочками и колеями дорогу, и присоединился к обозу из трех десятков саней, на которых сидели солидные бородатые мужики и круглолицые женщины, с ребятней под рогожами. Митяй Корчага был голоден, и ему было холодно, но эти чувства стали привычны и уже не сильно мешали ему. Парень не знал, куда его приведет эта дорога, вдоль которой он шагал, но он все еще улыбался и был счастлив.

- Эй, парень, - окликнул его с саней кряжистый седой дед, в теплом тулупе и сдвинутой на бок меховой беличьей шапке, - ты откуда будешь?

Подобные вопросы в дороге Митяю задавали несчетное число раз, и он привычно ответил:

- Из-под Старой Руссы, деревня Яблоновка, крепостной крестьянин помещика Федорова.

- Теперь ты уже вольный человек, а не крепостной.

- Это да, теперь-то я свободен.

- А как же ты дошел сюда, в такую-то даль?

- Ногами дедушка, своими собственными ногами. От Твери на Вязьму, а потом понеслось, Брянск, Орел, Воронеж.

- Силен, - уважительно протянул дед и спросил: - Видать, крепко тебя допекло?

Парень вспомнил свою погибшую невесту и ненавистное лицо боярина Федорова, руки его сжались в кулаки и, мотнув головой, он почти прорычал:

- Крепко.

- Как тебя зовут?

- Дмитрий Корчага, можно просто Митяй. А тебя деда?

- Федор Кобылин.

- А вы куда едете, дед Федор?

- На Богатый Ключ. Сами мы с Тамбова, за истинную веру гонениям подвергались, а теперь на берегу Тихого Дона поселимся, и жить станем.

- Значит, на постоянное поселение вместе с женами, детьми и скарбом.

- Да. А ты чем заниматься собираешься? Наверное, в войско казачье вступишь?

- Постараюсь.

- А почему в Воронеже не остался, там ведь армия Поздеева стоит?

- В этой армии казаки низовые, из зажиточных. Таких как я, они к себе на равных правах не берут, а в обозные слуги мне самому идти не хочется. Есть желание воином стать, на коне скакать и помещиков саблей рубить. Поэтому на Дон пришел. Говорят, что у полковника Павлова можно в пехоту записаться.

- Так это тебе, парень, в Черкасск надо, на левый берег Дона. И это лучше всего у Аксайской переправы сделать.

- И что, мне теперь назад поворачивать?

- Ну, раз уж ты к Богатому Ключу направляешься, то давай иди, там тоже переправа имеется.

- Понял.

Так, за разговором с Федором Кобылиным, который оказался старейшиной староверской общины, к вечеру Митяй дошел до Богатого Ключа, поселения, которое возникло на правом берегу Дона всего три месяца назад.

Здесь парень увидел нескончаемые ряды бараков, конюшен и складов, вокруг которых суетятся тысячи людей. Дымят костры и печи, постоянно проносятся одиночные всадники на резвых конях и тянутся по дорогам пустые и груженые обозы. Где-то слышен заливистый девичий смех, ржание лошадей, и тихая печальная песня, которая доносится из ближнего барака:

"Ой, як тяжко в свити стало, бо ти прокляти пани,

Из нас шкуры поздирали, та пошили жупани".

Обоз староверов встречали хорошо и добротно одетые казаки, представившиеся как доверенные люди Ильи Григорьевича Зерщикова. Они провели обоз по городку к одному пустому бараку с парой пристроек для скота рядом, и поселенцы стали устраиваться на новом месте, в котором им предстояло находиться до тех пор, пока они не присмотрят себе место для постоянного поселения.

На ночь Корчага остался с раскольниками, которые его накормили и напоили, а за это, он помог им чистить лошадей и разгружать сани. И уже в темноте, сидя подле печи в теплом бараке, Митяй познакомился с племянником старейшины, Михаилом Кобылиным, здоровенным парнем с добродушным лицом наивного простака, чем-то смахивающего на ученого медведя.

Михайло был чуть постарше Митяя, хороший лесовик и молчун. Вроде бы и говорить парням было особо не о чем, они были совершенно разными людьми, но, тем не менее, разговор у них склеился. Племянник старейшины скупо поведал Корчаге о своем житье-бытье в тамбовских лесах и историю о миграции раскольничьих общин на Дон. Митяй не отставал, тоже кое-что уже в жизни видел, и ему было чем поделиться. И просидели они за байками и историями до самой поздней ночи.

Переночевав вместе с поселенцами, Митяй встал чуть свет, снова помог мужикам по хозяйству, и тем самым отработал свой завтрак. Пришла пора спуститься к Дону и переправиться на другой берег реки, а там уже направляться к столице Войска Донского.

Лесовик вызвался проводить Митяя до реки. Парни шли мимо бараков и, совершенно случайно, попали в неприятную ситуацию. Протискиваясь через узкое пространство меж двух строений, молодой Кобылин ненароком задел плечом двух справных казаков лет по двадцать пять, при оружии, которые стояли на одном месте и общались с симпатичными девчонками, если судить по протяжному и немного напевному говору, откуда-то из Центральной России.

Кобылин на ходу извинился, но казаки, видимо, желая показать себя во всей красе перед девушками, дружно кинулись на него со спины, сбили лесовика в грязный истоптанный снег и начали жестко и не жалеючи, бить молодого раскольника ногами. Старовер парнем был здоровым. Он закрыл голову руками и, подобно медведю, размахивая мощными руками, попытался встать. Подняться ему не дали, и снова свалили, но при этом Михайло разбил нос одному из нападавших и сильно задел бок второго.

- Ах, ты еще и сопротивляться, голь перекатная! - выкрикнул один из казаков.

- Бьем насмерть! - зло сказал второй, утирая рукавом нового кафтана обильно льющуюся из носа кровь.

Митяй бросился на помощь Кобылину. Однако казаки бойцами были умелыми и опытными. Ловкими тычками они сбили беглого крестьянина с ног. Он рухнул рядом со своим новым знакомцем, а противники, без всяких видимых усилий, зло посмеиваясь и перешучиваясь, продолжали их избивать.

"Все, забьют, - думал в это время Митяй, как и Михайло, закрывая голову руками, и поджимая к животу ноги. - Как глупо, столько прошел, а тут, уже на воле, смерть свою увидел. И что особенно обидно, казакам за это, скорее всего, ничего не будет, найдут видоков, что мы первыми напали, и ограбить их пытались, и на этом все закончится".

Избиение не прекращалось. Казаки, которых здесь, видимо, знали и привечали, вошли в раж и останавливаться не думали. Их попытались окликнуть прохожие, но это не подействовало. Парни еще раз попытались подняться, снова рухнули лицами в снежную корку, и застыли без движения.

И когда, Митяй уже окончательно распрощался с жизнью, он услышал окрик:

- Прекратить!

Бить Корчагу и Кобылина перестали, и Митяй услышал гневный голос казака с разбитым носом:

- А ты кто такой, молокосос!?

- Никифор Булавин.

Голос остановившего драку человека звучал по-мальчишески звонко, и Корчага, не предав значения фамилии, подумал о том, что не стоило сопляку в это дело встревать. Тем временем разговор продолжался:

- Езжай-ка ты, сын атаманский отсюда, пока сам не огреб, а то не посмотрим, кто у тебя батя, с коня снимем и задницу плетьми располосуем. Позора тебе с того будет, на всю жизнь.

- А попробуй! Или ты, казачина, только крестьян бить можешь? Ну, давай!

С трудом и, почти не чувствуя своего сильно избитого тела, Митяй повернулся на бок и смог увидеть то, что происходило над его телом. Пока их били, они с Михаилом откатились на площадку перед одним из бараков. Вокруг скучился самый разный народ, человек сорок. Лесовик и Корчага лежат в грязном снегу, над ними стоят казаки, а рядом молодой черноголовый мальчишка, лет пятнадцати, а то и меньше. По внешнему виду паренек казак из зажиточных, мог бы и не вмешиваться, но он уверенно спрыгивает с отличнейшего вороного жеребца и без всякой робости, становится напротив более старших донцов.

- Ошалел, что ли? - спрашивает паренька казак с разбитым носом.

- Это вы ошалели, людей убивать, - отвечает мальчишка. - В чем дело?

- Пшел вон, щенок! - вперед выступил второй казак, и его распаренное красное лицо, выражает еле сдерживаемую ярость, готовую вот-вот снова вырваться наружу. - А не то...

- Про задницу и про плеть я уже слышал. Поэтому или дерись, или замолчи.

- Сам напросился.

Набычившись, казак наступает на мальчишку, а тот, неожиданно, прыгает ему навстречу и кулаком правой руки, сильно ударяет своего противника в грудь немного пониже горла. Противник мальчишки, на секунду замер, и нелепо раскрыл рот, как будто задыхается. Затем, он зашатался и упал в ноги Митяя. Второй казак подскочил к нему, опустился на колени и, удостоверившись, что друг жив, посмотрел на паренька. После этого, промолчав и ничего не сказав, взвалил потерявшего сознание товарища на плечо, и унес его с "поля боя".

Казачонок, который был совершенно спокоен, посмотрел на Митяя и Михаила, который в это время заворочался в снегу, подмигнул Корчаге, и сказал:

- Меня Никифор Булавин зовут. Если будешь в Черкассе, заходи с другом в гости, помогу, чем смогу. Я видел, как вы крепко держались и пощады не просили, а такие люди Тихому Дону всегда нужны. Бывай!

Назвавшийся Никифором мальчишка ловко запрыгнул на жеребца, все это время послушно стоявшего на месте, и умчался по своим делам. А сразу после этого, к побитым парням кинулись жители Богатого Ключа, которые оказали им помощь, и доставили их обратно в барак тамбовских раскольников.