Булавин (1-2)

Войско Донское. Булавинск. 10-11.10.1710.

День начинался как обычно. Строители встали чуть свет, позавтракали и продолжили заливать фундамент основного крепостного здания - донжона, который должен был возвышаться на высоком взгорке рядом с переправой через Кагальник. Я посмотрел на эти движения, в который уже раз помянул недобрым словом свою самонадеянность, и кликнул односумов. Мы вооружились дробовиками, заседлали коней и умчались вверх по реке бить утку. Охота удалась на славу, и птицы настреляли много. Правда, за ней пришлось в холодную воду лезть, но в целом, развеялись. И когда в полдень, веселой гурьбой, мы выбрались на берег, перед возвращением в крепость обсушиться у костра, я спокойно и без нервов сосредоточился на мыслях о строительстве и вспомнил самого себя шесть недель назад.

Тогда, мне казалось, что все будет просто. Мы, то есть я и боевые товарищи, приедем на место. В хорошем месте раскидаем вешки, укажем строителям, что делать, и будем почивать на лаврах, отдыхать, и ни о чем особо не думать. Дурак я был, а все оттого, что слабо представлял себе, чего хочу и во что мне это обойдется, хотя по началу, все складывалось вполне нормально.

По старому Астраханскому шляху мы добрались к моему "феоду", как я, то ли в шутку, то ли всерьез, для себя и товарищей назвал данную мне под опеку и охрану землю. Затем, нашли высокий холм на правом берегу Кагальника и разметили большой квадрат. Все складно и ладно, но спустя сутки появились строители и их бригадир, мой "мучитель", Серко Таганок, вольный зодчий с Украины, и началось. Какой замок я хочу? Сколько людей еще можно вызвать в помощь строителям? Почему стройматериалы запаздывают? Что будет стоять в центре крепости: донжон, кремль или детинец? А какой высоты будут стены? Стоит ли рыть ров? И так далее и тому подобное.

Сотни вопросов посыпались на меня, как из рога изобилия, и тогда я впервые осознал, во что встрял и взвыл от тоски. Было, кинулся в Поздеевку, где в окружении молодых потенциальных химородников и совершенно неизвестных мне седых дедов и бабулек отдыхал Лоскут, хотел у него совет получить. Но расслабившийся на отдыхе полковник, апатично взмахнул рукой, и посоветовал не суетиться, строить обычный деревянный острог с парой башен и хатами-мазанками, которые окружены высоким палисадом. Я напомнил ему, что хочу возвести крепость на века. А в ответ, еще один расслабленный взгляд и просьба не беспокоить старого больного человека всякой чепухой, с которой я могу справиться сам. Философ, блин! Кинул меня, на произвол судьбы, и теперь релакс ловит. Ну и ладно, сам свои проблемы решу.

В общем, вернулся я на строительство, продумал все вопросы Серко Таганка и начал их решать по мере поступления. Сначала вызвал бригадира и обговорил с ним план крепости и количество рабочих рук, которые ему требуются. И выяснилось, что до снега можно успеть построить только донжон, пятнадцатиметровое здание с двумя десятками комнат и залить фундамент крепостных стен. Для этого, помимо ста пятидесяти профессиональных каменщиков, потребуется не менее полутысячи подсобных рабочих и сотня рабочих лошадок.

Нормально, исходные данные имеются, пришла пора крутиться. Односумы разлетелись по окрестным поселениям, вербовать трудяг, а надо отметить, в конце лета и осенью это проблематично. А я поехал к Зерщикову, который засел в Богатом Ключе и, серьезно переговорив с нашим олигархом, утряс вопрос своевременного поступления стройматериалов, тем более что имелся кирпич с двух своих заводов. Ну, а после возвращения навестил своих соседей, атаманов Кагальницкого и Ракитинского городков, и командира пограничной казачьей полусотни, которая ходила дозором в районе реки Мечетка. Со всеми был налажен контакт, выпито винцо за знакомство, и начались скучные трудовые будни.

Работа закипела, стали прибывать нанятые за деньги подсобники, и наслышанные об удачливости молодого Булавина молодые казаки, желающие составить мою дружину. Так я стал превращаться в пограничного лорда, который думает совсем не так, как вольный атаман. Раньше-то что, бегом-бегом, только вперед, ограбить врага и вовремя скрыться, а теперь все не так, я обязан держать определенный кусок территории и заботиться о вверенных моему попечению людях. И это хорошо еще, что имеются деньги, строители, верные соратники, а самое главное спокойное время для обустройства на одном месте и создания укрепрайона, а то бы пропал.

В суете пролетел август и сентябрь, а первого октября в Булавинск, так стала называться моя крепость, прибыл владетель городка Эльбузд и мой дядя Петр Афанасьевич Булавин, среди закубанских кочевников, черкесов и турок Хасана-паши весьма уважаемый человек, имеющий под своей рукой больше сотни казаков. Между нами состоялась беседа один на один, а затем втроем, к нам добавился окрепший и умиротворенный полковник Лоскут. И в итоге было решено, что в любом случае, мы союзники, которые должны оказывать друг другу помощь, не взирая ни на что. Приоритет - защита Древней Крови. Для меня этот договор значил многое, так как дядя обещал извещать меня о всех передвижениях закубанцев в нашу сторону и, по возможности, останавливать их, тем более это его прямая обязанность перед Ачюевским владетелем.

Петр Афанасьевич пробыл у меня в гостях два дня, навестил Поздеевку, и отправился обратно на реку Эльбузд. После него меня покинул Лоскут, которого ждали большие дела в Черкасске, и остался я один на один со всеми своими проблемами и делами. Но поскольку все было отлажено, я не переживал, уже начал привыкать к своей новой жизни и сильно надеялся на то, что после свадьбы, мне будет, куда привезти Алену, ибо жить в отцовском доме или Царицыне, не хотелось.

- О чем задумался, Никифор?

Оторвав взгляд от пламени костра, на которое смотрел, я обратил внимание на Ивана Черкеса, который задал мне этот вопрос.

- Представляю, как мы здесь зимой жить станем.

- А-а-а, - Черкес беззаботно взмахнул рукой, - все будет хорошо. Женатые ватажники до весны на старых местах останутся, а на нас, на двадцать-тридцать человек, донжона хватит.

- А стены? А рабочие?

- Ты же сам сказал, что временный палисад поставим, а строителей расселим в бараках. Значит, так все и сделаем, а иначе, зачем нам столько бревен и досок понавезли.

- Что не пропадем, это понятно. Вот только все как-то неустроенно и смутно, и от этого мыслишки разные в голову лезут.

- Плюнь и разотри, атаман. Лучше давай представим, как мы в этих местах через пару лет заживем.

- Ну, давай. Вот ты, Иван, как свою жизнь видишь?

Черкес наморщил лоб, шмыгнул носом, и сказал:

- В крепости дом каменный поставлю. Женюсь, обзаведусь хозяйством и с тобой буду в походы ходить, а то здесь как-то скучно.

- И все?

- Ну, да. По мне, так больше ничего и не надо.

- Понятно, - оглядев остальных боевых товарищей, обратился уже к ним. - А вы что думаете?

Из всех, первым, как ни странно, высказался молчаливый богатырь Михайло Кобылин:

- Я как Черкес, только вот походами не горю, хочу большое хозяйство завести и на месте осесть.

"Вот и крепостной кастелян, он же комендант", - подметил я, и кивнул в сторону Семена Кольцо:

- Ты?

- Я бы завод кирпичный поставил, вроде тех, что у тебя под Черкасском стоят. Предприятие приносило бы доход, а жить мне лучше здесь.

- А если я тебе предложу долю от моих производств, и ты станешь управляющим, который расширит производство?

- Не откажусь, только доля должна быть достойная.

- Посмотрим, как покажешь себя. - Взгляд на Смагу Воейкова. - Что у тебя?

Смага, отличный боец и неплохой тактик, которого я прочил в десятники, сказал:

- Пару лет с тобой, а потом хотелось бы самому ватагу собрать.

- Неплохо, и по делу.

Последним, кто не высказался, был Митяй Корчага. Все мы посмотрели на него, но он молчал и Иван поторопил его:

- Чего тянешь, односум? Скажи, как свою жизнь видишь?

Митяй тяжко вздохнул, мотнул светлой выгоревшей на солнце шевелюрой и выдавил из себя:

- Хочу на Русь вернуться и с боярином своим за невесту посчитаться.

- Ну, а дальше-то что? - спросил я.

- Никогда об этом не думал.

- А надо бы думать, друже. Ненависть она ничего не созидает, а только разрушает человека изнутри. Поразмысли над этим, и когда прикончишь боярина, а ты это сделаешь, то должен будешь вернуться назад и начать жизнь заново.

- Это уж как получится, атаман.

Тем временем, костер прогорел, мы обсохли, собрали добычу и отправились к своей крепости. Вернулись часам к трем дня. Битых уток отдали на кухню, чтобы на ужин была мясная порция для рабочих, а сами прошлись по стройке. Я переговорил с Таганком, пообещал ему до дождей озаботиться подвозом кирпича из-под Черкасска, и расплатился с работягами из Хомутовского городка, которые честно отработали неделю и возвращались к своему хозяйству.

Самый обычный день, вот только появились мои дозорные казаки из ватажников-холостяков, и не одни, а с неожиданным гостем, подтянутым черноволосым мужчиной лет двадцати пяти, руки которого были привязаны к луке седла. Если судить по носу с горбинкой, черным как смоль волосам и еще некоторым незначительным признакам, таким как посадка в седле, то вылитый черкес. Однако одет этот человек как русский офицер, а конкретней, как поручик лейб-гвардии. Необычный в наших краях путешественник, и можно даже сказать, что немыслимый. Один, на донском пограничье, да еще и в униформе. То ли по нужде здесь оказался, то ли на голову плохой. У нас таких граждан не любят, война с Россией закончилась относительно недавно и память о ней еще жива в сердцах людей, так что запросто могли офицера как шпиона пристрелить, и в дальнем овраге прикопать.

- Атаман, - один из ватажников отпустил повод жеребца, на котором восседал пленник, - вот, поймали царева соглядатая. Мы его на дороге перехватили, он не сопротивлялся, был один, и сказал, что к тебе едет.

- Зачем меня искал? - спросил я гвардейца.

- А ты Никифор Булавин? - уточнил он.

- Да, это я.

- Тогда прикажи меня развязать, необходимо с тобой один на один поговорить и важное письмо передать.

- От кого письмо?

- Взгляни на униформу, и все поймешь.

- Развяжите его, - приказал я ватажникам и кивнул на свою палатку, которая стояла на берегу реки. - Подойдешь туда, там и переговорим.

Я расположился на бревне возле своего жилища. Офицер подошел через пять минут, размял затекшие кисти рук, постоял возле меня и, не дождавшись приглашения присесть, сам расположился напротив. После чего порылся за пазухой мундира, достал измятый пакет без всяких печатей, протянул его мне и представился:

- Поручик лейб-гвардии Преображенского полка князь Александр Бекович-Черкасский, порученец императора Всероссийского Алексея Петровича Романова, привез от него личное послание.

Взяв пакет, я спросил:

- А как твое настоящее имя?

- Девлет-Гирей-мурза.

- Кабардинец?

- Да.

Вскрыв пакет, и достав из него послание от Алексея Второго, я вчитался в текст. Два раза пробежался глазами по листу бумаги, который был исписан мелким убористым почерком, и задумался. Император писал о горе, которое постигло его, о смерти Ефросиньи Фролой, и в этой истории не было ничего секретного, кроме прозрачных намеков на то, кого государь Всероссийский считает виновным в смерти любовницы. Кроме того, был постскриптум, где Алексей напоминал мне про обещание помочь ему в трудную минуту. Но не указывались сроки, когда я могу ему понадобиться, и не было раскладов о характере помощи. В самом конце, после постскриптума, шла приписка, касающаяся поручика Бековича-Черкасского, который был назначен своим государем посредником в переписке между императором и донским атаманом Никифором Булавиным. И там же просьба, по возможности, держать гвардейского офицера при себе, и обеспечить ему связь с дипломатической миссией в Черкасске.

На этом, как бы, все, никаких тайн, хотя странностей в этом послании любой посторонний человек нашел бы предостаточно. Однако те люди, кого нестыковки и странности могли бы интересовать, про него, наверняка, ничего не знали, а мне полученной информации хватило с избытком и, подняв взгляд на офицера, я начал задавать ему уточняющие вопросы:

- Письмо было написано почти два месяца назад. Почему так долго доставлял?

- Так получилось, - поручик несколько смутился и пожал плечами. - На Дон добирался с посольством, а оно не торопилось. Ну, а по прибытии в Черкасск, когда отделился, никак тебя найти не мог.

- Это так трудно?

- Еще бы. Люди у вас скрытные, между собой болтают, а как посторонний человек рядом объявляется, так рот на замок. А у меня приказ, все сделать без огласки, и проявить явный интерес к сыну войскового атамана я не мог. Пришлось выкручиваться. Поначалу, было дело, переоделся в казака и решил за домом твоего отца понаблюдать. Но меня люди из вашей Тайной Канцелярии схватили и отволокли куда надо. Благо, письма при мне не оказалось, а кто я такой разобрались быстро. Так что мне только бока намяли, и предупредили, чтобы не чудил, а как только появились российские дипломаты, сразу и выпустили.

- И что дальше? Как на меня вышел?

- Слух поймал, что у тебя рядом с Черкасском кирпичные заводы стоят. Выехал на прогулку, нашел рабочий карьер и, разговорившись с рабочими, узнал, что ты на переправе через Кагальник что-то строишь. Дальше просто, оторвался от наблюдателей Лоскута, пристроился к обозу, который шел на юг, и по Астраханскому шляху добрался сюда.

- И всю дорогу вот так вот ехал?

Кивнув на униформу поручика, спросил я, а тот улыбнулся и ответил:

- Нет, конечно, не такой уж я простак. Версты за три до переправы переоделся, для солидности.

- Ну, ясно, - я посмотрел на письмо в своих руках и задал другой вопрос: - Алексей Петрович пишет, что ему может понадобиться моя помощь. Сроки были озвучены?

- Да. Он сказал, что через три-четыре года, может быть больше.

- Ладно, отдыхай, пока.

- У меня просьба, - произнес гвардеец.

- Говори.

- Государь говорил, что оставляет на твое усмотрение, где мне находиться, при дипломатической миссии или при тебе. Я хотел бы с тобой остаться.

- А смысл?

- Там, - поручик взмахнул рукой в сторону реки, - моя родина, мой народ и близкие родственники. Не знаю, что затеял император и каковы его дела с тобой, я выполню любой его приказ не задумываясь. Однако мне неинтересно сидеть с дипломатами в Черкасске. В степи погулять хочу, подраться и повоевать, а с тобой, насколько я понял, не заскучаешь.

- Что умеешь?

- На навигатора учился, знаю морское дело и считаюсь неплохим штурманом. Владею любым холодным и огнестрельным оружием. Хотя, стоит признать, мне практики не хватает, не доводилось себя в деле проверить.

- Раз так, ничего определенного пока не скажу. Пару недель побудь с нами, не лезь, куда не просят, присмотрись к нам, а мы посмотрим на тебя. И учти, мы в этом месте только до весны, и если я скажу тебе, что на время ты должен вернуться в Черкасск, то ты это сделаешь, не задавая лишних вопросов.

- Я все понял.

Поручик встал с бревна и направился к своему жеребчику, который уже был привязан к коновязи. А я еще раз обдумал послание Алексея Петровича Романова, разложил его на составные части по абзацам, второго дна не нашел, и собрался снова отправиться на стройку. Однако не сложилось. В палаточный лагерь, перебравшись через реку, влетел еще один наш конный дозор, и тоже с гостем, с кубанским казаком из приближенных к Петру Булавину людей.

- Где Никифор Булавин!? - выкрикнул кубанец.

"Что за день такой, суетной, непонятно", - подумалось мне, и я ответил:

- Здесь Никифор. Кто ты и что хотел казачина?

Кубанец подъехал вплотную, перегнулся с седла и произнес:

- Миша Нечай от атамана Петра Булавина.

- Что-то серьезное?

- Все как всегда, - усмехнулся казак. - В вашу сторону сразу три партии черкесов идут. В каждой по три десятка молодых воинов из самых лучших семей. Сам понимаешь, им свою лихость показать требуется, а иначе не мужчина, авторитета нет, и девки внимания не уделяют. Вот и лезут на соседей. Мы их остановим, но и вы не зевайте, а то мало ли, уйдут от нас, и бед натворят.

- Будем настороже. Кто хоть идет?

- Абадзехи с Лабы. Прослышали, что на Кагальнике строительство нового городка началось, и решили тебя за вымя пощупать.

- Посмотрим, кто и кого пощупает. Главный у налетчиков есть?

- Нет, каждый отряд сам по себе. Но среди всех Алегико Негиоков выделяется, молодой и славный боец, так что если встретишь его, то не убивай. Петр Афанасьевич об этом особо просил, он его жене двоюродный племянник, ну и тебе, получается, что родственник.

- Хорошо.

- Удачи вам!

Казак повернул своего коня, свистнул, гикнул, и был таков, взметая пыль, умчался в осеннюю степь. Ко мне, видя озабоченность от общения с вестником, подошли односумы и, оглядев своих верных товарищей, я сказал:

- К бою, браты! Сегодня в ночь или завтра с утра будем абадзехов в гости ждать. Переведаемся с закубанцами в степи, а то все на побережье трудимся да городки обороняем.

- Наконец-то, дело!

Радостно выкрикнул Иван Черкес, а я начал отдавать приказы:

- Михайло, останешься на хозяйстве. Запасным оружием вооружи строителей, и сам будь начеку.

- Так и сделаю.

- Смага, скачи в Поздеевку. Пусть запрут ворота и на палисаде караул выставят, и если что, сразу нам дымом или огнем сигналят.

- Ясно.

- Иван, Митяй и Семен. Поднимайте казаков. Нас три десятка, так что даже если кубанцы с пограничниками кого и упустят, тех мы возьмем, благо, все тропинки воровские в округе знаем. По возможности, постараемся обойтись без крови.

- Понятно.

- Уяснили.

- Тогда вперед, други! Не спим!

Спустя час тридцать два казака и поручик лейб-гвардейского Преображенского полка князь Бекович-Черкасский переправились на левый берег Кагальника. Там мы рассыпались по степи, посмотрели, что и где происходит и, после полуночи сошлись в глубокой балке, километрах в трех от берега. Если где и пойдут черкесы, то только здесь. С одной стороны Мечетка, а по осени, да еще и ночью, ее без брода не форсируешь, слишком опасно. С другой стороны шлях, и соваться туда, на месте степного командира, я бы не рискнул, патрули пограничников по нему постоянно проносятся. А раз налетчики идут против меня, то лучшего места, дабы им подойти к Кагальнику и переправе, не найти.

Ватага рассредоточилась вдоль балки, по самому ее верху. Казаки заняли удобные огневые позиции и замаскировались. Коней спрятали, ветер на нас, а мы себя еще и травами пахучими посыпали. Засада готова, и можно попробовать без крови обойтись, а то казакам Банникова что, посекли налетчиков, трофеи раздуванили, сменились, и домой на отдых ушли. А нам здесь жить, и начинать знакомство с соседями, убив юношей из лучших абадзехских фамилий, как-то не очень хорошо.

- Зачем такие сложности?

Спросил меня, ничего не понимающий в степной войне, Митяй Корчага, обсыпающий себя полынью и чабрецом.

- А это, брат, чтобы нас черкесские кони не почуяли.

- Неужели так выучены? У нас, их лошади имеются, так они хоть и чуткие, но в меру. А мы как будто охотничьих псов ожидаем.

- Своих самых лучших коней черкесы не продают, а тех, что на торг выставляют, всегда держат отдельно от верховых, которые стоят в темных конюшнях.

- Зачем?

- Чтобы ночью хорошо видели, а поскольку иных людей, кроме хозяина, военный конь наблюдает не часто, то и запах признает только хозяйский.

- Ну, надо же, - удивился Митяй.

- Все, молчим.

Мы залегли на невысоком взгорке, над балкой, который был покрыт густым кустарником и колючим репейником. Проходит час, второй, третий. Ждем закубанцев и ожидание это томительно. Над головой шумит ветер, становится прохладно, и уже утром, когда развиднелось, и захотелось спать, а от напряжения начали слипаться глаза, появились черкесы.

Сначала, это был одиночный всадник, который выехал на звериную тропу, петляющую по балке. Он на миг замер и огляделся, и с расстояния метров в десять, мы с Митяем имели возможность рассмотреть его во всех подробностях. Выглядел черкес, как и положено черкесу. Бешмет с газырями, на голове серый башлык, а на ногах мягкие чувяки. На левой руке нагайка висит, а правая придерживает на седле ружье с пристегнутой ружейной присошкой из дерева. Кроме того, при нем шашка и кинжал, а чернявым "кавказским" лицом он похож на поручика из Москвы. Позади приторочена полупустая дорожная ковровая сумка. А умный конь воина, чувствуя напряжение хозяина, расширяет ноздри и ловит все запахи, среди которых, пытается вычленить самый опасный, человеческий.

- Шить! Ши-и-ть!

Передовой разведчик подал голос, и устремился дальше по балке, а вслед за ним появились его товарищи, которых я всех пересчитал, и оказалось их не много и не мало, а тридцать один человек, почти столько же, сколько и нас. Да вот только мы держим их на прицеле, а они о нас пока даже не подозревают, вон, как спокойно идут, обычным походным строем.

- Пора, - на ухо, прошептал мне Корчага.

- Пожалуй, - согласился я, встал из кустов в полный рост, а свое ружье, положив на сгиб левой руки.

- Никифор, ляг!

Митяй дернул меня за штанину, но я сосредоточил свое внимание на крепком статном юноше в самом центре черкесской колонны и крикнул:

- Эй, джигит! Далеко ли собрался!?

Черкесы замерли на месте и их ружья взяли на прицел каждый подозрительный куст по верху балки. Видимо, кто-то заметил моих казаков и дернулся выстрелить, но всадник по центру, в котором я правильно угадал командира, одернул своего воина и, на вполне приличном русском языке, ответил мне:

- Да вот, на охоту выехали и заблудились.

- Ай-вэй, а говорят, что истинный черкес в степи никогда не заблукает. Неужели глаза меня обманули и вы не достойные сыны племени абадзехов?

Молчание, перешептывания, и новый ответ:

- Всякое случается и бывает так, что ночные дэвы человека по кругу неделями водят. И тут без разницы, кто ты, абадзех или казак.

- Это да, да только не чую я рядом дэвов, ибо это моя земля, и здесь никто посторонний без моего разрешения просто так не гуляет, даже нечисть.

- Так значит, ты Никифор Булавин?

- Он самый. А ты кто?

- Алегико Негиоков, - не стал скрывать свое имя и род предводитель черкесов. - Слухами о твоей силе, храбрости, ловкости и отваге, вся степь полнится, и решили мы тебя проверить. И теперь, когда видим, что ты не спишь, и готов встретить любого незванного гостя, нам можно вернуться в родной аул и объявить нашим старейшинам, что не сказки про тебя рассказывают, а самую настоящую правду.

- Конечно, Алегико. Вы можете отправляться домой, но перед этим оставите у нас свое оружие и лошадей. А то, что же получается, мы всю ночь вас караулили, тратили свое время, и не получим с этого никакой добычи? Нет, так дела не делаются. Пришел в гости, одари хозяина за гостеприимство, да так, чтобы он тебя добрым словом всю жизнь вспоминал.

Пара человек из черкесов, пока мы разговаривали, попробовала продвинуться дальше по балке. Но два одиночных выстрелы выбили молодых воинов из седла, и послушные кони замерли над своими, уже мертвыми хозяевами. Негиоков что-то выкрикнул на родном языке и, ожидая боя, я был готов упасть наземь. Однако вожак черкесов осаживал своих воинов. Видимо, он понимал, что до выхода из балки около полукилометра, и если пойти на прорыв, то из всего его отряда уцелеет человек пять, которых мы, на своих свежих лошадях, перехватим в любом случае.

- Для меня будет уроном чести отдать лошадей и оружие.

Успокоив людей, говорит Алегико, а мне остается только перефразировать его слова:

- А для меня будет уроном отпустить вас просто так.

- Но разойтись как-то надо.

- Да, надо. И я считаю, что мы должны выйти один на один и сразиться. Если ты одолеешь, то вы уходите, и никто, даже пограничная полусотня, вас преследовать не станет. Ну, а если победа за мной будет, то не обессудь, пешком домой пойдешь.

- Согласен.

Голос Негиокова прозвучал весело и бодро, по всему видать, что идея ему понравилась, а мне того и надо. По договоренности, поединок решили проводить на выезде из балки, тем более к тому времени, когда черкесы из нее выбрались, к нам подошли два десятка пограничников, еще вчера вечером перехватившие и рассеявшие один из черкесских отрядов. Вот и получается, что нас больше, мы лучше вооружены, а деваться абадзехам некуда. И единственный вариант, при котором они с честью покидают берега Кагальника, это схватка между вождями.

Перво-наперво выбрали место для боя, ровную площадку, двадцать на двадцать метров. Потом кинули жребий, как биться, и выпало нам сойтись пешими. Далее выбор оружия, и оба поединщика решили драться на шашках, что примечательно, наши клинки вышли из-под руки одного и того же оружейника, и были похожи один на другой, словно братья близнецы. Ну, и последнее, правила боя и назначение судейской коллегии. Насчет правил определились сразу, бьемся до тех пор, пока один из бойцов не будет вынужден прекратить бой или не окажется выбит с поля. А вот с судьями вышла заминка. В отряде Негиокова сплошь молодежь, которая не имеет никакого авторитета, и если от меня был назначен казачий десятник Аверин из пограничников, то у черкесов старого и уважаемого воина не нашлось. Но и эта проблема решилась, ведь с нами был целый князь и гвардейский поручик Александр Бекович-Черкасский, он же Девлет-Гирей-мурза. Правда, он не абадзех, а кажется шапсуг, но это без разницы, все равно черкес.

Итак, все готово. Зрители замерли в ожидании, и звучит команда Аверина:

- Сходитесь!

Мы оба без доспехов и налегке, а в наших руках проверенные делом шашки. Я выхожу на круг как обычно, расслабленно и никуда не торопясь, для меня поединок работа, которую надо сделать хорошо. А вот Алегико должен показать себя во всей красе, ибо для него бой это подвиг, и потому он торопится. Молодой Негиоков на пару лет старше меня, тоже успел повоевать, и цену жизни знает, но вынужден играть на публику. Понты, однако, на Кавказе и среди черкесов дело святое. И куда тем же самым японским самураям, с их "сохранить лицо" и кодексом "бусидо". До местных джигитов, в вопросах чести и воинских ритуалах, японцам еще очень далеко, по крайней мере, пока.

Черкес одним красивым и сильным прыжком выметнулся вперед и клинок в его руке, засверкал и заиграл, танцуя в лучах утреннего солнца. Его соплеменники поддерживают своего лидера выкриками, а казаки только посмеиваются над их горячностью и вспоминают мой поединок с богатырем ногайцев, который случился в прошлом году.

Замерли. Стоим без движения, глаза в глаза, кто кого переборет, и абадзех не выдержал первым. Он прыгнул на меня, изображая атаку, а я даже не шелохнулся, слишком далеко противник. Снова наскок и опять ничего не происходит. Начинаем кружить один напротив другого и так проходит секунд десять, которые кажутся нам минутами.

Снова Алегико не выдержал, метнулся вперед, и его шашка сверкнула над моей головой. Я прикрылся своим клинком и, одновременно с этим, когда сталь ударяется о сталь, бью своего противника прямым ударом ноги в живот. Тот отскакивает и пытается достать мою уходящую пятку, но не успевает, я чуточку быстрее. И прежде чем он становится в оборонительную позицию, у меня получается достать кисть его руки. Швирхх! И полилась кровушка.

Очередным грациозным и красивым прыжком, Негиоков отскакивает и на ходу зажимает рану, которая пусть не очень серьезная, но болезненная и кровь из нее стекает прямо на рукоять шашки. Мне остается только гнаться за ним, идти следом и рубящими ударами прижимать черкеса к краю ристалища.

Росчерки клинка красиво ложатся один на другой, сплетаются в причудливые узоры, и кого другого, уже заставили бы потеряться. Однако Алегико не сдается, на кону его честь, и он, крепко сжав рукоять клинка, снова идет мне навстречу. Звон стали, наполняет все пространство вокруг нас, что-то орут болельщики, но мы их не слышим, каждый увлечен схваткой. Противник наносит удар в ногу, и толкает меня плечом. Я отступаю, он делает шаг вперед, целится в голову, и снова сплетение клинков. По кисти руки бьет привычная отдача, мы стоим, голова к голове, и пыхтим как два бизона на поле. Смешно? Как-то не очень, ибо бой выходит не простой, убивать вожака черкесов не хочется и, видимо, мне придется брать противника измором. И только я так подумал, как Негиоков сам подставился. Поскользнувшись на траве, левая нога черкеса выходит из-под защиты клинка, а я, не думая, по привычке, секанул ему по голени.

Что было дальше, понятно. Перевес оказывается на моей стороне. Алегико стонет, пытается удержаться на ногах и не упасть, но равновесие сохранить сложно, он балансирует на одной ноге, и как только стальная полоска его клинка задирается вверх, я делаю широкий и резкий шаг на него и головой бью в переносицу соперника. Нокдаун! Боец противной стороны падает на колени! Победа присуждается чемпиону из крепости Булавинск.

Алегико вынесли с поля и оказали необходимую медицинскую помощь, а мои односумы, не откладывая дела в долгий ящик, начали обирать молодых черкесов, и передавать их пограничникам, которые были должны отконвоировать пленников к Эльбузду. Кругом суета, движение, тревожно всхрапывающие черкесские кони, которых предали хозяева, и хмурые взгляды самих незадачливых налетчиков. Стремная картина, при которой невольно вспомнились слова старой песни, которой в этом мире пока не было, а возможно, что ее никогда и не будет: "Есаул-есаул, что ж ты бросил коня..."

- Смага.

Зову я Воейкова, который занимался тем, что, пересчитывал добычу.

- Что?

Откликается односум.

- Верни воинам лошадей.

- Зачем!?

- Верни, говорю!

- Как скажешь. А что с вожаком делать?

- Пока к себе заберем, подлечим, а там пускай сам домой возвращается.

Прошло еще полчаса, и поле поединка опустело. Под конвоем пограничников, обрадованные моим благородством и разоруженные "заблудившиеся" абадзехи, отправились в сторону Эльбузда, где их примут кубанские казаки. А мои ватажники, собрав немногочисленные трофеи, ружья, кинжалы и шашки, повернули к переправе. Очередной день только начинается, на стройке будем к полудню, а там дел непочатый край. Скоро с небес потоками хлынут осенние дожди, и чтобы не встретить их под открытым небом, надо пахать без перерыва на отдых.