Булавин (1-2)

Войско Донское. Черкасск. 05.04.1708.

В столице Войска Донского траур. Пришло известие о том, что разбита армия Василия Поздеева. Сам походный атаман погиб, потери огромны, казаки расстроены и против Боура с Долгоруким, которые идут на Воронеж, стоят только пехотинцы Ивана Павлова и две тысячи казаков из разных полков под командой Беловода. Все остальные казачьи силы, уцелевшие после поражения под Крутиково, находятся непонятно где, наверное, прячутся в лесах.

Кондрат собрал военный совет, и было на нем, всего несколько человек, большинство атаманов находилось при армиях или занималось выполнением самых разных задач на территории Войска. Помимо войскового атамана и меня, как всегда, примостившегося с краю, присутствовали Лоскут, Максим Маноцкий, Игнат Некрасов, Гриша Банников, Лукьян Хохол и несколько седых, но боевитых ветеранов, воевавших в нескольких войнах последних сорока лет.

Порученец отца, Василий Борисов, повесил на стену новенькую карту России и Дона, недавно присланную Кондрату в подарок от Воронежских мастеров из Адмиралтейства. Все присутствующие посмотрели на мапу, и войсковой атаман обрисовал общее положение дел на "фронтах" и в тылу.

В низовьях Дона все относительно неплохо. В блокированном Азове и Таганроге начинается голод, и имеется возможность начать штурм Азовских предместий силами Второй армии, благо, сил на это хватает, там оба брата Колычевы с пятью тысячами казаков и двумя тысячами калмыков хана Чеменя. Однако с этим торопиться не стоит. Крымчаки на Кабарду выходят, и вблизи границ не спокойно, так что необходимо быть настороже, а приморские городки с крепостями и так никуда не денутся.

Далее, Войско Донское. Первая Армия Григория Банникова и пехота, четыре тысячи казаков и пять тысяч пеших бойцов в двух бурлацких полках. Резерв, который может быть использован против любого врага. Помимо этого, Сальские степи и калмыки, могущие помочь несколькими тысячами всадников.

Волга. Там действует разделенная на два корпуса Четвертая армия. Один корпус, восемь тысяч человек, под командование Лукьяна Хохла, готовится к наступлению на Дмитриевск и Саратов. Второй, где командиром Иван Стерлядев, в три тысячи бойцов, неделю назад совместно с астраханцами взял Красный Яр и собирается в поход на Гурьев.

Теперь, непосредственно основной театр военных действий. Воронеж скоро падет, если уже не пал. Это факт. Командармы Пять и Шесть, со своими войсками, на помощь незначительному городскому гарнизону не успевают в любом случае, а заслон из армии Поздеева, противника долго не сдержит. По уму, необходимо собрать обе свежие армии под Воронежем, назначить одного командира, и отогнать царские войска обратно к Липецку. Да вот проблема. У Кумшацкого сплошь домовитые казаки, а у Мечетина голытьба и крестьянская пехота. Один другого никогда не признает.

Закончив говорить о том, что есть, Кондрат спросил атаманов:

- Что будем делать? Жду ваших предложений.

Идей у членов Военного Совета было немало, но в итоге, после получасового спора осталось только два варианта. Первый, отозвать одного командарма назад на Дон, а все его силы передать другому. Желательно, чтобы сражение против Долгорукого и Боура провел Максим Кумшацкий, как самый опытный военачальник. Вариант второй, это чтобы сам войсковой атаман, на время, покинув столицу и взяв с собой некоторую часть войск из резерва, направился к Воронежу и лично разгромил противника.

Отец не сомневался и сказал, как отрезал:

- Решено, сам к Воронежу отправлюсь, и войска возглавлю.

Совет данное решение одобрил, его участники разошлись, и остался только Игнат Некрасов, которого Кондрат сам задержал.

Два атамана сидели один напротив другого, и Игнат, как человек прямой, усмехнулся, и прямо спросил:

- Хочешь меня на своем месте оставить?

- Да, - подтвердил отец. - А как ты догадался?

- Так больше некого. Лоскут сам по себе, свою паутину плетет. Маноцкий слишком вспыльчив. Банников слишком молод. А из донских старшин, на кого ни посмотри, так сразу начнет думать, как бы себе из войсковой казны чего-нибудь стащить.

- Справишься?

- Не боги горшки обжигают, да и войсковой писарь с казначеем расслабиться не дадут.

- Сотню казаков, как Судья Чести, набрал?

- Набрал.

- Люди надежные?

- Самые лучшие, такие, которые за честь казацкую никого не помилуют, ни домовитых, ни старожилов, ни голытьбу, ни беглых.

- С верховских станиц казаков брал?

- Отовсюду люди, со всех городков: Голубовский, Веселовский, Иловлинский, Сиротинский, Качалинский, Паньшинский, Перекопский, Черкасский, Бахмутский, Луганский, Донецкий, Айдарский, и оба Григорьевских, что Верхний, что Нижний.

- Добре.

Некрасов вышел из атаманской приемной, а отец, закурив, подошел к окну. После этого, заметив, что я не ушел, он посмотрел на меня, огладил бороду и спросил:

- Ты что-то хотел Никифор?

- Возьми меня с собой в поход, - попросил я.

Войсковой атаман пыхнул трубочкой, задумался, и согласно кивнул головой.

- Хорошо. Завтра выступаем, готовься.

- Благодарю, батя.

- Война не игрушки, Никифор, и за это не благодарят. Отнесись к походу всерьез. Кстати, своих парней, что к тебе прибились, тоже берешь?

- Да.

- Учти, никаких скидок на то, что ты мой сын, а твоя дружина неопытные парни и молодые казачата, не будет. В бой не кину, это понятно, но и в обозе сидеть не дам.

- Понял.

- Ступай.

Кивнув отцу, я вышел на соборную площадь, а с нее направился не к себе домой, а к Лоскуту. Именно там обитали мои дружинники, все пять человек. Двое постарше, Михайло Кобылин и Митяй Корчага, которые появились первыми. А кроме них еще трое, мальчишки чуть постарше меня, Бахмутские казачата, Иван Черкес, Семен Кольцо и Смага Воейков, сбежавшие из дома в Черкасск и пойманные конным дозором. Разумеется, в войско их не взяли, отправили весть их родителям в Бахмут, а пока суть, да дело, отослали к нам, земляки все же.

В атаманском доме казачата жить не смогли, мачеха Ульяна этого не одобрила, и пришлось им перебраться к Лоскуту, где уже находились Михайло и Митяй. Дальше, как водится, молодежь наладила контакт, переговорила меж собой, и когда мы с Лоскутом, после рабочего дня пришли к полковнику, меня уже ждали друзья детства, пожелавшие стать дружинниками Никифора Булавина. Отказать было нельзя, нехорошо получилось бы, мол, пришлых под свою опеку взял, а дружбанов пригреть не желает. В итоге, конечно же, я согласился, и родители бахмутских казачат против подобного расклада не возражали.

Так, я стал отвечать сразу за пять человек. Четырнадцатилетний мальчишка руководит более старшими парнями. Странно? Конечно, да вот только я, парнишка лишь внешне, и имею некоторый опыт в общении с людьми, хотя, надо признать, что проблемы были. Основная состояла в том, что раз уж я стал небольшим командиром, то просто обязан отвечать за своих подчиненных и заботиться о них. А это не так просто.

Парней предстояло кормить, одеть и вооружить. И если вопрос пропитания решается легко, мы все же на Дону находимся, и здесь с голода никто не умирает, то со всем остальным мне никто и ничем помогать не собирался. Это вопрос принципиальный, и не важно, из какой ты семьи. Вызвался атаманить и хочешь свою ватагу создать? Пожалуйста, можешь это сделать в любом возрасте, общество не против. Однако докажи, что ты сможешь это сделать.

В общем, нужны были деньги, и так я впервые задумался на эту тему. Да, я сын войскового атамана, но кроме своей одежды, а так же подаренного отцом оружия и жеребца, у меня никаких материальных ценностей не имеется. Что делать? Попросить о помощи Лоскута или к Кондрату подойти? Денег мне дадут, но это не есть хорошо, так как каждый будет знать, что Никифор Булавин взял средства на свою ватагу у родственников. Это не по понятиям и создает нехороший прецедент. Значит, надо было выкручиваться самому.

Каким путем шли девяносто девять процентов нынешних атаманов? Они вступали в какую-то ватагу и имели долю в добыче, и с этого создавали свой отряд. Например, Лоскут, тот с пятнадцати лет при Разине писарем пристроился и в боях участвовал, а отец, тот у ногайцев лошадей угонял и грабил тех, кто сам за добычей шел. Для меня это не вариант. Слишком долгий путь, на который надо потратить как минимум пару лет своей жизни. Однако иных путей тоже не видно. Ростовщиков в Войске принципиально нет, были одно время евреи (как их здесь в это время все называют - жиды), но недолго. Как Зиновий Хмель на Украине против ляхов и арендаторов поднялся, так их и здесь всех вырезали, на всякий случай. В налет на ногайцев тоже не пойдешь, с ними мир, и опять же нужны лошади, оружие и подготовленные люди, а не подростки, которые в первой же сшибке полягут. Других явных вариантов не было.

И потратил я на решение этого вопроса целый день. Ничего не придумал, сильно упал в собственных глазах, несколько приуныл и лег спать, а поутру меня пробило. Какого спрашивается, я тут сижу и думки гоняю, когда у меня имеются знания археолога-любителя Богданова, а вокруг меня в степи тысячи курганов и древние клады. И ведь даже ехать далеко не надо, требуется всего лишь только переправиться на другой берег Дона, выйти в место, где в "богдановской реальности" стоял славный город Новочеркасск и обнаружить курган Хохлач с богатым захоронением царицы племени аорсов. Это то, что ближе всего, а есть еще курганная группа Пять Братьев, Танаис возле Азова и многие другие места, которые до сих пор неприкосновенны и хранят в земле золотишко.

Однако только я об этом деле подумал, как нечто внутри меня сказало: "Не вздумай чужие могилы раскапывать, иначе горе тебе!" Вот такое вот послание от памяти предков, первое прямое указание, которого я не мог ослушаться, хотя личности Никифора и Богданова ничего против кладоискательства в курганах не имели. Никифор, человек своего времени, и он знает, как казацкие дети ведут в степи поиск сокровищ, а Богданов археолог, и вид костей его никогда не смущал. Но личности этих двоих уже не сами по себе, а я дело другое, прислушался к себе, и решил внять голосу крови. Если так, то надо искать другой выход из ситуации, а про клады пока забыть.

Пришлось опять думать. Я потратил на размышления еще один день, и в итоге додумался, где и как мне немножко денежек достать. В архиве войсковой избы взял старый чистый пергамент, каких имелось в достатке. Затем нарисовал на нем грубую схематичную карту одного места и, копируя старославянский шрифт и язык, выцветшими чернилами, которые у меня имелись, сделал приписку, что в данном районе находится месторождение золота. Эта была карта верховий рек Керчик и Бургуста. Там, в самом деле, находятся запасы жильного золота. Я никого не собирался обманывать, а хотел всего лишь только продать данный секрет. Вопрос один - кому продать? Ответ простой, и он на поверхности - Илье Григорьевичу Зерщикову, человеку который для того чтобы вести поиск и добычу золота имеет деньги, рудознатцев и рабочих.

Как на заказ, главный интендант Войска Донского навещал отца, они вели разговор о снабжении донских армий, и когда атаманы обо всем переговорили, я перехватил Зерщикова за воротами городка. Мы проехались вместе, по-родственному покалякали за жизнь, и Илья Григорьевич стал счастливым обладателем "древней карты", а я получил пятьдесят пять серебряных рублей, очень большие деньги для четырнадцатилетнего парня. Конечно, за месторождение, запасы которого составляют не менее тридцати тонн золота, сумма эта никакая. Однако драгоценный металл еще надо найти и локализовать главные жилы, и затем организовать добычу, а рублики я получил наличкой и без всяких заморочек.

Откуда у меня деньги никто не спрашивал, хотя лоскутовцы кому надо доложили, что получены они от Зерщикова, и как рубли пришли, так они и ушли. Для моих дружинников-ватажников были куплены пять лошадей, на всех, так как бахмутские казачата своих рабочих коньков, на которых к Черкасску добрались, вернули домой, в хозяйство. После лошадей, под руководством Василя Чермного было приобретено холодное оружие и пистоли, кое-что из одежды и припасов, и на этом средства закончились. Полученных за карту денег хватило только на самые необходимые расходы.

За думками добрался к дому полковника Лоскута, вошел на двор и увидел, как идет тренировка моих дружинников. Все пять человек, в грязных тулупах и с тяжелыми палками в руках, налетали на Тараса Петрова, третьего лоскутовского химородника, и раз за разом отлетали от него. Тарас, он же Рерик, кружился как юла, его учебная сабля встречала палки молодых парней именно там, где это было необходимо, лишних движений он не делал, и работал не напрягаясь.

Вскоре, молодые ватажники выдохлись. Парни попадали на сваленные у плетня бревна и тяжело задышали. Тарас ушел, а я сел рядом с моими дружинниками и сказал:

- Завтра отправляемся в поход.

- Куда? - выдохнул Митяй Корчага.

- К Воронежу. Царские генералы наступают.

- Но там же Поздеев...

- Разбит.

- А мы что в войске делать станем? - этот вопрос задал Ваня Черкес.

- Пока не знаю. Наверное, при войсковом атамане вроде посыльных будем, - оглядев уставших парней, я спросил: - Вы как, к походу готовы?

- Да-а-а, - нестройно протянули все пятеро.

- Тогда сегодня готовимся, собираем тороки, перековываем лошадей и чистим оружие.

Дружинники покивали головами и, помогая друг другу, встали с бревна. Кряхтя и потирая битые бока, они направились в дом, готовиться к нашему первому военному походу, а я, проводил их взглядом, откинулся спиной на плетень, внутренне расслабился, посмотрел на ласковое весеннее солнышко и подумал:

"Как же хорошо жить полноценной жизнью, гореть идеей и чувствовать себя нужным человеком для общества или просто для нескольких людей. Словами этого во всей полноте и красочности не пересказать, всегда будет некоторая недосказанность, а вот душой откликнуться и поделиться своими мыслями с миром, вполне возможно. Вскоре мне предстоит путь-дорога к Воронежу, возможно, будут бои и кровь, и каково это, я пока не знаю. Готов ли я к этому? Пожалуй, что да. Хотя, почему, пожалуй? Надо быть тверже и уверенней в себе. Да, я готов!".