Войско Донское. Река Бахмут. 01.06.1707.

- Никишка тонет!

Когда я пришел в себя, то понял, что нахожусь в реке, тону и в рот попадает вода. Рядом кто-то орет истошным голосом, берег от меня всего в двадцати метрах, но по какой-то причине, ноги не слушаются меня.

Хлоп. Хлоп. Хлоп. Ладони рук бьют по воде, я стараюсь удержаться на поверхности, а не получается. Что странно, руки у меня не те, что прежде, не старые, морщинистые, артритом побитые, а молодые, ребячьи, точно такие, какими они у меня были в далеком детстве. От такой странности, я даже растерялся, оставил свои попытки спастись, и сразу же пошел на дно. Бульк! Голова оказывается под водой, и в мутной непроглядной серости, не видно совсем ничего. Рывок вниз, своими новыми руками я провожу по ногам и понимаю, что они запутались в рыбацких сетях. Постарался распутаться, и у меня это получилось.

Ноги освободились. Ладони загребают воду, тело поднимается наверх, и я оказываюсь на поверхности. Рот судорожно ловит воздух, и я осматриваюсь. Небыстрая река. Пологий берег, который зарос кустарником, и на нем, группа мальчишек лет по двенадцать-четырнадцать. Вихрастые головы мелькают в кустах, перекликаются и, увидев меня, один из них бросается в реку.

Паренек делает размашистые гребки, подплывают ко мне, и спрашивает:

- Ты как, Никиша?

- Живой.

Я отвечаю, и осознаю, что мне известно имя мальчишки, его зовут Ванька, а так же, понимаю то, что меня, в самом деле, зовут Никиша, если точнее, то Никифор, а фамилия моя Булавин. Ого! Вот это да. Ведь, только что в своей хате был, в беседке с Кузнецовой разговаривал и талисман древних степных шаманов в руках вертел, а тут, на тебе. Нахожусь на реке, у меня ничего не болит, и выгляжу я не стариком-развалиной, а худощавым черноволосым мальчишкой. В голове шумит, но, наверное, это оттого, что под водой слишком долго пробыл.

- Поплыли к берегу, - говорит Ванька.

- Давай, - соглашаюсь я, и мы устремляемся к остальным мальчишкам, которые смотрят на нас.

Вдох! Выдох! Руки под углом входят в речную гладь, в теле чувствуется крепость, мышцы ноют приятной тяжестью, и так хорошо я себя не чувствовал уже очень давно.

Хух! Ноги касаются илистого дна и, совершенно голые, пошатываясь, мы с Ванькой выбираемся на берег. Человек пять загорелых пареньков окружают меня и засыпают вопросами:

- Никиш, что там было?

- Водяной, да?

- А какой он, зеленый?

- Да, ну, какой водяной, - отвечаю я, и направляюсь к небольшому костерку, который горел в кустарнике. - Решил окунуться, и ноги в старой сети запутались. Еле отцепился.

От меня отстают. Я подхожу к костру, который обложен несколькими булыжниками, нахожу свою одежду, знаю, что она именно моя, и натягиваю на себя выцветшие темно-серые шаровары. Надо было побыть в одиночестве и переосмыслить то, что со мной произошло.

Присев на бревно возле костра, я смотрю на огонь, и сам себе задаю вопросы. Что случилось? Где я? Как такое возможно, и почему я ощущаю себя не только Богдановым И.М., но и Никифором Булавиным? Помню талисман и наш короткий диалог, а затем провал памяти, и река.

Спокойно. Без паники. Непосредственная опасность мне не грозит, рядом никого, а значит можно спокойно и без криков: "Помогите!", разложить ситуацию на составные части и проанализировать все, что со мной произошло.

Итак, никому ненужный и всеми забытый пенсионер и инвалид Иван Михайлович Богданов оказался в теле молодого парнишки. Колдовство? Магия? Сила предков? Неизвестно. Поэтому, отставляю этот вопрос в сторону и воспринимаю происходящее как данность. Размышляю далее. У меня имеется новое тело, которое послушно мне как родное. Желания, мысли, чувства, и воспоминания мальчишки стали моими, точно так же, как все, что знал Богданов, знает он. Мы как будто сплавились в одну массу. Нет явного разделения на "он" и "я", мозг един. Хорошо это или плохо? Пока непонятно. Однако паники нет, то, что осталось во мне от Никифора чувствует себя естественно, и только суть Богданова беспокоится. Надо же, уже отделяю себя от этого человека. Забавно. Немного страшно, но в то же самое время и интересно.

Мелькает мысль. Как вернуться обратно? И тут же, следом, другая. Зачем возвращаться, а главное куда? В тело больного и никому ненужного старика, которому жить осталось год-другой? Нет уж, сложившаяся ситуация меня полностью устраивает, тем более, что я очень быстро осознаю себя совершенно новой личностью, которая при возвращении, наверняка, будет потеряна. Судьба или некая сила, дала мне шанс прожить новую жизнь, и был бы я полным дураком, если бы пренебрег таким подарком.

Кто я, тот новый человек, получившийся из двух? Никифор Булавин, тринадцать лет, живу в казачьем городке Бахмут, сын атамана Кондратия Булавина. Что характерно, сейчас на дворе лето 1707-го года. Вот это да! Получается, что переброс старого сознания произошел не только в тело, но и в другое время, на триста с лишним лет назад. С одной стороны это серьезно, а с другой, на общем-то фоне, вполне допустимая шутка судьбы. Не надо на этом зацикливаться.

Решено, на данную тему постараюсь больше не думать, а сосредоточусь на настоящем.

Что я имею от личности Богданова? Много. Во-первых, знание российской истории, и пусть, старик специализировался на древностях, но как школьный учитель он преподавал весь курс предмета, от каменного века до современности, так что про восемнадцатый век знал немало. Кроме того, у него имелся огромный жизненный опыт, который можно использовать. Это служба в рядах Советской Армии, простым пехотинцем, но все же. Школа, работа, семья. А самое главное, как ни странно, это память об отсидке на спецзоне, где он получил такой багаж знаний, какого ни в одном университете не получишь, так как в заключении Богданов общался с самыми разными слоями лагерного контингента. Тут тебе и власовцы-красновцы с эсэсовцами. И советские командиры с интернационалистами-коминтерновцами. И сектанты со священниками. И раскольники с националистами. И партработники высшего звена с ворами в законе. И сионисты с антисемитами. А кроме них ученые, музыканты, интеллигенция, шпионы и вредители, как мнимые, так и настоящие, и прочие люди, среди которых были как хорошие, так и плохие, как глупцы, так и мудрецы.

Теперь, что касательно Никифора. Кажется, что может знать и уметь паренек тринадцати лет? Не очень много. Но это только на первый взгляд. К своим годам этот мальчишка, настоящий человек своего времени и казак, уже был превосходным наездником, хорошим стрелком и неплохо владел саблей. И это все, помимо знаний об окружающем мире, которые я, от него получил.

Да уж, как ни посмотри, а задел на будущее неплохой. Конечно, я не перенесся в тело короля, императора или принца крови, но и то, что есть, иначе, как чудо, не назовешь. Сплав двух сознаний. Порывистость мальчишки и осторожность старика. Пытливый ум и опыт. Решительность и знания. Доволен ли я, сложившейся ситуацией? Остался бы чистым Никифором или Богдановым, то, скорее всего, она мне не понравилась. Но я, сплав из двух людей, так что меня все устраивает.

Мысли немного улеглись, я подкинул в костер сучковатую палку и прислушался. Где-то на реке шумят мальчишки, которые шарятся вдоль берега в поисках раков. Рядом по-прежнему никого и, пользуясь моментом, я возвращаюсь к своим думам.

Как жить дальше и что меня ожидает в будущем? По-хорошему, плыви по течению и радуйся. Молод, свободен и имеешь за плечами некоторый жизненный опыт, который ни за какие деньги не купишь. Однако не в самое лучшее время я попал на Дон.

Царь Петр Романов воюет со шведами и реформирует страну. Действует жестко и, можно сказать, жестоко, русских мужичков, за красивые понты перед западом, тысячами в землицу укладывает, и там, где можно было ситуацию решить дипломатическим путем и перемены в жизнь страны ввести без насилия, он ломает людей, а недовольных загоняет под ярмо. Дворяне, ладно, их не так уж и много на Руси, и им есть что терять, а мужик, у которого последнее отбирают, таким положением дел недоволен. И дабы выжить, он делает, что может, и идет на крайние меры. Режет бояр, уходит в леса и бежит в те края, где, как ему кажется, можно быть вольным человеком, а не бессловесной скотиной, то есть, на Дон.

Понятно, что царь на эти безобразия был просто обязан реагировать. А реакция его была простой. Всех поймать. Зачинщиков пытать и вешать. Остальным рвать ноздри, каждого заклеймить как животное и вернуть хозяину. Кто не в состоянии перенести дальнюю дорогу на Русь, а это дети, старики и инвалиды, тех на месте прикончить. Вот тебе и реформатор, который по сути своей, хуже ворога чужеземного. Того хоть в лицо различаешь и понимаешь, что его надо убить, а этот говорит, что о благе государства заботится, и в бой против тебя не только наемника кинет, но и своих русских солдатиков, муштрой забитых, пошлет. Что тут скажешь, со своей стороны Петр Романов прав, ибо он самодержец Всероссийский, для которого все люди, живущие под его властью, просто рабы.

Сейчас 1707-й год. И что дальше? А дальше будет большая кровь. Вскоре на Дон пожалует князь Юрий Владимирович Долгорукий с карательным отрядом и станет вылавливать беглых людишек. Ладно бы он вел розыск, как это делали до него стольники Пушкин и Кологривов, да тамбовский дворянин Бехтеев. Прикрыли бы ему глаза звонкой денежкой, да отребье всякое выдали. Но не таков князь Юрий. Он спесив, заносчив, и желает выслужиться. Он кинется на людей как зверь, и разницы между казаком или вчерашним холопом, видеть не будет. Много зла он натворит, и как возздаяние за беспредел, князь будет убит, а казаки и беглые, что характерно, под кумачовыми, то есть красными знаменами, поднимут восстание.

Царский отряд рассеют, и жертв среди солдат, да драгун, почти и не будет. У казаков к рядовым служакам претензий не было, выпороли, оружие отобрали и отпустили. Восстание возглавит отец Никифора, бахмутский атаман Кондратий Булавин. Будет взят Черкасск, и бунтари казнят нескольких изменников из казацкой верхушки. Затем, войско разделится и начнет наступление на Изюм, Царицын, Тор и Азов. Почти везде казаки и крестьяне будут отбиты, им не хватило мобильности и решительности, и из крупных городов, только Царицын будет взят.

Петр Романов подавление восстания возьмет под особый контроль и смерти Юрия Долгорукого не простит. Новые карательные отряды выступят на Дон. Драгуны, пехота, пушки, калмыки хана Аюки и татары. И может быть, казаки смогли бы отбиться, силы для этого были и предпосылки имелись, но в спину им ударили предатели.

Богатые казаки из "низовых" испугались репрессий, окружили дом Булавина в Черкасске, и в результате боя, лидер восстания был убит. С ним же вместе, погибла дочь, которая сражалась как воин, и пять казаков охраны.

После смерти вождя среди восставших начались разброд и шатание. Единой власти не стало, и каждый потянул одеяло на себя. Одни сражались и гибли. Другие бежали на Кубань, нашли приют среди черкесов, приняли власть турецкого султана и лишились родины. А что касается мирных жителей, оставшихся в станицах и городках, то только по официальным документам, таких погибло сорок тысяч человек, преимущественно женщины и дети, среди которых было много тех, чьи мужья и отцы в это время воевали против шведов в армии царя. В жертвы не были включены беглые, которых вернули боярам. И если подсчитать общее количество павших, то только за один неполный год Россия потеряла под сто тысяч убитых и, примерно столько же людей покинуло родину.

И в конце про меня, точнее сказать, про парня, в теле которого я оказался. По одной версии его убьют в бою. По другой, запытают в застенках царские палачи. Оно мне надо, такой конец? Нет, не надо. Значит, придется суетиться и думать о том, как сделать так, чтобы и в живых остаться и близким людям хорошо сделать. Надо же, родня Никифора Булавина мне уже близкие люди. Сплав сознаний в действии, а иначе это никак не объяснить.

Интересно, получится изменить историю? Ясно ведь, что одному человеку потянуть такое дело практически невозможно. Хотелось бы, чтобы среди тех, кто близок тебе по крови было как можно меньше жертв. Возможно ли такое? Пока не попробуешь, не узнаешь. Впрочем, время пока есть, надо присмотреться к людям, определиться в своем отношении к тем или иным событиям, а только потом и думать, что можно сделать.

- Ну, что, отогрелся?

Прерывая мои размышления, к костру подошел Ванька Черкес. Тот самый паренек, который в воду бросился и хотел мне помочь.

- Отогрелся, - ответил я и спросил: - Как раки, всех переловили?

- Разве их всех переловишь? Взяли сколько надо, да и все.

Подняв глаза к небу, я посмотрел на солнышко, которое клонилось к закату, и сказал:

- Дело к вечеру. Пора к дому.

- Так я чего и подошел. Пошли.

- Айда.

Вскочив на ноги, я собрал свои вещи, простенькую латаную рубаху и пояс, накинул все это на плечо, мы дождались остальных добытчиков и направились к Бахмутскому городку. Шли недолго, по редкому леску, поднялись на пологий склон и вскоре оказались на месте.

Город Бахмут был самым обычным сторожевым постом на границе Войска Донского человек на пятьсот жителей. Частокол, пара деревянных башен, ворота и широкая улица от них. Ноги сами несли меня к дому атамана, веселые и довольные удачным походом на реку мальчишки рассыпались, а я, оставшись один, вышел на майдан, и вскоре оказался на справном дворе, который был обнесен плетнем.

Все совпадает с воспоминаниями Никифора, покинувшего двор рано утром, пока его не застукала сестра или мачеха Ульяна, вторая жена батьки. Кругом чистота и пара работников, из тех, кто от бояр сбежал, заняты своими делами. Посреди двора стоит большая просторная изба, в воздухе витает вкусный запах жареной рыбы, и в животе заурчало так, что это было даже слышно.

Пока меня не обнаружили, я обогнул дом, вышел к летней кухне, где стояла печка, и полностью положился на реакции Никифора.

Шаг, другой, третий. Осторожно заглядываю на кухню. Никого, и это хорошо. Заскочил внутрь и выхватил из духовки, где стоял противень, большого пропеченного судака. Рядом лежало несколько чистых тряпиц, завернул рыбу в одну из них, и было, собрался покинуть кухню, когда меня резко схватили за правое ухо, и язвительный женский голосок, который я определил, как голос сестры Галины, поинтересовался:

- И куда это ты собрался?

- Отпусти.

Вырвавшись, я отскочил в сторону, улыбнулся и впервые в своей новой ипостаси, увидел сестру. Симпатичная брюнетка с двумя косами за плечами, чем-то похожа на меня, или я на нее. Сразу заметно, что мы родня. Я улыбаюсь, Никифор всегда так делал, когда его ловили, а Галина, напротив, хмурит брови и, уперев руки в бока, изображает из себя саму строгость. Однако заметно, что и она хочет улыбнуться. По сердцу прокатывается добрая теплая волна, реакция младшего Булавина, а значит, теперь и моя.

- Так куда ты собрался? - повторяет свой вопрос сестрица.

- Проголодался. Думал, перехватить чего до ужина.

- Где весь день шлялся?

- На реке, раков ловил.

- А улов тогда где?

- Где-где, в реке плавает.

Делаю попытку проскользнуть к выходу, но Галина девка быстрая и ловкая, одно движение ногой по полу и, чуть не попавшись на подножку, я отскакиваю назад.

- Ладно, - сестра направляется к печи. - Ложи рыбину на место, и иди в чистое переодевайся.

- Чего так?

- Гости у нас. Друзья батькины, есаулы верховские приехали, Филат Никифоров и Григорий Банников. Сейчас они в приказной избе, а вечером у нас будут.

- Наверное, и Андрей Мечетин с ними? - вспоминая молодого казака из ближних к Банникову людей, который с сестрой при прошлой встрече перемигивался, спрашиваю я.

- А тебе-то что?

- Да, так, интересуюсь.

- Быстро переодеваться.

В голосе старшей сестры прозвучали приказные нотки, и Никифор знал, что в такие моменты, надо делать, что говорят, и не бузить.

Я вернул судака на противень, а сам направился в дом. Прихожая, светлица и три комнаты. Вот и все жилье атамана. На стенах ковры, турецкие да персидские, столы, сундуки, лавки, большая печь, в холода согревавшая домочадцев, и покрытые слюдой окна. Вроде небогато, но функционально. Места всем хватает и хорошо, тем более что у атамана это было не единственное пристанище, и помимо этого дома, имелся каменный в Черкасске, да в станице Трехизбянной деревянная изба. Для человека, со своими солеварнями, лесопилками и рыбными ловлями немного, но надо учитывать, что не вся прибыль шла Булавину в карман, и деньги он тратил не только на свои нужды, но и на казаков, готовых в любой момент поддержать его в любом деле.

Из светлицы, отодвинув занавеску, я прошел в свою полутемную комнатку. Из сундука, стоявшего рядом с лавкой, на которой спал, достал чистую рубаху, шаровары и сапоги. Быстро переоделся, грязную одежду скинул в угол, и вышел во двор. Только я там появился, как на двор зашли три весело переговаривающихся казака, при саблях, но без огнестрелов.

Двое, это верховские есаулы Банников и Никифоров, загорелые мужчины лет под тридцать, с курчавыми головами. Третий, сам хозяин подворья, отец моего реципиента, Кондратий Булавин. Средних лет, красивый чернобровый и вихрастый человек. Он одет в бархатный кафтан на распашку, на ногах новые кожаные сапоги, за кушаком сабля, а в левом ухе большая золоченая серьга. Идет по земле мягко, вроде бы как все, а в то же самое время, будто крадется. По ухваткам воин, всегда готовый к битве, и в то же самое время, франт, который любит показать себя. Примерно так его современники и описывали. Теперь посмотрим, каков атаман в жизни.

- Как день прошел, Никиша? - проходя мимо меня, спрашивает батя.

- Хорошо.

- Ну, и ладно. Поторопи Ульяну и Галину с ужином, а то мы голодные как волки. Да, браты? - атаман поворачивается к есаулам.

- Да-а! - поддерживают они своего старшего товарища и чему-то смеются, видимо, какой-то, одной им известной шутке.

Атаман скрывается в доме, есаулы следом. На ходу они о чем-то переговариваются, а я грею уши, и стараюсь понять, о чем речь. Разговор обычный, торговля, оружие, сходить в налет на крымчаков и сколько стоит печать азовского воеводы на некий документ. Всего несколько случайных слов, а информации к размышлению на полчаса.

Загрузка...