Бумажные самолёты

Интерлюдия

Эмили

Между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом

Вот и всё.

Я понимаю, что ничего не вернуть, когда шасси отрываются от полосы; когда огромный терминал становится больше похожим на каплю воды среди песков Сахары; когда крылатые суда, принимающие сотни пассажиров, с высоты начинают казаться крошечными. Пилот тянет штурвал на себя, и мы оставляем аэропорт далеко позади. При виде этой картины волосы встают дыбом.

Город, погрязший в ярком свете фонарей, рассыпается на тысячи огоньков. Нью-Йорк медленно догорает, пока экипаж ведёт мой Boeing в сторону Калифорнии. «Пути назад нет, — повторяю я, прислонившись к стеклу иллюминатора. — Когда мы приземлимся, я окажусь совсем в другом месте». От этой мысли меня трясёт.

До этого момента я считала, что была рада покинуть Нью-Йорк. Сидя в аэропорту и разглядывая свой билет, я радовалась, как ребёнок, думая, что в моих руках — решение всех проблем. Но я и представить не могла, как тяжело будет оставить место, где когда-то всё было хорошо. Нью-Йорк был домом, который я любила от первой до последней ступеньки.

Ремень, который я снова и снова поправляю, выскальзывает из ладоней, и я обессилено откидываюсь в кресле. Я не знаю, что меня ждёт в Калифорнии, но уверена в одном: всё точно будет не так, как я планирую. Я чувствую это. А меня раздражает, когда что-то идёт не по плану.

Вдруг всё будет ещё хуже?

«Не драматизируй».

Легко сказать, сердце, ты же спрятано глубоко в груди, тебе нечего бояться!

«Я боюсь, и ты это знаешь».

Не могу поверить, что оно так болит, когда в мыслях всплывает та самая ночь.

И вот опять. Тук! Тук! Тук!

Когда мы набираем высоту, я отстёгиваюсь и, бросая извинения сидящим рядом пассажирам, выскакиваю в проход. Дождавшись своей очереди, я закрываюсь в уборной и, упершись руками в раковину, смотрю на своё отражение. Освещение оставляет желать лучшего, но даже в полумраке я замечаю, как сильно покраснела. Если я сейчас же не возьму себя в руки, то меня в лучшем случае примут за сумасшедшую и изолируют где-нибудь в багажном отделении, а проблемы мне не нужны — куда уж больше! Брызнув в лицо холодной водой, я вытираюсь бумажными полотенцами и стараюсь не думать о том, что меня ждёт.

Я возвращаюсь на своё место под пристальным взглядом стюардессы и снова пристёгиваюсь, хотя в этом и нет необходимости. Сейчас мне больше всего хочется, чтобы люди перестали смотреть на меня так, будто я отобрала их курицу или рыбу. Чтобы отвлечься, я достаю из сумки смартфон и вставляю в него наушники. Лететь ещё долго, и было бы неплохо хотя бы попытаться расслабиться. Когда на экране появляется окошко плеера, я нажимаю на «старт» и закрываю глаза. Но стоит прозвучать первым нотам, как меня переносит в самое прекрасное и одновременно ужасное вспоминание, связанное с Итаном.

Иногда мне кажется, что я проклята.

Надо успокоиться. Теперь между нами лежит пропасть.

Но когда-то она была равна всего пятнадцати шагам между нашими домами. Вот выходишь поздней осенью из дома — тебе четырнадцать, кажешься себе взрослой и самостоятельной, отговариваешь родителей проводить тебя и отключаешь телефон Вот идёшь через дорогу и внезапно оказываешься у высоких дверей, за которым тебя ждёт или радость, или грусть, или всё вместе. Вот нажимаешь на кнопку звонка и понимаешь, что сделала это неосознанно. Потом выходит он — и день пролетает, словно час.

Но в одну ночь всё меняется. Люди, которые вчера клялись в вечной любви, сегодня смеются тебе в лицо.

Я увязла в воспоминаниях, словно в болоте, в котором каждое движение — шаг навстречу смерти.

И тысячи миль будет мало, чтобы разделить нас с Итаном, потому что расстояние — всего лишь условность. Он ближе, чем я думаю. Он давно стал отпечатком в моей памяти.