Каролина
Однажды Майки вскользь упоминал вечеринку, после которой они с Николасом не разговаривали несколько месяцев, но я думала, что мальчики давно оставили это в прошлом. Подростки ведь часто ссорятся из-за ерунды. Да и стали бы они общаться дальше, если бы Эмили действительно была преградой?
Вряд ли она была красоткой на всю голову, но у неё точно была пара тайных поклонников. Она обезоруживала, но не красотой своего тела, а красотой своей души.
Как бы я поступила, если бы оказалась на месте влюблённого семнадцатилетнего парня, соперничающего с лучшим другом? В моём идеальном мире всё просто: я бы дала Эмили самой решить, с кем ей быть. Но проблема в том, что такой мир только в моей голове. Стали бы два влюблённых эгоиста слушать кого-то, кроме себя? И уступил бы хотя бы один из них?
Мистер Симпсон считает, что Николас не выдержал конкуренции и убил Эмили, чтобы она не досталась никому. Эта версия, конечно, имеет место быть, но моих обрывочных воспоминаний недостаточно, чтобы делать выводы. Но если моя задача — рассмотреть всевозможные варианты, то мне стоит попытать удачу, даже если неизбежен провал.
Вопрос в другом — станет ли Николас делиться со мной секретами? Пытаться заставить его говорить всё равно что бороться с ветряными мельницами. Пока на мне полицейская форма, он не подойдёт ко мне ни на шаг. Так как же вывести его на чистую воду?
Единственный, кому доверяет Николас, — это Майк. Но попросить Майка самому узнать правду — значит подставить его перед лучшим другом. Нет, этим должен заниматься кто-то другой. Этим должна заниматься я.
Распрощавшись с мистером Симпсоном, я спешу домой, пока мелкий дождь не успел разгуляться. Плывущие с побережья тучи не сулят ничего хорошего. Но, несмотря на непривычный для Калифорнии холод, я чувствую, как в моих венах закипает кровь. Мысль о том, что я совсем скоро узнаю правду, будоражит моё воображение. Без ордера я практически как без рук, но, может, это хороший повод научиться пользоваться голосом?
Когда я возвращаюсь домой, постель уже пустует, а в гараже доживает последние дни ржавый велосипед. Джордж уехал на работу, не заперев ни одну дверь. Странно чувствовать себя вором в собственном доме, но, по правде говоря, так оно и есть. Я украла отсюда счастье для человека, который продал его на аукционе, словно какую-то безделушку.
«Вот ты и призналась», — злорадствует внутренний голос.
Я никогда не боялась признаться, отвечаю я ему. Я лишь надеялась, что кто-то будет ценить его так же, как я.
Из ванной Майка доносится шум воды. Бросив дождевик на кровать, я торопливо стягиваю с себя полицейскую куртку и прячу её в шкаф. Воспоминания о том дне, когда Эл помогал мне избавиться от одежды в собственном доме, захлёстывают меня с головой. Ровно на этом же месте, всего несколько месяцев назад я тонула в его объятиях и считала за честь захлебнуться. Кажется, я никогда не порву эту крошечную нить, связывающую меня с любимым мужчиной — даже если она останется неразрешимым клубком проблем.
Мой психолог неоднократно говорил, что мне пора жить дальше. Но иногда мне так хочется нырнуть в пучину воспоминаний, что я едва себя сдерживаю. Я не прощу Эла, но отрицать, что он был лучшим человеком в моей жизни, просто бессмысленно. Сейчас мне как никогда не хватает его уверенности в следующем шаге. Иногда мне казалось, что у него перед глазами висела невидимая маркерная доска. Вот, кто умел отделять работу от личной жизни. Я же устроила здесь балаган.
Мне нужно связаться с Николасом. Но как это сделать, не впутывая в это Майка?
«Ты снова собираешься хитрить, — нашёптывает внутренний голос. — Как и всегда».
Как бы мне ни хотелось, чтобы он оказался не прав, другого выхода попросту нет. Я больше не могу терять ни минуты — я должна увидеться с Николасом прямо сейчас. Всё, что мне нужно, — лишь несколько слов, которые бы заполнили пробелы в этой истории. И даже если ради них придётся пойти на хитрость, я готова.
Ничего лучше, чем написать ему с номера Майка, не приходит мне в голову.
Набравшись смелости, я тихо поворачиваю дверную ручку и вхожу. Комната Майка медленно погружается во мрак: небо грозится с минуты на минуту обрушиться на Лос-Анджелес проливным дождём. Я должна действовать, пока ни одна тень не легла за моей спиной, но один только вид голубых обоев, которые мы с Джорджем вместе выбирали в строительном магазине, пока я была беременна, заставляет меня замереть на месте. Стена над рабочим столом украшена десятками грамот. В сетке над кроватью сдувается старый баскетбольный мяч. Мы с Джорджем вложили сюда больше, чем несколько сотен долларов. Мы вложили сюда любовь. И вот я снова собираюсь лишить этот дом самого дорогого, что у него было.
«Прямо как настоящийвор», — шепчет внутренний голос.
Я знаю: мне под силу это остановить. Но какой тогда смысл в том, через что я прошла, если в конечном счёте я просто сдамся? Сейчас, когда от Эмили осталось лишь бездыханное тело, от моих волос — жалкая опаленная солома, а от брака — только осколки, не время останавливаться. Я рискнула слишком многим, чтобы давать заднюю.
Игнорируя неприятное чувство в груди, я на носочках подхожу к рабочему столу и шарю рукой в поисках телефона. В конце концов, я бы не стала делать этого без причины. Без очень, очень весомой причины. Перебрав все тетради и книги, карандаши и ручки, я наконец-то нащупываю смартфон под стопкой учебников. Холодок металла обжигает пальцы. «Вот и всё», — шепчу я.
После очередного раската грома в комнате повисает тишина. Я слишком поздно понимаю, что в ванной больше не льётся вода.
Выглянув в коридор, я замечаю, как на дверной ручке, словно в замедленной съёмке, поворачивается маленький замок. Через открытую дверь вырываются клубы горячего пара. Майк выходит с перебросанным через плечо полотенцем, в чистой одежде и с тёмными от воды волосами, и останавливается в конце коридора. Кажется, что я даже слышу, как у его ног разбиваются соскользнувшие с лица капли.
— Мам?
Лёгкое удивление сменяется недоумением. Я представляю, как выгляжу со стороны с его смартфоном в руках, и мне хочется зарыться головой в песок. Надеюсь, он хотя бы заметил мелькнувшее в моих глазах сожаление перед тем, как они наполнились слезами. «Нет, не сейчас», — приказываю я себе. Для опытного полицейского меня стало слишком легко сломать. Майк делает шаг и неуверенно спрашивает:
— Что… ты делаешь?
«Просто пытаюсь узнать правду», — мысленно отвечаю я. Разве это преступление? Одна часть меня рвёт глотку на слове «да», другая — «нет». Меня захлёстывает стыд. Если бы Майк только знал, чего мне это стоило, он бы точно посмотрел на меня другими глазами. Может быть, даже такими же, как на Джорджа. Уверена, в его сердце ещё найдётся уголок для такой женщины, как я. Ведь найдётся? Прижимая его смартфон к груди, я молча возвращаюсь в спальную и закрываю за собой дверь.
— Ничего, — отвечаю я слишком тихо, чтобы Майк смог разобрать мои слова.
— Мам! Открой дверь!
В коридоре раздаются быстро приближающиеся шаги. Я поворачиваю защёлку, тихо повторяя: «Так надо. Так будет лучше. Прости». Если это шутка, то это самая жестокая шутка из всех, что я когда-либо слышала.
С той стороны доносится шумное дыхание Майка, как будто он только что пробежал марафон. Его нарастающая злость чувствуется даже через закрытую дверь. Интересно, он так же хорошо чувствует мой страх?
— Возвращайся к себе, Майки, — продолжаю я, хотя слова и даются непосильным трудом. — Мне надо… поработать.
— Поработать в моём телефоне? — возмущается он.
Стук крови в висках становится громче, чем стук капель по подоконнику. Кажется, что сердце сейчас выпрыгнет из груди. «Я бы не стала делать этого, если бы ты сразу всё мне рассказал, — мысленно отвечаю я. Почему-то в голове это звучит гораздо смелее и убедительнее, чем в жизни. — Но ты предпочёл обо всём умолчать. Ты не оставил мне выбора, Майки. Я должна завершить начатое». Тяжело выдохнув, я повторяю, как мантру: «Так надо. Так будет лучше».
— Ты думаешь, я убийца? — неожиданно спрашивает он, и это разбивает мне сердце.
— О, Господи, Майки…
— Ты думаешь, что я бы столкнул Эмили с крыши? — вскрикивает он.
Чем громче он кричит, тем меньше я узнаю собственного сына. Внутри меня всё сжимается. Я словно сама стою на краю пропасти, зная, что внизу меня поджидает голодная смерть. Прыгнула бы я, если бы любила Майка чуточку меньше?
— Почему ты молчишь?! Открой чёртову дверь!
Майк ударяет по ней с такой силой, что комната наполняется звонким лязгом петель. Я снова забыла, что мой Майки посвятил спорту всю сознательную жизнь и что какая-то деревяшка вряд ли задержит его надолго. Всего на секунду мне кажется, что за дверью стоит один из тех подонков, которые обычно заканчивают за решёткой. Я быстро отгоняю эту мысль, но страх оказаться с Майком лицом к лицу не даёт трезво мыслить. У него есть только один повод по-настоящему бояться. И именно это не даёт мне покоя.
— Открывай!
— Тебе следует успокоиться, Майки, — говорю я, стараясь придать своему голосу строгости.
— К чёрту спокойствие! Открой грёбаную дверь!
Слёзы наполняют глаза так быстро, что мне кажется, будто я тону. Кажется, что не только расследование, но и целая жизнь теряет смысл, когда Майк разговаривает со мной таким образом. Сколько бы меня ни было рядом, сколько бы баскетбольных матчей я ни пропустила, я никогда не переставала любить его. Почему мой мальчик этого не понимает? Почему он не даёт себя защитить?
— Это… для твоего же… блага, — говорю я, громко всхлипывая.
— Я ненавижу тебя! НЕНАВИЖУ!
Кажется, что даже пустить себе пулю в лоб не так больно, как услышать эти слова. Иллюзии развеиваются, словно сон, и реальность отвешивает мне тяжёлую пощёчину. Двадцать лет брака, тысячи ночей, проведённых под одной крышей, миллион слов любви, — всё оказалось лишь красивой картинкой, за которой скрывались ужас и ненависть. Жизнь вытекает из меня, словно горячая кровь из раны. Мир разваливается на кусочки.
— ОТКРОЙ ДВЕРЬ!
Приоткрытое окно приманивает меня колыхающимися занавесками. За окном свирепствует буря, превращая город в огромную кучу грязи. Боже, да здесь же всё пропитано грязью! И я — самая большая её часть.