Глава 39.

ЭЛОДИ

Я КОЕ-КАК ПЕРЕЖИВАЮ следующий день. Я отвечаю Карине, когда она говорит со мной, но все, что я вижу в глубине своего сознания, это то, как она стоит с Дэшилом возле беседки, крепко прижимая к себе кардиган, и говорит о том, что случилось с Марой, и ее беспокойство, что это может случиться и со мной тоже. Она хандрит и жалуется на Андре, а я издаю все необходимые звуки. Делаю вид, что слушаю, и ковыляю от одного класса к другому, гадая, какого хрена мне теперь делать.

Я уничтожена.

Я не вижу Рэна. Я не вижу никого из ребят из Бунт-Хауса. Все трое заметно пропали из Вульф-Холла, хотя никто, кажется, не замечает их отсутствия. Я уверена, что они готовятся к сегодняшней вечеринке. Хотя почему никто из преподавателей не сделал никаких замечаний по поводу их прогулов — это чертовски загадочно.

Я нахожусь на последнем уроке французского языка, когда меня разыскивает декан Харкорт. С выражением мрачной решимости на лице она ведет меня по коридору в свой кабинет. Когда она садится за свой стол, а я сажусь напротив нее, она откашливается и сообщает мне новость, которую я ждала с тех пор, как Рэн рассказал мне о своей поездке в Тель-Авив.

— Элоди, боюсь, у меня плохие новости. Похоже, что... — она не знает, куда смотреть. — Твой отец попал в какую-то аварию, Элоди. Он был в баре в Тель-Авиве, и на него набросились трое мужчин. Они напали на него в переулке и довольно сильно избили. Я знаю, что для тебя это должно быть шоком, но мне кажется, что он был парализован после нападения.

Я смотрю прямо сквозь нее.

— Меня тоже потрясло, что это случилось так давно. Обычно нас немедленно информируют, если что-то случится с членами семьи студента, но по какой-то причине военные решили не сообщать нам об этом инциденте до сегодняшнего дня. Похоже, что травмы твоего отца были осложнены из-за инсульта, который он перенес через два дня после того, как попал в больницу. Он все еще жив, дышит самостоятельно, но, боюсь, не реагирует на внешние раздражители. Врачи работают с ним ежедневно, но они говорят, что он вошел в состояние беспамятства. Он полностью очнулся, но... это может быть трудно услышать, поэтому я прошу прощения, но... он, кажется, пойман в ловушку своего собственного разума. Ты в порядке, Элоди? Ты понимаешь, что я говорю?

Я смотрю её в глаза, цепляясь в лямку сумки, зажимая материал в руках.

— Да, я слышу вас. Я понимаю.

— Вполне естественно, что ты хочешь поехать и быть с ним, Элоди. Я вижу, как сильно ты травмирована этой новостью. Но сейчас за ним ухаживают в военном госпитале, и они сказали, что, поскольку ты несовершеннолетняя, ты не можешь вернуться в Тель-Авив самостоятельно. Твой отец передал опекунство школе, пока ты учишься здесь, так что, боюсь, тебе придется остаться здесь до тех пор, пока полковник Стиллуотер не поправится настолько, чтобы покинуть больницу. Я знаю, что это, вероятно, последнее, что ты хочешь услышать, но я прошу твоей помощи в этом деле. Я искренне надеюсь, что ты не будешь создавать проблем, потому что ты не можешь…

— Все в порядке. Я понимаю. Я буду соблюдать правила. Я не собираюсь причинять вам никаких неприятностей.

Харкорт, похоже, вздохнула с облегчением. Она, вероятно, думала, что я собираюсь сжечь всю эту чертову школу дотла, пытаясь добраться до моего бедного, парализованного отца. Если бы только она знала правду.

— Ну, спасибо тебе, Элоди. Я не знаю, религиозна ли ты, но мне нравится опираться на Иисуса в такие моменты. Если будем молится ему о выздоровлении твоего отца, то кто знает? Может быть, он снова станет самим собой, прежде чем ты это поймешь.

— Я верю в науку, декан Харкорт. Мне бы хотелось знать, что говорят врачи, пожалуйста. В частности, как скоро он снова встанет на ноги?

Рот декана отвисает, обнажая передние зубы, испачканные ее помадой цвета шелковицы.

— Боюсь... что врачи считают, что твой отец вряд ли полностью поправится, Элоди. Вряд ли он когда-нибудь снова сможет ходить. И им еще предстоит выяснить выйдет ли он вообще из этого состояния. Вот почему я упомянула о молитве. Видишь ли, это мощное целительное средство. Боюсь что без него…

Она что-то бормочет, но я уже перестала ее слушать.

Сколько раз она говорила «боюсь»?

Боюсь, у меня плохие новости.

Боюсь, он не реагирует...

Боюсь, тебе придется остаться здесь...

Такой странный термин для нее. Но она не боится. Ей неудобно, и она обеспокоена, и она очень хочет поскорее покончить с этим делом, чтобы оно больше не отнимало у нее времени.

А я, с другой стороны, уже очень давно боюсь. Эта новость все меняет. Похоже, мне больше никогда не придется бояться своего отца. И все это благодаря Рэну. Я прожила весь день, настолько оцепеневшая и оторванная от всего окружающего, что даже не пыталась понять, боюсь ли я его сейчас.

Кажется... это не так.

Загрузка...