Бытовик 2

Глава 1

— С гранатою в кармане, с чекою в руке…- бормотал я под нос, на четвереньках пробираясь к Восточной башне, самой старой в княжеской резиденции и самой удаленной от своей, воротной, сестры.

Говоря откровенно, я врал — гранат у меня не было, не успел я ее сотворить, время меня поджимало, была лишь самодельная бомба, изготовленная из латунной кружки, с запаянным верхом и терочным запалом, и было это скорее оружием психологического давления, чем серьезным оружием. Конечно, если бы я решил отложить операцию на сутки, вероятно, к завтрашнему утру я бы и гранат нахимичил, да и примитивный автоген мог успеть соорудить, благо, что на заводе светильный газ имелся в наличии, а кислород я мог получить из воздуха, путем охлаждения и отделения азота. Упрочить же металлические сосуды, чтобы они держали давление газов — для выпускника факультета бытовой магии было делом пустяковым. Но, на пути этих, технически продвинутых для этого мира планов стояло одно препятствие. Высмеивая местную аристократию, я сам заразился от них в определенной степени — если княжич Булатов сказал, что придет в крепость сегодня утром, он должен в нее прийти сегодня утром. Обещание убить всех обитателей крепости во внимание можно не брать — проявление милости к побежденным приветствовалось, как, впрочем, и крайняя жестокость, главное было, заплатить газетчикам или трубадурам, чтобы они донесли до «Сената и народа» обоснованность и справедливость действий победителя. Но, вот прийти и победить я был обязан именно сегодня, с утра пораньше.

Ползти к башне я начал после того, как в противоположной стороне крепости моя дружина из трех человек начала редкую стрельбу по артиллерийской площадке воротной башни, а сейчас, когда я приблизился к своей цели, над головой раздалось хлопки десятков крыльев и злобное воронье карканье. Я слышал, что вороны в темноте не видят, но переданный мне в помощники богиней ворон, как-то, сумел организовать своих сородичей на ночные полеты, чем они и выводили из нравственного равновесия небольшой гарнизон башни, к которой я стремился.

— Перуново дерьмо! — заорал кто-то наверху, после чего оглушительно грохнул винтовочный выстрел: — Они еще и гадят на лету!

Я еще быстрее завозился в небольшом углублении стрелковой амбразуры, ковыряя своим, усиленным сверх всякой меры, клинком, слепленную из дрянного железа, заслонку.

Минут через пять мне удалось прорезать узкую щель в железной заслонке, подцепить щеколду и, после небольших усилий, ввалиться в нижний ярус башни.

Закрыв за собой заслонку, я отряхнулся, подозрительно обнюхал себя — не хватало, чтобы черные летуны, сослепу, нагадили на меня, своего союзника, а то при столкновении с противником мне будет неудобно.

Но нет, ничем посторонним я не пах, тревога оказалась ложной. А вот в стане врага было тревожно — наверху, с артиллерийской площадки раздавались яростные крики и выстрелы в темноту — очевидно, что весь гарнизон башни отбивал воздушное нападение.

Минут через пять, как и было предусмотрено планом, стрельба и хлопанье крыльев над головой затихли, и я, выскочив из башни, держась темных мест, двинулся к главному входу в княжескую резиденцию.

Не знаю, как в старину пятеро-десятеро рыцарей обороняли успешно обороняли огромные замки. Защитники этой твердыни, по причине нехватки личного состава, территорию внутри стен практически не контролировали.

Я присел в тени у парадного крыльца резиденции, а вокруг не было видно ни одного часового. На артиллерийских площадках всех четырех башен мелькали факела, суетились силуэты вооруженных мужчин, надо мной, в большом арочном окне, мелькали бледные пятна лиц женщин, тревожно вглядывающихся в темноту, где-то, в глубине здания, плакали дети, а я спокойно сидел на корточках, среди подстриженной травы, поджидая своего братца.

Димитрий Александрович Булатов, номинальный властелин княжества, появился минут через двадцать. Своего братца я узнал по портрету –парень, чуть постарше меня, на меня не походил совсем. Князь был красив, но не моей, смазливой, почти девчачьей красотой, а мужественной, присущей, скорее, хищному зверю. Он шел, окруженный группой высокопоставленных военных, что держали над его головой искрящиеся факелы. Лица мужчин были потны и измазаны сажей, видимо каждый по паре раз выстрелил куда-то в темноту, отбивая «атаку».

Кто-то торопливо и громко рассказывал, как он лично видел, что его светлость князь, метким выстрелом поразил вражеского стрелка во время перебежки, на что Димитрий благосклонно кивал, белозубо улыбаясь. До ступеней крыльца оставалось девять, восемь, пять шагов…

— Ваша светлость, разрешите доложить? –из-за лестницы выступил какой-то нижний чин, в обычной солдатской форме, вяло и криво поднесший руку к обрезу форменной бескозырки, то ли отдавая честь, то ли пряча лицо от света факелов.

— Подойди. — князь пребывал в хорошем настроении, поэтому позволил несуразному бойцу приблизиться, да и где взять суразных? Из-за вчерашних потерь, сегодня к пушкам на башнях выгнали с десяток лакеев из дворца, обрядив их старую форму третьего срока носки, чтобы враг, прячущийся в развалинах, не понял, что оборонять цитадель некому. Наверняка, это кто-то из них…

Я, почтительно согнувшись, протянул князю бумажный пакет с бомбой кружкой, а когда правитель доверчиво потянулся к адской машинке, я резко шагнул вперед, оттолкнув очередного полковника, и скользнул к братцу за спину, обхватил его шею рукой, поднеся бомбу с натянутым шнуром взрывателя к самому лицу князя.

— Ну, здравствуй, Димочка… — разъярённой гадюкой, зашипел я в ухо ошарашенному князю: — Не дёргайся, не то взорвёмся оба и скажи своим псам, чтобы не дёргались!

Полковник, которого я уронил, ещё отряхивался, отвлекая внимание свиты, и крича, что он меня запорет кнутом, а я, придушив князя за шею, уже потащил его в стене, чтобы никто не подкрался ко мне сзади.

— Отошли все назад и оружие убрали! — орал я, дико пуча глаза и брызгая слюной, когда опомнившаяся свита подступила к нам, выставив в мою сторону всякое разное пыряющее и стреляющее: — Отошли назад, пока я всё не взорвал!

— Н…на-зад! — захрипел, придушенный, князь, ворочая выпученными глазами, переводя их с моей оскаленной морды на терочный взрыватель, качающийся у его правого глаза.

— Ваше высочество! — растерянно взвыли свитские, явно не понимая, что они могут предпринять в сложившейся ситуации.

Тыкать меня острыми клинками шпаг или стрелять из пистолетов они опасались, реально понимая, что первым пострадает их сюзерен.

— Ну теперь молись, Димочка, чтобы среди твоих прихлебателей не было того, кто всерьёз хочет занять твой трон…- зашипел я в ухо брата: — Иначе он сделает «пах», и тебя и меня не станет.

— Что ты хочешь? — кажется Дмитрий Александрович осознал опасность нечаянного выстрела или иной неуклюжей попытки освобождения и начал искать варианты разрешения династического кризиса.

— Мне от тебя? Ничего. А вот богиня наша, покровительница рода, велела мне тебя к ней доставить и непременно живого, так что решай сам, что нам делать, чтобы отсюда живыми выбраться.

— Да ты врёшь! Какая богиня? — Димитрий Александрович, от возмущения, чуть не вырвался из моих захватов, так ему хотелось посмотреть в мои лживые глаза: — Она же деревянный истукан! Палка бессмысленная!

Тут уже пришла пора мне удивляться — неужели боги не снисходили до общения с членами княжеской семьи, которым они считались покровителями?

— Я бы, на твоём месте такими словами не бросался, а не то, изменит богиня своё решение, скажет, что разочаровал её правитель княжества, надо его на голову укоротить…

— Слушай, Олег, отпусти меня! — братец попытался ослабить мой захват, но добился ровно противоположного: — Ну почему прямо ко мне не пришёл, мы бы…

— Ты что, Димочка, дурак? Или считаешь, что я не видел тебя на башне, когда в меня стали пушки стрелять прямой наводкой, когда я, как положено, с флагом княжества за спиной, пытался…

— Ну извини, обознался… — усмехнулся князь и я, еле-еле, справился с горячим желанием придушить старшего братишку. Он что, рассчитывает, что услышав братское «Извини», я разрыдаюсь на его плече и всё забуду? Да не забуду, просто не успею, так как уверен, что ровно через две секунды меня от «братского сердца» оторвут, и вся эта шобла в эполетах потащит меня в местную темницу, чтобы завтра утром придать местному суду, скорому и лютому, не осложняющему свою жизнь такими понятиями, как «доказательство», «милосердие», не говоря уже о «презумпции невиновности». Знаем, сидели мы уже, и под судом были, больше не желаю попадать в нежные объятия местной Фемиды.

— Слушай меня внимательно…- дернул я братца за шею: — Или мы с тобой сейчас идём до дома управителя, где я воссоздал капище, подвожу под очи Макоши, уж не знаю, зачем ей это надо, а дальше я тебя отпускаю, иди куда хочешь. Или, второй вариант — мне сейчас проще не тянуть кота за все подробности, а вот этот шнурок дёрнуть, чтобы не мучатся. Нам с тобой просто головы оторвёт и всё закончиться, потому, что иного выхода я не вижу.

— А вариант, что мы с тобой идем сейчас в тронный зал и все вопросы по-родственному обговариваем, ты не рассматриваешь? — вновь попробовал забросить мне сладкую морковку Димитрий.

— Нет, только так, как я сказал. При любых других вариантах действий, я вижу свою смерть.

— Ты еще и будущее видишь? — уважительно покивал головой Димитрий. Убеждать меня в том, что мне ничего не угрожает и мои видения ложные, князь не стал.

— Ты мне слово даешь, что не будешь пытаться мне навредить? — почти спокойно, спросил Димитрий, пытаясь вывернуть мне голову и заглянуть в глаза.

— Все расступились! Уберите оружие! Я пойду со своим братом, мы решим наши семейные вопросы, и я вернусь утром.

Ближники Димитрия, злобно ворча, как стая собак, чуть-чуть подались назад.

— Скажи, чтобы отошли не меньше, чем на десять шагов. — я не двигался с места, прекрасно понимая, что на таком расстоянии один удар шпаги может отправить меня на перерождение.

— Ты что, боишься? — Димитрий изобразил презрительную усмешку, но я на такие вещи давно не покупался, поэтому просто спокойно ждал, пока мои требования будут выполнены.

Поняв, что шансов на освобождение я давать не собираюсь, князь рявкнул и перед нами открылся широкий коридор, по которому мы и двинулись, сопровождаемые угрюмым молчанием окружения князя, которые двигались за нами до ворот, правда, сохраняя дистанцию.

С верхней площадки воротной башни, к которой мы подошли, за нами следили мрачные солдаты, но попыток выстрелить или ещё как-то помешать нам, никто не предпринимал, так как я плотно прилип к телу принца, стараясь составить с ним одно целое, внимательно вертел глазами на триста шестьдесят градусов, чтобы не дать своим противникам ни одного шанса.

— Дай команду открыть ворота. — прошептал я на ухо Димитрию и тот покладисто продублировал приказ. Мне очень повезло, что кроме длинной шпаги, висящей в ножнах на поясе князя, другого оружия, на момент нападения, при себе он не имел, а был бы у него кинжал или охотничий нож, тут бы мне пришлось повертеться, чтобы не получить заточенный кусок стали в брюхо.

В любом случае, мы благополучно вступили под арку башни, двинулись к распахнутым створкам ворот, но тут из темноты предупреждающе каркнул ворон и меня накрыло — судя по цветным пятнам, я вновь видел округу глазами ворона и, судя по ярким пятнам факелов, сразу за воротной башней нас ждали несколько человек, притаившись сразу за воротами. Я, конечно, человек, воспитанный на идеалах гуманизма двадцатого века моего мира, но уговаривать этих идиотов вести себя разумно мне надоело. Дойдя до ворот, я дёрнул за шнур запала, услышал шипение и, бросив бомбу за створку ворот, оттащил ошеломлённого князя обратно, под своды башни. За стеной грохнуло, запахло порохом, несколько человек, вразнобой, закричали от боли, а в бок князя упёрся спаренные стволы моего револьвера.

— Отошли от ворот! Отошли все! — заорал я, своим криком перекрывая стенания раненых и криком оглушая замершего Димитрия: — Если кого увижу, князь умрёт первым!

Выведя князя за ворота, я развернул его и продолжил двигаться спиной вперёд, чтобы между мной и стрелками на башне всё время маячила тушка местного владетеля. А пройдя шагов пятьдесят, я почувствовал себя победителем.

Кто-то сунулся в ворота, но, за моей спиной грохнул выстрел, пуля взвизгнула под внутренним сводом башни, а преследователи, с руганью, подались назад.

За моей спиной раздались торопливые шаги — это полицейский, выстрелом загнавший погоню в укрытие, менял позицию.

— Ну, вот и всё. — проведя брата через развалины, я отпустил его и сделал шаг в сторону: — Дальше идём по этой улице, а на третьем перекрёстке сворачиваем влево и мы на месте.

— Всё так просто? — Димитрий потёр покрасневшую шею, после чего демонстративно выдвинул свой клинок на ладонь из ножен, но, не дождавшись никакой реакции с моей стороны, с щелчком, вернул оружие на место.

Брата я не опасался. Его шпага была слишком длинная, и вынуть ее полностью из ножен, до того, как я выстрелю, князь не успевал, а кинуть в меня огненным шаром, или иным боевым заклятием тоже не получится — слишком близко я держался к своему родственнику. А минут через десять я подтолкнул своего старшего брата за линию частокола, подсвеченного тусклым светом каких-то гнилушек, к сакральному камню, над которым возвышались тотемные столбы.

Димитрий, не выказывая виду, что ему страшно, подбоченясь и положив руку на эфес шпаги, двинулся к тотемам.

— Ну вот, я здесь, и что дальше?

Глаза Перуна полыхнули багровым и князь местных земель, с болезненным криком упал ниц перед дубовыми столбами, едва –едва разминувшись виском с краем жертвенного камня.

Я не стал дожидаться божественного принуждения к вежливости, согнулся в пояс и пробормотал слова приветствия богам-покровителям.

— Мы довольны тобой, Олег. — из темноты выступила, как будто подсвеченная изнутри опаловым светом, тоненькая фигурка девочки подростка, а звонкий голос звучал у меня в голове: — Ты всегда можешь рассчитывать на наше благоволение.

Димитрий бился у моих ног, как муха в липких тенетах, не имея возможности встать, с ужасом глядя на светящуюся фигурку, замершую над ним.

— Димитрий, ты переполнил чашу нашего терпения. Неверие, тщеславие, леность, трусость, да и просто глупость — вот и все твои «добродетели» и только нашей милостью ты еще жив. Все твои поступки, все, без исключения, привели княжество Булатовых к порогу гибели того, что столетиями собирали твои предки.

Димитрий, переставший брыкаться, очевидно поняв, что это бесполезно, пытался что-то сказать, но мог издать только какие-то неразборчивые звуки. Мокоша досадливо махнула рукой, и мой брат замолчал, лишь беззвучно продолжая открывать рот, как рыба, вытащенная из воды.

— У тебя остался лишь один шанс остаться тем, кем ты есть, да и вообще остаться хоть кем-то. Возвысь своего, безвинно оклеветанного брата, поставь его рядом с собой, искренне пойми наконец — без Олега ты не справишься, просто исчезнешь в лица земли, вместе с людьми, которые еще тебе верны. Ты меня услышал? Понял ли?

Глаза девочки- подростка из изумрудных превратились в багровые, лицо неуловимо исказилось, приобретя новые черты и Димитрий, в страхе, попытался откатится в сторону, но все закончилось очень быстро.

Очевидно, что невидимые путы с князя спали, и он смог встать, хотя бы на четвереньки.

Мокоша, вновь превратившись в подростка, отстраненно смотрела в сторону востока, где окрасились розовым далекие вершины остроконечных гор.

Я помог брату встать и подтолкнул его в сторону, темнеющего за садовыми деревьями, дома управителя, сам же повернулся к богине.

— Проще всего было его убить, особенно тебе, ведь для тебя он, по сути своей, чужой, пустой и напыщенный человек, неприятный в общении. — судя по тому, что идущий неуверенной походкой в сторону дома, князь Димитрий не обернулся, слова богини предназначались лишь для меня.

— Но, судьба ваша с Димитрием оказалась неразрывно связана. Гибель твоего брата, к которой ты будешь причастен, вольно или невольно, действительно или только в головах людей, повлечет за собой и твою гибель, да еще и с клеймом братоубийцы, которое ничем не смоешь.

— Каин где брат твой — Авель…- пробормотал я и богиня, недовольно поморщившись, кивнула и продолжила: — А за твоей гибелью последует неминуемая гибель всех потомков княжеского рода Булатовых. Всегда помни об этом.

Тоненькая фигурка, как будто подсвеченная изнутри, потускнела и истаяла в воздухе и мне ничего не осталось, как поклонившись деревянным истуканам, устремиться вслед за братом.