Бытовик 2

Глава 21

Глава двадцать первая.

— Господа. — поприветствовал я собравшихся командиров: — Рад видеть всех живыми и в добром здравии. Мы все молодцы, но дело еще не закончено, необходимо изгнать подлого врага с нашей территории, а потом и добить его в его же логове…

Когда все героические и звучные лозунги написаны еще до твоего рождения и впитаны тобой с молоком матери, вовремя выдавать их легко и приятно.

— «Нашей», ваша светлость? — выделил интонацией первое слово поручик Галкин.

— Ну а чья теперь эта территория, Иван Лукич? Владетель отказался от своих прав, убыв на Север, прихватив казну и фамильные ценности, поэтому в этом прекрасном месте возник дефицит государственной власти, а у меня возник дефицит кандидатов на новые командные должности. Или вы предлагаете все это оставить хану Бакру? Сразу говорю господа — наличие подобных мыслей в голове есть государственная измена. Видимо все видели, как оный Бакр с местными пейзанами обращается? Мы…. Мы своих не бросаем!

Слово «русские», автоматически просившееся в эту фразу, меня не вполне устраивало, так как русских и прочих малороссов здесь было слишком мало, а планы у меня были большие, поэтому теперь мы не бросаем «своих», а вот как их выделить и обозначить — это для меня вопрос.

— Господа, пока готовимся к обороне, я же отправляюсь на переговоры с полевыми командирами, удерживающими город. После моего возвращения определимся с нашими боевыми возможностями и дальнейшими планами. Вопросы?

— Вопрос, ваша светлость. Почему мы пушки разворачиваем в сторону озера.

— Отвечаю — не в сторону озера, а в сторону выхода с рейда. Я не хочу, чтобы хоть одно из купеческих судов, без моего дозволения, покинуло порт. По вашим глазам, господин подпоручик вижу, что вы до конца не поняли, поэтому разъясняю. Оборона города сейчас удерживается на плечах местных жителей и командами купеческих судов. Подозреваю, что именно речники, как люди предприимчивые и оборотистые, овладели огнестрельным оружием и боезапасом, оставшимся после отплытия на барже княжеских солдат, так это оружие надо вернуть в полном объеме, так как солдаты, вооруженные тесаками против конницы не выстоят. Кроме того, я хочу, чтобы оборонительные позиции речники нам передали в плановом порядке, и нам не пришлось потом выбивать кочевников с городских улиц. И казенное добро должно остаться в городе, а не уплыть с купцами на Север. Поэтому, повторяю мой приказ — ни одно судно не должно без моего ведома покинуть порт и уйти на Север. Действуйте жестко, но боеприпасы экономьте.

Все мои силы теперь сконцентрировались на окраине города. Из захваченных телег, арб и прочих фургонов, я велел сформировать просторный вагенбург, одним плечом упирающийся в берег озера, а вторым — в мост через городской канал, на противоположном конце которого защитники города соорудили баррикаду, к которой я и направился в сопровождении неизменного вестового.

— Кто такой будешь? — с беспорядочного нагромождения камней, бревен, мешков земли и даже откровенного мусора мне навстречу поднялся зверовидного вида мужик со стареньким мушкетом в руках, одетый в простую длинную рубаху, подпоясанную веревкой и такого же вида, потертые штаны. Шляпа напоминала мою панаму, а на ногах, на портянки, были надеты какие-то мокасины из кожи.

— Князь Олег Александрович Булатов, прибыл на помощь вашему князю отбивать нападение кочевников…

— А наш князь где, вашество?

— Ваш князь, его светлость Слободан Третий с наследником и семейством отбыли на север на личном пароходе, в связи с переходом на новую работу и переездом на новое место жительства…

— Чего это?

— Бросил он вас и удрал, понял? Так что, за неимением другого я ваш князь получаюсь…

— Новый хомут…

Мужик, которого окружали десяток его, пусть плохо, но вооруженных товарищей, никакой подлости от меня не ожидал, поэтому от моего бокового в челюсть покатился с баррикады, уронив свой мушкет или фузею, я в такой старине не разбирался, а я, выхватил свои двуствольные револьверы, активировал защитный экран и навел стволы на опешивших мужиков.

— Перестрелять бы вас, блядей, за антиправительственные слова, но я сегодня добрый, поэтому объявляю вам амнистию. А на твои обидные слова, братец, отвечаю, что я не новый хомут на ваши худые шеи, а ваше счастье. Ты! — я ткнул пальцем в поднимающегося и потирающего челюсть мужика: — Больше такое позорное тряпье носить не будешь…

— Что это, позорное? — обиделся мой «крестник», отряхивая грязь и мусор с одежды: — Я в таком на работу хожу, грузчиком в порту, чтобы новое не портить…

Н-да, как-то опростоволосился я немного, но еще ничего не потеряно.

— Да плевать всем, в чем ты в свой порт ходишь! Через год все будем жить в два раза лучше, чем сегодня. Налоги снизим, удои повысим, построим общественную баню, планетарий и синему, а по воскресеньям ты будешь в лаковых штиблетах по парку гулять и пиво баварское из большой кружки пить.

При моей прошлой жизни местные депутаты, при отчетах при выполнении наказов избирателей, постоянно рассказывали о ремонтах или открытиях общественных бань, но для местного электората эта тема на зашла, а вот, при упоминании о лаковых штиблетах и баварском пиве, у многих затуманились мечтательно глаза.

— Вон видите, сколько скотины? — я ткнул пальцем в очередной гурт скотины, что несколько солдат вели на водопой на берег озера: — У кочевников отобрал, но мне столько не надо, теперь буду желающим задёшево продавать или в кредит. Надоело тебе в порту мешки на горбу таскать, купил у своего нового князя лошадь или верблюда с повозкой, и вот ты уже не голь перекатная, а уважаемый биндюжник, предприниматель и сам себе хозяин. А для этого мы должны сейчас дружно выбить отсюда кочевых, проводить дорогих купцов, чтобы они чего лишнего из города не увезли и начинать жить по-новому, стремясь к счастливому будущему. Вон у меня вестовой…

Я ткнул пальцем за плечо, где, с винтовкой наперевес стоял мой вестовой:

— Еще месяц назад был он вошь серая, а теперь, как под мою руку пошёл, стал уважаемой личностью, унтер-офицером Полянкиным Красом Людиновичем, с ним даже офицеры мои не считают зазорным раскланиваться.

— Так и есть, ваша светлость. День и ночь молю предков, что надоумили меня к вам на службу поверстаться. — тут же бодро отрапортовал мой хитрый вестовой: — Теперича, имею надежду в офицеры выбиться, с золотыми погонами на побывку в родную деревню съездить.

— Вот видите, при мне так заведено — коли человек преданный да сообразительный, то нет перед ним преград для личностного роста. Я, после смерти батюшки и матушки, как дела в княжестве на себя принял, то от всех старых офицеров избавился, так как они только водку пить способны были и разговоры против власти вести. Командирами сделал унтеров, что сообразительные, а офицеров всех к каторге приговорил. Теперь они у меня в угольной шахте, бригадой ударного труда, очень шустро уголь рубят, чтобы горячую баланду утром и вечером похлебать, и быстрее на волю выйти, потому как еще бог Перун нам наказывал — кто не с нами, тот против нас.

А вот эти слова мужиков проняли, так как, в условиях ржавых социальных лифтов, такая возможность подняться с самого низа — дорогого стоит, да и строгую власть в нашем государстве народ ценит.

— Вы, мужики, можете свой боевой пост оставить, здесь враг уже не пройдет. Отправляйтесь к своим родным только одну мою просьбу выполните: через час, в княжеском дворце жду от населения города депутацию, человек пять, самых авторитетных и уважаемых, необязательно богатых. Будем решать, как с этим безобразием побыстрее покончить.

К моему удивлению, двери дворца были заперты изнутри, но все выглядело целым и не разграбленным, хотя я ожидал другого.

Полянкин начал стучать кулаком по высоким стрельчатым окнам, так, что звон стекла был слышен на версту, после чего распахнулось одно из окон второго этажа.

— Я что сказала⁈ Убирайтесь, не то, буду стрелять! — на нас уставился ружейный ствол приличных размеров, на противоположном конце которого, располагалась бывшая жена бывшего наследника местного престола.

— Приветствую…э-э…Гюлер Бакровна! — помахал я рукой: — Вот, решил вас поздравить с разводом. А вы что, со всеми не уехали? Я бы вам платочком помахал…

— Вы? А я думала, что вас убили…- разведенка без ребенка отвела в сторону ствол оружия.

— Почему? — искренне удивился я.

— Подслушала, как Мешко с отцом разговаривал, что, как только вы взойдете на борт парохода, вас проще убить сразу, так как награду, хоть за живого, хоть за мертвого, одинаковую предлагали. А если вас англичане убьют, то надо у них вашу голову незадорого выкупить и справку от британцев взять, кому голова принадлежит.

— Бля! — у меня сразу заныла шея, которой, как оказалось, грозила нешуточная опасность: — Но в любом случае, я жив, и готов вам искренне служить…

Пока я изгибался в куртуазном поклоне, дитя диких степей решила взять быка за рога.

— Вы это из любезности говорите, или правда готовы помочь? А то мне тут команды купцов Калашникова и Гринева, за то, что я им не позволила дворец разграбить, обещали небо в алмазах и полную…женского счастья, которого я никогда не испытывала. И сразу говорю, их около ста человек, и они очень серьезные мужчины. А у вас, Олег, Александрович, вы говорили, десять воинов было…

— Ну, там еще ребята подошли…- я неопределенно помахал руками в воздухе: — и пушки привезли, так что я этих купцов смогу утопить очень быстро. И я готов оказать вам помощь, в разумных пределах, если вы окажете помощь мне…

— Чего вы хотите? — девушка отложила ружьё, положила очаровательные локотки, что виднелись из-под коротких рукавов европейского дворянского платья, на подоконник, а сверху удобно расположила очаровательную мордашку. Н-да, давно у меня не было близких отношений с человеками противоположного пола, а либидо, или что там у меня, давит на гульфик.

— Может быть пригласите меня в дом, тем более, что я решил взять эту территорию под свою руку? И, по логике вещей, теперь этот дворец, вроде бы, мой.

— Вы смелый молодой человек. — девушка аккуратно захлопнула створки окна.

— Крас, одна нога там, другая здесь, или наоборот. Беги до наших и приведи сюда роту из резерва, только ту, что с винтовками. — отдал я распоряжение вестовому: — И аккуратнее по дороге, никому не попадись.

В этот момент загремели запоры и тяжёлая, из массива дверь, с лёгким скрипом, распахнулась, но, вместо ожидаемой Гюлер Бакровны, на пороге, с поклоном застыла еще одна восточная девица, но уже в традиционной для местных женщин, одежде.

— Госпожа ждать, господин.

Я прошёл во дворец, после чего помог девице задвинуть мощный засов на двери и двинулся за провожатой.

Гюлер ждала меня в небольшом кабинете на первом этаже. Повсюду были видны следы поспешных сборов — квадраты невыгоревших обоев на стенах, гвозди от сорванных гобеленов, пустые полки шкафов.

— Присаживайтесь, ваша светлость. — тонкая рука показала на кресло за небольшим журнальным столиком, напротив хозяйки… а, хозяйки ли?

— Благодарю, Гюлер Бакровна. — я вежливо склонил голову и опустился в удобное кресло: — Хозяева мебель в спешке забыли или…

— Моё бывшее семейство торопилось покинуть воды озера, боялись ловушки. В городе остался с десяток дворцовых слуг, которые должны были собрать те ценные предметы, что остались во дворце, и отправить их на каком-нибудь купеческом судне. Но, вчера дворец попытались захватить мародеры, поэтому прислуга разбежалась и вещи остались несобранные.

— У вас одна служанка?

— Две. Со мной остались две служанки, и поэтому мне пришлось стрелять. — девушка положила руку на винтовку, что была прислонена к креслу: — Мародеры разбежались, но обещали вернуться сегодня.

— Ну, ради такой красоты…- я улыбнулся: — Я бы дворец, всё же, взял.

— Вы его и так взяли. — блеснули глаза цвета горького шоколада.

В это время приоткрылась дверь, и служанка в платке внесла поднос.

— Прошу, господин. — служанка или камеристка, слегка поклонившись поставила передо мной что-то вроде пиалы, налила чай из заварника, после чего, подала чай и моей собеседнице и уселась на банкетку у окна, всем своим видом показывая, что её здесь нет.

— Итак, князь…- Гюлер сделала маленький глоток.

— В мои планы входит изрядно расширить границы княжества…- я повел плечами, как будто чиновничий мундир мне был мал: — Так как нынешние границы владений мне тесноваты. С империей воевать я не готов, поэтому Северное направление для меня закрыто, а вот все остальные направления, на которых живут…

— Такие же дикари, как я? — дочь хана невесело улыбнулась одними губами.

— Это вы сказали, а я хотел сказать «люди одного с вами языка». — мне до обидок девицы было, как до одного места. В конце концов, тут таких, как она хоть лопатой совковой загребай. Да, безусловно, речь у девушки была грамотной, акцент был мягкий, временами совсем незаметный, она очень мило выглядела в европейском платье, с открытыми плечами, узкой тугой шнуровкой и смелым декольте, да и без наряда, уверен, тоже, но вряд ли она могла предложить мне хоть что-то ценное, чего я не найду у каждой второй женщины…

— Какую помощь вы от меня хотите получить? — сменила Гюлер опасное направление разговора.

— Я не знаю…- я недоуменно пожал плечами: — Я не слишком разбираюсь в хитросплетениях жизни местных племён, поэтому не могу сказать, какую помощь я от вас жду. Кроме того, я не знаю, что вы от меня запросите за свою помощь и, не будет ли цена чрезмерна…

— Я хочу вот этот дом. — прервала меня дочь хана, подняв тонкий пальчик к потолку.

— Вот о чём я и говорю…- грустно ответил я: — Вы ещё ничего не сделали, и я сомневаюсь, что вы способны что-то сделать, а вы уже требуете себе дворец. Здесь будет располагаться одна из моих резиденций, поэтому я никак не могу, да и не хочу, отдавать его вам.

— Подарите дворец мне, и заберите меня, тогда дворец будет принадлежать вам, как и всё, что я имею…- девушка улыбнулась очень ласково, так, что у меня ёкнуло не только сердце.

— В каком смысле «заберите меня»? — не понял я широты её мысли.

— Ну, в наложницы я не пойду, прислужницей не стану, остаётся только взять меня в жёны.

— Стоп. — я выставил ладонь вперед, как бы ограждаясь от бойкой девицы… или женщины, непонятно.

— Вы, совершенно случайно, не беременны? — задал я первый, самый актуальный в такой ситуации, особенно в моем прошлом мире, вопрос: — Просто, вы, уважаемая Гюлер ещё недавно были замужем, а от этого, говорят, детишки нарождаются. Не то, чтобы я был против детей, но рассуждения, что мол «отец не тот, кто кровный отец, а тот, кто ребёнка воспитал» мне претят.

— Как вы сказали? — не поняла моей речи степная красотка: — Отец не тот, кто отец…

Девушка впала в задумчивость, после чего, очевидно, поняв смысл фразы, густо покраснела.

— Нет, если вы, ваша светлость, решили обсудить со мной настолько интимные вопросы, то я вам отвечу — после того, как я последний раз делила постель со своим бывшим мужем, я уже роняла кровь и его ребенка я в своем чреве не ношу.

— Гхм. — я чуть не подавился, не ожидая от восточной женщины такого конкретного ответа: — Ну что, что-то начало проясняться. Скажите, а вы действительно расторгли брак или…

— Олег Александрович, поверьте, если бы я оставалась женой Мешко, Слободан не посмел бы меня бросить на пристани, с сундуками и парой служанок. — глаза девушки блеснули такой черной яростью, что я не позавидовал ни Мешко, ни Слободану Третьему.

Девушка сделала глоток, и я слышал, как ее зубки стукнули о край пиалы, видимо ярость и обида не оставила ее сердце.

— И, как бы не называли меня бывшие свекровь и свояченица, они не посмели бы бросить даже такую дикарку, как я, если бы я оставалась женой наследника.

Я прокрутил в голове ситуацию, и был вынужден признать, что это аргумент.

— Гюлер Бакровна, что я должен дать вам я услышал. Теперь осталось выяснить. Что я получу взамен.

— Князь, я помогу вам завоевать или привести к покорности племена, населяющие землю на протяжении десяти дней пути всадника на доброй лошади.

Я подошёл к окну и взглянул на далекие заснеженные шапки гор.

— Это до отрогов большого Тянь-Шаня, получается?

Девушка, сидящая ко мне спиной, энергично кивнула.

— Хорошо, я вас услышал, сегодня дам ответ. — я отставил пустую пиалу и встал с кресла.