Глава семнадцатая.
День-ночь — бредем по жаркой Африке, день-ночь — всё там же мы бредем.
Вот привязались строки, всё время, навязчиво, всплывают в подсознании. И хотя мы не бредем, а крутим педали, и вокруг точно не Африка, а…
Интересно, а где мы крутим педали по бесконечной жаркой степи? Что это? Центральная Азия? Да еще Киплинг этот привязался, певец британского милитаризма. Вообще, мне Киплинг не нравится. Во-первых, потому, что прекрасная кошка Багира, в первоисточнике от автора оказалась мужиком –пантерой, во-вторых, за то, что о русских он высказывался не очень хорошо, отказывая нам в праве подпоясаться и нести бремя белого человека. Мне у него нравятся только несколько строк — про пулемет, который у нас есть и про то, что нельзя стрелять котиков у русских Командор. Вот под этим я готов подписаться двумя руками. Котиков вообще стрелять нельзя, а у русских островов тем более. И вообще, после того как мои войска постыдно отступили под огнем британских магов от Рудного, самое большое мое желание — чтобы Редьярд наш Киплинг в своих балладах воспевал шахты и рудники княжества Булатовых как место гиблое для каждого англичанина.
Я затормозил и опершись на ноги, оглянулся назад.
Мимо меня катилась колонна, серых от пыли, велосипедистов. Серые гимнастерки, серые велосипеды, серые от пыли, широкополые шляпы, переделанные из форменных бескозырок, общепринятых для нижних чинов армии империи. Только я и офицеры щеголяем в панамах, сшитых по моим эскизам, основанным на воспоминаниях из службы в Среднеазиатском военном округе, благо при Союзе занесло меня ненадолго я этот филиал ада на земле — поселок Гвардейский в самом сердце Голодной степи…
Солдаты неторопливо проезжали мимо меня, равнодушно глядя перед собой. Всё понимаю- не дал передохнуть после боя в бывшем оазисе, сразу погнал солдат дальше в путь, как только разместили раненых и отобрали самые целые велосипеды, благо, было из чего выбрать. Но, единственный наш козырь в этих бескрайних степях — это скорость. Местные беи и баи уже забыли про грозный кавалерийский полк, что внезапно появлялся у их стойбищ и, подавив магическим огнем всякое сопротивление, диктовал непреклонную волю князя Булатского остальному мировому сообществу. Забыли и расслабились местные властители, что княжеские стрелки способны за сутки перемещаться на шестьдесят и более верст. Надеюсь, что мое появление, к исходу второго дня, во владениях князя Слободана Третьего будет для его коварного свойственника неприятным сюрпризом.
И когда казалось, что мои ноги, давно ставшие деревянными и продолжающие крутить педали каким-то чудом, я увидел, что голова колонны полка остановилась, солдаты просто падали вместе со своими велосипедами или повисали на рамах, тяжело дыша, с закрытыми глазами.
— Что случилось? — я подъехал к столпившимся вокруг веломобиля, из которого торчала голова проводника, офицерам.
— Ваша светлость…- прохрипел тот: — Вы наказали предупредить. Ехать нам осталось примерно десять верст. Вот здесь удобная балка, чтобы отдохнуть и отсидеться. Здесь практически никто не бывает, земля мертвая, а вот дальше уже пойдут поля и можно людей встретить.
— Понял, спасибо. Командиры, спускаемся вниз, на гребне выставляем часовых, остальным — отдыхать. Меня не беспокоить.
Я присел на камень, достал из подсумка карту и мысленно позвал ворона.
Я присел на камень, пока, мимо меня, скатывались в низину между холмами последние велосипедисты полка, позвал ворона, который громко хлопая крыльями и недовольно каркая, приземлился на мое плечо, где, с недавних пор появились толстые подплечники, которые берегли мое тело от острых когтей птицы.
Богиня меня не обманула, усилив мой разведотряд двумя орлами, вот только напрямую коммутировать с степными хищниками у меня никак не получалось, приходилось действовать через черного посредника. Я дотронулся рукой до сухой лапы ворона, то гневно каркнул и попытался меня напугать, сделав вид, что собирается клюнуть меня в руку. Но я на провокацию крылатого шутника не поддался, и руку не отдернул. Ворон, хотя и считается мудрой птицей, не мог никак уяснить, что шутка, повторенная многократно, смешной уже не считается. Потоптавшись на моем плече, ворон сильно оттолкнулся и взлетел, направившись на восток, постепенно набирая высоту, под неодобрительным взглядом дозорного, залегшего за камнями шагах в ста от меня. Не то, чтобы народ считал меня каким-то чернокнижником, но ворон считался предвестником недобрых вестей или чьей-то смерти, поэтому и отношение было, мягко говоря, настороженное.
Через несколько минут перед моими глазами появилась картинка обширной местности, проплывающей под парящей на высоте, птицей. Картинка места, куда я направлял свой-птичий взгляд, была необычайно четкая, только подкрашена более яркими красками.
Холмы, за которыми мы укрылись, переходили в пологую гряду, протянувшуюся с юга на север, за которой раскинулась огромная долина, окружавшую зеркальную гладь озера Зайсан, настоящая жемчужина данного края, на берегу которого располагалась одноименная столица местного княжества. В отличие от Булатского княжества местные правители не могли похвастаться залежами особо ценных полезных ископаемых, они были сильны другим. С отрогов гор, возвышающихся над долиной с юга и востока, в озеро стекало семь полноводных рек, что давали живительную влагу всей долине. Из озера же вытекала только одна, зато судоходная река Иртыш, что давала дешевое и удобное транспортное сообщение с Сибирскими владениями империи, правда, всего на семь месяцев в году. Вся долина была исчерчена квадратами сельскохозяйственных полей и голубыми полосами оросительных каналов. Тут и там виднелись маленькие фигурки убирающих урожай людей, двигались какие-то жатки, всадники гарцевали по границам поля…
Вот за этих всадников и зацепился мой взгляд, больно они выделялись из благолепной картинки уборки богатого урожая, как будто взятой из старого фильма «Кубанские казаки», вот только всадники эти больше напоминали конвой. Причем, было ощущение, что жизнь кипит только на трети сельскохозяйственных угодий княжества, как будто население многочисленных поселков собрали в одном месте, сформировали из них стахановские бригады, что ударно собирали урожай, который…
А урожай, в отличие от моих представлений, никуда не засыпался, не скирдовался и не складировался. Все свозилось на большую, утоптанную сотнями ног и колес площадку, что зерно, засыпанное в огромные корзины, загружали в несколько рядов, в разномастные колесные транспортные средства, от простых крестьянских телег, до азиатских арб, с огромными колесами, в которые были запряжены двугорбые верблюды. Направив орла на юг, в сторону, поднимающегося над дорогой тучей пыли, я увидел колонну примерно из ста повозок что в сопровождении десятка вооруженных всадников, медленно направлялась на юго-восток, в сторону прохода в Джунгарскую котловину, где не первый год шла кровавая война всех против всех, подогреваемая, Китаем с востока и британцами с юга.
Полюбовавшись на караваны, вывозящие фураж и прочие богатства на юг, я повернул взгляд птицы на север где, на берегу озера, в окружении рукотворных каналов, раскинулся небольшой, укрытый зелеными садами, городок, вокруг которого концентрировались вездесущие вооруженные всадники.
Весь берег в черте городка был забит разномастными речными судами, от парочки паровых буксиров, сцепленных с широкими баржами, до пузатых деревянных лодок, типа стругов средневековья.
Особенность зрения птицы, в глазах которой самый последний оборванец, на старой кляче, выглядел как разряженный в цветастые шелка, придворный, мешало мне однозначно идентифицировать оккупировавшую соседское княжество кавалерию, но судя по дыркам и заплатам на одежде, разномастному вооружению, это были степняки. А вот, на северной оконечности озера, в узости истока Иртыша, стояла, направив стволы пушек на воды реки, вполне себе регулярная батарея из двенадцати орудий, с прислугой, облаченной в форму, подобную той, что была надета на индусов, с которыми мы схватились у поселка Рудный. И парочка офицеров со светлой кожей и рыжими бородами там присутствовала, явно, из числа европейцев. Самое интересное, что пушки стояли открыто, за ними располагались зарядные ящики, как будто артиллеристы не предполагали наличия самого маламальского сопротивление, а прибыли на полигон, пострелять по мишеням. В качестве прикрытия, позади батареи располагались несколько разъездов конных кочевников, но какие-то странных. Одежда их изобиловала заплатами, а вооружение больше всего напоминало заточенные, а затем обожжённые в огне костра, длинные колья и неказистые ножи. Никаких сабель при «воинах» я не заметил. Было ощущение, что сюда согнали самую нищую гопоту, так как ничего прибыльного в этом месте не предвиделось, но кого-то, все равно, послать нужно.
Пометив на схеме, так как карты у меня не было, «рекомендуемые для посещения туристами» места, я вновь вошел в сознание птицы и погнал воздушного разведчика к городу. Складывалось полнейшее ощущение, что столица моего местного коллеги, Слободана Третьего находиться в осаде, на полях принудительно работают, под охраной десятков конных кочевников те из крестьянства, кто не успел убежать в крепость, под защиту, наполненных водой, рвов. Ну а сообщение по реке водным путем перекрыто пушечной батареей, под командой европейских офицеров. Я выпал из сознания ворона и обессиленно упал на землю — слишком отличалось человеческое и орлиное восприятие, и мне, несмотря на тренировки, было очень тяжело долго оставаться в головах гордых птиц. Последний раз я воспользовался глазами ворона уже на закате. Несмотря на то, что птицы плохо видят в темноте, мне было крайне необходимо понять, кто и где сегодня ночует.
Пленников из числа крестьян, что работал в поле, на закате согнали в колонну, и погнали к нескольким амбарам, после чего заперли их там, предварительно выдернув из строя пару десятков женщин. В остальных местах воины просто готовились к ужину и ночевке — разжигали костры, бегали за водой, расседлывали и сбивали коней в табуны, которые молодые ребята гнали в сторону реки, надо полагать, на водопой.
— Господа офицеры…- я спустился в низину, собирая командиров на постановку боевой задачи.
Конечно о полноценном отдыхе солдат не могло быть и речи — элементарной воды даже не было, в флягах жалкие крохи, но иного выхода не было.
— Первый эскадрон выдвигается в том направлении…- я сунул командиру свои кроки для снятия копии: — Через пять верст выскочите на тракт, что идет на юг. Еще через две версты, справа от дороги, будет протекать ручей, где можно набрать воду. Дальше вам необходимо скрытно двигаться параллельно дороги, обнаружить места ночевки обозов, там в каждом около сотни телег и по десятку верховых охранников. Приказываю — обозы отбить и вернуть. Место встречи — вот здесь, где поля начинаются. Можете выдвигаться.
Если охрана из степняков, стороживших батарею, просто запалила два больших костра, отдыхая возле них, расседлав и отпустив пастись лошадей, то индусы выставили часовых по периметру площадки, но только это мало им помогло — полсотни жаждущих крови вояк прошли мимо них, особо не заметив. Самые большие потери артиллеристы понесли, пока выбегали, в свете костров, из палаток, стремясь сделать хоть что-то.
К нашему счастью, огнестрельное оружие на батареи имели только офицеры, но что могли сделать два револьвера против нескольких десятков ружейных стволов. Не один из индусов, что вооружились кинжалами и какими-то палками из которых я знал только банники, даже не добежал до цепи русской пехоты — все были расстреляны на расстоянии. И даже то, что кто-то сообразил, разбросать ярко-горящие, костры, нашим врагам не очень помогло — магические осветительные огни, что я подвешивал над полем ночного боя, из моих рук выходили все легче и легче.
Кавалерийское же прикрытие батареи действительно состояло из каких-то пастухов, что при первых же выстрелах, побросали свои палки-копалки и просто легли у костра, уткнувшись лицом в траву и зажмурившись. Парочка конечно удрала, пользуясь темнотой и тем, что они, как неуловимый Джо были никому не нужны.
Оставшаяся часть ночи ушла на сбор трофеев, овладение материальной частью британской колониальной батареи и ловлею разбежавшихся лошадей, чем, под прицелом нашего оружия, занялись пленные кочевники.
Быстрый допрос части из них, тех, кто знал русский язык показал, что в основном я был прав в своих выводах. Княжество было захвачено быстрым налетом, большая часть населения не успела укрыться в городе, так как часть кочевников прошла к самым городским укреплениям, как свита княжеского свата Бакра. А дальше начался организованный грабеж — мобилизовав местную и пришлую тягловую силу, Бакр организовал транспортные колонны, что челночным методом вывозили, как раз, поспевший урожай во владения степняка. Крестьян, захваченных в полон, согнали в амбары, откуда, на рассвете их выгоняли на битву за урожай. Ну а большая часть войска осадила городок. Попытка послать за помощью в Империю пароход заезжего купца успехом не увенчалась, так как водный ход был перекрыт британской батареей, надо полагать, состоящей из отправленных в отпуск, солдат и офицеров британской индийской армии, или армии Вест-Индийской компании, я в этих тонкостях плохо разбирался. Со слов пленных стрельба была один раз днем и один раз ночью, и ночью, очевидно, с жертвами, так как утром к берегу прибило пару трупов, что конные бомжи, изображавшие охрану батареи, с удовольствием раздели забрав те тряпки, в которые были облачены незадачливые речники. После второго случая иных попыток прорыва не было.
Так как уже рассвело, я решил выдвигаться в сторону города. Среди моих вело-кавалеристов нашлись пара человек, что раньше служили в артиллерии, так что, с ядрами и шрапнельными гранатами, которые я всегда считал бомбами, такие, знаете ли, круглые, с фитильком, торчащим наружу, что хранились в колесных зарядных ящиках, мы разобрались. Пока пленные суетились, запрягая британских и своих коней, что удалось поймать, в постромки, я решил проверить дорогу и призвал ворона. Призвал, чтобы, буквально через пять минут, разорвав контакт, закричать:
— Распрягай, орудия к бою!
Степная кавалерия густой лавой вывалилась из-за прибрежных кустов, замерла на минуту, увидев выстроенные в ряд, орудия и цепь пехоты перед ними, но все-таки решилась на атаку.
Пушки были какого-то переходного типа, с интуитивно понятными колесиками, что двигали ствол вверх-вниз и вправо-влево, а наводил орудия я через ствол, перебегая со своими специалистами –заряжающими, от пушки к пушке. Не скажу, что я оказался выдающимся артиллеристом, скорее даже не очень, положив несколько гранат перед мчащейся кавалерийской лавой, пытаясь пристреляться и понимая, что не успеваю. Уже решил переходить на картечные выстрелы, надеясь успеть сделать пять –шесть выстрелов, пока всадники преодолеют последние пятьсот метров, когда степняки хлынули влево-вправо, растягивая строй и открыли по нам огонь из каких-то ружей. Говорят, что степная «карусель», когда сотни всадников крутятся вокруг пехоты, забрасывая неуклюжее стрелковое каре тучами стрел — это страшно, но сегодня привычная схема боя была сломана.
Всадник, стреляющий из ружья со скачущей лошади, всегда проиграет стрелку, ведущему стрельбу из положения лежа, к тому же, прикрываемому артиллерийским огнем, пусть даже, в качестве наводчика выступал криворукий князь Булатов. Получив несколько шрапнельных разрывов в самой гуще мельтешащей кавалерии, и потеряв пару десятков воинов, степняки решили убраться, и правильно, а то, с такими методами стрельбы я мог скоро остаться без пушечных зарядов.