Бытовик 2

Глава 20

Глава двадцатая.

На рассвете небольшой прогулочный пароход «Звезда Востока», растопивший паровую машину еще ночью, принял на борт семью князя, немногочисленную охрану, свиту и прислугу, после чего, шлепая гребными колесами по воде, двинулся к устью Иртыша.

К своей цели пароход шел почти полтора часа, после чего, завидев узость устья реки, стал замедлять ход.

— Вижу фарватер. — оторвавшись от подзорной трубы, воскликнул капитан парохода и покосился на стоящего рядом с ним князя.

Фарватер, в виде, разнесенных между собой буёв белого и красного цветов, что лениво покачивались на спокойной воде озера, располагался существенно ближе к левому берегу, на котором виднелись темные силуэты, выстроенных в ряд, пушек. Ширина устья здесь достигала трех верст, что являлось предельной дальностью стрельбы для легких британских пушек, но прижимаясь к правому берегу никто и никогда не плавал — все пароходы спокойно проходили по середине прохода, где, промеренные глубины, не таили никакой опасности. Безусловно, подполковник Бородуля пытался ночью подойти поближе к батарее противника, дабы выяснить его силы, и так нелепо погиб. Да и купеческий буксир пытался пройти посредине известного фарватера, куда британцы из своих пушек попадали легко, а если пройти вдоль правого берега. На мальчишку Булатова, что пребывал в заложниках на батарее, плевать, главное, что если проскочить, то не придется платить десять тысяч рублей, черт, пятнадцать тысяч, если считать и купеческий взнос… Очень не хотелось князю Слободану отдавать деньги, которые, после потери налаженного хозяйства ой как нужны. Правда, государь, в счет потерянного княжества обещал территорию в пределах Империи, что автоматически освобождало его от необходимости содержать дружину, которая изрядно опустошала казну княжества. Да и титул Император обещал вернуть, а потом, после победы на западе, наградить еще землями…

Замечтавшегося о будущих приобретениях, князя грубо прервали — одна из пушек на проклятой батарее рявкнула, окуталась дымом и откатилась назад, а над озером, со свистом пролетело ядро, что упало в воду, аккурат у правого берега, подняв в воздух высоченный столб взметнувшейся вверх воды. Дочь, жена и прочие дамы из свиты, выбравшиеся на палубу погулять, оглушительно завизжали и, обезумевшим стадом, бросились обратно в салон, как будто, его тонкая обшивка могла защитить от ядра или бомбы.

— Господа, прошу вас успокоить дам. — князь кивнул стоящим на мостике, подле него, сыновьям, а сам повернулся к капитану: — Намёк более чем понятен. Правьте к фарватеру, за двести сажен остановиться и встать на якорь после чего спустить ялик.

Когда флагманская калоша князя остановилась на распутье, я, как будто, уловил сквалыжные мысли старого князя, обдумывающего возможность пройти мимо пушек на максимальном удалении от нашего берега и причем совершенно бесплатно.

— Господа! — я повернулся к двум своим доморощенным артиллерийским расчетам, что стояли в готовности у орудий: — Самую правую пушку зарядить двойным зарядом и всем укрыться. Угол возвышения — сорок пять градусов. Огонь!

Слава богам, британская пушка выдержала двойной пороховой заряд, а заряд аккуратно лег в воду у самой кромки противоположного берега. Удачный выстрел, и самое главное, очень эффектный — колесный пароходик резко сменил курс и двинулся в сторону сооруженного из раскрашенных кожаных мешков, качающихся на воде.

— Приготовиться!

Бойцы, одетые в форму туземных войск (что делать, в этих бедных землях покойников закапывали весьма в облегченном виде, больно ценной была для меня трофейная форма) присели у орудий, изображая полную готовность к открытию огня.

Больше никаких сюрпризов и неожиданностей не было. Пароход встал на якорь напротив фарватера, за борт спустили небольшую лодочку, в которую забрался крепкий тип и быстро погнал лодку к берегу.

Мешок с деньгами тяжело упал на берег, моряк оттолкнул ялик, но я, облаченный в небрежно заштопанный и застиранный мундир британского артиллериста, надеюсь, с английским акцентом, крикнул:

— Стоп!

После чего. Под недоуменным взглядом речника, разрезал горловину мешка и, не торопясь (англичанин я или не англичанин) старательно выкладывая золотые и серебряные монеты столбиками по десять штук.

Закончив подсчет, я нетерпеливо махнул рукой:

— Убираться! Прочь убираться!

Речник пожал литыми плечами и торопливо погреб обратно к пароходу. Через полчаса пароход неторопливо прошел мимо, аккуратно пройдя посередине узкого прохода.

Отойдя на половину версты, пароход вновь встал, а в подзорную трубу я заметил, стоящего на балконе капитанского мостика мужчину, что всматривался в мою сторону в, похожую на мою, подзорную трубу. Судя по фигуре и сюртуку, это был сын –наследник князя Слободана Третьего. Очевидно, предприимчивый молодой человек надеялся, что наивный таёжный юноша, Олег Булатов, сам приплывет на пароход, прямо в ловушку, чтобы сдать мою тушку имперским властям за скромное вознаграждение в десять тысяч рублей.

— Ребята, разверните одну пушку в сторону вон той посудины и положите ядро рядом с ней. Но, упаси вас боги, попасть в это корыто, нам этого совсем не надо.

После того, как второе ядро, веселым зайчиком проскакало по воде мимо парохода, князь решил не испытывать судьбу, и грустно свистнув гудком, пароход медленно двинулся вверх по течению.

Буксир, что тянул за собой большую баржу, полную солдат. Буксир, чадя черным дымом из трубы, аккуратно вошел в обозначенный фарватер, практически вышел из него, я махнул рукой и, через пару секунд, над водой, далеко разнесся звук удара и треск, сминаемых досок днища баржи — броненосец береговой обороны «Плот-1», прибитый к берегу и найденный моим конным патрулем прошлой ночью, свою задачу выполнил. Протопленный посредине узкого фарватера, под гнетом привязанных к нему каменных глыб, после прохождения над ним буксиров, по моей команде, плот освободился от своих оков и стремительно всплыл, подставив несколько, прибитых поверх плота, массивных бревен под тонкую обшивку старой баржи. Под крики пассажиров, башня начала оседать на борт, буксир, отчаянно дымя, потащил тонущую баржу к берегу, но она слишком быстро зарывалась носом под воду, грозя утащить маленькое суденышко вместе с собой, и на буксире начали отчаянно рубить канаты.

Солдаты инстинктивно бросились к корме, подальше от, зарывающегося в воду, носа баржи, столпились там, отчаянно орущей плотной массой, нос баржи чуть –чуть задрался и полузатопленная деревянная лохань замерла, практически черпая воду притопленными бортами.

Буксир, освободившийся от своего груза попытался подойти к барже, чтобы начать спасать людей, но, от поднятой им волны, баржа сильно закачалась, принимая новые порции озерной воды через борт, солдаты заорали и буксир, отрабатывая машиной «самый малый назад», начал отползать подальше от места катастрофы.

Ну, так даже лучше получилось. Я рассчитывал, что буксир дотащит баржу до отмели и я, под угрозой своих двенадцати пушек, продолжая играть роль британского офицера, возьму в плен княжеских солдат, а дальше как-то выкружу, сумев или переманить их на свою службу, или заставив отрабатывать спасение на своих предприятиях. В любом случае, выпускать триста обученных военному делу, знающих местные условия, людей я не собирался. Слишком дорого стоил в этой степи каждый человек, разговаривающий со мной на одном языке.

Буксир мы прогнали выстрелом из пушки, после чего не дали приблизиться к фарватеру каравану купеческих судов и следующей княжеской баржи, на которой перевозили сотню лошадей княжеской кавалерийской сотни. Ни одно из судов не рискнуло проскочить мимо фарватера под грозными дулами моих орудий — все речные лоханки, постояв в раздумьях, вернулись к пристани блокированного Зайсана, во все лады костеря коварных англичан.

Как я понимаю, с плавательной подготовкой у степных воинов князя Слободана Третьего было очень слабо. Из трех сотен человек, что боялись пошевелится на палубе полузатопленной баржи, осмелились прыгнуть в воду и поплыть к нашему берегу только два десятка человек, которые, обессиленные, были выловлены на берегу солдатами в незнакомой форме, с смуглыми, как будто, специально обляпанными грязью, лицами, что разговаривали на непонятном языке, в основном состоящем из звуков «Гыр-гыр» и «Шлям-плям».

Людей вытаскивали из воды и под дулами винтовок связывали руки за спиной, после чего укладывали в рядок на берегу, замотав голову грязными тряпками. Хитреца, который хорошо плавал и пытался выбраться на берег в стороне, поймала парочка кочевников и ударами тупыми концами коротких пик, пригнала все к тем-же англичанам.

Я же нетерпеливо ждал вечерних сумерек — оставлять людей на барже до утра я не собирался, мне нужны были люди, а не, раздувшиеся в воде, утопленники.

В вечерних сумерках тишина дальнего берега внезапно разорвалась выстрелами и криками, звоном железа и ржанием испуганных лошадей, и, в довершении концерта, с британской батареи пальнула пушка и ядро с гулом пролетело над набитой людьми, кормой баржи. А через несколько минут, над связанными пленниками раздались торопливые шаги десятков людей.

— Кто такие? — человека, уже простившегося с жизнью, сильные руки вздернули на ноги и сорвали с головы, пахнущий лошадиным потом, мешок.

— Кто таков, чьих будешь?

— Рядовой первой роты Корсанского княжеского полка Бурунов.

— Здесь как оказался?

— Так тонуть мы стали э-э-э…- боец наконец проморгался, и теперь не знал, как величать мою светлость.

— Ваша светлость.

— О! Тонули мы на барже ваша светлость, так я с баржи то в воду сиганул и на берегу меня…- воин опасливо оглядел окружающую нас темноту: — Англичане в плен захватили.

— Не робей, англичан мы отсюда выбили, они, наверное, уже на половине пути к своей Индии.

— Слава предкам, ваша светлость.

— Развяжите его. — дал я команду: — Терпи, скоро боль в руках пройдет. А что, это все. кто с баржи из солдат спаслись?

— Так нет же, ваша светлость…- солдат скрипел зубами от боли в руках: — Там на барже еще куча народу, она каким-то чудом еще на воде держится.

— Так что же ты молчишь⁈ — я отыгрывал свою роль как прима Мариинского императорского театра: — Лодки скорей сюда. Покажи, в какой стороне баржа, боец?

Миг, и на темными водами озера, в том направлении, куда ткнул пальцем солдат, улетела магическая осветительная «ракета», вырвав из темноты множество бледных лиц, с надеждой глядящих на свет, повисший над головами. Надо ли говорить, что и лодки, в скором времени, выскользнули из-за ближайшего мыса, и лагерь обнаружился за ближайшим холмом, с кострами и котелками, в которых, практически мгновенно, начала булькать каша с ломтиками сушеного мяса, куда и отвели «освобожденных» пленных.

Лодки сновали как челноки, осторожно снимая людей с покрытой водой, палубы, быстро доставляла их до берега, где их встречали и провожали к кострам, наливали горячего варева и чарку водки, после чего укладывали спать, выдав шинель, одну на двоих. Если лечь спина к спине, то ширины шинели как раз хватало для того. чтобы укрыть обоих. А пламя костра позволяло вполне комфортно переночевать вблизи него. В лодки солдат принимали только без оружия, заставляя складывать уставные тесаки и сабли прямо на палубу. Их мои бойцы собрали в последнем спасательном рейсе. Как я понимаю, огнестрельное оружие князь, следуя ультиматуму своего бывшего свата, приказал оставить на берегу, а холодные клинки я завтра выдам только тем, кто перейдет ко мне на службу.

— Подъем. Подъем! Всем встать! — на рассвете поднимали спящих у костров людей мои бойцы, большинство которых, за ночь, обзавелись унтер-офицерскими лычками на погонах: — Умываться и подходить за пайкой.

Кружка горячего отвара. Кусок хлеба с ломтиком сала — вряд ли князь Слободан Третий кормил своих бойцов по утрам лучше. Через десять минут новоиспеченные унтера строили чужое воинство перед мною, любимым.

— Солдаты! — голос мой, усиленный жестяным громкоговорителем, разносился над берегом озера: — Вчера вы все были на волоске от лютой смерти, но мы, войско княжества Булатова, что, услышав просьбу о помощи вашего бывшего князя, преодолело пустыню и спасло вас.

— Сейчас я спешу спасать тех, кто ждет своей участи там, в городе! — я обличающе ткнул пальцем в сторону далекого городка: — Кого бросили на поживу степнякам все те, кто обещал защищать их, не жалея своего живота. Да, для меня горожане никто, я не обещал их защищать, они не кормили меня много лет, но я пришёл им на помощь и готов взять их под свою защиту. Времени нет, там, каждую минуту гибнут люди, поэтому спрашиваю вас один раз. Кто готов защищать наших людей и победить врага? Шаг вперед, им я раздам оружие. Кто надеется жить вечно и боится выполнить свой долг — валите на хер, дорога в империю там.

Народ в строю зароптал. Дорога на север была действительно там, но только каждый знал, что это путь в сотни верст и в одиночку его не пройти даже самому могучему богатырю.

— Ваша светлость, дозвольте вопрос? А где князь Слободан? — выкрикнули из глубины строя.

— Не знаю. Его пароход последний раз видели вчера утром — он уплывал по Иртышу на север. Надеетесь догнать? Вперед, я никого не держу.

— Ваша светлость, а где англичане?

— Ну что же, последний ответ на последний вопрос. — усмехнулся я: — Англичан мы догнали и теперь они все лежат в той могиле, их пушки ружья и деньги у меня. Все, вопросы на этом закончились. Кто желает служить мне — шаг вперед. Через десять минут мы выступаем.

Как вы думаете, сколько человек отказалось служить удачливому князю, победителю англичан и спасителю солдатских шкур? Правильно, всего трое, кои и были пинками отправлены в сторону севера, без оружия и снаряжения. Надеюсь, скоро я обнаружу их в роли рабов в ближайшем кочевом стойбище, куда я планировал нанести дружеские' визиты в ближайшее время. Остальные бойцы были разбиты на взводы, в которые, в качестве цементирующей силы, я выделил по четыре свежеиспеченных унтера из моего полка. Раздав новобранцам тесаки и шпаги, я выдвинул свои силы в сторону городка. Впереди, в качестве прикрытия, двигались, развернутым строем, две роты, фланг прикрывался третьей сводной ротой из бывших княжеских кавалеристов, а в середине этого полукаре, двигались упряжки с пушками. В местных реалиях это была большая сила, способная сломать хребет тысяче хана Бакра.

К вечеру этот усиленный батальон приблизился к окраинам города. Один раз нам пытались воспрепятствовать орда степных всадников, что густой лавой выскочила из какого-то оврага. Пехота, вооруженная только тесаками и саблями, было подалась назад, неуверенно оглядываясь по сторонам, но не побежала, что дало нам время успеть развернуть несколько орудий.

— Ложись, всем лечь, бестолочи! — забегали вдоль шеренг унтера, кулаками и пинками, заставляя солдат выполнять эту странную команду.

Офигевшая от нашей, нелепой тактики кочевники начали придерживать коней, не понимая, что за каверза их ждет и оказались перед жерлами готовых к стрельбе, пушек.

Поняв в чем дело, пехотинцы стали расползаться в стороны, чтобы не попасть под дружеский огонь ближней картечи, а, смуглые всадники, не страдающие тупостью, мгновенно пришпорили своих скакунов, стараясь рассеяться в разные стороны.

Такой расклад меня вполне устроил — количество боеприпасов к пушкам, хранившихся в зарядных ящиках пушек, было ограничено, и я не собирался начинать бой в столь невыгодных условиях.

Подходя к окраине городка, я запустил в вверх магический сигнал, призывая командира вело-кавалерийского полка поручика Галкина выступать мне навстречу. Видно мой сигнал было похуже, чем в ночной темноте, но я надеялся, что бравый поручик его заметил. Через некоторое время раздались редкие выстрелы, которые постепенно приближались к нам, а потом появилась и голова колонны полка поручика Галкина.