Бытовик 2

Глава 9

Глава девятая.

— Подсудимые, прежде чем суд вынесет вам приговор, вы имеете право на последнее слово…- не скажу, что я, как король маленького и бедного королевства из фильма «Старая, старая сказка» выступал в роли одновременно судьи, прокурора и адвоката, но судить в качестве высшего суда княжества я право имел, коим сейчас и воспользовался.

После моих слов поднялся общий гвалт, очевидно девять охранников из Орлова до сего момента считали, что они участвуют в каком-то смешном балагане.

Минут через пять подсудимые замолчали, и я повернулся к, сидящему сбоку, Карпу Никитичу Сутолкину, на которого была возложена роль судебного секретаря:

— Записал?

— Нет, ваша светлость, не успел, так как половину слов не разобрал…

— Запиши, что вместо последнего слова подсудимые оскорбляли государственную и судебную власть княжества, обратив свои слова в нецензурную форму…

— Чего?

— Пиши — матом крыли власть княжества.

— А! Понял…- секретарь принялся торопливо строчить в протоколе судебного заседания.

— Всем встать! — заорал командир конвоя, выполняющий сегодня роль приставов и подсудимые подскочили с лавки, вдохновленные тычками конвоиров.

— Высокий суд княжества Булатовых, рассмотрев материалы дела, пришел к выводу, что вина подсудимых, в совершении вменяемого им преступного акта, а именно, нанесении телесных повреждений и попытки похищения подданного княжества в мирное время доказана полностью. В соответствии с статьей сто тридцать частью пятой Уголовного уложения княжества, данное преступление, совершенное группой лиц, по предварительному сговору, наказывается либо пожизненными каторжными работами или смертной казнью через повешенье…

Кому-то из осужденных сильно поплохело, один даже начал в обморок падать, но был подхвачен конвоирами… А как вы господа хотели? Вообще, данная статья принималась много лет назад, чтобы дать возможность командирам конных патрулей княжества, без лишних разговоров вешать степняков, при которых будут обнаружены рабы или пленники из числа подданных империи или княжества, но и в данном случае она хорошо сработала.

— Но, учитывая чистосердечное признание вины, а также то, что преступление подсудимые совершили под давлением лиц, от которых подсудимые пребывали в служебной зависимости, исходя из гуманистических убеждений, присущих судебной системе княжества, суд установил, что подсудимые заслуживают особого снисхождения и, по совокупности, приговаривает Хохлова, Басумова,…… с трем годам каторжных работ.

Смотри, а у осужденных и лица просветлели, и подобия улыбок на лицах проступили, и я решил еще больше подсластить пилюлю.

— Суд доводит до сведения осужденных, что в соответствии с Уголовным уложением княжества, заключенные, отбывшие не менее половины срока и не имеющие взысканий со стороны администрации каторги, вправе подать прошение Высокому суду княжества о смягчении приговора, в том числе, о сокращении срока или переводе осужденных на вольное поселение. Жалобу на приговор Высокого суда княжества можно подать в течение десяти дней, начиная с завтрашнего дня, через администрацию каторги. На этом объявляю судебное заседание закрытым.

Ну вот, и первые шахтеры у меня появились. Правда, придется одну роту стрелков на шахту выдвигать и кому-то доплачивать за исполнение роли тюремщиков, но лиха беда начало. Пока я буду разыскивать пропавших шахтеров и их семьи, эти девять человек начнут добычу угля, а то запасов, что подняты на поверхность хватит для закрытия поставок империи и отопления домов Покровска в зимний период, но хотелось что-то еще продать и на этом заработать.

Сколько там добыл за смену Алексей Стаханов? Сто тонн? Правда, работал он новомодным отбойным молотком и его поддерживала бригада из четырех человек, но должны осужденные вырубать, хотя-бы килограмм пятьсот?

— Карп Никитич… — я повернулся к секретарю, что собирал бумаги: — Не уходи. Нам еще надо розыскные листы на купцов Барышникова и Благодеева в полицейскую часть Орлова — Южного направить, о их розыске и передачи нам, как организаторов похищения…

Как блеснули глазки у Карпуши после моих слов. Интересно, это возбуждение у моего секретаря от чего образовалось — желает отомстить своему хозяину или, напротив, упредить кого-то из купчин о грядущей опасности. И ничего смешного здесь нет. По договору, заключенному между империей и княжеством Булатовых, обе стороны взаимно признавали решения судов друг друга и обязались ловить татей на своей территории и передавать друг другу, как говорится, с головой. Я, конечно, не верю, что полиция Орлова примется вязать двух богатейших жителей города, получив мой запрос, но, то, что теперь купцы будут ходить и оглядываться, это к бабке не ходи. Самым умным ходом было для этих господ было или замириться со мной, чтобы Высокий суд в моем лице розыскные листы отозвал, или уехать из пограничья, но, на это, господа вряд ли пойдут — слишком привольно они чувствуют себя здесь, на фронтире.

Утром дежурный мальчонка отнес пакет с розыскными листами на станцию, передав его старшему по эшелону, уходящему в ежедневный рейс, но и мой секретарь не спал, а подскочив с раннего утра прибежал на станцию, проследил, что девятерых осужденных загрузили в открытый вагон, идущий на шахту, что на платформы грузится целая рота, написал что-то на клочке бумаги, после чего пошёл потолкаться на перроне с курящими солдатами, уточнил папироской одного-второго, с третьим о чем-то переговорил и передал ему небольшую бумажку и монетку. Ворон, глазами которого я наблюдал о странных передвижениях моего «доверенного» работника, взлетел с конька крыши станционного здания, ловко, на лету, нагадил на бескозырку стрелка, согласившегося на роль письмоносца, после чего связь с птицей прервалась, чтобы возобновиться вечером.

Солдатик к тому времени уже успел обнаружить непорядок и очистить верх форменной бескозырки от птичьего дерьма, как ему показалось, но острый глаз птицы легко обнаружил следы затертого пятна. Мой секретарь не утерпел, вновь появился на перроне, обменялся с утренним солдатом парой фраз и, видимо, получив добрые известия, в хорошем настроении двинулся в сторону городской управы.

Экспедиция на железорудный карьер, с самого начала, была неудачной, и лишь чудо спасло нас от катастрофы.

Как говорится, ничего не предвещало. Я взял роту стрелков, загрузил ее в поезд и дал команду отправляться. Велимир Данилов от полученных побоев до конца не оправился, но времени совсем не было, и наш машинист руководил действиями своего помощника сидя на табурете, установленной в углу паровозной будки. План был простой — останавливаем поезд за несколько верст от рудника, я запускаю ворона, наблюдаю обстановку в поселке при руднике, и, если не обнаружу ничего подозрительного, высаживаем стрелков и обследуем всю территорию поселка и карьера.

Взрыв мы услышали не доезжая до места верст пять. Сообразительный машинист начал тормозить состав, не дожидаясь команды из салон-вагона и через несколько минут мы стояли в ложбине между двух невысоких холмов.

— Ваша светлость…- ко мне подбежал командир роты, прапорщик Тулупов.

— Берен Вячеславович, необходимо группу с расторопным унтером послать на тот холм, чтобы оттуда вели наблюдение и не позволили кому-то застать нас здесь со спущенными штанами, в остальном сами разберетесь. Мне надо подумать, я пока в своем купе, пожалуйста двадцать минут меня не беспокоить.

Ворон вылетел через опущенное стекло купе и начал плавно набирать высоту.

То, что взрыв нам не почудился, я понял минут через пять. В поселке рудного карьера были люди, много людей. И на карьере шли работы — десятки мужчин, одетых в какую-то рванину, загружали тачки породой, которую везли в сторону здоровенного парового механизма, который, судя по мелькающим в его нутре жерновам, являлся камнедробилкой, выполненной в стиле «стимпанк». Я не специалист, но порода, разбитая на мелкие фракции, подавалась дальше, по ленточному транспортеру и исчезала в каком-то коробе, откуда, в одну сторону, в отвал, судя по цвету, выпадала пустая порода, а вот содержащие железо частицы сыпались в небольшие вагонетки, прицепленные к совсем маленьким паровозикам, что, после заполнения всех вагонеток, шустро уезжали за горизонт, в сторону юга, а на их место подавался новый состав.

Это было что-то новое. Новым было также то, что на холмах, окружавших поселок рудокопов, я, вернее ворон, разглядел несколько конных патрулей кочевников…

Я разорвал контакт с птицей и крикнул в окно стоящему рядом солдату, что жду всех командиров на совещание.

— Господа. — девять унтеров и зауряд-прапорщик, собранные в просторном салоне, внимательно слушали меня: — Прошу подойти к столу.

За десять минут, что собирались командиры, я успел набросать схему поселка и нанести точки, где я заметил вооруженных людей.

— Здесь, здесь и тут в вершинах холмов видел конных туземцев, группы по четыре-пять человек, у всех винтовки. Далее, в карьере кроме двух сотен рабочих, присутствует с десяток вооруженных людей, судя по форме солдат. Они сосредоточены в оборудованной беседке, чувствуют себя там вполне комфортно. Как мне показалось, основная их задача — наблюдение за рабочими, чтобы работали и не разбежались. Часовых, в прямом смысле нет, просто десять мужиков в форме и с винтовками, сидят в теньке, что-то пьют и развлекаются. Дальше — в поселке присутствует еще с десяток таких же мужиков, в форме и с оружием. Кто-то охраняет какие-то здания, кто-то бродит по улицам. Я в поселке не был никогда, поэтому не смогу подсказать, в каком месте эти ребята стоят и что они охраняют. Слушать боевой приказ!

Три отделения с лучшими стрелками незаметно сближаются с конными патрулями и стараются одним залпом уничтожить всех всадников. Один взвод подбирается к беседке в карьере и также стараются одним залпом уничтожить охрану. Я с отделением велосипедистов, в обход холмов, обходим поселок и пересекаем эту железнодорожную ветку, по которой, на юг, вывозят нашу руду. Господин прапорщик, вы, с неполным взводом, после того, как начнется стрельба, зачищаете оставшуюся часть поселка. Постарайтесь не подстрелить никого из гражданских, одновременно, берите в плен всех штатских, из числа тех, кто хорошо одет, их там пара десятков, не меньше. Уверен, что нам всем будет интересно с ними поговорить. Вопросы есть у кого-то?

Командиры подтвердив, что уяснили задачу, уже разошлись, а я думал, насколько убог уровень коммуникации и управления в княжестве. Даже примитивный телеграф отсутствует, хотя в империи он есть и достаточно давно. Или к примеру, взять план сегодняшнего боя. Я понимаю, что стоимость часов в это время, особенно наручных, запредельна, а их надежность не выдерживает никакой критики, но ведь можно снабдить командиров, начиная от отделения и выше, простым механическим таймером, типа тех, что, в моем детстве, встраивались в настенные шкафы самых дешевых наборов кухонной мебели, которыми наш городской завод сеялок противовоздушной обороны завалил всю необъятную страну, в моей прошлой жизни. Что там может быть сложного — несколько шестерён, и пружина? И можно было бы сказать сегодня — «Операцию начинаем через час», все командиры, сверяясь со мной, выставили бы одно и то же время на одинаковых циферблатах таймеров, пристегнутых на запястьях…

Я спохватился, что время, пока я предаюсь мечтаниям синхронизации действий в тактике малых групп, в обрез, а меня, на улице, ждет отделение велосипедистов и ехать нам к месту засады дальше всех остальных.

«Как хорошо быть генералом, лучше работы, я вам сеньоры не назову!». Мне достался самый ухоженный велосипед из десятка, что был на поезде. Фляги булькали водой, сумки, закрепленные на раме, были забиты под завязку. Единственная проблема была с закреплением на штатных ремнях моих неуставных револьверов, но бойцы быстро справились и с этой задачей.

Мне опять пришлось потревожить ворона, ехали мы неторопливо, несколько раз останавливаясь, пока птица проверяла подозрительные холмы и балки, солдаты уважительно молчали, пока я замирал, устремив зажмуренные глаза к небу, как какой-то солевой наркоман. Наличие у меня на связи крылатого разведчика я не афишировал, поэтому, в Покровске считали, что князь Олег Александрович обладает то ли магией предвиденья, то ли общается напрямую с местными духами.

Стрельба вспыхнула у поселка неожиданно, дружно, сразу в нескольких местах, когда мы еще не успели добраться до чужой железнодорожной линии. Солдаты налегли на педали, пришлось орать и стреноживать всех.

— Велосипеды оставляем здесь, а сами перебежками — к линии дороги. Позиции занимаем шагах в ста от «чугунки» и ждем, когда из поселка побегут враги. Мой выстрел первый. Постарайтесь не стрелять в гражданских, если они не нападают на вас, а по возможности берем всех в плен. Ну всё, рассыпаться цепью и вперед.

Бегство из поселка началось примерно через сорок минут после начала боя, видимо, наших сил было мало, а у противника много. Во всяком случае, бой несколько раз вспыхивал отчаянной перестрелкой, очевидно враг переходил в контратаку. Маленький паровозик, за которым тянулся десяток вагонеток, мотало на рельсах из стороны в сторону, а кто-то, обнаженный по пояс, без устали, метал, полные лопаты угля в раскаленную топку.

Мои бойцы расположились по ту сторону железнодорожного пути, я же, в одиночку перебрался на другую сторону, укрывшись за здоровенный валун, надеясь, что меня не накроет «дружеским огнем».

Мысль о том, что поезд надо подпустить поближе, дабы бить наверняка улетучилась, как только я понял, что, за недостатком опыта, совершил огромную ошибку — не завалил рельсы каким-нибудь мусором или камнями, а маленький поезд мчится очень-очень быстро…

— Огонь! — заорал я, даже не надеясь, что меня услышат и выстрелил куда-то в сторону паровоза, после чего нырнул за валун.

Мои стрелки били залпами, но сказывалось отсутствие навыков стрелять по, быстро движущейся, цели. Выстрелы гремели, визжали рикошеты, но паровоз продолжал шустро тянуть вагонетки, машинист пригнулся, так, что его не было видно, и лишь полуголый кочегар, в размеренностью механизма, продолжал швырять уголь в топку.

— Перун, отец мой…- захлебываясь, торопясь, зашептал я, прижав горячий металл револьверов ко лбу: — Во славу тебя иду я на бой с врагом нашим, укрепи мою руку, усиль мои пули, дай мне силы для победы над врагом!

Сгенерировав защитный щит, так как паровоз практически поравнялся со мной, и пуля булатовского пехотинца вполне могла ударить меня, я вскочил и обрушил ураганный огонь из четырех стволов по кабине паровозика.

Не снижая скорости, несся мимо меня маленький состав. В кабине паровоза никого не было видно, видимо машинист хорошо укрылся, а вот героического кочегара кто-то зацепил, и он кувыркался по траве, зажимая ногу. На первых вагонетках, поверх куч руды, лежали, закрыв головы руками парочка дам в грязных, расхристанных платьях и несколько мужчин совершенно невоенного вида, а вот две последних вагонетки были пусты, вернее не загружены породой, из них торчали головы джентльменов и ружейные стволы. Почему джентльменов? Не знаю, но две головы были накрыты британскими пробковыми шлемами, которые, в моем советском детстве, символизировали именно британские колониализм и империализм и которые я не мог ничем спутать. К моему счастью, оружие англичан были направлены в противоположную от меня сторону, на моих солдат и, пока один из пассажиров вагонетки, с рычанием, пытался развернуть свою длинноствольную винтовку, я сбросил большие револьверы, повисшие на ремнях и достал «малые».

Через несколько секунд я смотрел в сторону удаляющихся хвостовых вагонеток, над бортами которых уже не торчали ни чужие головы, ни стволы вражеских винтовок, а в металлических бортах зияли дыры, и меланхолично дул в горячие, дымящиеся револьверные стволы. На той стороне, из пожухлой травы поднимались мои солдаты, семь человек, к сожалению, и устало двигались в мою сторону. Ну что же, мы попробовали, но у нас не получилось, враг смог проскочить, хреновый из меня командир, а еще потери…

— Смотрите, ваша светлость, смотрите! — раненым лосем взревел, уцелевший командир отделения велосипедистов, отчаянно тыча рукой в направлении юга.

Я лениво повернул голову и сердце застучало с удвоенной скоростью — удирающий поезд явственно снижал ход, а с головы маленького состава, от паровоза, била куда-то вбок, параллельно земле, кипящая струя белого пара.