Глава десятая.
— Да, плохо мы ещё воспитываем нашу молодёжь, очень плохо.
Пока я разыскал в траве двух своих бойцов, с радостью убедившись, что только один из них мертв, а второй, скорее всего, выживет, пока останавливал кровь и добирался до поезда на велосипеде, эти восемь сайгаков добежали до, окончательно вставшего, поезда и даже успели переколоть штыками двух, оставшихся в живых, стрелков из концевых вагонеток. Слава богам, баб, вернее женщин, а также обнаруженных детишек в количестве трех штук, солдаты не тронули, но чуть не упустили хитрого машиниста, который пользуясь суетой с остальными пленными, пытался ползком ускользнуть в степь, но, от велосипеда, даже такого убогого, как в моей армии, в степи не уйдешь.
Дыры в котле паровозика я сумел запаять, так сказать, наложением рук. Если при тебе полно магических накопителей, и ты обладаешь определенными навыками в магическом материаловедении, с этим проблем нет. Гораздо больше у меня ушло времени на то, чтобы объяснить машинисту поезда, что его судьба сейчас находится на развилке — или он вспоминает, как в его паровозе включается реверс и, на остатках воды, воды возвращает поезд задним ходом в поселок рудокопов, либо он останется здесь, в степи, в компании четырех покойных оккупантов, так как ни одна конвенция о гуманном обращении с пленными в этой части света не действует, так как мой словарный запас фраз на языке потенциального противника ограничивался, вынесенными из школьного курса «Лондон из кепитал оф ингленд» и «Май фемили из литл».
Сильно помог мне в этом деле один из английских «непротивленцев», что спасался в компании женщин и детей, а не пытался отстреливаться, как бравые джентльмены из хвостовых вагонеток. Поняв, что стрельбы больше не будет, этот господин, сухой, желчный мужчина лет сорока, на вид — типичный «Давид Розенбаум, бухгалтерский учет», путая русские и английские слова, иностранец принялся орать, что он является управляющим рудником, принадлежащим «Ост-Индийской компании», а я, и все, кто вместе со мной, принимал участие в подлом убийстве подданных его Величества, доброго короля Георга Пятого своего имени, будут посажены на кол, и у меня только одна возможность спасти свою никчемную жизнь — бросить оружие, встать на колени…
Очнулся я после щелчка бойка револьвера. Кому-то очень повезло, что я в суете забыл, что нужно перезарядить оружие.
Дамы оглушительно визжали, зажмурив глаза. Господин «бухгалтер», забавно собрав свои маленькие глазки «в кучу», не отрываясь смотрел на спаренные стволы огромного револьвера, упертые ему в лоб.
— Ну что, еще раз попробуем? — зловеще спросил я, делая вид, что все идет, как задумывалось.
— Ноу! Я быть послушный. — «управляющий» отшатнулся и присел, не отрывая глаз от оружия: — Я быть делать, что велеть!
— Благодарю за сотрудничество. — в лучших западных стандартах улыбнулся я: — А теперь объясните машинисту, что для его здоровья лучше отогнать поезд назад в поселок.
Не знаю, о чем чирикали между собой оккупанты, но, через двадцать минут поезд дернулся и покатил в обратную сторону, неторопливо приближаясь к поселку при руднике.
Из доклада прибежавшего зауряд-прапорщика выходило, что сил у врага оказалось значительно больше, чем обнаружил я глазами ворона.
Первоначально наступление булатовских стрелков шло вполне успешно — из кочевников ускользнул только один, на руднике солдаты были захвачены врасплох и быстро перебиты, а вот в поселке начались трудности.
Дважды цепи моих стрелков, зачищавших улицы поселка при руднике, нарывались на контратаки вражеских солдат, по виду индусов. В результате мы потеряли двенадцать человек убитыми и два десятка раненными, «индусы» полегли все, прикрывая эвакуацию бледнолицых сахибов.
— Что с рабочими в карьере? И, вообще, кто это такие?
С рабочими оказалось очень просто — это были бывшие работники рудника, что поведали очень грустную историю. Одним не прекрасным утром жители рудника были разбужены редкими выстрелами и гортанными криками на улицах спящего поселка. Когда народ повалил на улицу, пытаясь понять, что случилось, оказалось, что поселок заполнен вооруженными всадниками какого-то кочевого племени. Попытка оказать сопротивление в надежде, что через минуту-другую на помощь жителям подойдет взвод пехоты Булатовского полка, что охранял рудник, не оправдалась — подмога не пришла. Нанятый незадолго до того, повар, взятый взамен бесследно пропавшего, отравил солдатский завтрак и взвод бесславно умирал в муках и корчах, в своих казармах, а редкие часовые, охранявшие рудник просто старались подороже продать свою жизнь на своих постах.
— Где наши погибшие? Надо забрать с собой…
Прапорщик отвел глаза:
— Тела в овраг за казармой свалили, там их уже зверье местное растащило по окрестностям, а головы на площади выставлены…
— Где площадь?
Н-да, зрелище отрубленных и насаженных на пики голов, выставленных на площади перед зданием управления поселка после месяца нахождения на солнце вызывало одно чувство — хотелось на огнеметном танке пройти по всей степи, до самой Индии, до офиса Ост-Индийской компании…
— Стоп. Тут-же гораздо больше голов… Сколько во взводе было человек?
Первый день ничего не происходило. Подавив разрозненные попытки организовать оборону, кочевники загнали жителей по домам и все на этом затихло. На следующее утро смуглые солдаты в незнакомой форме пошли по домам, сгоняя всех жителей на площадь, причем на каждой улице были один два человека из местных жителей, которые указывали захватчикам, сколько человек проживает в каком доме. Пытавшихся спрятаться находили и, в назидание, убивали, на глазах у родных и соседей, причем делалось это демонстративно жестоко и мучительно, как будто оккупанты хотели спровоцировать безоружных обывателей на сопротивление.
Это рассказывал мне молодой человек, облаченный в длинную нательную рубаху, с матерчатыми опорками, сделанными из толстой ткани, обмотанной вокруг щиколоток и ступней. До того, как поселок превратился в филиал Ада на земле, молодой человек служил на руднике старшим горным инженером. Ещё месяц назад инженера звали Глебом Борисовичем Землянским, а теперь его единственным идентификатором служила цифра «З21», жирно нарисованная черной краской на рубахе, на спине и груди.
— Когда всех собрали на площади, ваша светлость…- продолжал рассказывать инженер: — Там пики с головами солдат уже стояли, их тогда еще узнать можно было. А потом вывели двенадцать человек, это две семьи были наших работников, с рудника, которые ночью убежать пытались. И вот этот, сэр Джонсон…
Палец инженера уперся в стоящего поодаль, среди своих земляков, «счетовода».
— Сказал, что в назидание всем остальным, беглецов казнят и что это будет с каждым, кто попытается бежать или бунтовать. Степняки всем, даже детишкам головы отрубили и по пикам, что заранее были в землю вкопаны, насадили. После этого два парня, из одиноких, пытались убежать, но их не здесь убили, а в степи где-то, а головы вон, с краю торчат. После казни нас всех загнали в сараи, что до этого складами были. У всех обувь отобрали, мужчин погнали на карьер работать, а женщины и дети в сараях безвылазно живут с той поры.
— И какой смысл отбирать у вас обувь? — я не понял замысла цивилизованных колонизаторов: — Вы же по камням еле ходите, у половины ноги изрезаны в кровь…
— А мы им особо не нужны…- усмехнулся инженер: — Сэр Джонсон сказал, что нас слишком много, и мы ленивые. Почти пятьдесят человек работников за это время умерло от истощения и заражения крови, и двадцать женщин и детей…
— Но, если так к работникам относиться, то кто работать будет? Тут не знаешь, где несколько человек найти, работать абсолютно некому, а у англичан такое отношение…
— Ну, если смотреть на все с точки зрения бухгалтерского баланса, индус обходится дешевле, чем наш рабочий, а кроме того, я слышал, как сэр Джонс говорил британскому офицеру, а я немного по-английски понимаю, что это теперь их земля и русские просто должны в диком ужасе бежать отсюда, бросая все…
— Понятно. Хороший рецепт. Что дальше?
— Ну а что дальше? — инженер пожал плечами: — Работали от темноты до темноты, за работу получали три лепешки и миску варева из риса. Хочешь ешь сам, хочешь жене и детям отдай. Я холостой, мне проще, но часть пайки соседям отдавал, а у кого семьи большие — скоро бы начали умирать массово, особенно дети. Как я понял, скоро должны были привезти рабочих из Калькутты, по контракту, и мы бы стали совсем не нужны. Кто остался жив — отдали бы кочевникам.
— Сколько рабочих они собирались привезти сюда?
Инженер пожал плечами:
— Я думаю, что человек сто и какую-то технику. После того, как они поставили этот измельчитесь и сепаратор, люди нужны только руду подавать, а у нас вручную, кирками, породу разбивали и пустую породу от руды тоже вручную отсортировывали, поэтому людей надо значительно меньше.
Я покивал головой — интересная машина поставлена оккупантами, нужная. Надо ту часть, что за отсортировку пустой породы отвечает, разобрать и попробовать разобраться, как она работает. То, что там магическая составляющая есть, это я понял сразу, как увидел агрегат, но как всё работает, по какому принципу, это надо было выяснить и попытаться использовать в своих интересах, тем более, что патентные и прочие авторские права здесь еще работают слабо, особенно на международном уровне.
— Спасибо, Глеб Борисович. Вас сейчас начнут вывозить отсюда, а потом мы обязательно встретимся и еще поговорим с вами. –я тепло пожал руки бывшему рабу: — Господин прапорщик, срочно начинаем эвакуацию всех наших, в первую очередь, женщин и детей, с ними мужчин, самых тяжелых. По приезду, тех, кто самый плохой, перенести к капищу, уложить, в тенек вокруг идолов и пусть молятся Макоше о выздоровлении, остальных по домам жителям передать. Жителям наказать, чтобы есть много не давали и сначала жидкий супчик, желательно из морковки, а то помрут с голодухи от заворота кишок. И надо кого-то послать за доктором в Орлов — Южный, хоть выкрасть, но чтобы доктор в Покровске был в ближайшее время…
— А у нас доктор свой был…- обернулся ко мне, начавший отходить инженер: — Мой товарищ добрый, Звятослав Ладимирович Кошко его зовут. Мы с ним, до этого всего, в картишки по вечерам… Да… Он, с утра, живой был, я его в карьере видел, как он с тачкой ходил, а потом, как стрельба началась, из вида потерял…
— Господин прапорщик, слышали? Доктора найти и, со всем бережением, в Покровск вывозить первым же рейсом. Обеспечить всем, чем сможем. Можете идти.
Командир роты убежал организовывать эвакуацию, а я пошел осматривать поселок.
Страшные пики и с головами с площади убрали. Головы загрузили в мешки и увезли в Покровск, где, на окраине города, рядом с братской могилой павших при налете на Покровск, я велел начать обустраивать мемориальное кладбище. Вторая братская могила должна будет появится там завтра, туда лягут остатки всех наших, кто погиб в поселке Рудный, и надеюсь, что третьей братской могилы еще долго не будет. Первым рейсом в Покровск увезли женщин, детей и прочих иждивенцев, а также раненых и самых тяжелых мужчин. Надеюсь, покровительством Макоши и стараниями, внезапно обретенного доктора, коего нашли живым и, относительно, здоровым, большинство болезных пойдет на поправку. Вторым рейсом, что пришел уже ночью, уехала часть мужчин, но прибыла рота стрелков, которым я велел занимать соседние сопки. Оборудовать окопы и укрытия и готовится к обороне. Кроме мужчин в Покровск были отправлены англичане, за исключением мистера Джонсона, что был повешен на площади, под визг английских леди и одобрительный крики всех остальных, невзирая на его уверения, что живой он будет мне чрезвычайно полезным.
Работы в карьере пока не велись — рабочих не было, все они пока приходили в себя в Покровске, стараниями городских обывателей, так как никакая больница не могла вместить в себя всех пострадавших. С дробильно-сепараторной машины сняли блок, который фонил магией, и я третий день разбирался с этим магическим механизмом. Как я понял, в основу его составлял мощный магнит, свойства которого многократно усиливал магический накопитель, который элементарно отводил в сторону измельченные куски, содержащие железо. В принципе, ничего сложного, но почему-то княжество такой машины не имело, продолжая использовать дорогой человеческий труд десятков людей, хотя человеческих рук, практически во всех областях общественной жизни княжества, катастрофически не хватало. Взять тот же телеграф, который отсутствовал, хотя был чрезвычайно нужен. Кстати, спешно сформированный в штате Булатовского полка взвод саперов, куда переводили всех, кто не сумел освоить велосипед, уже неделю устанавливал телеграфные столбы вдоль железнодорожного полотна, идущего в Орлов-Южный. Так как длинные брёвна, что шли на обустройство телеграфной линии, были в этих пустынных краях большой ценностью, я, подумав, принял меры по их охране. На расстоянии полутора метров от столба, по периметру, на кольях, была натянута колючая проволока, на которой висели таблички, где русским по белому было написано «Не подходить и не касаться. Собственность князя Булатова. Наказание — немедленная смерть». Чтобы слова князя не расходились с делом колья ограждения были заминированы, а саперы, для проведения обслуживания линий связи имели магические амулеты, что по принципу «свой-чужой», при приближении амулета, отключали детонаторы мин.
Ворон подключился к моему сознанию внезапно и по собственной инициативе, что было первый раз. В поселке рудокопов он периодически облетал окрестности, осматривая, не подбирается ли враг, в остальное время занимался своими важными делами, прилетая в дом, где я разместился, только с наступлением темноты, да иногда днем, подкрепиться.
Сегодня же он самостоятельно влез в мою голову, и я увидел небо, куда старательно взбиралась черная птица. Ворон набирал высоту кругами. Не торопясь, постоянно поворачивая голову в сторону маленького крестика, висящего в голубом небе. Я не сразу догадался, что непростая птица пытается обратить мое внимание на парящего высоко в небе орла или ястреба. Догадка неприятно поразила меня — вряд ли я единственный обитатель окрестностей, который стараниями одной знакомой богини, приобрел зоркого крылатого разведчика, а если это вражеский соглядатай… Я сумел подавить первый порыв поднимать гарнизон Рудного по тревоге, и попросил солдата, приставленного ко мне в качестве ординарца, пригласить ко мне ротных командиров, а когда боец вернулся и доложил о выполнении задания, загнал его на чердак, откуда велел наблюдать за птичьим силуэтом, все еще висящем в высоте, и докладывать о всех его перемещениях, ни в коем случае не выдавая своего интереса.
Прибывшим офицерам я сообщил о своих подозрениях и велел быть готовыми к отражению нападения противника.
— Ваша светлость. — докладывал мне вечером мой тайный наблюдатель, спустившись с чердака: — Эта птица все время так и летала кругами. Странная какая-то. Там, в стороне, еще две кружили, такие-же, но они время от времени к земле летели, видимо, за кем-то охотились, а эта, до темноты так над поселком и кружила, ни разу не спустилась.
— Молодец, держи монету. — я сунул обрадованному бойцу блестящую монетку в один динар, что потихоньку начали пускать в оборот в княжестве. Во всяком случае, в пивной, что была открыта недавно, их принимали наравне с деньгами империи.
— Завтра с утра снова залазь на чердак и осуществляй наблюдение до самого вечера. Будет что-то интересное, докладывай мне сразу же. — поощряюще улыбнулась моя светлость, хотя на душе у меня было безрадостно — стало понятно, что к тысяче мелочей, крайне необходимых для выживания княжества, прибавилась еще одна — мне срочно потребовались средства противовоздушной обороны.