Бытовик 2

Глава 23

Глава двадцать третья.

Наверное, торги, взаимные угрозы и митинг речников, которые пришли немного пограбить, а оказались перед перспективой на полгода оказаться в шахте, да ещё и лишиться руки, если что-то пойдет не так, продолжились очень долго — ведь мародеры пока пребывали только во второй стадии принятия неизбежного — гневались… Неожиданно, в дальнем фасаде здания послышались крики, из подсобных помещений повалили солдаты местного полка, с оскаленными физиономиями и тесаками в руках, и моряки предпочли сдать оружие. Все-таки, гражданские речники — не солдаты, дисциплиной и обученностью особой не отличались. Начались крики по поводу «Быть или не быть» и посты у окон оказались брошены, что позволило одному из взводов проникнуть во дворец.

Честно говоря, в дальнейших событиях я принимал самое пассивное участие — дал распоряжение первому же попавшемуся на глаза унтеру позаботиться о безопасности степной валькирии, что держала оборону в ванной комнате на втором этаже и отобрать у мародеров мои магические кольца и прочую «ювелирку» — я даже не мог лечить себя после побоев, так как берег остатки маны на случай, что меня попытаются убить.

Мою тушку забросили на какую-то телегу и повезли в лагерь, где рядом с веломобилем, с сооруженным в багажнике передвижным капищем, стояла какая-то палатка и лежал на шинелях с десяток раненых, получая благословение от идолов.

Подбежавший фельдшер сунул мне в рот какую-то пилюлю, велел уложить на расстеленную шинель поближе к истуканам и успокоив, что сон — это лучшее лекарство, убежал по своим делам, а я позволил себе расслабиться и послушать совета медика.

Перун, здоровенный мужик, с мускулатурой молодого Шварценеггера, облаченный в термобелье, уютно развалился на моем любимом стуле моей бывшей кухни, читал, непонятно откуда взявшийся журнал «Солдат удачи», заметив мое появление, бог что-то приветственно буркнул и продолжил чтение.

— Садись. — Мокоша, в образе молодой женщины, поставила передо мной тарелку какого-то супа и ложку, добавив к этому здоровый ломоть серого хлеба: — Ешь.

— Спасибо, а… — я ухватился за ложку: — А…

— Ну а что, хорошая девочка… — богиня, продолжая хлопотать у плиты, с карьера обрушила на меня поток ценных указаний: — Плохо, что муж ее бросил, но для степи сойдет, здесь и не такое бывает…

— А…- пытался задать я свой вопрос, но мне не дали вставить слова.

— Лучше бы конечно вдова…- на меня пристально уставились два изумрудных глаза и в душе возникла тревога за жизнь Мешко Слободановича: — Но, это как получится. А так девочка хорошая и за свое обеспеченное будущее любому глотку вырвет…

Пока я пытался переварить эту неоднозначную характеристику «хорошей девочки», богиня, помешивая что-то в кастрюле, продолжала сыпать ценными указаниями:

— Обряд с ней проведи честь по чести и с собой в степь возьми, она в этих делах дока, подскажет тебе, что и как делать, а то ты страдаешь излишним гуманизмом — как ругательство выплюнула Макоша, а супруг ее неодобрительно крякнул.

— Какой обряд? — охрипшим голосом уточнил я.

— Ну как какой — нерушимые узы брака. На закате приводи ее к своей таратайке, скажи, что положено, услышь ответ, подари кольцо…

— Так она же это…- слово «мусульманка» я проглотил, понимая, что несу чушь.

— Что? Такую как я, здесь называют Умай, такого как мой орел…- богиня кивнула на приосанившегося Перуна: — Здесь называют Алазом. Поставишь наши капища в своих новых владениях — старые боги уйдут, люди будут поклоняться нам, мы станем сильнее. Не затягивай с этим, степь пустоты не любит…

— Но я, как бы…

— Ты князь или не князь? — фыркнула богиня: — Для твоих предков и десяток жён не предел был. Ты пойми, жена для владетеля — это не постельные утехи, это связи, политика. Слободан же не зря своего сына на этой девочке женил. У него планы были упрочить свое положение здесь, чтобы Бакр его со стороны степей прикрывал… Нет, Слободан, конечно, первоначально хотел сына на джунгарской принцессе женить, но там даже разговаривать не стали на эту тему — Слободан для Джунгарии мелочевка пузатая, внимания не стоящая. А тут видишь, как сложилось. А в империи эта девка «чумазая» будет только насмешки вызывать, вот ее здесь и оставили, как кутенку ненужную. Хотели даже удавить, чтобы под ногами не мешалась, но решили не рисковать, мало ли как папаша её к этом делу отнесется. Так что, не раздумывай, бери девку в жены. Потом, когда здесь разберешься, и дела потребуют — женишься на другой, на третей. А насчет Гюлер не волнуйся. Если ты, вашим с ней детям, достойное существование обеспечишь, она тебе насчет других жен слова поперек не скажет, больно жизнь ее до этого помотала, она свое место в этом мире прекрасно понимает… Все, прощевай, тебя сейчас будить будут. А, чуть не забыла — там, в Свободном не все гладко. Непонятно что, но Сварог что-то недоброе чувствует.

Меня выбросило из сна, и я увидел склонившееся надо мной лицо вестового.

— Ваша светлость, вы как — оклемались? Господа офицеры очень интересуются.

— Да, Крас Людинович, все в порядке, только помоги мне встать.

Пока я болтался между сном и явью, меня успели раздеть и Полянкин простирнул и заштопал как мог мой мундир с брюками, и даже успел просушить его под южным солнцем, поэтому в небольшой домик на окраине Зайсана, где собрались командиры я прибыл в более-менее пристойном виде.

Пока я пребывал в отключке, произошли следующие события — кочевники Бакра выбили наше охранение, которое имело приказ отойти при первой же стычке, с дороги на Юг, и теперь хан праздновал победу и формировал новые конвои на Юг, так как награбленного добра с ставке Бакра уже скопилось прилично.

Так как мы не смогли освободить всех пленных, около сотни человек, под охраной степных всадников, продолжали собирать урожай, а сами степняки грабили крестьянские дома в пригороде. Причем собиралось все под чистую — снимались двери, вынимались оконные рамы. Все деревянные предметы аккуратно складировались на площадке погрузки, для последующего вывоза в степь, где каждая деревянная щепочка имела свою цену. Кроме того, на один из мостов, к баррикаде защитников было переброшено послание, в котором хан сообщал, что он закончил свои дела в пригороде и теперь готов заняться самим городом. Тому, кто на рассвете выйдет из-за защитных рвов и склонит свои головы перед великим ханом, была обещана жизнь. Тем, кто продолжит упорствовать, хан гарантировал смерть.

— Где основные силы моего… — хотелось пошутить насчет будущего свекра, но решил, что шутка будет с душком, тем более, что мне живым хан Бакр был не нужен, слишком тесно он был связан с англичанами.

Но меня поняли и показали на плане княжества основные силы кочевников.

Воины степи с комфортом разместились в домах, коней на ночь они также выгоняли на луга, но уже под сильной охраной и с, заранее расставленными, конными дозорами.

— Команду купца Калашникова разоружили?

— Так точно, ваша светлость, разоружили, поставили часовых на их кораблях.

— Остальные речники как отреагировали?

— Сдали оружие, которое забрали в арсенале княжества, готовы выполнять ваши распоряжения.

— Сколько мостов существуют, через которые кочевники могут прорваться в город?

— Четыре, ваша светлость.

— А рвы везде одинаково широкие?

— Везде. Хан пытался соорудить что-то вроде деревянного моста через ров, еще в самом начале осады, но у него ничего не вышло, не умеют они переправы строить.

— Понятно. — я завис над планом: — Господа, можно пригласить кого-то местного, чтобы пригород хорошо знал. Мне надо знать, этот план точный, или все относительно.

Через десять минут привели пару местных мужиков, которые подтвердили, что план этот — копия плана пригорода от фискальной службы, поэтому каждое строение и каждый забор здесь нанесены весьма точно.

Пригород представлял собой семь улиц, радиально сходящихся к пяти мостам. Дома, теснившиеся справа и слева, были огорожены заборами, примерно до плеча взрослого человека.

Все эти длинные, прямые улицы дважды пересекались переулками. Мои силы и воинство хана численно примерно равнялись, даже у меня было чуть больше. Но у меня примерно половину сил составляли мотивированные, но необученные ополченцы, и совсем немотивированные речники. Хан же располагал почти тысячей сабель легкой кавалерии, со всеми ее плюсами и минусами.

Мне была нужна победа вчистую. Недостаточно было вытеснить верховых разбойников за границы города, чтобы потом ждать, когда они вернутся. Я и так знатно сократил добычу ханской шайки, перехватив множество обозов и захватив повозки, с тягловой силой, причем, судя по допросам захваченных в плен погонщиков, это были жители городов Джунгарии, набранных ханом Бакром по системе «пост-оплат».

То есть хан не мог уйти к своим стойбищам без добычи и без обозов, а я не собирался их ему возвращать. Кстати, пленных погонщиков я посадил на баржу, в которой до этого предполагалось вывозить в империю конский состав эскадрона князя Слободана, а баржу отогнал и поставил на якорь в половине версты от берега. Таким образом я не отвлекал свои немногочисленные силы на охрану пленных, так как сомневался, что из жителей пустыни кто-то умел плавать.

И теперь у меня был кавалерийский эскадрон в сто сабель, четыреста стрелков, четыреста ополченцев и двести вооруженных речников, четырнадцать пушек и пять сотен разнообразных телег, арб и повозок.

— Слушайте боевой приказ, господа. — я навис над картой: — Старые пушки князя не трогаем, пусть стоят на прикрытии гавани, больно маловат у них калибр, да и снимать с укрепленной позиции эти колоды на маленьких колесиках — еще та морока.

На пять мостов необходимо выделить пять британских пушек и по одному взводному командиру. Ополченцы и речники остаются защищать баррикады на мостах и патрулировать наш берег рвов, чтобы ханские конники не проникли в город.

— Ваша светлость, но у нас нет столько артиллеристов…

— Нет такой необходимости. Каждый взводный возьмет на себя команду над защитниками одной баррикады. В каждую баррикаду встроить пушку, установить на ней толстые деревянные щиты вот такого плана. — я нарисовал на клочке бумаги мое виденье артиллерийского щита: — Подготовить заряды ближней картечи. Провести короткое занятие с орудием, показав последовательность действий при стрельбе, снабдить письменной инструкцией, что за чем делать, чтобы он просто громко читал команды, и никто не засунул свежий картуз с порохом в, невычищенный от горящих остатков выстрела, камеру ствола. С этими всё понятно? Идем дальше.

— На рассвете ханские пастухи вернут коней в поселок после выпаса, после этого мы должны выдвинуться сюда. — я показал въезды на улицы пригорода: — Семь взводов, каждый с пушкой, и тремя телегами, поставленными вдоль. По габаритам, три телеги и пушка — это, как раз, ширина улицы. Телеги снабдить деревянными щитами с отверстиями, поверх щитов закрепить несколько прочных оглоблей, под углом, на концы которых закрепить тесаки, ножи, что угодно, чтобы получились направленные под углом вперед рогатины… В промежутках, через дворы и сады…

— Ваша светлость, просим прощение, но зачем это…

— Господа, ну это же просто… — я обвел глазами озадаченных командиров: — Представьте — завтра утром хан поднимает свое войско чтобы исполнить свою угрозу — уничтожить и поработить всех, кто сейчас сидит в городе. Его воины садятся на отдохнувших коней, собираются напротив баррикад, обнаруживают там пушечные стволы. Как вы думаете, как они будут атаковать — в конном строю или пешими? Правильно, могут верхом, а могут и иначе. Я бы, на месте хана, бросил бы основную конную массу на одну баррикаду и проломил бы ее, после чего атаковал остальные баррикады с тылу, после чего все было бы кончено. Даже, если где-то возникнет очаг сопротивления, мчащиеся по улицам всадники, скорее всего, легко всех разгонят. Ополченцы кинутся к своим домам, речники побегут на корабли, а солдат не хватит, чтобы перекрыть все улицы. И представьте, орда готова к атаке, и тут хану докладывают, что с тылу, по всем улицам, двигаются непонятные телеги с пушками и солдатами. Что сделает хан? Верно, отложит атаку и пошлет разведчиков и или поедет сам. Что он увидит — медленно ползущие телеги, перекрывающие собой всю ширину улицы, скрепленные между собой крючьями или цепями, в середине такого маленького вагенбурга катится пушка, солдаты, укрывшись за щитами, медленно толкают телеги вперед. По дворам и огородам, между улицами, двигаются еще солдаты, чтобы никто не проскочил по дворам. Что вы будете делать на месте хана Бакра? Атаковать? Где, в каком месте? Бить по баррикадам и лезть в ловушку? Сомневаюсь. Мне кажется, что степняки инстинктивно попытаются пробиться вон из города, а значит атакуют какой-то из вагенбургов. Как атаковать. Телегу, поставленную вдоль, да еще и крепленную, торчащими во все стороны, рогатинами, не перепрыгнешь, да еще пушка бьет в упор картечью с стрелки из-за телеги, и из-под телеги стреляют. Растащить телеги под огнем тоже невозможно. Ударить с тылу не получится. Наши вагенбурги будут нести над собой яркий флажок на высокой палке и держать равнение. Допускаю, что по садам и огородам смогут прорваться отдельные всадники, но ударить плотной конной массой через дворики крестьян никак не получится. Да и то, то из степняков, кто сумеет вырваться, они явно будут думать о своем спасении, а не об ударе с тылу, следовательно, будут удирать в степь, где их встретит наш конный эскадрон, разделенный на пять взводов, коих хватит, чтобы справиться с одиночками.

— Вот такой план боя, господа. Предлагаю перейти к критике, готов выслушать замечания и поправки. — я сделал шаг назад от стола с картой, показывая, что готов перейти к обсуждению.

Поправки и споры, конечно, были. Мои командиры прекрасно знали, что дельное замечание или проработанный план может послужить хорошим подспорьем для дальнейшего продвижения по карьерной лестнице, которая для многих вчерашних и сегодняшних унтер-офицеров казалась такой крутой и высокой, что у многих голова кружилась от перспектив.

Предложения занять оборону по периметру и отбивать атаки степняков, а потом перейти в контратаку я отмел из высших государственных соображений. Это хан мог отойти и попытаться напасть завтра или после завтра, мне же надо было возвращаться в княжество, объединять свои территории связью и дорогами, отбивать у «наглов» Рудный, да и слова богини, что в поселке Свободный тревожно не давали мне покоя. Поэтому я хотел покончить с ханом завтра. Так и не дождавшись от командиров альтернативы моему плану, я волевым решением утвердил его и дал команду готовиться.

Так как я считал, что главное в руководителе — уметь делегировать свои полномочия, я раздал поручения всем присутствующим на совещании, после чего двинулся к княжескому дворцу — мне было необходимо решить еще и личные дела.

Во дворце во всю шла уборка — местные женщины вместе со служанками Гюлер собирали осколки стекла и прочий мусор, отмывали кровь, выковыривали пули из стен. Я, любезно кивая в ответ на поклоны, поднялся по лестнице на второй этаж. Там, в одной из комнат, в кресле, в обнимку со своим «винчестером», сидела Гюлер и читала книгу.

Сегодня девушка была одета во что-то восточное, чему я пока не знал названия и не смущала меня открытыми плечами и ложбинкой между грудей.

— Добрый день, княжна. — я коротко поклонился, замерев на пороге.

— Добрый день, господин. — Девушка отложила книгу встала и грациозно поклонилась, скромно опустив глаза к полу: — Не надо называть меня княжной, развод лишил меня этого титула.

— Но вы дочь хана, а это примерно соответствует…

— Моя мать…- голос Гюлер зазвучал глухо и зло: — Была пятой женой хана Бакра, ее отравили после моего рождения.

Отец…- как будто выплюнула девушка: — Потом рассказывал, что ее убили другие жёны, но я знаю, что мою мать отравили по приказу отца, потому, что родилась я, а не сын, а повитуха сказала, что моя мать не сможет больше выносить ребенка. Меня отдали в семью простых пастухов, которые голодали почти каждую зиму. Вспомнил о моем существовании отец только год назад, когда решил породниться с Слободаном. Меня нашли, забрали из той семьи и отвезли в Хорасан или Афганлэнд, где в городе Кандагар, в английской миссии из меня год делали леди. Так как английские воспитатели считают нас всех двуногими обезьянами, то знания в меня вбивали палками и розгами. В день свадьбы отец первый и единственный раз назвал меня «моя дочь». Поэтому, мой господин я не княжна, я вообще никто.