Целуй меня страстно

ДОРОГОЙ ЧИТАТЕЛЬ!

Немного терпения — и следующий сборник Микки Спиллейна «Кровавый рассвет» у вас в руках. Таинственной интригой и неожиданной развязкой запомнится один из романов сборника «День ружей», отрывок из которого предлагается вашему вниманию.

Наступила пятница. Дождь прекратился, и над зданиями выше двадцатого этажа висел туман. Прохожие на улицах все еще были в плащах и с зонтиками: они не очень доверяли прогнозу.

Перед зданием ООН была стоянка такси, машины быстро разбирались служащими. Я подождал десять минут, потом вышла Рондина с высокой брюнеткой в желтом пальто. Они пошли в мою сторону, не замечая меня.

Брюнетку я уже видел один раз. Это была та самая женщина, с которой Бертон Селвик ездил обедать в Гринвич-Виллидж. Когда они поравнялись со мной, я сказал:

— Привет, Рондина.

Она должна была бы испугаться, но этого не произошло. Прекрасно владея собой, она быстро повернула голову ко мне, только ее улыбка была слишком натянутой.

— О, Тайгер… — произнесла она.

— Я как Агасфер[2],— сказал я, бросив вопросительный взгляд на брюнетку.

— Тайгер Менн — Грэтхен Ларк, — представила нас Рондина.

— Очень рада, мистер Менн. Тайгер — это ваше прозвище?

— Нет, настоящее имя.

— Очень оригинально. Вызывает определенные ассоциации, — со смехом заметила Грэтхен и вопросительно посмотрела на Рондину. — А Рондина?

— Это прозвище, — пояснил я. — Мы старые друзья.

Она подняла брови и понимающе улыбнулась.

— Ну, тогда я исчезаю и оставляю старых друзей наедине.

— Но… — попыталась возразить Рондина.

Я подмигнул Грэтхен и взял Рондину под руку. На секунду мне показалось, что она вырвется от меня: ее мускулы напряглись, но я сжал ее руку, и она покорилась.

Повернувшись в брюнетке, она сказала:

— Я позвоню тебе завтра, Грэтхен.

— Хорошо. До встречи. Тайгер.

— До встречи, — сказал я.

Большая часть служащих уже разъехалась, мы легко взяли такси и поехали в «Голубую ленту» на 44-ю улицу. Я откинулся на спинку сиденья. Рондина сидела рядом со мной.

Это была романтическая поездка, почти такая же. как двадцать лет назад. Тогда мы сидели в темноте, касаясь друг друга, и я чувствовал, как во мне просыпается любовь. Мы молчали, слова были не нужны, каждый и так знал, о чем думает другой. Я закрыл глаза, забыв, что один раз эта женщина уже замышляла меня убить, и с трудом удержался от желания взять ее за руку.

Такси остановилось на перекрестке, и я услышал ее прерывистое дыхание. Она дрожала от страха. Она знала, что умрет, но не знала когда. Я мрачно усмехнулся, потому что этого и добивался.

У ресторана мы вышли, и, пока я расплачивался, она стояла рядом, несомненно спрашивая себя, не здесь ли это произойдет.

Мы вошли в ресторан, если за столик в нише и заказали «хайболлы» и бифштексы. Когда я взялся за свой стакан, она впервые заговорила:

— Ты делаешь огромную ошибку, Тайгер.

— За всю свою жизнь я сделал только одну огромную ошибку, а именно — поверил тебе, но это больше никогда не повторится.

Вдруг лед в ее глазах растаял, они стали теплыми и влажными, как ее губы. Это был старый прием Рондины.

Она закинула голову, и я стал искать взглядом шрамы от пластической операции, но не нашел.

— Мне непонятно твое поведение, Тайгер, — сказала она. — Ты все еще хочешь убить меня?

— Да.

— Но зачем тогда этот поход в ресторан?

— Чтобы ты немного рассказала мне о себе и удовлетворила мое любопытство. Как тебе это удалось, Рондина?

Она свела брови.

— Что?

— Войти в семью Кейнов?

Она твердо посмотрела мне в глаза.

— Я родилась в ней. Можешь справиться, и тебе подтвердят.

— Мне и подтвердили, но я на этот счет другого мнения.

Она открыла портсигар, зажала сигарету в зубах и подождала, пока я дам ей закурить. Глядя на меня поверх пламени, она спросила:

— Как же, по твоему мнению, это произошло?

— Допустим, есть древняя почтенная семья с гордыми традициями и незапятнанной репутацией, и вдруг кто-то обнаруживает ее «скелет в шкафу» — никому не известное пятно на родовом гербе. Как поступит семья в таком случае? Вероятно, всеми силами постарается замять дело. Старый трюк, дорогая.

Рондина побледнела, и я понял, что попал в цель. Она нервно смяла сигарету, но потом взяла себя в руки.

— Чем ты шантажировала Кейнов, Рондина?

Она процедила сквозь зубы:

— Как бы мне хотелось задушить тебя.

— Я знаю.

Потом она подавила в себе ненависть и хладнокровно спросила:

— Почему бы тебе не узнать об этом у Кейнов?

— Я непременно это сделаю. У меня есть люди, специально занимающиеся этим. На днях я разослал твои фото специалистам по пластическим операциям. Рано или поздно, но я узнаю, кто и где сделал тебе операцию. А может быть, в России?

Она улыбнулась.

— Придется тебе самому установить, Тайгер.

— Совершенно верно. Ты мне только солжешь, как всегда.

Официант принес бифштекс, и. дождавшись его ухода, мы снова принялись за игру в вопросы и ответы. Это напоминало фехтование на шпагах. Мне было приятно с Рондиной, как и раньше, когда мы стояли по разные стороны — любовники и враги одновременно.

— Родители? — спросил я.

— Ричард и Агнесс Кейн. Отец родился в 1892 году, умер в 1951. Мать родилась в 1896, еще жива. — Улыбнувшись, она продолжала: — Сестры: Рут, Патриция и Диана. Братья: Вернон и Джон. Диана и Джо погибли во время войны. Точные даты…

— Не нужно. Фамильный герб?

— Два единорога держат пурпурный щит с поперечными полосами, под ним свиток с надписью…

— Ты здорово все вызубрила, — прервал я ее. — У тебя всегда были большие способности.

Потом я вдруг спросил:

— Ты еще помнишь Кола Хаггерти, Рондина?

Она вопросительно посмотрела на меня:

— Кого?

— Ну, может ли человек так лицемерить? Ты убила его. Прошила из своего пистолета сразу после того, как выстрелила мне в грудь.

Вилка задрожала в ее руке.

— Тебе неприятно об этом вспоминать? Черт возьми, а я совершенно хладнокровно думаю о тех. кого убил. Они заслужили это. По твоему мнению. Кол и я тоже заслужили смерть, так что сентиментальность тут ни при чем. — Я взял стакан и сделал несколько глотков. — Или ты теперь сама боишься?

Она снова овладела собой.

— Нет, — сказала она, — не боюсь.

— Напрасно. У тебя есть все основания бояться.

Мы продолжали есть, перебрасываясь время от времени замечаниями, потом я расплатился, и мы вышли. Нас можно было принять за супружескую чету, никому и в голову не пришло бы, что идут палач и жертва.

На углу Бродвея я остановил такси, и мы сели в него. Я дал водителю адрес Рондины и откинулся на спинку сиденья, улыбаясь в душе. Она была на пределе нервных сил, чего я и добивался.

Она положила свою сумочку между нами. Я прижал ее бедром и понял, что в ней пистолет. Для меня не составило большого труда дождаться, когда она будет смотреть в окно, открыть сумочку, незаметно вытащить обойму и снова закрыть ее. Обойму я положил себе в карман. Полковник Корбинет хорошо. обучил нас, и мы еще помнили его уроки.

Она не стала возражать, когда я вышел из машины вместе с ней и последовал в дом, но она остановилась около швейцара и портье и перекинулась с ними парой слов. Оба мужчины имели достаточно времени, чтобы рассмотреть меня. Кроме того, она спросила о точном времени и поставила свои часы. Таким образом, два свидетеля могли опознать меня и назвать точное время нашего прихода.

Но она не знала, что я пошел к ней не для того, чтобы убить ее. Пока еще нет.

Она нажала на кнопку двенадцатого этажа.

— Неплохо сработано, Рондина, — заметил я.

Она поняла, что я имею в виду, и улыбнулась.

— Ты считал меня более бездарной?

— Ни в косм случае. Однако во время нашей разлуки ты усовершенствовалась.

Она загадочно улыбнулась. Она так держала свою сумочку, чтобы в любой момент выхватить из нее пистолет. Правда, это было заметно только профессионалу.

Я взял у нее ключ и открыл дверь. Она вошла в квартиру, оставив дверь открытой, и спросила:

— Выпьешь на дорогу, Тайгер?

— Охотно.

Она повернула выключатель, который, казалось, обслуживал всю квартиру. В разных концах комнаты загорелось несколько ламп, а из скрытого динамика послышались первые такты симфонии Брамса.

Она сбросила пальто на спинку кресла, положила на сиденье сумочку. подошла к бару и стала манипулировать стаканами и бутылками. Подав мне стакан, она отпила из своего и поставила его. Потом прошла в спальню, оставив дверь открытой.

Через минуту она вышла в голубом стеганом халате, под которым, я знал, — ничего не было. При каждом шаге полы халата открывали белизну ее ног, и высокий пояс поддерживал грудь, видневшуюся в глубоком вырезе. Я был разочарован. Нет. не внешностью Рондины — она была так же хороша, как и прежде, а тем, что она сочла меня простаком, способным клюнуть на ее старые уловки. Во всяком случае, она облегчила исполнение моего намерения.

— Прелестно, — сказал я. — Ты можешь заработать кучу денег, позируя для журналов.

Она улыбнулась.

— Спасибо. Ты допил?

— Я жду второго стакана.

— Сейчас.

Она не заметила, что я вылил первый, и подала мне еще. Я сделал глоток и подошел к окну. Ее квартира выходила окнами на Центральный парк, и с двенадцатого этажа был виден весь его громадный прямоугольник.

— Славная картинка, Рондина. Наверное, стоит не меньше тысячи в месяц. Если учесть твое жалованье в ООН, она тебе не по карману.

— У Меня есть рента, — сказала она. — Положение в ООН обязывает меня поддерживать определенный статус. И семья считает точно так же.

— У меня есть другое объяснение.

— Какое же?

Я повернулся и посмотрел на нес. Она стояла в центре комнаты, сознавая свою красоту.

— Согласен, у тебя есть свой доход, но его источником является не твоя семья, а враждебное нам правительство.

Она покачала головой.

— Допустим, ты сказала правду, но только наполовину. Возможно, деньги дают тебе Кейны, но только за то, что ты держишь их в руках, зная какую-то тайну. — Я торжествующе улыбнулся. — Остроумный шантаж — отличное алиби для денег.

Она снова побледнела.

— Через несколько дней я узнаю тайну твоей семьи, — продолжал я. — То, что смогла сделать ты, смогу и я. Я действую не один. Мне помогают парни, которые раскопают все что угодно.

— Тайгер…

— Что произошло с твоим братом и сестрой, которые якобы погибли во время войны? Может быть, нам даже так повезет, что мы отыщем темное пятно на гербе Кейнов.

— Дьявол!

Она швырнула в меня стакан. Он ударился о стену и разбился. Я пе шевельнулся.

— Они мертвы! Оставь мою семью в покое! — Ее голос прервался.

Я улыбнулся.

— Дорогая, — сказал я, — какая у тебя плохая память. Ты совсем забыла своего Тайгера. Неужели ты не помнишь, что я ничего не бросаю на полдороге. Я разузнаю все до конца и приму такое решение, которое погубит тебя. Я слишком сильно любил и потому теперь так сильно ненавижу. Вспомни, дорогая. Вспомни, о чем мы мечтали в конце войны. Иметь домик у моря и детей. Сколько детей ты хотела? Ах, да, четверых! Боже, как я был тогда счастлив… и как глуп. Я совершенно ослеп от любви… Я подарил тебе жизнь и забыл о деле, а потом ты выстрелила в меня. Любовь? Черт возьми, да ты не знаешь, что это такое.

Взгляд Рондины стал печальным. Она по-прежнему была великолепной актрисой.

Вдруг она спросила:

— Ты меня еще любишь, Тайгер?

Я ответил не раздумывая:

— Конечно, и никогда не перестану любить. Но это не помешает мне убить тебя. В душе у меня все перегорело.

— Ты действительно хочешь убить меня?

— Да. И сделаю это, как только узнаю о тебе все.

Симфония приблизилась к торжественному финалу. Наступил подходящий момент выполнить задуманное. Я уселся со стаканом в руке на ручку кресла и посмотрел На Рондину.

— Сними халат.

Она удивленно открыла глаза. Ее руки непроизвольно потянулись к вырезу и стянули его.

Я встал, и она стала медленно отступать, пока не оказалась около софы.

Я сделал несколько тагов к ней.

— В чем дело, моя радость? Разве я не видел тебя десятки раз обнаженной? Я знаю каждый сантиметр твоего тела, так что не разыгрывай недотрогу.

— Тайгер…

Дрожание ее губ было настолько естественным, что можно было поверить. не знай я Рондину.

— Сними. — сказал я, — или это сделать мне?

Она вцепилась в спинку софы. Вряд ли бы она испугалась больше, если бы я направил на нес пистолет.

— Прошу тебя, — сказала она. — Зачем…

Я усмехнулся.

— Ты решила, что я собираюсь тебя изнасиловать? Нет, я хочу только посмотреть, как далеко заходит твоя пластическая операция.

Прошло несколько секунд, прежде чем она решилась. Закусив губы, она отняла руки от спинки софы и стала нащупывать застежку пояса. Расстегнув ее. она одним движением сорвала с себя халат, отшвырнув его, — и встала, вызывающе глядя на меня, как трагическая героиня.

В одну секунду я вернулся в прошлое на двадцать лет назад, в тот день, когда Рондина и я прятались в одном сарае во Франции, а снаружи нас искали партизаны. Сильный ливень смыл наши следы. Убедившись, что мы в безопасности, мы начали танцевать от радости, и эта вакханалия закончилась неистовыми объятиями. Она плясала на земляном полу, сбрасывая с себя одежду.

И теперь она стояла так же, сжав гордый рот, и дрожь проходила по ср телу — только на этот раз дроя^ь ненависти.

— Да. неплохо. Хирурги проделали большую работу. — Мне было нелегко говорить холодно и деловито. — Парафиновые впрыскивания, невидимые швы, строгая диета, регулярная гимнастика и массажи могут стереть следы многих лет. но воспоминаний они не уничтожат.

Я отступил, рассмеялся и повернулся к двери.

Я услышал, как она что-то проговорила, подавив рыдания, потом окликнула меня:

— Тайгер, повернись.

Я подчинился. В руке она держала пистолет, а сумочка лежала открытой в кресле.

— Я могу убить тебя, если захочу.

— Нет. не можешь, ты слишком многое забыла. — Я вынул обойму из кармана и швырнул к ее ногам. — Вот. держи. Попробуй с заряженным, если хватит силы воли.

Она изумленно посмотрела на бесполезный кусок железа в руке, зарыдала как ребенок и опустилась на колени, закрыв* лицо руками.

В этом была вся Рондина. Больше всего она огорчалась, если ее перехитрили.