Человек на балконе

13

Вчера, уже ближе к вечеру, случайно наткнулся на улице Калинина на своего однокурсника, турка по имени Салим, с которым учился в Вермонте. Уроженец Стамбула Салим довольно успешно работает в международной макроэкономической стат-компании и приехал в Казахстан на полгода изучать наш инвестиционный климат. Столь неожиданная встреча напомнила мне о моей прошлой жизни и всколыхнула мириады отчетливых воспоминаний, о которых я напишу как-нибудь в другой раз. Сегодня я хотел бы вновь поведать вам о таинствах женского очарования и об устройстве современного общества.

В компании с Салимом по улице шла его коллега, симпатичная итальянская девушка, назовем ее Джулиана. Высокая, загорелая, с темными карими глазами и волнистыми волосами она была одета в некое подобие длинной узорчатой юбки и легкий коричневый женский пиджак. Поговорив немного с Салимом, я пригласил их обоих добить теплый воскресный вечер в ближайшей кофейне, на что те охотно согласились. Усевшись за небольшой столик в уютной летке, мы разговорились о прошлом, настоящем и будущем.

— Удивительная страна Казахстан! Не ожидал, честно говоря, увидеть здесь такого быстрого экономического развития, — восторженно говорил Салим. — Многие ведь думали, что лидерами в регионе станут узбеки!

— А что ты ожидал здесь увидеть, друг? Кучку волосатых обезьян на велосипедах? Это в тебе ваш турецкий империализм сейчас говорит. Живем нормально, но могли бы жить гораздо лучше. В стране все решает один человек и процветает коррупция.

— Ну, коррупция есть и в Италии! — заулыбалась Джулиана. — Зато у вас очень красивые девушки и одеваются они замечательно. Многие мужчины теряют голову из-за ваших женщин, — продолжала она с акцентом. — В чем секрет? Они так хороши в постели?

— Я думаю, скорее, иностранцы теряют голову от повышенного восточного внимания к себе! — смеясь, ответил я.

Что-то есть в этих итальянках. И вроде не особенные красавицы, однако ж, веет от них неким теплом, жизнью, нежностью и игривостью. Не произнося ни слова, они способны полностью расположить человека к себе, заставить его поверить в собственную исключительность и улыбчиво хлопать глазами. Я уверен, что если на свете и существует некий Создатель, то он весьма несправедливо распределил среди племен людей различные климатические зоны. Климат и пейзаж, безусловно, определяют характер целых наций. Итальянцам досталась благодатная почва, солнечная, не горячая и не морозная погода, теплое море — отсюда и физическое здоровье, и вкусная пища, и жизнерадостный характер, и общительность, и производимые столетиями шедевры культуры человечества.

— Джулиана, а откуда вы в Италии?

— О, Сицилия. Ваши таксисты почему-то всегда вспоминают фильм «Крестный отец», когда я говорю им, откуда я родом. Но это так нелепо! На Сицилии есть не только мафия, знаете ли!

В казахском психологическом портрете присутствуют такие черты, как закрытость, угрюмость, хмурость, леность, насупленность и недовольство. Все это также напрямую связано с нашим географическим ландшафтом и ветреным климатом: видение, настроение, мироощущение нашего народа всегда зависело от суровых степных условий и кочевого выживания. В Казахстане холодные зимы. Они отвратительны, эти зимы. Не такие, конечно же, ужасные, как морозные русские зимы — этим чувакам приходится обитать в минусовой температуре по девять месяцев в году, но все же. Иностранцы из более теплых регионов часто удивляются нечеловеческой способности казахов противостоять леденящему до костей холоду и ветру (особенно в Астане). Один хрен, 3-4 месяца холодной зимы и недостаток солнечного света — это terrible. Наша кровь циркулирует медленнее из-за этого. От недостатка солнца наши дети выглядят печальными. Когда я был моложе, практически каждый день я задавался вопросом: почему мы, казахи, живем в таких нечеловеческих, неудобных климатических условиях? Почему мы не перекочевали на более благоприятные территории? Надо было двинуть куда-нибудь поближе к Босфору и Дарданеллам.

Как бы то ни было, выказывать свои эмоции для кочевника было сродни потере лица, и потому его темперамент всегда прячется в глубине раскосых глаз. Тем не менее, несмотря на нашу молчаливую натуру, нам присуще понятие так называемого «духа» — то есть, небывалой храбрости в определенных ситуациях и моментах. Однако и этот элемент был подавлен в нас советским периодом, голодом и проживанием в клеточных квартирах-норах в обшарпанных и облупленных серых пятиэтажках. Эмоциональность, и опять-таки плаксивость, наших людей зарыта в них настолько глубоко, что проявляется лишь в пьяном состоянии, либо когда они остаются наедине с самими собой. Холодны мы и сухи, как степь в феврале, несмотря на красоту и природную силу характера. Это весьма легко заметить в любом общественном месте, в любой кофейне и ночном клубе, например, таком, как «Гоголь» — мы приходим туда не для того, чтобы повеселиться или получить удовольствие от общения. Я не знаю, зачем мы туда приходим. Повыебываться? «Быть любовницей нежной и слабой»? Как говорится, проснулись утром — и давай выебываться! Почему в наши заведения люди приходят лишь для того, чтобы разбрестись в своих компаниях по углам и презрительно друг на друга смотреть? Где единство духа, веселье, знакомства и открытость? Не было их и не будет, ибо нет таких черт в казахском психо. Не предусматривает их темперамент нации.

Такие невеселые мысли посетили меня во время моего разговора с Джулианой. Она сидела там вся солнечная, развязная и огненная, солнце было растворено у нее в крови навсегда. С такой хочется, открыв рот, часто дышать, как радостная собака, и рисовать сицилийские пейзажи в полуденном Палермо.

— А где в Алматы можно хорошо провести время? — спросила итальянка. — Я была только в «Ганз энд Роузес». Но там столько проституток, ужас.

Я пообещал Салиму и Джулиане пригласить их на нашу следующую тусу на «Джаззистан». Попрощавшись и уходя домой, я думал: наверное, пройдет еще немало времени, прежде чем в нашей стране что-то сдвинется в социальном смысле. В свое время мы так и не сумели отвоевать у враждебных народов более благодатные земли. Настанет ли день, когда мы сможем изменить генетическую память наших потомков, избавиться от дряхлости и устаревших характерных черт, и чтобы были они открытыми и жизнерадостными? Наверное, лишь тогда, когда на планете катастрофическим образом сдвинутся тектонические плиты и кардинально изменятся климатические условия. Какая страшная наука — география!