Человек на балконе

25

Ранним субботним утром, сидя у себя на балконе, я отправил Джулиане письмо, полное сладких слез и сентиментальности. Налет грусти и в то же время страннейшее воодушевление наполняли меня, когда я нажимал кнопку Send. Зажигалось палящее солнце, а в горах все так же лежали снега. Я думал о том, что трагичная серьезность нашей жизни должна иногда разбавляться такими вот утрами. Полезно иногда бывает быть чудесным, незаурядным, самым ебнутым влюбленным в мире и окунаться мысленно в темный колодец времени. В одном эпизоде фильма «Персонаж» с Уиллом Ферреллом главный герой все никак не может решить, в каком сюжете он находится — в трагедии или комедии. Ровно в шесть тридцать утра 9 июля 2011 года я осознал, что нахожусь в комедии. Мысль эта, смеясь, разбилась вдребезги о телефонный звонок ЧЗМИ.

— Э, ты готов ехать на Капчагай? Мы заедем за тобой через час.

Я не был готов никуда ехать, но радостно согласился. Мне необходимо было покинуть город, забыться, успокоиться и магическая спонтанность приглашения ЧЗМИ очаровала меня. Мне срочно нужно было перепрыгнуть из одной судьбы в другую, из драматической любовной сцены нырнуть в прохладный капчагайский бассейн, сменить, так сказать, эпизоды в жизни. Мне очень хотелось исчезнуть.

Я принял холодный душ и спустился в шортах и шлепанцах к ждавшей меня снаружи машине. Внутри авто я обнаружил заспанных, помятых ЧЗМИ, Капитана Очевидность и Алмазяна. Мне показалось, что троица друзей так же, как и я, пытается от чего-то убежать. ЧЗМИ — широкоплечая, квадратная детина и старинный боевой товарищ, молодой, богатый и романтичный, как всегда разговаривал с кем-то по телефону. Веселый и рослый Капитан Очевидность напоминал былинного батыра из книжных иллюстраций к казахским народным сказкам. Алмазян — сухой, циничный, разбитый человек со шрамом через все лицо, злословил, словно старый пират. В черном котловане этого душного города все мы выглядели отборными, странными персонажами.

— Ну и ебальники у вас! — ухмыльнулся я.

— Мы ночью в «Циркус» ходили. Вера Брежнева не приехала. Мы набухались. Не спали. Что еще ты ожидал увидеть? У тебя самого ебальник не самой первой свежести. Проводил?

— Проводил.

Мы молчаливо выехали за черту города — каждый с грузом своих проблем и с начинающейся посталкогольной депрессией. От холодного пессимизма нас спасло только купленное заранее разливное чешское пиво в пластиковых баклажках. После нескольких глотков заиграли вокруг сцены, образы, облики, повороты, начал раздаваться смех и завязался душевный разговор. Обратив свой взор за окно автомобиля, я наблюдал, как в замедленном действии пропадает Алматы. Я не люблю покидать даже центр города, поэтому мне было не по себе смотреть на заброшенные, растоптанные, неуклюжие и ветхие окраины. Автомойки, гаражи, шашлычные, пыльные оптовые магазины, чудаковатые, темнокожие и грубо ругающиеся люди в средневековых одеждах. С другой стороны, из старого города физически необходимо регулярно уезжать, ибо только возвращаясь из долгой поездки, ты начинаешь по-настоящему ценить его.

— Если мы поедем быстро, то доедем пораньше. Если медленно — то попозже, — многозначительно произнес Капитан Очевидность.

— Прошел целый год, и мы снова едем на Капчагай, — сказал задумчиво ЧЗМИ.

— Ни хуя за этот год не изменилось — все те же лица, те же места, та же работа. Вы. Личные проблемы. Я, например, деньги коплю, чтобы съебаться отсюда. Прибыльный бизнес делаю. Куплю недвижимость где-нибудь в Нью-Йорке, поменяю местоположение на лучшее.

— Да уж, каждая страна в этом мире выполняет функцию предназначенного ей свыше органа. Казахстан — это определенно жопа. У нас даже моря нет, и поэтому мы едем на вонючий Капчагай, — съязвил Алмазян.

— Проблема в том, что от себя не убежишь, это мне еще Оспанов говорил, — ответил я.

— Не важно, где вы живете. И если внутри у вас все ок, то вместо того, чтобы жаждать изменений, вы будете хотеть, чтобы мир застыл.

— Не неси ересь, Ерж, — сказал Алмазян.

— Что значит не важно, где вы живете? Мы другие и отличаемся от всего остального мира. Это Азия. У нас другие отношения. Другие ценности.

— А какие они, особенные ценности?

— Ну, мы ненавидим геев, например.

— Как-то не тянет на суть казахской цивилизации. Правда заключается в том, что нет никакой особенной Азии и особенных азиатских ценностей. Есть древние, архаичные, жестокие обычаи — красть невест, раболепствовать перед властью, губить любую другую точку зрения и ни во что не ставить человеческую жизнь. Есть религии, ислам и христианство, которые вполне могут уживаться вместе. Есть «особенное» советское прошлое, но ведь совок не зародился в Казахстане!

— Воровать — вот наши ценности, — уверенно сказал ЧЗМИ.

— Все воруют.

— Ну, не надо за всех говорить. Если ты воруешь — это не значит…

— Да, ворую. Потому что хочу, чтобы у мамы в Кордае крыша в доме не протекала. Чтобы мои будущие дети никогда не знали, что такое чувство голода. Прадед и прабабка знали, потому что прошли через Голощёкина и коллективизацию. Аташка с апашкой тоже знали, потому что жили в послевоенное время и пережили несколько страшных зим. Родители знали, когда стояли в бесконечных очередях за хлебом и молоком в начале безденежных 90-х. Я тоже помню чувство пустого холодильника. Не жуткий голод, конечно, но и это страшное чувство — пустой холодильник.

— Бля, в этом-то и проблема. Чувство голода настолько глубоко засело в нашей генетической памяти, вот мы и отрываемся, как в последний раз. Только мы никогда не сможем насытиться.

— Надо было баб взять, — грустно заметил Капитан Очевидность.

Рассуждая так, мы не заметили, как тихо достигли пункта своего назначения — город Капчагай и его искусственное водохранилище, осаждаемое ежегодно массовым алматинским пролетарием. На фоне теплой пыли вдалеке виднелись яркие, вульгарные постройки казино. Острый запах мусора и мочи стоял над лысой почвой и под ослепляющим степным солнцем. Водохранилище, нужно пояснить, было создано аж в 1970 году для регулирования реки Или, а не для летнего отдыха и ловли рыбы, поэтому его окрестности довольно тусклые и ничем не примечательные. Проехав несколько пляжиков и небольших зон отдыха, мы остановились в гостиничном комплексе «Золотой Емеля», бывшем «Ассорти», который, по последним данным, был приобретен в личное владение министром обороны РК. Я не знал главу военных Казахстана даже по имени, однако причастность зоны отдыха к милитарии меня волновала — внутри я всегда чувствовал себя солдатом.

Бодрым шагом готовых на все людей мы вышли из машины и направились в фойе гостиницы. На то, чтобы найти и снять себе номер, у нас ушел час. Сервис на казахстанских курортах всегда поражал меня своей медлительностью — комфорт здесь вечно требует времени. Нервы, потерянные во время поездки, встреч с гаишниками, общения с менеджерами, администраторами, официантами, уборщицами, продавцами во всяческих комплексах напрочь перебивают настроение отдыха. Однако мы были молодыми, крепкими людьми, мощь и сила наша вдохновляла и заставляла не обращать внимания на подобные мелочи. После нечеловеческой борьбы со строгой девушкой на ресепшн мы сняли люксовый номер на втором этаже и, наконец, разгрузили свои сумки. Очень хотелось есть.

Мы спустились с голыми торсами к бассейну, мимо бильярдной, бани и ресторана. По выложенному плиткой променаду гуляли такие же полуобнаженные бездельники, как мы, и несколько симпатичных девушек. Откормившись жареной курицей, наша веселая четверка окунулась в воду и продолжила свой путь дальше, к пляжу. Проходя по мостику через небольшой вонючий пруд, над которым носились жуки, комары и другая мелкая тварь, я заметил, как под слизкой, грязной водой плыл какой-то хвостатый мерзавец — ужасно непропорциональный грызун, похожий одновременно на бобра и на суслика. Возможно, что это был мутант, родившийся из чьей-то блевотины, выросший в радиоактивных условиях и пожирающий по ночам маленьких человечьих детей. «Я бы мог написать про это существо книгу ужасов, как Стивен Кинг, и стать знаменитым!» — улыбчиво подумал про себя я.

Местность пляжа была в меру запущена. Тут и там попадались сигаретные бычки и пустые бутылки от пива. Но еще более запущенными казались бледные, неспортивные, животастые люди — местные и приезжие — отдыхающие на грубом песке. Все неудобно лежали там: девочки, пацаны, их родители. Мы примостились на шезлонгах, распили привезенный с собой Jack Daniels, и мне похорошело. Вода в озере казалась купоросово-синей, легкий ветерок был свеж, солнце нещадно палило, и вдалеке на поверхности миниатюрных волн показался белоснежный катер. Почти как в Монте-Карло, почти.

Капитан Очевидность — опасный фантазер и донжуан номер один в городе Алматы. Словно коршун, он налетел на всех сидящих вокруг молодых самок одновременно. Породистая внешность и веселая открытость Капитана не оставили никого из них равнодушной. При этом он ставил им на своем сотовом телефоне песню «Es sit u n’existe pas» Джо Дассена. ЧЗМИ сидел в позе стервятника и наблюдал за каждым проходящим мимо купальником. Мы с Алмазяном, как выразился бы сержант Роджер Мюрто из «Смертельного оружия», были слишком старые для этого дерьма. Поэтому мы оставались на покатых спинках своих шезлонгов и философствовали.

— Какая в жопу любовь? Женщины, девушки, девочки и особо сентиментальные мальчики придумали и обоготворили любовь, потому что им просто хочется что-то чувствовать, помимо банального сексуального влечения. Мы хотим чувствовать тепло, скучать в коротком расставании, болеть и страдать в разлуке, хотя все это абсолютно неестественно. В биологическом смысле мы не так далеко ушли от животных и то, что мы подразумеваем под «любовью», длится не более трех-четырех лет — время, за которое мы можем родить потомство и позаботиться, чтобы оно было здоровым. После этого нам хочется новой самки или нового самца, и этот страшный закон природы беспристрастно разрушает семейные узы и моральные ценности людей, — говорил я пьяный, кажется, что-то в этом роде.

— А для чего тогда жить, Ерж? Ради денег? — Ради славы, друг мой. Изысканной и возбуждающей. Ничего, более величественнее славы я не вижу. Быть иным, свежим и всемогущим. Жизнь большинства людей бесполезна — они поедают то, что производят, плодятся, налоги платят. Днем и вечерами они обычно жрут, а потом после десяти спать ложатся. Вырваться из этого круга — не это ли высшая цель? — Разобьешься ты о скалы собственных заблуждений, Рашев, — хитро улыбаясь, говорил мне Алмазян.

Я нарисовал пальцем на темно-коричневом песке женщину с распахнутыми ногами. Я рисовал ее бессознательно и между ног ее изобразил довольно реалистичную вагину. Выкурив очередную сигарету, я художественно затушил бычок в ее промежности. «Et si tu n’existais pas, dis-moi pourquoi j’existerais? Pour traner dans un monde sans toi, sans espoir et sans regret» — изливал поблизости душу Джо Дассен.

Погода на Капчагае переменчива и солнце довольно быстро исчезло за тучами. Уже весьма пьяные, мы начали собираться обратно в номер, когда обнаружили, что потеряли ключи. Капитан Очевидность предположил, что если они остались в номере, то мы их найдем, а ежели их украли, то мы их не найдем. Однако же, ключи быстро нашлись, и мы продолжили свой кутеж уже в компании каких-то развратных девиц, на диванах продуваемого помещения. Одна из них носила желтое платье и любила прилюдно ковыряться в носу. В это время на улице поднялся резкий и сильный ураган. Ветер издавал завывающие звуки и неожиданно наступила ночь. Открыв балкон, я вышел на воздух и услышал неподалеку дикий ор разъяренной толпы. Я был озадачен и испуган.

— Неужели революция? — прошептал я.

Однако фантазиям моим не суждено было сбыться. Поблизости, оказывается, давал концерт рэпер Тимати.

Ветер стих, и вместо запаха мусора и мочи над Капчагаем воцарился запах сладкого фруктового лета. Я вернулся в номер и выпил две рюмки водки подряд. Посмотрев на сидящих рядом с нами девушек, я осознал, что в этот день судьба не приоткроет для меня свой тяжелый театральный занавес и не покажет будущее, поэтому я мирно уснул. Проснувшись через некоторое время, я увидел, как на соседнем кресле, среди недопитых бутылок и рассыпанного табака, разъяренно сношалась какая-то парочка. Или это мне приснилось. В любом случае, я быстро подскочил и выбежал на улицу в одиночестве. Нигде не было покоя. Из разных номеров гостиничного комплекса раздавались всевозможные крики — звуки секса, драки, песен, скандалов, разборок и веселья. Из комнаты в комнату, словно мыши, трусцой перебегали обнаженные люди с алкоголем в руках. В главном ресторане зоны отдыха, по всей видимости, проходила чья-то свадьба. Я делал шаги в сторону воды. Мечтал ли я о чем-нибудь? Я не помню. Во всех моих воспоминаниях нет никакой системы. Определенная томительность настроения стояла тогда в воздухе. Ночь на Капчагае стояла жаркая.